Руслан КОШКИН. ЧЕМ КИЧИШЬСЯ-ТО, СЕМЯ ТЫ КАИНОВО? Поэзия

 

Руслан КОШКИН

ЧЕМ КИЧИШЬСЯ-ТО, СЕМЯ ТЫ КАИНОВО?

 

ВЕТКА

Разгулялся буйно ветер на юру.

Раскачалась ветка ивы на ветру.

   Ох, не обломилась бы ты, ветка,

   под напором бешеного ветра.

 

Разгулялась бурей злоба во степу.

Разбрехалась – на язык бы ей типун,

   на каком – калякай не калякай –

   ветка называется «гилякой».

 

Разгулялась бурей злоба в черепах.

Раздраконила округу в пух и прах.

   Разберись теперь, кто первый вякнул

   это: «Москаляку – на гiляку!».

 

От злодейства нет природе барыша.

Так откуда эта чёрная душа,

   что себе для чёрного же дела

   наперёд «гiляку» приглядела?!

 

Исподлобья злобно, хищно и хитро

мир оглядывает чёрное нутро,

и на всё, что в скверне не лежало,

смертоносное наводит жало.

 

Ох, ты ветка, «гiля», беды без числа!

И зачем же ты на иве проросла?!

   Для того ли, чтоб когда-то, ветка,

   виселицей стать для человека?!

 

Где ты, первый звавший вешать и карать?

Вон в степи лежит откликнувшихся рать.

   Бачиш? – на гiляцi не людина,

   а скажена вiд злоби країна.

 

Если кто-то не скумекал, подмогнём:

злобным словом, камнем, залповым огнём

   не швыряйся: прилетит ответка.

   Злоба, буря – обломилась ветка.

 

НЭНЬКА

Кто не знает ещё, народ,

что хохол уже век орёт,

во всю дурь верещит, визжит:

«Москалiв – на ножi!»?

 

Больше века уже вопит.

И за то уж не раз побит.

Да помёту, видать, не впрок

прежних лет горевой урок.

 

Вон – толпа, упыря лютей,

жаждет крови чужих детей,

распаляется на резню –

«москалей» потрошить, «русню»:

 

– За «країну» весь род – под нож!

И младенца на ноль помножь.

Лейся, кровушка ребятни.

«Рiдна ненька», прими, глотни.

 

«Нэнька»! Что ж это за дела?!

Ты кого это родила?

Вон один такой из толпы –

сосунок, а уже упырь.

 

Ну, а «нэнька» – как есть, в дыму,

мутный взор обратит к нему,

долго зрит, как дурит бандит,

и такое в сердцах гундит:

 

«Що ж робити з тобою, синку,

щоб не вбив ти чужу дитинку?

Що б зробити менi такого,

щоб ти вбити не змiг нiкого?».

 

Всё глядит на дурной помёт

и что делать с ним – не поймёт.

А припомнит былой залёт –

и кровавые слёзы льёт.

 

ДО НЭБА

1.

Ласковые дяди, радушные дяди

подошли к мальчонке, наивность во взгляде,

угостили щедро съестным из буфета:

«Вот тебе печенька, а вот и конфета».

Не жалели дяди хвалебного слова.

Интересовались, где дом у малого,

где его родители спины горбатят

и когда не дома маманя и батя.

Спрашивали, шарили будто рукою:

есть ли у родителей то и другое,

кем ещё их славная хата богата.

Отвечал мальчонка про старшего брата.

Обещали дяденьки сказку малому,

если он братишку спровадит из дому,

если пригласит их на чай и на сушки,

поиграть без мамы и папы в игрушки…

 

2.

Подходили взрослые, видные мэны

к удалому хлопцу, что топал со смены,

угощали «правдой», что вовсе не правда,

предлагали «прадство» – без брата, но с «Prada».

Баяли, мол, можно всё сладить на славу,

только надо братцу устроить подставу.

А резон простой – во-вторых и во-первых:

потому что братец – по жизни соперник.

Толковали что-то про «славного дiда»

и «яка вiд дiда» осталась обида.

Привязались и наущали подолгу,

сбили простачка лопоухого с толку.

Нашептали парубку, что тому «треба»,

подбивали купно «скакати до неба».

Сведущие дяди, вожди-мозгокруты…

Без вертання вийшло до неба скакнути.

 

ОТСТУПНИКАМ

Плохие вести я несу для вас, панове.

Недолго красоваться вам ещё в обнове –

тактической, с господского плеча.

