Анатолий СМИРНОВ. НЕВЕСОМА С РОЖДЕНЬЯ ДУША… Поэзия

 

Анатолий СМИРНОВ

НЕВЕСОМА С РОЖДЕНЬЯ ДУША…

 

* * *

Бренной жизни период последний

Проживая, и ночью и днём

Я хочу и ищу впечатлений,

Обжигающих душу огнём.

 

Не по мне неподвижность покоя;

Резонируют в чувства мои

Быстрых молний блистанье тугое

И гремящего ливня струи.

 

Даже в душной февральской берлоге

Свистом вьюги клонимый ко сну

Я мечтаю о чёрной дороге,

Уводящей полями в весну.

 

И свевает сквозь зимнюю дрёму

В ощущения память моя

То чарующий запах черёмух,

То взыскующий зов соловья,

 

То денёк, когда в майской полуде

Мне шептали в реке камыши:

«И по смерти покоя не будет

Для твоей первобытной души».

 

* * *

Белый мартовский рассвет.

Ветки голые в окне.

В бледном небе синий свет.

Голос Бога в тишине,

 

Неразборчивы слова…

Но на что тебе пенять,

Если сам себя едва

Можешь ты на треть понять?

 

* * *

Снова май и ветер с листьями

Шелестящий сеют звук…

Как дойти до правды-истины,

Если всё идёт на круг?

 

Дураком родишься, к старости

Поумнеешь, взморщив лоб, –

В истине пожить бы в малости,

Да пора ложиться в гроб.

 

Уж тебе на смену тянется

Внук, что саженца игла,

И шатается, как пьяница,

Между стен добра и зла.

 

На них знаки не оттиснуты,

Они схожи меж собой,

И что в книгах понаписано,

Поверяется судьбой.

 

Небо синее над листьями,

В небе только облака…

Как дойти до правды-истины,

Если жизнь так коротка?

 

* * *

Встал новый май на шлях годов

И вновь лесистые угодья

Покрыло с таяньем снегов

Ручьёв и речек половодье.

 

Вновь испарения болот

И блеск зари твердят средь чащи:

«Неназываемый грядёт

Неуловимый, Настоящий!».

 

О Нём, скрывающем свой вид

Под маской космоса, как сором,

Кукушка майская кричит,

Хрипит, паря над бором, ворон.

 

О Нём, о Нём со всех сторон

Над дном земли, как аналоем,

Идёт стволами медный звон

И пахнет ландышем и хвоей.

 

О Нём ложится в колею

Заря багряным поцелуем.

О Нём, о Нём в лесном краю

Мы от рождения тоскуем.

 

Чтоб Он, распутывая нить

Судеб души, судеб Отчизны,

Дал жажду жизни утолить,

Наполнив чашу смысла жизни!

 

* * *

Опереться десницей на свет,

Встать ногами на быструю воду

И пойти по течению лет,

Обретая простор и свободу,

Мимо сёл, утонувших в траве,

Городов, озаботивших лица,

Чтобы ветер гулял в голове,

Чтобы небо играло в зеницах!

Чтобы стала вся жизнь хороша,

И в страданьях, и в запахе пота…

Невесома с рожденья душа,

Невесома и хочет полёта!

 

* * *

Из окошка открытого тянет

Тополиной пахучей весной.

Пробуждаются в сердце страданья,

Растекаются в спальне ночной.

 

Из старинного мрака и горя,

Из судьбы, поднимающей крик,

Выплывают зеркальное море

И бросающий невод старик.

 

В дольнем мире всё криво и зыбко,

Но для слов раздвигает уста

Золотая волшебная рыбка,

Нисходящая в душу мечта.

 

Даже если немного я стою

Для небес, раззвездившихся в ночь,

Уводи меня, жизнь, за мечтою,

От сетей уплывающей прочь.

 

Через бедность, страданья и беды,

Через вои волков на луну

Уводи по светистому следу

В вышину, в далину, в глубину!

 

* * *

Для всех ты умерла, но ты живёшь во мне,

Как дымный лунный свет в озёрной глубине,

Как ивовая тень, влепившаяся в свет,

Как на озёрном дне осадок прошлых лет.

 

Меж дум моих и чувств живёт твоя душа

Так, как в лесу ветра живут, листвой шурша.

И, будто воплотясь, средь тёмной тишины

Приходишь ты живой в мои ночные сны.

 

Приходишь, чтоб помочь мне беды побороть…

Бессмертна в нас душа и смертна наша плоть,

Но до тех пор, пока не кану сам в золе,

Я – дом твоей души на солнечной земле.

 

Как храм, что в честь тебя воздвигнут на крови,

Я – дом твоей души по прихоти любви.

 

* * *

Бегущий от церковной веры

Иду сквозь время, как сквозь тень;

Сто тысяч лет до нашей эры

Мне как позавчерашний день.

 

Иду, чтобы осмыслить слово,

Которым пращур мой блистал,

Что о рождении Христовом

И не гадал, и не мечтал.

 

Он был нечёсаным, небритым,

Зато прекрасно бегал кросс

С копьём вослед парнокопытным,

А ночью слышал голос звёзд.

 

В круг невеликого народа

В пещере сказками шурша,

Он был и в них сама природа

И в тот же миг её душа.

 

Не прибегая к укоризне

Того, что составляло быт,

Он сердцем чуял сущность жизни,

Пробившей пламя и гранит.

