Руслан СЕМЯШКИН. ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО ЖИВЁТ ВЕЧНО. К 110-летию Никиты Богословского

 

Руслан СЕМЯШКИН

ПОДЛИННОЕ ИСКУССТВО ЖИВЁТ ВЕЧНО

К 110-летию Никиты Богословского

 

Старшее поколение соотечественников, уверен, прекрасно помнит такие замечательные песни, как «Песня старого извозчика», «Песенка Дженни», «Спят курганы темные», «Любимый город», «Темная ночь», «Шаланды полные кефали…», «Ты ждешь, Лизавета», «Три года ты мне снилась», «Песня Исидоры», «Солдатский вальс», «Песня Рощина», «Бывалый старшина», «Черноморская песня», «Приходи скорей», «Ночные зарницы», «Бывают в жизни дни», «Где ты, утро раннее», «Давно не бывал я в Донбассе», «В шахтерском общежитии», «Сияет лампочка шахтера», «Не верьте тишине», «У нас на заставе», «Молодость песней станет», «Дождь идет», «Вечернее метро», «Не смейте забывать учителей», «Берега», «Верь словам простым», «Так уж заведено», «Спасибо вам за тишину», «Объяснение в любви», «У дипломатов, как у солдат», бывшие в свое время довольно известными и даже всенародно любимыми. А какие великолепные советские вокалисты исполняли эти и многие другие песни Никиты Богословского – Леонид Утесов, Марк Бернес, Клавдия Шульженко, Владимир Трошин, Юрий Богатиков, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Муслим Магомаев, Лев Лещенко, Вадим Мулерман, Валерий Ободзинский, Валентина Толкунова, Ренат Ибрагимов!.. Целое созвездие имен, по-прежнему дорогих миллионам советских людей, воспитанных на образцах высочайшей культуры и песенного искусства, бывших в Советском Союзе массовыми, общедоступными и сплачивавшими общество в постоянном стремлении к постижению высоких светлых идеалов и целей, по-настоящему возвышавших человека, а не ниспровергающих его, как ныне, в пучину жалких страстей и низменных инстинктов.

Перечисление песен этого композитора, как и имен их исполнителей, можно запросто и продолжить. Но не их точное количество, перевалившее в общей сложности за три сотни, нас интересует. Да и всех вокалистов, исполнявших песни Никиты Богословского, стодесятилетний день рождения которого пришелся на 22 мая текущего года, назвать не так-то и просто. Глядишь, кого-то ненароком и подзабудем. Хотя, откровенно говоря, не о них, в общем-то, пойдет далее и речь. А разговор, разумеется, будем вести об их авторе, выдающемся русском советском композиторе, дирижере, пианисте, литераторе, народном артисте РСФСР и СССР, заслуженном деятеле искусств РСФСР, кавалере орденов Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, «За заслуги перед Отечеством» IV и III степеней, полном кавалере знака «Шахтерская слава», кавалере болгарского ордена «Кирилл и Мефодий» I степени и ряда других престижных зарубежных и общественных наград Никите Богословском – удивительном, самобытном художнике, прожившем большую интересную жизнь и оставившем будущим поколениям потрясающее творческое наследие, заслуживающее, без сомнения, более пристального к себе внимания, изучения и широкой популяризации.

Музыкальное наследие Богословского, о чем следует упомянуть в первую очередь, не ограничивалось лишь песнями, коих им было написано, действительно, великое множество. Композитор за долгие десятилетия творческой деятельности написал семь симфоний, симфоническую повесть «Василий Теркин» по одноименной поэме Александра Твардовского, хоровую поэму о гражданской войне «Песня о ветре» на стихи Владимира Луговского, две музыкально-лирические драмы «Незнакомка» и «Балаганчик» по пьесам Александра Блока, оперу в 2-х картинах «Соль» (либретто и стихи Бориса Корнилова), порядка двух десятков оперетт, среди которых назовем такие, как «Раскинулось море широко» (текст В.Вишневского и А.Крона), «Одиннадцать неизвестных» (текст В.Дыховичного, М.Слободского и Б.Ласкина), «Когда поют соловьи» (текст В.Гусева и В.Винникова), «Звезда экрана» (текст А.Раскина и М.Слободского), «Я люблю, Архимед!» (текст В.Масса и М.Червинского), «Алло, Варшава!» (текст Я.Зискинда), «Весна в Москве» (пьеса В.Гусева, стихи В.Винникова), «Сюрприз для предков» (текст В.Винникова и В.Крахта), «Месяц в раю» (текст Я.Зискинда), «Девушка, купленная на базаре» (либретто Я.Зискинда).

