Николай ШМАГИН 
Николай ШМАГИН
ЕСТЬ ТАКАЯ ПРОФЕССИЯ…
Рассказы
МОИ РОДИТЕЛИ – ФРОНТОВИКИ
Посвящается памяти моих дорогих родителей,
участников Великой Отечественной войны
В хмельной компании все равны, будь то парень молодой или мужик средних лет, но фронтовики пользовались особым уважением. Николай Дмитриевич служил в пехоте, ходил в разведку, в атаку на передовой, где и был тяжело ранен под Бобруйском: пуля пробила ему горло навылет, и выжил он чудом, но об этом позже.
– Николай, небось о войне-то часто вспоминаешь?
– Всегда помню, поэтому трезвым и не живу. Выпьешь, и веселее сразу на душе. Протрезвеешь – опять тоска зеленая. Свет не мил. Так вот и маюсь. Давай наливай до краев, чево там…
С раннего детства меня окружали не просто родные, близкие, соседи, то были простые герои войны, будь то дед мой по матери Иван Яковлевич Маресьев, он в гражданскую партизанил, бился против колчаковских отрядов, или отец с дядей Митей, его старшим братом, оба инвалиды войны.
Их у матери (моей бабушки Надежды Николаевны Балабановой), было три сына: старший Митя, 1923 года рождения, Коля, 1925 года рождения, и Юра, 1927 года рождения. Как-то, озоруя на печке, старшие обронили младшего на пол, он упал на спинку железной кровати и у него в страшных муках вырос за несколько лет горб на спине.
Дед по отцу, Дмитрий Данилович, был из старой купеческой фамилии, имел магазин на станции. В 1930 году его, как и других купцов, экспроприировали подчистую, и он скончался от разрыва сердца в 51 год. Жена с тремя детьми осталась одна, без средств и работы. Худо-бедно, но выжили, настал 1941 год.
– Отец наш умер рано, поэтому мы росли в бедности, в школу ходили по очереди, так как у нас с Митей были одни штаны на двоих, но не особо переживали по этому поводу. Озорные были, хулиганили, – вспоминал отец иногда, обводя слушателей повеселевшими от красненького глазами. – Бегали на Суру купаться, но чаще на Прудок, возле бывшего мужского монастыря, там обычно собирались ребята постарше, приблатненные со сроками, они нас учили уму-разуму: курить, выпивать, ботать по фене, сделали мне на руке первую наколку в виде русалки в волнах. Красиво.
Он задрал рукав рубахи, и окружающие полюбовались на поросшую волосами руку, где притаилась русалка. Мужикам, ребятам нравилось бывать в гостях у Дмитрия с Юрой, после смерти матери, конечно. Закоренелые холостяки, один инвалид войны на протезе, другой инвалид детства. Двухкомнатная квартирка на втором этаже дома без удобств притягивала как магнитом: там можно было поиграть в шахматы, позубоскалить над каверзными анекдотами, выпить по стакану-другому красненького, в общем, чисто мужская компания.
Это не нравилось их женам, соседкам, но придраться им было не к чему. Вполне пристойная, приличная обстановка в доме, никаких скандалов и хулиганств дядя Митя не терпел, и все знали об этом.
Отец был настоящий художник, живописец, в молодости работал в худфонде города Чебоксары, особо удавались ему портреты, и его ценили за это. Много зарабатывал, одевал свою красавицу-жену во все самое лучшее и дорогое, не скупился. Сгубило его буйство характера, и страсть к спиртному, с годами переросшая в пьянство. Не мог промолчать, когда надо, резал правду-матку в глаза начальству, в итоге остался без любимой работы, без семьи, жил одиноко в своем маленьком домике на краю косогора, ведущего в подгорье. Только у братьев и отдыхал душой.
– Ты нам, Николай, зубы не заговаривай, расскажи-ка лучше, как ты в атаку на фрицев ходил!
– Это можно. Помню, зачитал нам лейтенант Барангулов приказ комбата: выдвинуться эскадрону со взводом пехоты, с нами то бишь, вперед вдоль опушки леса, насколько возможно, а леса в Белоруссии густые, чаща, одним словом, и провести разведку боем, чтобы выяснить, где там немчура и сколько их. Ну, а потом общее наступление полка. Все, как предписано.
Он замолчал, вспоминая тот незабываемый день. Народ вокруг с пониманием, ждут терпеливо, даже дядя Митя, что говорить о нас, молодняке. Слушаем.
