Наталья РОЖКОВА. НА ЧЁРНЫХ ОБЛОМКАХ ЭПОХИ. Поэзия

 

Наталья РОЖКОВА

НА ЧЁРНЫХ ОБЛОМКАХ ЭПОХИ

 

ВОСПОМИНАНИЯ ВНУЧКИ

                         Моему деду – командарму
                               Станиславу Поплавскому

Дедушка мой, пехотинец,

Шёл по войне.

Дедушка мой

Начинал под Москвой,

Близко совсем.

Дедушка мой

С другом стоял

У рябого от пуль рейхстага.

Дедушкин гроб

Был тяжёл,

Осколки с собой уносил.

Дедушка мой

Никогда не смотрел

Фильмы военные.

Очень любил оперетту.

 

* * *

Средь непривычной тишины

На землю снег ложится,

Тем, кто по-русски видит сны,

Опять дорога снится.

Деревья белые кругом,

И след саней далёкий,

И дом с единственным окном,

Горящим одиноко.

И свет холодный близких звёзд,

И ветра глас печальный,

Вдали заброшенный погост,

И путь к нему бескрайний.

Чуть слышный – колокольный звон,

Метель мазурку крутит…

О, как понятен русский сон

На коечке в приюте!

 

* * *

Вселенная была

Оранжевым цветком

И звёздная пыльца

На стебель оседала.

Я снова нахожу

Её в своих карманах.

Серебряно блеснёт

Среди табачных крошек,

Подсолнечной трухи

Знакомая песчинка.

 

* * *

Кусты, деревья – неприлично ярки,

Чехольчик инея на ветке поутру.

Я с дочерью гуляю в старом парке,

Согнувшись, её за руки беру.

Учу ходить. Осенний воздух звонок,

И всё вокруг, смирившись, отцвело.

Мне кажется, что я сама – ребёнок,

Земля так близко! Небо так светло...

 

ОТЪЕЗД

Сказал: «Я сюда не вернусь,

Скучать по берёзкам – старо!».

Исчезла минутная грусть,

Летит молоткастый в ведро.

О боли, что будет потом,

Не ведает сердце пока.

О Русь, ты уже за холмом!

О жизнь, ты как воздух, легка...

 

* * *

Обрывки разговоров,

Морозный воздух чист,

В подземном переходе

Играет гармонист.

Спешат все на работу,

И зябко на заре,

Летят бумажки в шапку,

Как листья в ноябре.

А днём – уже теплее,

Почти комфортно тут,

По кнопкам его пальцы,

Привычные, бегут.

Но вот приходит вечер,

Гармонь свою берёт,

В загаженном подъезде

В обнимку с ней заснёт.

Во сне увидит солнце,

И давнюю весну,

И поезд, уносящий

Его на целину.

 

ЯГОДЫ

Батюшка в робе, не в рясе

В бараке сыром АМУРЛАГа

Стоял, причащал.

Вместо вина была клюква,

Собранная на болоте.

Больше похожа на кровь,

Чем вино.

 

* * *

Я надену бабушкин капот,

Шарфик, что связала ночью длинной,

У дверей меня подруга ждёт,

Санька. Ей четыре с половиной.

Липкую ириску ей в ладонь,

И – вперёд, по лестнице, быстрее,

Чинной парой мисочки несём,

Кормим всех помойных котофеев.

Во дворе – сплошной Морис Эшер*

Мир весь отразился в луже сонной,

Правда, Санькин папа, например,

Обзывает «старою вороной».

Говорит: «Дружить с тобой – облом, –

Санька мне щебечет, словно птица. –

Кто дурак – того сдадут в деддом**».

Я и там найду, с кем подружиться!

-----------------------------------------------------------
        *Эшер Морис – нидерландский художник XX века, мастер оптических иллюзий.
        **Вероятно, малышка имела в виду дом для престарелых.