Писал Никита Владимирович также музыку и к художественным, мультипликационным фильмам, спектаклям. Таких произведений им суммарно было написано более полтораста. Среди художественных фильмов, музыку к которым написал Богословский, назовем такие известные киноленты, как «Большая жизнь» (1-я и 2-я серии), «Мать», «Ночь над Белградом», «Александр Пархоменко», «Два бойца», «Александр Матросов», «Разные судьбы», «Олеко Дундич» Л. Лукова; «Истребители», «Таинственный остров», «Дорога к звездам» Э.Пенцлина; «Безумный день», «К Черному морю» А.Тутышкина; «Трижды воскресший», «Пес Барбос и необычный кросс», «Самогонщики» Л.Гайдая; «Без страха и упрека» А.Митты; «Штрафной удар», «Легкая жизнь», «Приезжайте на Байкал» В.Дормана; «Старый знакомый» И.Ильинского; «Остров сокровищ» и «Всадник без головы» В.Вайнштока; «Кто, если не ты» Е.Кузнецова; «Долгие версты войны» А.Карпова; «Живите в радости» Л.Миллионщикова.

Музыка Богословского органично звучала и в спектаклях по пьесам и водевилям В.Гусева, В.Полякова, М.Масса и В.Червинского, В.Дыховичного и М.Слободского, М.Малюгина, Ц.Солодаря, И.Штока, Г.Мдивани, Б.Метальникова, Е.Шварца, С.Михалкова, Л.Зорина, Л.Славина, А.Корнейчука, А.Крейна, ставившихся на сценах Ленинградского и Московского театров миниатюр, Московского театра сатиры, Московского театра драмы и комедии, Театра Советской Армии, Московских театров имени Моссовета, А.С. Пушкина, К.С. Станиславского, Малого театра и других.

Что и говорить, художником Богословский в действительности являлся необычайно талантливым, разносторонним, работоспособным, ни в коем разе не устававшим творить. «Люблю работать!» – говорил он в одном из своих интервью. И тут же подчеркивал, что «отдыхать – скучно» и его «формула отдыха – переключение с одного вида работы на другой», посему и работать необходимо «сразу над несколькими вещами» – «так никогда не устанешь». Это же качество – увлеченность работой – Богословский больше всего ценил и у своих коллег-музыкантов, а также и у представителей других сфер искусства и культуры. При этом, по стойкому его убеждению, композитор должен был уметь и любить сочинять буквально все, стремясь писать в нескольких жанрах, добиваясь тем самым раскрытия своего таланта в полной мере. Богословский, придерживаясь этой незамысловатой формулы творческой самореализации, добился, без сомнения, внушительных результатов. И что интересно, он не заставлял себя работать над вещами, его не волновавшими и не вызывавшими у него творческого вдохновения. В этом отношении Богословский был художником взыскательным и несговорчивым. Что, разумеется, поспособствовало написанию им целого ряда замечательных произведений, плотно ассоциируемых с его именем, художественными интересами и пристрастиями. Отсутствие же у творца таковых, считал композитор, ставит под сомнение сам факт его принадлежности к миру истинного искусства.

«С каждым годом время для меня, да, наверное, и для всех людей моего поколения, идет быстрее, – заметил как-то композитор, отметивший к тому времени свое шестидесятилетие. – До сих пор я делю свою жизнь на три этапа: до войны, война, после войны… И хотя жизнь «после войны» самая длинная, она для меня промелькнула слишком быстро, пусть и было в ней много хорошего и значительного. А вот «до войны» и особенно «война», которая длилась четыре года, – это для меня огромные периоды жизни, насыщенные событиями, значительные, важные, главные… Так сейчас кажется…».

Наверное, Богословский, высказав такую небесспорную мысль, хотел прежде всего выделить и более зримо обозначить то время, в котором он начинал свои музыкальные занятия, подтвердившие его недюжинный талант и позволившие ему заявить о себе как о крупном мастере, обладавшем пленительной музыкальностью и собственным глубоким, хотя в чем-то и причудливым, миропониманием, отобразившемся во многих написанных им сочинениях.

