Александр БАЛТИН. ТОНКАЯ И ГРУСТНАЯ МУЗЫКА. О прозе Игоря Михайлова
Александр БАЛТИН
ТОНКАЯ И ГРУСТНАЯ МУЗЫКА
О прозе Игоря Михайлова
Игорь Михайлов, будучи ярко самостоятельно-индивидуальным и в мелодике построения фразы, и в узлах конфликтов, что завязываются в недрах текста, – наследует замечательной традиции музыкальной прозы…
Тени Бабеля и Юрия Казакова благосклонно улыбаются, вглядываясь в словесные орнаменты, столь искусно и колоритно сплетаемые Михайловым…
Необыкновенная музыкальность, вспыхивая мелодией жизни, столь естественна, будто и жизнь сама, – сплошное движение музыки, дыхание её, обволакивающее порой снежно:
«Совсем забыл я, чем в этот снежный день занимался. Всем и ничем, чем можно или нельзя: чепухой.
И чепуха была похожа не снег, легкий, пушистый снег. Когда он не падает, а словно висит в воздухе».
Сюжетность жизни бессюжетна: нет, разумеется, всякий день наполнен разнообразной малостью, что кажется нам чрезмерно важной, и, тем не менее, большая часть дней – это мотивы повседневности с каплями очарований и иглами разочарований; и то, как Михайлов начинает рассказ, словно вводит сразу в… метафизику жизни.
Нежно пролитое млеко слов…
Тональность разочарования просквозит: герой-автор чётко позиционирует себя в данности: Я в каком-то смысле я и сам б/у.
Сюжет проступит – но дело не в нём; дело тут в – своеобычной волнистости-волшебности фраз, собираемых с той мерой виртуозности, когда и не написано будто, а выдохнуто, не говоря – прожито.
Но сюжет проступит: раскроется почтовое отделение, и наблюдательность писателя позволит определить его, как: Вселенная почты…
Всюду ведь – своя вселенная, стоит всмотреться как следует, вчувствоваться, вслушаться в подтекст бытия.
Замечательно, одной фразой рисуется случайный персонаж, придающий рассказу «Ветка рябины» дополнительное очарование:
«Тут выросла грозная, как утро, тетка в бурке, и бабулька кинулась ко мне…».
Вкусный язык Михайлова требует медленной работы чтения, неспешности; призывает к перечитыванию…
Фразы мелодично отливают серебром.
Есть и такой поэтический перл:
«Пустота, наполненная тишиной. Как будто вечность спустилась с небес».
Поэтичность языка максимальна: и действительно – будто пресловутая вечность, приобретая облик «Ветки рябины», прикасается к читательской душе задумчиво и нежно; грустно, конечно, – а что в нашей жизни не грустно?
…«Аратамус» – так зажжётся название другого рассказа; и он пройдёт… серией вспышек, своеобразных озарений-откровений; пройдёт по душе, заставляя сравнивать свой опыт с тем, что, обработав художественно, предлагает писатель.
…Вообще, свойство жути, которую нельзя не посчитать персонажем действительности, – проступать в самых, казалось бы, обычных ситуациях яви:
«...Джальсан, он же Роман, маленький негодяй лет десяти, вот уже минут тридцать прыгает по дивану.
Прыгает вдохновенно и радостно, как ртуть.
И я бы, будь чуть помоложе, попрыгал бы вместе с ним. Или бы упрыгал из этой жизни».
Онтологический ужас жизненного проигрыша?
Но эстетическая сила языка уводит от сих ощущений, хотя «Аратамус» и пронизан эсхатологической музыкой…
Что ж – так сильнее впечатается в сознание, точнее задержится в памяти.
…Время в рассказах писателя слоисто: ассоциации плетутся густо, и, словно проскальзывая по их каналам, находишь неожиданные повороты, не говоря – метафоры.
Острые огни стоицизма вспыхивают в узлах философии, навязанной жизнью:
«Но зато я с младых ногтей познал истину. А истина такова: мир обойдется как-нибудь и без твоих к нему претензий, а ты, если тебя что-то тут не устраивает, вали, куда хочешь!».
Сложно оспорить: хотя опыт познания сего болезненный, как хирургическое вмешательство без наркоза.
…Проиграет ли герой?
А все проиграют: но ощущение янтарной или перламутровой плёнки, через которую Игорь Михайлов так своеобразно показывает жизнь, не покидает при чтении, и – даёт волшебное послевкусие…
А так – все проиграем, ведь известно, чем заканчивается жизнь, и совсем неизвестно: позволит ли кто-то растворяться в литературе после её физического завершения.
======================
(От Редакции ДЛ: рассказы Игоря Михайлова см. здесь на сайте)
Очень точное название - "Тонкая и грустная музыка".
Размышления о вечном у Игоря Михайлова пропитаны таким неуловимым состоянием души человеческой, такой её болью за несовершенство земного бытия, что не может не отозваться, не откликнуться собственной болью и страданием (состраданием). Хотя мировоззрение прозаика не всегда созвучно твоему, читательскому.