Широкое открыто перед вами пекло,

и вы сигаете в него освирепело,

открывшего кляня и сволоча.

 

Вы – как аммонитяне, амаликитяне

и прочие: небытие вас так и тянет;

всё та же кровожадность, гонор тот.

Вот вам поклонники ваала и молоха.

Для них всё кончилось когда-то очень плохо.

И вас, поганцев новых, то же ждёт.

 

И тех служителей ваала и астарты

не просто так изжили мировые карты.

Изводится озлобившийся род.

А вы, паны, чего себе «наванговали»?

Ну да, из морока-то вырвешься едва ли,

когда кровавых дел невпроворот.

 

И те хеттеи, аморреи, хананеи

«во время оно», видно, так осатанели,

что и земля стерпеть их не смогла.

Вот и по вам, панове, злыдни, душегубцы,

давно тоскуют в пекле цепи, плоскогубцы,

трезубцы да кипящая смола.

 

А вы всё кровью заливаете «ватсапы».

Но не кончаются «проклятые кацапы»,

как ни пыхти заморский господарь.

И вновь мечом своим Творец избрал кого-то

для истребления, а не для укорота

язычников кромешных, как и встарь.

 

Отступники, клеймёные арийским чёртом!

Самим не жутко ли под солнцем вашим чёрным –

предвестником народных похорон?

Безумству вашему, паны, предел не виден…

А не опомниться ли, вроде ниневитян,

пока не пересёк пути Харон?

 

ОСАДКИ

Осадки в виде снега и дождя,

земли и пепла

наваливает яростно вражда.

Привет из пекла.

 

Враждою мир и хаосом объят,

во зле поскольку.

Снаряды и мгновения летят,

летят осколки.

 

Осадки в виде битого стекла,

огня и стали,

больные души, мёртвые тела –

привычны стали.

 

А за межой в бетоне и броне –

вражина лютый.

На той, объятой злобой, стороне

неужто люди?

 

Как будто жахают наверняка

те, из геенны.

И нет спасенья ни для мирняка,

ни для военных.

 

Осадки в виде крови и свинца.

«А в виде манны?» –

вопрос в окопе мучает бойца.

Мечты обманны.

 

Горюют по подвалам старики:

«За что нам это?!».

Кранты всему уже не далеки,

по всем приметам.

 

Смотри: на нас уже метеорит

летит из бездны!

Не так ли с нами – тщетно – говорит

Отец Небесный?

 

НАСЛЕДНИКИ

Искони на семи мир шатает ветрах,

по земному лицу носит семя и прах.

Народясь, приходили народы сюда.

И потом уходили, порой без следа.

Извергались какие-то с лика земли,

коль её меж собой поделить не могли.

Были разного семени здесь племена.

Кровью ими земля эта осквернена.

 

Тьмы и тьмы. В толпах, полчищах, ратях и ордах

сколько было их – вольных, могучих и – гордых!

Как свинтили на вечный заслуженный отдых?

На каких они жарятся нынче курортах?

(То есть там, за чертой, побирает ли чёрт их?)

Боевых и заносчивых – сколько их было!

Каково им пришлось на своих Фермопилах?

Сколько было таких – бес ли их обморочил? –

что с чего-то себя вознесли выше прочих!

Вот и ныне таких, поглядишь, – неоглядно –

о себе возомнивших какого-то ляда.

Заражённые древней пещерною спесью,

хоть бы что задирают носы к поднебесью.

И при этом, как будто высокое что-то,

мозжечками смакуют мораль готтентота.

Вот и лезет теперь у таких из подкорки:

– Мы – не то, что вон эти поганые орки.

Мы-де этих во всём будем краше и выше –

тех, кто рожей, иначе породой, не вышел.

Слава нашей (умывшейся кровью) краине!

Поклянёмся на сале и на кокаине

ей на верность и скверность, смелы и могучи!

За себя, за детей. И за внуков, до кучи.

И да хватят же голодомор и поруха

тех, кто в сале не смыслит ни рыла ни уха!

Слава нам! Слава нашенскому самочинию!

Ну а кто не согласен – мочи его!

Слава нам! – горделиво они голосят,

словно стадо голодных визжит поросят.

Трётся порос о пороса, рыло о рыло.

И кидается стадо свиное с обрыва…

 

Вновь на Авеля семя оскалилось Каина –

в жажде славы: видать, не по вкусу окраина.

И беснуется племя его окаянное –

тут и злоба, и кривда, и просто кривляние;

и умыт киевлянин в крови киевлянина;

и дешевле свинины теперь «киевлянина».