Музыку писать Богословский начал довольно рано. «В годы учебы в Ленинградской консерватории я писал музыку сложнейших форм – там искал свое слово…». Ему не было еще и двадцати пяти, а из-под его пера уже появятся оперетты «Ночь под рождество», «Остров пяти крокодилов», «Золотая рыбка», конечно, далеко не совершенные, но все же говорившие о том, что их сочинял автор даровитый и стремившийся к новизне.

Затем начинающему композитору по рекомендации Исаака Дунаевского и Дмитрия Шостаковича посчастливится поработать с режиссером Владимиром Вайнштоком, снимавшим фильм «Остров сокровищ». «С затаенной надеждой реализовать свои… эксперименты в живом оркестровом воплощении я пришел на первое свидание с режиссером, – вспоминал много лет спустя Богословский. – Но Вайншток потребовал от меня в первую голову простоты, мелодичности и доходчивости.

– Фильм ведь делается для огромной аудитории, а ваши эксперименты интересны только узкому кругу музыкантов-профессионалов, – сказал он мне. – Попробуйте-ка для начала сочинить три песни – песенку героини, пиратскую и марш повстанцев».

Так, вместе с музыкой к этому кинофильму, снятому на «Союздетфильме» в 1937 году, родится и песенка Дженни на слова Лебедева-Кумача, которую вскоре станут распевать практически повсеместно.

Вообще же, вторая половина тридцатых годов прошлого столетия в истории отечественного песенного искусства характеризуется своего рода «песенным взрывом». Именно в те годы появилась плеяда талантливых композиторов-песенников, и молодежь, обуреваемая духом великих свершений и грандиозных строек, запела их песни. И среди тех, кто составлял, если так можно выразиться, ударный, основной костяк этой удивительной плеяды, был и Никита Богословский, успевший в те предвоенные годы написать широкий напевный вальс на тему вдохновенного труда «Спят курганы темные» и «Песенку Дженни» – марш, исполнявшийся при сем не мужественным бойцом, а совсем юной девушкой, провожавшей любимого на подвиг.

А на открытие московского метро молодой композитор откликнется «Песней старого извозчика» на слова Якова Родионова, сразу же исполненной Леонидом Утесовым. Кстати, когда Леонид Осипович исполнял эту веселую песню, через много лет спустя под названием «Старая пластинка» исполнявшуюся ВИА «Ариэль», все оркестранты поворачивались на своих сиденьях боком и покачивались – казалось, будто они ехали в пролетке. И кто-то из музыкантов кричал: «Эй, извозчик!», на что певец отвечал: «Я не извозчик, а водитель кобылы». После чего он запевал:

Только глянет над Москвою утро ранее…

О том же, как создавалась известная песня «Спят курганы темные», исполнявшаяся многими замечательными советскими певцами и, пожалуй, наиболее впечатляюще Юрием Богатиковым, Никита Владимирович вспоминал: «Стихи песни «Спят курганы темные», написанные для фильма «Большая жизнь» начинающим поэтом, а ныне известным писателем-сатириком Борисом Ласкиным, были утверждены Луковым сразу и безоговорочно. Но за всю мою долгую творческую жизнь в кино мне никогда не приходилось писать столько совершенно разных вариантов песни – Лукова все они не устраивали, и на мои просьбы изменить характер или хотя бы ритмику стихов он отвечал категорическим отказом.

Наконец, когда я был уже готов отказаться от работы над музыкой и в полном расстройстве перебирал рояльные клавиши, неожиданно вдруг родилось начало припева – «через рощи шумные». Зацепившись за эту коротенькую попевку, я довольно быстро сочинил всю песню, показал её Лукову, и Леонид Давыдович облегченно вздохнул и сказал:

– Наконец-то! А я только собирался с тобой распрощаться и все искал наиболее гуманную мотивировку!».

Отличал же эти песни лиризм, оттененный мягким юмором и не переходивший в сентиментальность. Поспособствует он и тому, что они станут популярными.

Большой удачей обернется для Богословского создание песни-раздумья «Любимый город» на стихи Евгения Долматовского, ставшей неотъемлемой частью жизни целого поколения, вступавшего на широкую жизненную тропу в то предвоенное время. По сути, именно эта песня, впервые исполненная Марком Бернесом, и определит главное направление творчества композитора, которому он останется верен на протяжении всей своей долгой творческой жизни.

Песня о любимом городе впервые прозвучала с широкого экрана. Сам же фильм «Истребители» окажется необычайно созвучным устремлениям и помыслам молодежи того предвоенного времени.

