Наталья КОЖЕВНИКОВА. ПРЕД ДОЛГОЙ РАЗЛУКОЙ. Поэзия

 

Наталья КОЖЕВНИКОВА

ПРЕД ДОЛГОЙ РАЗЛУКОЙ

 

* * *

Возле города моего – река,

Заповедный лес, божий свет.

Что ж берёт меня в оборот тоска? –

В этом городе меня нет.

 

Ночью встану – за окном белый сад

Среди звёзд плывёт в небеса.

«Это сон, – твержу я себе. – Назад

Нет пути…».
                              На траве роса.

 

А луна взойдёт – ей-то всё равно –

Сад и дом взовьются трухой. 

Вся родня лежит на горе давно,

Где великий стоит покой.

 

Есть друзья, есть враги – как же без них?

Только на сердце бесприют. 

За рекою той средь лесов глухих

Соловьи как всегда поют.

 

А на каждой улице знаки есть,

Незаметные, словно тень.

Где жила любовь и являлась смерть,

И роняла свой цвет сирень.

 

Свистнут птицы-дни, пролетят века,

Кто-то будет смотреть им вслед…

Возле города моего – река,

Заповедный лес, божий свет.

 

* * *

Как сникала трава-мурава

Возле нашего счастья-ночлега,

Говорила: «Давай, муж, дрова,

Опасаюсь я близкого снега».

 

Небывалые раньше ветра

Все следы наши сдули с терраски.

Кто же знал, что назавтра, с утра

Ждать придётся другой мне опаски?

 

А она пробиралась к крыльцу

В девяносто уступчивом первом,

И вела к роковому концу,

И хлестала наотмашь по нервам.

 

Продан дом наш с тобой за гроши,

На испуг взяты сосны на горке,

И роняют на землю иголки,

Трепеща на исходе души.

 

Вот и всё – улетают во мглу

И лицо твоё в траурной рамке,

И засохшие лилии в банке

На терраске с мольбертом в углу.

 

Не стесняясь, пирует ворьё,

Опуская страну к мезозою,

И Бессмертный подмётки сорвёт,

Грохоча по брусчатке кирзою.

 

Одиночество схватит в полон

И сожмёт свои адские клещи…

Я в сочельник увидела сон,

Говорят, что он может быть вещим:

 

Божья Мать опустила лицо

Над землёй и в молитве гласила:

«Свой Покров я продену в кольцо,

Разверну – и накрою Россию…».

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ В ОРЕНБУРГЕ

От Северной Пальмиры с небом ртутным

отличен разноцветным солнцем утром,

где львы на каменных ступенях,

забытые, по очереди спят;

а ночью сходят вниз воды напиться

к реке, наказанной царицей,

где ивы замерли стыдливо,

подолы опустив свои до пят;

с ухмылкой Пугачёв таит дубину

и Азии показывает спину

чугунный Лётчик, сам ещё не зная,

что рядом подрастёт летун другой,

невиданной космической закваски,

и смотрит на прохожих без опаски

олень сарматский с мордой золотой;

в кофейнях мало мест; ты растворился,

как в чашке, раздвоился, растроился

воскресным утром в солнце разноцветном,

в фонтанных брызгах, в аромате роз.

Плывёт пегас над домом у поэтов.

Пойди, поймай, сегодня нет запретов

на слог любовный, мотыльки созвучий,

и что ни скажешь, будет не всерьёз.

 

* * *

Как тянет туда, где лишь ветер забвенья

В песках первозданных, и зримо мгновенье,

Где вечные сосны над светлой рекою

Стоят, истекая медовой смолою… 

Как долго они воскресали из пепла,

Как медленно песня росла в них и крепла!

И вот расплескались над светлой рекою,

И сердце живое забилось с тоскою

О том, что исчезло, да вряд ли и было,

Что душу томило, что жадно любило,

И стало песком и водой перекатной,  

Незыблемым лесом, зарёю закатной…

 

* * *

За белым светом небосвода,

За тайным шорохом травы

Лежит безмолвная свобода,

Где все неверные правы.

Где бродят призраки, и та же

Печаль таится на устах,

Кресты и пажити в пейзаже

И тень от радуги в кустах.

Слёз не скрывай. Они тужили

О том же, видно, раз впотьмах

Холмы зелёные сложили

И молнии зажгли в углах.

Ни звука, ни следа копыта

От жизни той, от скорби той.

И лишь в реке, на дне забытый,

Блистает серпик золотой.

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Говорят, в Петербурге не выпросишь снега.