 

В ПАРКЕ БОРОВСКА

Юный ослик

Мягким носом

Ткнулся мне в ладонь,

И скудный

Он пучок травы жевал.

Так Божественный младенец

Ощущал щекою нежной

Это тёплое дыханье

Под звездою Вифлеема.

 

* * *

Пустая квартира, и рамки пустые

На стенах обшарпанных молча висят,

Вот так и живёт – посредине России

Мой милый художник, товарищ и брат.

Пустые бутылки стоят, как солдаты,

Из рук от усталости падает кисть.

Дыши и рисуй! И сосед твой хрипатый

За стенкой споёт: «Я люблю тебя, жисть!».

 

* * *

Я в этой жизни ничего не стою,

Всё на потом, когда-нибудь, ещё.

Отечество моё! Дитя больное

Мне голову склоняет на плечо.

 

ИЗ ДНЕВНИКА. 2020, 27 МАРТА

На улице – Босх и весна.

Редкие прохожие,

Задерживаясь у храма,

Крестятся; взлетают руки

В резиновых перчатках –

Как молодые, некрупные,

Белые голуби.

 

МОИМ УШЕДШИМ РОДИТЕЛЯМ –
       ИЗОЧКЕ ПОПЛАВСКОЙ И ЖЕНЕ РОЖКОВУ

Год промелькнул кометой бесхвостой –

Я ближе по возрасту к вам.

Не мамой и папой теперь зову вас, просто –

По именам.

В первый класс, собирая меня, говорили:

«Лектор готов».

И я шла рядом с вами,

В фартуке белом настолько – аж синем,

Под улыбчивым солнцем

Семидесятых годов.

И сейчас я всматриваюсь,

Как вы машете мне рукой.

Не разглядеть слабеющими глазами:

Вы прощаетесь, или зовёте с собой?

 

ПАМЯТИ Ю.П. КУЗНЕЦОВА

Ты пил из черепа отца.

Тяжёлый кубок свой

Донёс до самого конца,

И он теперь пустой.

А те – кусая кулаки,

Твоей дорогой шли,

Но выжать из себя строки

Похожей – не смогли.

Всё помнил: благо и грехи,

Снег, шелест лёгких крыл…

Учил других писать стихи,

И тихо жизнь любил.

 

СНЕГ В МАЕ

Редко бывает, когда,

Не спросясь, он приходит,

С вишней цветущею,

С белой черешней поспорит.

И ощущаешь спиною космический холод,

Воздух дрожащий весеннею розой исколот.

И отчего-то становится больно на вдохе,

Светлой весною

На чёрных обломках эпохи.

 

* * *

Моделью для картин Боттичелли «Рождение Венеры»
                              и «Весна» служила Симонетта Веспуччи

Солнышком снизу очерчены тучи,

А у соседа – не пьянка, так дрель.

Моет окно Симонетта Веспуччи,

Рыжие космы лохматит апрель.

Я, проходя, залюбуюсь тобою:

С тряпкою, с песнею тянешься ввысь…

Только, пожалуйста, лёгкой стопою

Не опирайся на узкий карниз!

 

* * *

Да, всё кончается до срока...

Над бедной родиной моей

Самозабвенно и жестоко

Поёт последний соловей.

Его заслушаемся трелью,

И в ожидании зимы

Одной укроемся шинелью,

Той, из которой вышли мы.

 

* * *

Я форточку ночью забыла закрыть,

И слышала снега дыханье.

Зачем мне весну безответно любить?

Важнее её ожиданье.

А может быть, едет он, издалека,

И жмёт, спохватившись, на тормоз,

Банально не встреченный мною пока

Герой, собирательный образ.

Хоть путь его долгий – изволь, потерплю,

Чужих начитаюсь сонетов.

Я знаю, что точно нужна февралю

И обществу мёртвых поэтов.

В прабабкиной шубе, нелепом шарфе,

В чужие следы наступаю,

Я чей-то подшефный. Бреду подшофе,

И новую песню слагаю.