«Создатели фильма, – говорил режиссер Эдуард Пенцлин, – были так же молоды и влюблены в авиацию, как и его герои: для меня «Истребители» были первой полнометражной художественной картиной. Только начинал свой путь композитор Никита Богословский. На роль Сергея Кожухарова после целого ряда актерских проб был приглашен совсем еще юный Марк Бернес. Это была его первая крупная роль в кино. В этом фильме сыграл одну из своих первых ролей Борис Андреев».

Обращение Богословского к песне помогло ему выявить основное творческое кредо. Но в 1940 году он напишет и свою первую симфонию, состоявшую из трех частей и отличавшуюся тревожным напряжением, предшествовавшим неотвратимому столкновению и большому сражению.

Когда же наступил тот грозный и судьбоносный час, Богословский сразу направился записываться в Московское народное ополчение, так как считал себя вполне годным для службы и готовым сражаться с оружием в руках. Однако в Главном политическом управлении Красной Армии рассудили иначе. Вскоре он из ополчения будет отозван и направлен в распоряжение Главного комитета кинематографии. Музыку в борьбе с врагом руководство нашего государства также рассматривало в качестве эффективного оружия, призванного выполнять свое основное предназначение.

Находясь в эвакуации в Ташкенте, Богословский создаст немало замечательных, выразительных и лиричных сочинений, среди которых окажутся и самые знаменитые его песни «Ты ждешь, Лизавета», «Темная ночь» и «Шаланды полные кефали».

Песня «Ты ждешь, Лизавета» Евгения Долматовского из фильма «Александр Пархоменко» в её всем известном и полюбившемся варианте могла и не прозвучать. По воспоминаниям Богословского, заминка в написании этой песни получилась из-за того, что поэт на какое-то время улетел на фронт. Заменить его оказалась некем, да и режиссер Леонид Луков другие кандидатуры поэтов рассматривать категорически отказывался. К счастью, все решилось должным образом – Евгений Аронович на пару дней приехал с фронта и «все стало на место, музыка и слова слились».

Весной 1942 года Леонид Луков приступил к работе над фильмом «Два бойца». Фильм этот должна была сопровождать только симфоническая музыка и звучание песен в нем сценарием не предусматривалось. Но однажды, по воспоминаниям Богословского, режиссер пришел к нему и сказал, что сцена в землянке без песни не получается. «Он так взволнованно и талантливо рассказал мне и тему песни, и её настроение, что я, сев к роялю, сразу, без единой остановки, сыграл ему мелодию «Темной ночи», которая и вошла в фильм без единого изменения. Случай такого мгновенного сочинения песни… в моей практике единственный».

Работа над песней с того момента пошла стремительно. «Вызвали срочно поэта Владимира Агатова – он тут же, присев к столу, написал стихи почти без помарок. Разбудили Бернеса, отсыпавшегося после утомительных съемок, где-то уже поздним вечером раздобыли гитару» и, позабыв про сон, над фонограммой песни проработали всю ночь, в течение которой Марк Наумович спел «Темную ночь» десять раз, так толком и не вдохновив Леонида Давыдовича, хмурившегося и требовавшего её повторения.

Впрочем, сомнения режиссера были напрасными. Рано утром, лишь только они покинули студию, на тихой ташкентской улочке им отчетливо послышалось, что кто-то их песню уже напевал… Так, собственно, удивительная песня эта, запавшая в душу совсем незнакомому им человеку, начинала свою долгую самостоятельную жизнь, продолжающуюся и поныне.

Да и вообще-то, положа руку на сердце, «Темная ночь» из полюбившейся народу песни давно превратилась в некий символ. Светлый и проникновенный, истинно народный символ Великой Отечественной войны. Недаром же, стоило в советское время обратиться к любому фронтовику и попросить его назвать пять самых любимых песен военных лет – «Темная ночь» в их числе оказывалась обязательно. И даже если выбор песен ограничивался тремя – она все равно непременно называлась… Как одна из главных, плотно ассоциируемых с Великой Отечественной войной, «Темная ночь» воспринимается нашим народом и сегодня. Причем народом не только проживающим в России, а и тем, который некогда был единым, монолитным, сплоченным узами межнациональной дружбы и братства, но три десятилетия назад предательски разъединенным и проживающим сейчас практически во всех бывших советских республиках, некоторые из которых, в том числе и братская Украина, с особым остервенением пытаются сейчас правду о войне осквернить и очернить, а все с ней связанное из памяти людской вытравить.