Чем кичишься-то, семя ты каиново,

семя Каина, племя украиново?

Ведь от самообмана, как от кокаина,

пропадаешь ты пропадом, Украина!

 

После мора и труса, и хлада, и глада,

после мрака и жути военного ада,

после всех столкновений, побоищ и бедствий

поле брани кому перейдёт по наследству?

Эти данные свыше земные просторы,

эти реки, моря, эти долы и горы,

вся всемирная ширь, вся Земля, вся планета –

и кому же потом всё останется это?

Сильным? Вольным? Крутым? Исключительным? Гордым?!

Устремлённым к победам, вершинам, рекордам?

Растворявшимся в общем ярящемся оре?

Обрекавшим себя и подобных на горе?

(Как ни глянь – на злодее злодей, вор на воре.)

Но они ли у Господа в вечном фаворе?

(Да не будет помянут в пустом разговоре.)

На таких ли взирают с небес благосклонно?

Таковым ли земное завещано лоно?

И не будет ли так, что над всяким укромом

вдруг Всевышнего голос раскатится громом,

от которого съёжится гордый и смелый:

– Выходите, наследники, из подземелий,

поднимайтесь из пепла, сходите с распятий,

выбирайтесь из братских могил – для расплаты?

Тише вод, ниже почвопокровных растений –

вот такие и выступят – кротко – из тени,

из-под сени спасительной выйдут – и свыше

приглашением самым особым услышат:

– Время скорби прошло. Вот и вечность веселью!

Принимайте в удел исцелённую Землю.

 

Мнящий дело своё оборонным и правым,

не забудь же душой уподобиться травам,

напитаться безмолвием вровень с водою.

Укротись – и вступай в своё право святое.

 

НОВЫЙ АТТИЛА

1.

Их крепости были ему нипочём.

Прошёлся по ним он огнём и мечом.

 

Когда-то Европа была молода.

Но с веком уходит не только вода.

И гнев был, и Божия милость –

так многое здесь изменилось.

 

Но есть ещё камни на древних местах,

что знают животный, панический страх,

что помнят несметные силы

и грозное имя Аттилы.

 

Их крепости были ему нипочём.

Прошёлся по ним он огнём и мечом,

Что стены пред ним?! Что охрана?!

Пустяк на пути урагана!

 

Аттила! Пред ордами диких племён,

что вёл за собою по Западу он,

дрожали все без исключений –

от римского папы до черни.

 

2.

Был свыше в измене их мир обличён.

С того и явился он Божьим бичом.

 

Стояла Европы судьба на кону.

Спасения не было впрямь никому

под гуннским жестоким навалом –

ни сирым, ни старым, ни малым.

 

Но Запад скумекал, что тем обличён,

и в страхе нарёк его Божьим бичом;

и поздно скорее, чем рано,

но вымолил щит от тирана.

 

А время себе продолжало идти.

И вновь совратилась Европа с пути,

по злому чьему-то расчёту

буквально отправившись к чёрту.

 

Торопится в пекло других поперёд.

И вот уже новый Аттила грядёт

на пустоши правды и веры,

на пажити кривды и скверны.

 

3.

Их каверзы будут ему нипочём.

И явится новым он Божьим бичом.

 

Суть та же, но лик его будет иным.

И Запад уже не признает вины

и, тянущийся к преисподней,

не примет направки Господней.

 

О древние камни дворцов и твердынь!

Готовьтесь к нашествию новой орды,

что станет последним, возможно,

для отчины вашей безбожной.

 

Стоит на панели она неглиже

и не опасается, видно, уже

ни серных дождей, ни потопа.

Готовься к погрому, Европа!

 

Вот новый властитель в твои города

идёт и изменит тебя навсегда.

И вот уже в порты и фьорды

заходят несметные орды.

 

4.

Сама ты себе приготовила кнут.

Вот новые гунны тебя и нагнут.

 

Им сети и козни твои нипочём.

За новым идут они Божьим бичом.

Такого не будет второго.

И заступ не будет дарован.

 

А явится новый на соплах курных.

И вслед за собой приведёт четверых:

усобицу после раскола,

поветрие, холод и голод.

 

И будет, Европа, такой тебе кнут,

что дети твои же тебя проклянут

за то и другое, и третье,

за что ты пред ними в ответе.

 

И спросит – вотще – тебя совесть твоя:

– Чего ты добилась, беспутство творя?

Какого ты наворотила?..

И смехом зайдётся Аттила.

 

И станет явившийся Божьим бичом

над миром, который уже обречён.