 

Он жил со всей вселенной вместе,

Она легко вместилась в нём.

Его святое благовестье

В том, что мы верим и живём.

 

ПОЭТ

Не желал прожить он века пленником

И не пел про БАМ и Бодайбо.

Он несовременен современникам,

Современен Данте и Ли Бо.

 

Боги его даром не обидели:

Лишь вокруг затихнет суета,

Зрит он лица Брута и Овидия,

Ловит речи Будды и Христа.

 

В Африке, в Америке и в Азии,

Хоть и не был, всё увидеть смог, –

Для его формующей фантазии

И пределы мира, как дымок.

 

Выходя за кромку звёздной млечности

В даль, где и науке места нет,

Чутко слышит грозный голос Вечности,

Чётко видит Смысла ясный свет.

 

СТРАХ

На площадь выбрался он с людного вокзала.

Цыганка подошла:
                                       – Дай погадаю, князь!

– Да ну тебя… – рукой махнул.
                                                         Она ж сказала:

– А завтра ты умрёшь, – и прочь пошла, смеясь.

 

– Вот дура! – крикнул он. – Ты плутовством цыганским

Средь лохов промышляй, а я давно учён!

Лиловая гроза сгущалась над Казанским,

Над Ленинградским день ещё сиял лучом.

 

Поймав такси, он сел и покатил до дому

Сквозь гулкую Москву, сквозь дождик проливной.

Всё было, как всегда, и всё же по-другому.

«Ну что, – подумал он, – случится здесь со мной».

 

Жена открыла дверь, обнял и чмокнул в губы.

Она ж опять свою продолжила игру:

– Ну что, теперь махнём в Анталью, лис мой любый?

– Загадывать зачем? Вдруг завтра я умру.

 

– Умрёшь? Да у тебя здоровье космонавта!

Пойдём к борщу!
                              И он побрёл с тоской в глазах

Да с мыслью: пережить бы как-то это завтра.

А сердце всё щемил наивный детский страх.

 

* * *

Всё слабее юных муз звучание

в нашем веке грубом, как кирза.

Молодые нынче – все не ранние,

кто под тридцать, многие и за.

 

В излученьях интернет-локации,

в испареньях блоговой тоски

из-под толстой свалки информации

вылезают хилые ростки.

 

И рычат над ними, словно скреперы,

под себя ровняя горы чувств,

языком болтающие рэперы,

вурдалаки кладбища искусств.

 

И глядишь на них, как оглоушенный,

как на щук зубастых карасём…

В тридцать семь уже не стало Пушкина,

а ведь Пушкин – это наше всё.

 

Не помогут бром или магнезия

излечить безумие в судьбе…

Раз народу не нужна поэзия,

значит – он не нужен сам себе.

 

* * *

Синий жаркий далёкий сон –

Небо, пальмы, песок и море,

Уж давненько не снился он,

Будто разум с мечтами в ссоре.

 

Снится город, в нём тарарам

Потных толп и моторов многих.

Снится полусожжённый храм

У заросшей травой дороги.

 

Снится ночь средь полей, луна,

Обрыдавшая светом дали.

Не мечтами душа полна,

А предчувствиями печали,

 

Как тогда, когда страж принёс

Саломее главу на блюде.

Видно, много придётся слёз

Вскоре выплакать всюду людям.

 

* * *

Малый город, довольно старый;

берег Волги; закат-краса…

Время блогеров и пиара

любит точные адреса.

 

Парк – повислых берёз дремота,

щебетание малых птиц…

Время блогеров любит фото

и не любит типичных лиц.

 

Отражается в водной глади

храм Дмитрия на крови…

Время блогеров денег ради

убегает от тайн любви.

 

Двинул с музыкой от причала

многопалубный теплоход…

Время блогеров знает мало,

чем молчащий живёт народ.

 

Меркнут краски, густятся тени,

виснет месяца медальон…

Время блогеров мне до фени,

я живу средь иных времён.

 

* * *

Над сиреневым майским бульваром

ночью душный висит аромат.

На скамейках влюблённые пары,

обнимаясь, целуясь, сидят.

 

Хорошо же здесь ночью погожей –

и летят к фонарям мотыльки,

и бредём мы шагами прохожих

от бессонниц своих, старики,

 

и в выси льётся жёлтая лунность

между редких над городом звёзд…

Но сменял бы я старость на юность –

для меня нерешённый вопрос.

 

С этой жизнью в любое мгновенье

так бодаюсь я с силой быка,

что отдать свою смерть за рожденье

ещё раз не готов я пока.

 

* * *

Живут в пространстве и сегодня,

Пройдя по душам тыщи лет,

Преображения Господня

Мгновенья лёгкие, как свет.

 

И пусть нам чисел бесконечность –

Непостижимая длина,

Мгновение являет вечность,

Когда нырнёшь в него до дна.

 

Ну, например, сбежав от прозы

Забот, которыми влеком,

Сольёшь свой вдох с дыханьем розы,

Став её дымным лепестком.

 

* * *

Зачем, поэт, ты строки строчишь

И шьёшь стихи, что так легки?

Уж лучше б шил, забыв о прочем,

Трусы, рубахи да портки!

 

Небесной пробавляясь пищей,

Что люд не ставит даже в грош,

По жизни пробредёшь ты нищим

И оборванцем в гроб сойдёшь.

 

Иль вправду слов ритмичных звуки

И зыбких образов цветы

Дороже денег, выше муки

И слаще женской красоты?