Но как бы ни бесновалась эта прозападная неонацистская аморальная свора, все эти беспринципные негодяи, растаптывающие священную память и переписывающие историю, достигнуть поставленных их заокеанскими хозяевами целей им не удастся. Рано или поздно, а развязка всей этой порядком затянувшейся драмы всенепременно произойдет, и сомневаться в этом не приходится.

Вернемся все же к прерванному разговору о песне «Темная ночь», народность которой подтвердит каждый патриотически настроенный гражданин нашей страны, чтущий свою славную историю. При сем никак нельзя умолчать и об особой душевности этой песни, рожденной, прежде всего, тонкой, берущей за душу музыкой Богословского.

О задушевном характере любимой миллионами песни говорит и такой интересный случай, связанный с записью «Темной ночи» на пластинку вскоре после выхода фильма «Два бойца» и рассказанный как-то автором слов Владимиром Агатовым. «Когда стали испытывать пластинку, послышался какой-то хрип, – вспоминал поэт. – Взяли вторую пластинку – то же самое. Поставили третью, пятую, седьмую – брак. Решили исследовать матрицу. Она-то и оказалась испорченной. Выяснилось: техник, записывая песню, плакала, и матрица была обильно полита её слезами».

Слез народных, вызванных за восемь десятилетий «Темной ночью», наверное, хватило бы далеко не на одну полноводную реку. Ведь по характеру и содержанию своему перед нами яркое выражение сокровенных надежд, о которых редко говорят даже самым близким людям. Поэтому и воспринималась песня слушателями с трепетом, с болью, но и с неизбывной верой в советского солдата, его силу и выносливость, мужество и терпение, вкупе позволявшие ему переносить лишения во имя самой главной и святой цели – победить: решительно, окончательно и наголову разбить фашизм и вернуть на родную землю долгожданный мир. «Темная ночь» свою высокую духовно-гражданственную миссию выполнила до конца.

Фильм «Два бойца» преподнесет миллионам советских граждан еще одну песню Богословского, до сих пор исполняемую не только на профессиональных сценах, но и народом на праздниках, застольях, а нередко и просто в быту, как говорится, под хорошее настроение.

«Я по рождению ленинградец, никогда не соприкасался творчески с одесским песенным фольклором и просто не знал, с чего начать. И тогда в газетах было помещено объявление с просьбой ко всем лицам, знающим одесские песни, явиться на киностудию. На следующий день привалила огромная толпа коренных одесситов, патриотов своих песен… И все они два дня пели наперебой всевозможные типично одесские песни, а я потом, сплавив характерные обороты и интонации, написал «Шаланды», песню вполне самостоятельную, незаимствованную…»

Марк Бернес, игравший в фильме главную роль, благодаря этой песне получит возможность создать многогранный художественный образ, безоговорочно принятый всей страной, полюбившей как его самого, так и сыгранного им Аркадия Дзюбина, ну и, само собой, песни, артистом исполненные.

«Шаланды полные кефали» позволят не только придать облику Дзюбина – Бернеса безукоризненную достоверность, но зачислить в одесситы самого Богословского. «…после «Двух бойцов», – свидетельствовал композитор, – жизнерадостные и доброжелательные одесситы стали считать меня «своим»». И так было на протяжении многих десятилетий, пока жители города-героя Одессы могли открыто и во всеуслышание гордиться своей славной историей и такими советскими творцами, как Богословский, Утесов, Бернес… Увы, «жемчужина у моря» сегодня не та, что была прежде… Но, думается, несмотря на повальное засилье в ней неонацистов, здравомыслящие одесситы ничего не забыли и от прошлого своего не отказались, а уж песню про Костю-моряка так и подавно продолжают петь, считая её родной и любимой, неотрывно сопровождающей их по жизни.

Песни из кинофильма «Два бойца» по стране распространились мгновенно. Их записывали на листках бумаги, передававшихся как в тылу, так и на фронте. А уж заучить эти песни, благодаря хорошо запомнившемуся мотиву, так и вовсе не представляло никакого труда. Огромная же их популярность говорила о том, что чувства и мысли героев фильма стали мыслями и чувствами миллионов, готовых, презрев страх перед собственной гибелью, сражаться за свободу и независимость своей могучей социалистической Родины.