– Ну, так вот, ёксель-моксель. Выдвинулись незаметно, и в атаку. Кавалеристы пригнувшись к конской гриве, ну а мы к земле, родимой. Бежим, орем: «Ура, за Родину, за Сталина!». Тут мины нас накрыли, артиллерия, они-то подумали, что настоящее наступление началось, и давай лупить по нам. Ну а мы думаем: всё, амба нам, аминь. В общем, разведка боем удалась. Почти все полегли тогда, несколько счастливчиков осталось от взвода с эскадроном, и я в том числе. Командир тоже уцелел.
Все оживились, равнодушных никого.
– За это, Николай, стоит еще выпить! – Выпили. Повторили. Закурили, дым коромыслом.
– За тот бой медаль «За Отвагу» я получил. Лейтенант Барангулов лично руку мне пожал, в общем, уцелел на сей раз. На передовой какой расклад: все знали, в атаку можно сходить до трех раз. В первый жив остался – повезло, считай. Во второй – либо ранение, либо гибель, если же и тут уцелел, в третий раз точно убьют, при сказочном везении тяжелое ранение получишь.
– После твоих рассказов ум за разум заходит, – развел руками Виктор Шереметьев, сосед, мужик ушлый и недоверчивый, но с юморком, как и все алатырские. – В газетах, по радио только и слышишь, какие мы самые умные и смелые, всех победим, но какой ценой, помалкивают, ети их в дышло.
– На то и государство, власть, чтобы народ дурить, – заключил дядя Митя на правах старшего.
Допив винцо и наигравшись в шахматы по рублю за партию, победители и проигравшие расходились по домам, распрощавшись с хозяевами: делу время, потехе час…
Отец не закончил тогда свой рассказ о том, что он был тяжело ранен в свою вторую атаку, под Бобруйском. Пуля пробила ему горло навылет, и он упал, глядя в небо, на облака. Вспомнил, как мать дала ему на прощание маленькую иконку Николая Чудотворца, и письмецо с молитвой богоматери о возвращении сына домой, живым. Тогда он дал ей слово, что обязательно вернется.
Теперь он лежал в шеренге тяжелораненых вдоль дороги, под дождем, и старался дышать медленно, тихо, чтобы не закашляться, не захлебнуться кровью – тогда каюк.
Худой сердитый врач осматривал каждого и давал указания медперсоналу, кого куда отправлять: в медсанчасть или в могилу. Проходя мимо отца, врач наклонился к нему и буркнул:
– Этот не выживет, посмотрим следующего.
Но отец не сдавался: выживу, обязательно выживу, я ведь обещал маме вернуться. Билась в его голове одна только эта мысль. Возвращаясь назад, врач снова склонился над ним:
– Надо же, еще жив, бедолага.
Затем осторожно вставил в его горло железную трубку, хрустнуло что-то и ему стало легче дышать, он понял, что выживет.
– Отправьте в санчасть. Молодец, солдат, – подбодрил врач тяжелораненого бойца…
Мои мать с отцом познакомились сразу после войны, летом 1945 года в горсаду, на танцах. Он бравый солдат с трофейным «вальтером» в кармане, косынка на шее под рубашкой не портила впечатление, она тоже девушка не промах: веселая, языкастая, с острым умом, за словом в карман не полезет, ну и красивая, как водится.
Послевоенная жизнь, это вам не фунт изюма.
Но на то мои родители и были фронтовиками, чтобы бороться за свое счастье. Молодость. Ведь им было в то время по двадцать лет всего. В 1947 году у них родился первенец. Назвали в честь отца, тоже Николаем.
Моя мать пошла на фронт добровольцем, в восемнадцать лет, служила в штабе полка на Сталинградском фронте, дошла до Чехословакии, в городе Кошица во время налета авиации была ранена, контужена. Награждена медалью «За победу над Германией».
Когда отец вернулся в Алатырь из столицы Чувашии, о худфонде можно было забыть, как это ни прискорбно, но он не унывал, стал ездить по городам и селам, писал иконы, настенную живопись в церквях, хорошо зарабатывал, у него появились ученики, помощники, собутыльники.
В Чебоксарах ему сделали операцию на горле, и он стал обходиться без железной трубки, только рубец напоминал о ней, да боли в горле. Да еще врачи посчитали, что теперь он вполне трудоспособен, и лишили инвалидности. Дядя Митя шутил по этому поводу в кругу друзей:
– Может, врачи мне тоже новую ногу пришьют, и будем мы с братом трудиться, опять же, пенсию платить не надо. Прямая выгода государству, так ведь?