Так и есть. Но пришло Рождество. Ну а с ним

Первый снег, как любовь: он нагрянул с разбега,

И обнял, как пришедший домой пилигрим.

Город кружевом белым везде оторочен,

Словно царский кокошник надел на сверкающий лоб.

Первый снег абсолютно невинен и точен,

Он ложится, где Бог повелел. Вот сугроб

Потеплел, у снежинок весёлые лица.

Улыбнись же и ты, наконец, дорогой!

Первый снег, как мальчишка, плетёт небылицы

И хрустит озорным леденцом под ногой.

Скоро выгонят, знаю, его в пустоту,

А пока он летит, ни на что не похожий,

И спешит вслед за ним неприметный прохожий,

Признающий сегодня его правоту.

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ВНУКУ

Спи, мой крылатый… Лесными дорожками

День убежал далеко.

Встала на цыпочках ночь за окошками,

Белая, как молоко.

 

Лишь ветерок невесомый, баюкая,

Тронет твою колыбель.

Завтра проснёшься – из леса, аукая,

Выйдет знакомая ель.

 

Станут трещать за оврагом с лягушками

Дятлы да доски мостка.

Спит под кроваткою ящик с игрушками,

Ждёт твоего голоска.

 

Где-то за облаком, белым как пёрышко,

Молча летит самолёт.

Тихо качается белое гнёздышко

Целую жизнь напролёт…

 

* * *

Я сюда возвращаюсь опять и опять,

Он не ждёт и не помнит меня, этот город.

Две родные души на перроне обнять

И слезинку смахнуть незаметно за ворот.

 

Завтра в гости к Атлантам пойдём и к Неве,

Что баюкает всласть корабли у причала.

Я, мечту о свободе держа в голове,

Жизнь понять захотела сначала.

 

Смысла нет упрекать, что продрогла душа,

А в свидетелях речка – улики все в воду,

Да Балтийское море, неровно дыша,

Подтопляет мосты иногда в непогоду.

 

Не скупись в одночасье на милость одну,

Ту, что Бог называет дословно любовью.

Я уверена, солнце, спускаясь ко дну,

Не заставит меня шевельнуть даже бровью –

Я останусь, останусь с тобою…

 

* * *

А в мире из веток и снега

Над чёрной живой рекой

Такая невинная нега,

Такой невесомый покой,

Что хочется петь или плакать

Безмолвно, без светлых слёз. 

Там, в городе, гарь и слякоть,

Здесь щёки щиплет мороз.

СнегА – метра два и поболе,   

И можно поверх осин

Скользить, задыхаясь от воли,

В безвоздушную синь.

А губы замёрзнут, ладони –

Стоит лишь раз посвистеть,

Смеющийся лыжник догонит,

Чтобы их отогреть. 

 

ТЮЛЬГАНСКИЙ ЛЕС

В нём зима поселилась навек,

Но живая речушка журчит,

И невидимый дятел стучит

Средь осинника, вросшего в снег.

Чьи следы там? Мне чары развей!

Рядом чудные звери сидят,

То ли грезят о чём, то ли спят,

Лапы свесив с промёрзших ветвей.

Отвернёшься – идут по пятам,

Тронешь палкой – рассыплются в прах.

Вслед сорока, презревшая страх,

Застрекочет – такой шум и гам!

И опять тишина. В облака

Вьётся хитрой восьмёркой лыжня,

То сводя там с любимым меня,

То опять разводя на века.

 

КАРТИНА

Утро. За окнами синь.

Слышишь? – Затенькали птицы.

Лето, раздолье, теплынь –

В травы упасть и забыться!

В бочке с водой дождевой

Плавает белый кораблик.

Это не может быть твой

Самостоятельный паблик?

Присланный мне наугад:

Если узнаю – отвечу.

Бабочки благословят

Нашу вербальную встречу.

Помню, печаль затая,

Знаю – она не обманка,

Эта картина твоя

В белой дешёвенькой рамке.

 

МАМИНЫ СНЫ

Во сне зенитки палят в зенит.

«Ложись!» – кричит командир, зверея.

Кузнечик в рыжей траве звенит,

и можно встать, и жива батарея.

А сбитый «Хейнкель» свалил в закат,

где пылают Волга и Сталинград.

 

Пылает время и ждёт меня,

она не знает ещё об этом,

как о победе в сиянье дня,

и стану ли я потом поэтом…

В прицеле плавится бомбовоз

и страх сознанье пробьёт насквозь.

 

«Огонь!» – и бомбы летят назад,

зенитка снова стрелять готова!

Обласкан утренним солнцем сад,

и нет войны, и о ней – ни слова.