Великая Отечественная война отчетливо запомнилась композитору не только по сводкам Совинформбюро, регулярно доносившимся до Ташкента, а и по реальным в ней участием, начавшимся в январе 1943 года, когда приказом Главного политического управления Красной Армии он был направлен в Беломорск, в распоряжение командующего войсками Карельского фронта, став, по сути, штатным композитором фронта, писавшим для него песни, занимавшимся с фронтовым ансамблем песни и пляски и выступавшим с многочисленными концертами.

Концерты в тылу и на фронте Богословский продолжит давать и после возвращения в марте 1944 года в Москву. Придется ему выступать и в Бухаресте, а весной 1945 года и в только что отвоеванных приморских городах северной Германии, где обязательно будет звучать написанный им на слова Владимира Дыховичного в самом конце 1944 года «Солдатский вальс», ставший в исполнении Леонида Утесова популярным. Потому и не удивителен тот факт, что бойцы, провожая авторов этого вальса, дружно запевали:

Закончив походную службу,

За мирным домашним столом

Припомним солдатскую дружбу,

Солдатскую кружку нальем…

Послевоенные годы станут для Богословского временем раскрытия его яркого, многогранного таланта, получившего реальные возможности для полной и успешной самореализации. Знакомясь же со списком его основных сочинений, написанных в эти годы, нельзя не прийти к заключению, что писал Богословский непрерывно, непосредственно переходя от одного произведения к другому. И посему именно в этих творениях, относящихся к поре зрелости композитора, отчетливо проявляется тематическое и интонационное единство, своего рода цикличность. Эти черты в творчестве Богословского существовали и ранее, но в полной мере могли выявиться лишь на значительном временном отрезке. По-видимому, Никита Владимирович сознательно стремился к тому, чтобы слушатели улавливали связанность его основных творческих направлений, ведь к некоторым из тем и музыкальных образов он возвращался по несколько раз, иногда через многие годы, которые, казалось, о прошлых интересах ему уже никак и не напоминали.

Главным же образом в это время, растянувшееся для него почти на шесть десятилетий, Богословский станет обращаться к песне. Причем он не будет гнаться за громким успехом, продолжая писать только то, что было близко ему как человеку и художнику. «Пока что все попытки критиков определить, что такое хорошая песня, ни к чему не привели, – выскажется композитор в одной из своих публикаций. – Я думаю, что хорошая песня – это необязательно та, которую все поют. Это может быть и такая, которую очень хочется слушать». А несколькими годами позже Богословский скажет и о том, что «…сейчас песня не так уж часто становится массовой в том смысле, в каком были массовыми песни в конце тридцатых годов, во время войны, после войны… Песня стала сложнее, индивидуальнее, более подходящая и удобная для слушания, нежели для пения…».

С этими словами выдающегося композитора и одного из корифеев советской массовой эстрадной песни трудно не согласиться. Тем более, если провести от них незримую параллель ко дню сегодняшнему, в котором при обширном песенном многоголосье отыскать хорошую песню трудно. Да и кто, скажите, пожалуйста, песни эти профессионально оценивает? Не превалирует ли при их записи сугубо коммерческий интерес? Живем-то мы с вами во времена, когда, к великому сожалению, все продается и покупается.

Мне же в этой связи вспоминаются слова моего земляка, народного артиста УССР и СССР Юрия Богатикова, блестяще исполнявшего песни Богословского и особенно такие его шедевры, как «Спят курганы темные» и «Давно не бывал я в Донбассе»: «Должны существовать какие-то рамки, какие-то нравственные ограничения. Нужны и строгие критерии отбора. В прежние времена существовала система художественных советов. Я её неплохо знаю – благо, сам на протяжении восемнадцати лет участвовал в работе худсовета по эстраде при Министерстве культуры СССР… Чем занимался художественный совет? В основном, просматривал, прослушивал, отбирал, рекомендовал. Он ничего не запрещал, поскольку политические решения всегда принимались либо министром, либо его замами. Художественный же совет был чем-то вроде «сита», которое не пропускало всякую халтуру. Иногда, конечно, в деятельности худсоветов проявлялись и групповщина, и вкусовщина. Но в целом эта система работала на пользу обществу».

Произведения Никиты Богословского через художественные советы проходили, их предварительно и тщательно обсуждали, с чем-то соглашаясь, а что-то подвергая и здоровой, конструктивной критике… И разве они от этого не выиграли? Или может они не прошли суровый экзамен на долгую жизнь и не заработали народного признания? Нет, сия горестная участь их минула стороной, и, бесспорно, не грозит им и в будущем, ведь подлинное искусство, как известно, живет вечно, вне времени и пространства…

г.Симферополь