Мужики молча хмыкали, так да не так, ети их в дышло.
Моя мать переехала в Мурманск, у неё была другая семья. Переписывались. Иногда отец заезжал ко мне в Москву, проездом, я тоже приезжал в отпуск на родину, делал ремонт в его домике, наводил порядок, помогал, чем мог. Общались мы с ним по-мужски, без телячьих нежностей, но я всегда любил своего отца, с детства. Надеялся, что и он меня тоже.
В последнее время отец все чаще мечтал о том, как купит однажды ящик с водкой, выпьет её всю, и конец его мучениям. В 1986 году в Алатыре закрыли винный заводик, водку продавали раз в день, по две бутылки на руки. Огромные очереди. Давка. Драки.
Дядя Митя, как и многие вокруг, примечал очевидное:
– По Руси несется тройка: Мишка, Райка, Перестройка.
В этом году я виделся с отцом в последний раз, приехав навестить своих ветеранов. Привез им две сумки продуктов, дефицит. Он постарел, оброс седой щетиной, шаркал ногами по полу, курил цигарку из махры.
– Кайф ловлю, так дешевле, водка дорогая, – пояснил он, дядя Митя промолчал. Не шутил на сей раз.
Перед отъездом, провожая на станцию, отец посмотрел мне в глаза и хрипло произнес:
– Я люблю тебя, сын.
Я смешался, не знал, что ответить, обнял его на прощание:
– Ничего, отец, скоро еще увидимся.
Через месяц от дяди Мити пришла телеграмма, и я поехал на похороны отца…
Пока живу на свете, буду жалеть о том, что не ответил ему таким же признанием. Отцу 21 июня 1986 года исполнился всего 61 год.
Моя мать скончалась в возрасте 92-х лет, в окружении детей и внуков с правнуками, в 2018 году.
Я помню своих родителей-фронтовиков молодыми, нарядными и жизнерадостными. Отец в бостоновом костюме, шелковой рубашке с галстуком, на руке золотые часы, на ногах кожаные туфли, на голове фетровая шляпа. Улыбаясь, сверкал золотой фиксой.
Мать в панбархатном изумрудном платье, лаковых туфельках на шпильках, на голове элегантная шляпка поверх пышной прически, на шее золотая цепочка с медальоном сердечком, в руках ридикюль с щелкающим замочком, на пальцах золотые перстни с красными рубинами, губы в ярко-красной помаде.
Такая была мода в послевоенные годы.
ЕСТЬ ТАКАЯ ПРОФЕССИЯ – РОДИНУ ЗАЩИЩАТЬ
Подрыв
16 февраля 2017 года генерал-майор Павел Матюхин в сопровождении военнослужащих двигался в бронемашине «Тигр» по дороге от аэродрома Тияс к провинции Хомс. Генералу предстояло оценить состояние и подготовку бойцов сирийской армии.
Отъехав от Тияса на 4 километра, «Тигр» был подорван с помощью радиоуправляемого фугаса. Колонна, в составе которой ехал «Тигр», обстреляна боевиками. И это несмотря на объявление перемирия между правительственными силами Сирии и вооружённой оппозицией.
Павел Матюхин стал первым российским генералом, пострадавшим в Сирии под Пальмирой. В результате взрыва генералу оторвало обе ноги, один из осколков выбил ему глаз. Погибли четверо офицеров, а ещё двое военнослужащих получили тяжёлые ранения. Первую помощь пострадавшим оказали военные врачи авиабазы Хмеймим. Несколько суток они боролись за жизнь генерала, но состояние здоровья резко ухудшалось, и его доставили спецрейсом в военный госпиталь имени Бурденко в Москве.
«Матюхин у нас в реанимации. Врачи пытаются стабилизировать его состояние. Сказать больше мы не имеем права», – сообщили в 56-ом отделении госпиталя, отказавшись раскрыть какие-либо детали.
Между жизнью и смертью
Павел не чувствовал боли и физических страданий, находясь в том состоянии, когда само это понятие уходит в небытие, освобождая место подсознанию, которое спасает тяжелораненого от мук, перемещая словно в аэротрубе по тоннелю, в конце которого его встречает яркий свет и счастье от встречи с теми, кого он любил и потерял когда-то в земной жизни.