Но есть письмо без дат и вестей,

и в нём одно – «Береги детей…».

 

СТАНСЫ НА БЕРЕГУ КАМЕНКИ

…и заглянула я за край…
                      Нина Буйносова

Мы остаёмся ополченцами
      Не всеми преданного Слова.
                  Юрий Кублановский

Здесь, куда ледник дрейфующий

Докатил, рыча, валуны эпох,

что река размашисто раскидала,

обсадила соснами как попало,

но с веками съехала в бездну, в лог,

где и месяц сонный давно продрог –

вдруг узнать, что жизнь-то дороже

санкций, денег, войн и шенгенских виз,

стоит лишь ноге соскользнуть вниз…

Впрочем, есть дела поважнее,

чем заглядывать в мезозой

вместе с ветреной стрекозой…

А искать в миру снова и снова

ополченцев данного нам Слова.

 

* * *

Спилили в парке вчера ветлу.

С дыханьем лёгким опали листья,

и стайка птиц на сыром ветру

замолкла разом в небесной выси.

Но как берёза-подросток рядом

затрепетала от ужаса – видел ты?

Ей светлый день показался адом,       

финалом жизни, её судьбы.

А ночью молний змеиных жала

гасила молча внизу река.

И долго деревца плоть дрожала,

хоть бури не было здесь пока,

и даже тихого ветерка.

 

* * *

За Боровкой мерещится, множится тьма,

словно стаи ворон собрались отовсюду,

предвещая беду. Я сегодня сама

не своя и отныне до века ничья,

поминальную мою посуду.

 

Входит ветер, сам-друг, аки посуху в дом,

и скребётся о душу засохшая ветка.

– Ты поспи напоследок в гнезде-то родном,

если страшно – молитву твори, что ж теперь…

– посоветует скорбно соседка.

 

Затаю не обиду на жизнь, а любовь,

знать досужим о ней, неминучей, не надо.

Всё сбывалось. И мялась ковыльная новь

в полудневной истоме уральской степи

от нечаянного звездопада.

 

Как в начале знакомства, тебя я на «Вы»

называю, и плачу, не слыша ответа.

Только «скорый» грохочет, летя до Москвы,

где не верят слезам, а вдогонку стихам,

но зато от ворья нет просвета.

 

Что останется в сердце для жизни иной

в летний зной и осеннюю морось? –

В изголовье звезда, Божья высь за стеной,

над речным перекатом летящий в закат

паутины серебряный волос.

 

НОВАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Падаю перед бессмертьем

звёзд, летящих во тьму,

непостижимых сердцем,

неподвластных уму.

Как космонавту разбиться

в этой сонной степи,

знают они… Что, не спится?

Спи, мой любимый, спи.

Снова в космической пасти

в файл один сведены

отблески вражеских свастик,

гулы прокси-войны.

Пахнет полынью подушка,

спи, любимый, поверь,

дремлет за речкой «наружка» –

серый каверзный зверь.

Здесь, на земле, не слышно,

кто там гонит волну.

Вызрели к вечеру вишни –

хватит на всю страну.

Где-то взлетели ракеты,

цель живую ища,

где-то воины Света

встали, их сокруша.

 

«КАТЮША»

С звёздно-алым знаменем советским,

что нашла в развалинах родня,

шлю бойцу под Северодонецком

птицу счастья завтрашнего дня.

 

Снова выйдут вечером на берег,

кто не видел, скажет: «Это фейк!»,

кто узнает – в жизни не поверит, –

правнучки Катюш и Параскев.

 

Песня в подсознанье, хочешь – слушай,

хочешь – нет, пробьёт и неба твердь,

и сегодня гимном входит в душу

тех, кто в окулярах видит смерть.

 

Да, мы в берцах, «брониках» и касках,

но ведь сердце вовсе не броня,

и хранят улыбки из-под масок

птицу счастья завтрашнего дня.

 

КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ВОЙНА

Когда закончится война,

и море встретит нас и горы –

кому война, как мать родна,

наверно, это будет горе.

Бог им судья… «Калибры» бьют,

как говорят, по целям точно.

А здесь – здесь иволги поют,

дымят заводы днём и ночью.

Здесь тыл, как некогда, не бой

из сорок первого, по слухам.

Старухи в храм идут гурьбой,

молиться загодя за внуков.

И каждый час, как метроном,

читает диктор сводки с фронта,

но жив – не скажет ни о ком,

огонь и дым до горизонта.

Сентябрь. Полгода как война,

и время смято в детском плаче,

и чтоб закончилась она,

«Калибры» бьют. А как иначе?

Когда закончится война…

август 2022 г.