Татьяна МАКСИМЕНКО. ЭТОТ ОБЛИК ВЕСНЫ… Поэзия

 

Татьяна МАКСИМЕНКО

ЭТОТ ОБЛИК ВЕСНЫ…

 

* * *  

В телевизоре маски лукавы,

Не хватает возвышенных слёз…

Мы с тобою поём не для славы,

Чтоб согреться в знобящий мороз.

 

Ненавидя, умрём в одиночку,

А любя – возлетим в небеса!

Из-под ног, как огромную бочку,

Выбьет землю, нам глядя в глаза,

 

Всё такой же, как мы, одинокий,

Бог – непознанный Дух, Абсолют…

Прислонившись к берёзе высокой,

Дети сок её мартовский пьют.

 

А вокруг всё пронизано светом:

Водограй или солнцеворот…

Нас при воспоминании этом

Дрожь пронзит у небесных ворот!

 

В пустоте всё безмолвное – вечно.

Так звени, колокольчик, звени,

На моей остановке конечной,

На краю ледяной полыньи!..

 

* * *

Всё привычное исчезло:

Лёд растаял, снег сошёл,

Страхи провалились в бездну,

Дождь струится – словно шёлк!

 

Луч увижу – замираю:

Он коснулся сизых туч,

Радугой повис по краю

Леса и прибрежных круч.

 

А река Москва в апреле

Широка, как никогда!

И крещенские купели

Унесла с собой вода.

 

Первый одуванчик мыслит,

Раскрывает лепестки,

Коромысло радуг виснет

Над изгибами реки.

 

* * *

Доеду неспешно до города Бронницы,

Увижу реку, где блестит полынья,

Скульптуру лошадки, отставшей от конницы,

Прославившей в травах родные края.

 

На древней, хранящей события, площади,

Где взгляд ослепляет витрин новизна,

Опять облака проплывают, как лошади,

И звон колокольный, тугой, как струна.

 

А солнце, скользящее мимо сознания,

Сугробов касается тёплым лучом,

И ветер доносит чуть слышное ржание,

И всадников тени мелькнут за плечом.

 

Я стала бы давней истории пленницей,

Купеческих замыслов, важных персон,

Когда бы не кот, что у баньки с поленницей

Мышей караулил, и в том был резон.

 

* * *

                                         Григорию С.

Ты силён в языках, ты молод,

Ты объездил уже полмира.

Возвращаешься в свой город,

Где продымлено, скучно, сыро.

Вход в читальню с клумбой из шины,

Где газеты народ листает.

Для волнения нет причины,

Но волнение нарастает.

Брызжет интеллигент районный

Раздражением: боже правый,

Населению брак законный

Чужд… В ларьке торгуют отравой.

И какой-то важный чиновник

Уличён во взятке – сволочь!

А на клумбе цветёт шиповник,

Изгоняя запахом горечь.

А на ветке щебечет птичка,

Божий мир ей с утра – по нраву.

Удивительная привычка:

Петь на радость, Творцу во славу!

 

* * *

По вечерам преображённый ясень

Пахучей кроной прогоняет мглу,

И взгляд луны новорождённой ясен,

Чувствительной к апрельскому теплу.

 

Одна лишь ночь в апреле первобытном,

И день дрожит от радости земной:

Трава растёт в порыве ненасытном,

Дыша свободой, ею лишь одной.

 

И что мне делать, как весной смириться,

Дарящей огнедышащий закат,

И запах почек, пахнущих корицей,

И юный, упоённый жизнью, взгляд?

 

* * *

Весны особая черта:

Касаться каждого куста

Лучами, словно бы перстами,

Светиться первыми цветами,

Пыльцою воздух наполнять,

Пытаться обольстить, обнять

И осчастливить – тех, кто рядом!

Весна, из всех земных щедрот,

Надежду нам доставит на дом:

И в мае – крупным виноградом –

На землю ливень упадёт.

 

* * *

                                              Лидии Жаровой

Как нам живётся? Понемногу

Английскому внимая слогу,

Мы произносим: «фейк», «кэшбэк»,

При этом ускоряя бег.