…Вот ему пять лет, он бежит через дорогу наперерез мчащемуся под уклон грузовику, чтобы успеть проскочить прямо перед ним и не угодить под колёса. Ура, удалось! Грузовик промчался мимо, обдав облаком гари и пыли стоявших у обочины шоссе зрителей, таких же пацанов, многие из них готовятся повторить подвиг, ожидая следующего грузовика, но дорога пока пуста к их глубокому сожалению.
– Молоток, Павлуха, ты настоящий пацан! – хлопает его по плечу рослый паренёк, пыхая цигаркой во рту. – Кто следующий, готовься, вон грузовая показалась.
Все готовы. Но нет, не все. Один изрядно упитанный и опрятно одетый мальчик мнётся, сам не свой от страха и ужаса.
– Эх ты, мелюзга сопливая! Из труса героя не получится! – смеётся над ним паренёк и цыкает в него слюной из щербатого рта.
…В какой-то момент подсознание не справляется со своей задачей спасителя от мук телесных, и Павел возвращается в ужас бытия, коченея от страшной боли, охватившей всё его естество: он видит словно сквозь пелену, как его выносят на носилках из самолёта, и вот он уже в машине «Скорой помощи», рядом врачи колдуют над ним, колют шприцами, и он снова проваливается в спасительное небытие.
…Павлик сидит рядом с дедом, который курит трубку, и вдыхает сладковатый ароматный дым, от него кружится голова, но мальчишка терпит. От деда веет силой и спокойствием уверенного в себе человека. Так надёжно с ним, Павлик знает, что его дед заслуженный офицер, на фронте во время Великой Отечественной он получил тяжёлое ранение и едва не погиб.
– Что-то нога побаливает, – морщится дед, и внук жалостливо гладит его коленку, а дед смеётся: – Это протез, Павлуша, он болеть никак не может.
На день Победы у них дома собралось много гостей, чествовали деда и других ветеранов, и Павлик, затаившись неподалёку от взрослых, а именно за шкафом, с замиранием сердца слушал их рассказы о войне. Дед вспоминал:
– Помнится, ударила рядом мина, и словно обухом по голове. Очнулся, лежу на земле вдоль дороги, рядом такие же бедолаги, как я. Кто стонет, кто корчится от боли, у меня всё тело онемело, терплю. Смотрю, врач с санитарами идёт, осматривает каждого лежащего из нашей шеренги тяжелораненых. Настала моя очередь. Врач склонился надо мной, ощупал: «Этот уже вроде отмучился. Хотя нет, перетяни ему покрепче ногу жгутом, у самого паха, авось повезёт, выживет». Увидев, что я смотрю на него, кивнул ободряюще: «Терпи, солдат, жить будешь. Одну ногу потерял, ничего, другая на месте.
Павлик не выдерживает и выскакивает из-под стола:
– Дед, если снова будет война, я, как Александр Матросов, брошусь грудью на амбразуру и спасу тебя от смерти, честное пионерское.
…Павел снова на этом свете, видит, как санитары его везут на каталке в операционную, видит яркий свет ламп, хирургов, склонившихся над ним, более терпеть нет мочи, и он снова проваливается в мир иной.
…– Дед, дай курнуть, а потом ты мне расскажешь про войну, – просит Павлик, дед усмехается и суёт ему трубку в рот. Внук затягивается ароматным дымом, который на самом деле оказывается таким горьким, что он едва не падает со стула – так закружилась у него голова, а из глаз брызнули слёзы, он поперхнулся, и стал кашлять. В комнату вошла возмущённая бабушка.
– Ну как тебе не стыдно. Чему мальца учишь, а ещё полковник, – слышит над собой Павлик голос бабушки, ругающей деда, тот отвечает ей добродушно:
– Ничего, пусть попробует, полезно. Зато после курить не будет.
Внук не может не заступиться за любимого деда:
– Бабуля, дед не виноват, это я попросил у него курнуть разок.
Они снова вдвоём, бабушка ушла в магазин, и внук откровенничает:
– Дед, на улице ко мне старшие мальчишки пристают, смеются, вот надаём тебе по сопелкам, если десятку не принесёшь. А один пацан как треснет меня по затылку, аж искры из глаз.
– Ты, внук, главное не дрейфь. Если на тебя нападают, не жди, когда ударят, бей в зубы первым. Тогда им не до смеху будет. А жаловаться нехорошо, если только мне, как деду. Понял, о чём я тебе толкую?
– Папа, ты мне из сына хулигана сделаешь, – теперь подходит к ним уже отец Павлика, бравый офицер в форме подполковника ВДВ. Похож на своего отца, как две капли воды.
– Не сделаю, сын. Тебе на службу пора – так иди, служи, а нам с внуком спешить некуда. У нас с ним свои секреты…
Павел навсегда запомнил простые, как заповеди Суворова в его книге «Наука побеждать», которую он прочитает, будучи курсантом военного училища, и надёжные истины, советы деда: они пригодятся ему потом, в его армейской жизни, когда он закончит с отличием военное училище и будет служить в войсках. Он всегда мечтал стать таким же офицером, как дед и отец, чтобы быть достойным продолжателем их офицерской династии. Давно уже нет деда, отец заступил на его место, нянчится с внуками, детьми Павла, под чутким руководством их матери, своей невестки. Уже он учит их уму-разуму, как его отец-фронтовик когда-то учил его сына.
Павел всегда будет помнить своего деда-вояку. Никогда не забудет его слова о том, что русского солдата можно убить, но победить нельзя. Даже мёртвый он страшен врагам, что уж говорить о живых…
Пора снова в строй
На сей раз Павел очнулся на кровати в реанимации, затем его перевели в палату для выздоравливающих. Допустили повидаться с ним его семью, и ещё друзей-однополчан. Без них никак нельзя. Это как бальзам на душу.
– Ну как вы тут без нас, товарищ генерал-майор, скучно небось лежать?
– Хватит в постели нежиться, пора в строй возвращаться, вот витамины вам принесли, – выложили они на тумбочку целую гору фруктов.
– Рановато ещё, надо поправиться как следует, – вокруг его кровати сгрудились офицеры, товарищи по службе. Шутят, посмеиваются над ним, никакого чинопочитания, армейский юмор ещё никто не отменял. Так надо, здесь все равны, а он, как тяжелораненый, равнее равных. Не жалеть. Табу.
– Куда уж мне, ребята, на вас равняться теперь, сами видите… – кивнул он на пустое место под одеялом, где должны были бы находиться его ноги.
– Ничего. Алексей Маресьев во время войны тоже без обеих ног остался, так на протезах летал на своём истребителе и сбивал «Мессеры» один за другим. Ас, одним словом. Сейчас такие протезы делают, бегать кроссы можно, не как тогда.
– Это я уже знаю. Мне гораздо проще, чем ему было. Планировать военные операции можно и без ног, – засмеялся в ответ Павел, ему стало гораздо легче и на душе спокойнее после шуток друзей, ведь они хотят подбодрить и придать ему сил. Надо выздоравливать, вставать с постели на протезы. Нечего бока пролёживать, как говорил его дед-фронтовик когда-то. Ещё не вечер, ещё послужим Родине-матушке.
Павел Матюхин – настоящий сын своих родителей, своей мамы и любимой страны, у него есть родные и близкие, у него есть и Родина, и Флаг, которые он учился защищать в военном училище, а потом стал защищать на деле. Сейчас главное выжить, а духом он всегда живее всех своих врагов…
Звание генерал-майора он получил в декабре 2015 года в соответствии с Указом президента Владимира Путина.
Выпускник Академии Генерального Штаба. Находится в подчинении у генерал-полковника Картаполова, командующего группировкой российских войск в Сирии. На посту начальника управления боевой подготовки штаба Западного Военного Округа в его обязанности входила разработка боевых операций и контроль за их выполнением группировки российских войск в Сирии. Боевики рассчитывали, что с потерей генерала изменится ход битвы в их пользу. Но уже ничто не могло помочь им.
С марта 2016 года Пальмира находилась под контролем сирийской правительственной армии. В декабре 2016 года боевики объявили о захвате города. 2 марта 2017 года министр обороны Сергей Шойгу доложил президенту Путину о взятии Пальмиры.
«Освобождение Пальмиры является мощнейшим символом освобождения Сирии от террористической заразы, возвращения страны к нормальной жизни и возвращения сохранившихся сокровищ Пальмиры всему человечеству», – рассказал Константин Косачёв журналистам 2 марта.
3 марта было объявлено, что сирийские правительственные войска вернули контроль над Пальмирой. Решающий вклад в освобождение города внесли ВВС России и спецназ. Операция была спланирована и проведена сирийскими войсками под руководством российских военных советников.