 

Бежать, а то ведь не успеешь!

Пожнёшь, когда кэшбэк посеешь,

Советский – в прошлом – человек,

С презреньем произносит: фейк!

 

«Доход» и «выгоду» – на свалку!

Кто проявил в словах смекалку,

«Фейк» не заменит словом «ложь»:

А почему? Потом поймёшь!

 

* * *

Идём с тобою улицею тихой.

Апрельский воздух мягок, невесом…

В гнезде угомонился грач с грачихой,

И город погрузился в чуткий сон.

 

И вечер перетёк в объятья ночи.

Весенних ярких звёзд – не сосчитать.

И стала наша жизнь на миг короче,

Боясь в слезах пред вечностью предстать.

 

В АПРЕЛЕ

Ведь дождь, а на слух – барабан!..

Но вот его силы иссякли,

И солнце попало в капкан,

Но вырвалось всё же… Не так ли?

 

Теперь на простор выходи,

Где в лужах стоит по колено,

Прижав светофоры к груди,

Дорога, мигая смиренно.

 

Погода? Не быть ей другой:

Капризна, как женщина в загсе.

Тебе же не нужно другой:

Другая – на эту – не зарься!

 

Придётся маршрут изменить:

Её озадачить улыбкой,

И голову молча склонить

Над вербною почкою липкой.

 

* * *

Как детские невинные забавы,

Меняют очертанья облака.

И вновь асфальт пронизывают травы:

Так будет и в грядущие века.

 

Кто скажет, что нас ждёт за поворотом?

Века, быть может, повернутся вспять,

И нам, привыкшим к будничным заботам,

Останется не жить, а выживать.

 

И эти облака, и эти травы

Закрыв глаза, мы будем воскрешать:

Начало вешних дней, грачей оравы,

Восторг ещё способных выражать.

 

* * *

                                  Лишь зелёная карета…
                                                               Овсей Дриз

Будто утро запело в пастуший рожок,

Так шумел березняк на рассвете,

А на улицах таял вчерашний снежок,

И весна показалась в карете.

 

Этот облик весны, как царевны в гробу,

Пробудившейся от поцелуя,

Воплощает счастливую чью-то судьбу,

Вьюгу опередившую злую.

 

Воздух сыростью пахнет: не так, как вчера.

В небе – праздничном, синем, высоком,

Только солнце взошло, как в порезах кора

Заструилась берёзовым соком.

 

На окраине города в роще сквозной,

Где подснежник воскрес, коченея,

Там карета мелькнула с нарядной весной,

С лебедями, летящими с нею.

 

* * *

Стало сердце чаще рыбой трепетать

И во тьме гудящей кислород глотать.

Стало сердцу душно в тесном закутке,

С нежностью ненужной, с жилкой на виске.

 

Вдруг напоминает ночью о себе,

Страхом наполняет, вопреки мольбе.

То молчит в печали, то забьёт хвостом.

Боль сильна в начале, но пройдёт потом.

 

Знаю я, что сердце – вовсе не мотор,

Стоит мне согреться, убежать от ссор,

Разомлеть от лени – как любовь поёт

И, без промедленья, кислород даёт!

 

РОДИТЕЛЬСКАЯ СУББОТА

След состраданья на моем лице…

Заря угасла – страшно в лифт одной

Входить – и думать о земном конце,

О глыбах льда, о матери больной.

 

На полочке с лекарством пузырек

Ищу и вспоминаю Новый год

В далеком детстве: в печке уголек,

На ветке ёлки золотистый плод.

 

Шелк платья, шедший к маминым глазам,

И на ботинке – тающий снежок.

Бег времени… Какой ещё бальзам

Поможет сгладить в памяти ожог?

 

О, бедная моя! И стыд, и срам –

На жизнь без спешки право отстоять!

В субботу я в слезах ходила в храм,

Молилась Богородице опять.

 

И Матерь Божья так была грустна,

Так свечкой, озарённая, светла,

Что показалось – рухнула стена,

И я во мгле надежду обрела.