Мнения злопыхателей из социальных сетей:
«Зачем вам, Матюхин, чужая земля? Русский Мир там собирался защищать? А теперь без глаза и без ног тебе больше не пилить бюджет Минобороны…»;
«Ты же когда-то присягал Советский Союз защищать, не щадя своей жизни. И где теперь этот Советский союз? А ты жив и здоров был, когда в Сирию поехал за новыми должностями. Просчитался ты, Павел…»;
«Зачем нам в другой России безногий одноглазый путиноид? Минная война в Сирии – это тупик. Сейчас повезут гробы. Даже америкосы со всей своей техникой против минной войны бессильны…»;
«Бездарная страна отняла у вас здоровье, сделала тяжёлым инвалидом. Вы пострадали не за страну, вы жертва ужасной авантюры, устроенной царьком. О вас скоро все забудут».
Мнения доброжелателей из социальных сетей:
«Мир спасают русские. А не дурацкие американцы в кино… Здоровья герою. Настоящий мужик. Здоровья и долгих лет… Не кабинетный, однако. Выздоравливай, генерал»;
«Русские генералы в штабах не прячутся… Горжусь боевым генералом. Давай выздоравливай и Спасибо за Службу… Скорейшего выздоровления Воину. Защитнику России»;
«Как говорил Суворов: – Вы мои чудо богатыри! Он воин, он полетит!» Желаю ему дожить до 100 лет. Настоящий боевой генерал. Честь имею»;
«А советские и российские генералы не прячутся за спинами своих подчинённых. Знаю это по своему опыту на примере генералов Шаманова, Хрулёва, Столярова и др…»;
«Я горжусь такими людьми, как генерал Матюхин. Спасибо ему за его верную и достойную службу… Вы обязательно поправитесь!».
Мнения сослуживцев о генерале:
«Матюхин разрабатывал военные операции и контролировал их выполнение. Это настоящий боевой офицер, генерал, который всегда находился на передовой, обучал и воспитывал подчинённых, никогда не прятался за их спинами. Профессионал своего дела»;
«Увы, война есть война. Освобождение Пальмиры досталось нам дорогой ценой. Очень жаль, что с Павлом Ильичом Матюхиным случилось такое несчастье. Верю, что он выкарабкается, силы воли и мужества ему не занимать, как истинному русскому офицеру»;
«Каждый сантиметр миноискателем не проверишь. Да и что это был бы за генерал, если бы он шагу боялся ступить без сапёра? Случай громкий, но не из ряда вон выходящий – генералы гибли на всех войнах. Это ещё раз показывает, что на войне от смерти никто не застрахован»;
«В Сирии мы сражаемся за свою Родину, уничтожаем тысячи боевиков, выходцев из РФ и других соседних стран, чтобы наши дома не взрывались, жители не гибли. Если не уничтожить их здесь, они придут к нам в Россию, а этого допустить нельзя».
В заключение
Перед российскими военнослужащими на авиабазе Хмеймим в Сирии считают за честь выступить многие артисты: это Вика Цыганова и Денис Майданов, концертная бригада ансамбля песни и пляски ВДВ России, ансамбль песни и пляски имени Александрова, актёр Сергей Безруков исполнял песни Владимира Высоцкого.
Все военнослужащие ВС России в Сирии любят слушать и напевать «Гимн Операции ВС России в Сирии» вместе с певцом Денисом Майдановым:
Моя страна, моя судьба,
Моя мечта, моя война,
Моя любовь, моя весна.
И я – стена.
Отчизны сын, страны солдат –
Так было сто веков назад.
За друга друг, за брата брат –
Мир этим свят!..
Во все времена русские воины были лучшими. Ещё прусский король Фридрих-Вильгельм I просил у русского царя гренадеров в свою гвардию, и Пётр Первый дарил ему отборных гренадеров – «больших мужиков». Король Фридрих признавал, что лучше русских солдат нет нигде в мире.
Канцлер Отто фон Бисмарк предупреждал, чтобы Германия никогда не нападала на Россию. Русских невозможно победить, говорил он.
И сегодня, несмотря на трудности и социальные противоречия, русские солдаты и офицеры по-прежнему являются патриотами и героями России, чему свидетельствуют наши победы в Сирии. Одним из них является герой рассказа «Есть такая профессия – Родину защищать».