Виктор ПЕЛЕНЯГРЭ. ВЕРТИКАЛЬНЫЙ МОНТАЖ. О творчестве поэта Вячеслава Девяткова

 

Виктор ПЕЛЕНЯГРЭ

ВЕРТИКАЛЬНЫЙ МОНТАЖ

О творчестве тюменского поэта Вячеслава Девяткова

 

Стихи Вячеслава Девяткова напоминают мне «вертикальный монтаж» Сергея Эйзенштейна. Всемирно известный режиссер практически всю свою жизнь находился под восточным влиянием. (Знавший около трехсот иероглифов, Эйзенштейн без конца обращался к ним не только в теоретических работах.)

Поэт преподносит этот метод, как «сверхпозиционный»: точное, мгновенно схватывающее и раскрывающее ситуацию описание плюс автономный, внешне независимый образ, соединенный с темой стихотворения непрямой, ассоциативной связью:

С ума ли сойдя, с корабельного трапа ли,

О том ли, о сём ли моля и скорбя,

Как здорово вдруг очутиться в Неаполе.

И там погрузиться в мечты и в себя.

В этих четырех строчках последовательно исчезают – как бы растворяются в природе – привычные нам категории пространства, времени, идентичности. Присутствие поэта не связано с местом, оно условно: жизнь везде и всюду! Это место возникает из хаоса поэтического воображения: море, Неаполь, корабль. Мир становится отправной, а не конечной точкой жизненного пути и стихотворения. Время становится бессмысленным, «с ума ли сойдя, с корабельного трапа ли», хронология отсутствует, как нет её для распускающихся и отцветающих цветов.

Вячеслав открывает нам то, что нельзя не открыть, – вечность. Стихи, как волны, настигают между искусственным и естественным; стихи, как часть пейзажа – между долгим и кратким…

Что живёт дольше – человек или корабль, мифическое море или воображаемый Неаполь, мечты или волны?  На Западе всё опирается на платоновские идеи. Поскольку эти идеальные образы мира располагались в недоступном искусству метафизическом пространстве, художники Ренессанса вынуждены были без конца исправлять Платона. Оправдывая своё искусство, они утверждали, что красота позволяет человеку проникнуть в царство идей. Красота как солнечный луч: луч – не Солнце, но он передает нам представление о совершенстве солнечного света. Так и искусство изображает видимый мир лишь для того, чтобы привести нас к невидимому.

Волна волос твоих накроет,

Как аромат пьянящих снов;

Душа летит на чей-то зов,

Как будто зов чего-то стоит!

Платон называл творчеством всё, что вызывает переход из небытия в бытие. Отсюда следует, что художник своим произведением создает вторую природу по образу и подобию Того, Кто создал первую.

На Востоке художник участвует в природе, выявляя разлитую в ней гармонию, непременной частью которой он является. Хрестоматийный пример этой восточно-западной техники у Вячеслава Девяткова: 

Всю мою жизнь наполняют глупости и наслаждения:

Женщины, пение, виски, суфийские коловращения,

Бубны, гипноз и оружие, магия, фотоискусство,

Общение с духами кладбищ, разные вкусы и чувства.

 

Сирины и гамаюны, поиски истин и смыслов,

Живопись, кошки урчание, музыка, запахи, числа,

Дактиль, хорей и анапест, гекзаметр, ямб, амфибрахий,

Письма Вселенной и радость, счастье, сомненья и страхи.

 

Всё это очень сравнимо с течением и ожиданием,

Волнением и превращением, рождением и увяданием,

Спокойствием и озарением, наивностью и удивлением,

Величием, воспоминаньем, прекрасным волшебным мгновением.

Силой своего воображения поэт извлекает из небытия самые разные чувства. На глазах читателя все эти «забавы» расцветают нежными лепестками поэтической фантазии. Поэт без особого труда преодолевает реализм, в котором ему не хватает энергии движения. На смену приходит то, что в прошлом веке определяли, как вортизм. Vortex, метафору, давшую название этому направлению, следует переводить и как водоворот, и как вихрь. Vortex – образ, насыщенный динамикой.

Не обычная картинка, а сила, втягивающая чувства и мысли в психологическую воронку. Образующееся при этом вихревое движение перемещает образы стихотворения не только поступательно – вдоль сюжета, но и вращает их вокруг собственной оси.

По кругу! Все мы движемся кругу,

Но если вдруг сбивает с мысли круг,

То можно взять вина и двинуть к другу,

Дождаться  лета и махнуть на юг!

Слова   становятся светящимися деталями, излучающими семантическую энергию во все стороны. Из них создаётся та новая поэзия, что опирается и на практику восточного стихосложения, и на его эстетику. Не случайно стихи Вячеслава Девяткова находят своих поклонников в самых разных сферах человеческой жизнедеятельности – от президента нефтеналивной компании до светского обозревателя столичных подмостков.

Отбирая нужные стиху предметы, поэт использует повседневный свой опыт, в котором создается целостный образ прожитого дня из сознательно и бессознательно выбранных впечатлений. Поэзия метафор связывает мир воедино в воображении поэта. Поэзия вещей предлагает читателю набор предметов, из которых он сам должен составить целое. Только читатель может установить эту невыразимую словами связь, связь между вещами и чувствами, которые они вызывают.

Такая поэзия позволяет нам услышать непроизносимое. Она стремится не обогатить сознание читателя, а изменить его.

Ударил зычно корабельный колокол,

Пора! Пора тебе в последний путь,

Но в памяти останешься ты облаком,

Всё остальное так себе. Забудь!

Тут надо говорить не о «смерти автора», а о растворении поэта в им же созданном, точнее – составленном образе мира. Стихи создают условия для прыжка вглубь – стихи замолкают, подводя читателя туда, куда можно проникнуть лишь в одиночку. На свой страх и риск.

Каждая деталь стихотворения подталкивает нас в нужном направлении, но она лишена одномерности дорожного знака. Указывая путь, вещь не перестает существовать во всей полноте своего неисчерпаемого и непереводимого бытия. Именно этот метафизический остаток позволяет поэту высказать мудрость мира на его, понятном лишь поэту, языке.

Вячеслав Девятков создает в читательском воображении мизансцену, обставляет её декорациями, задаёт ситуацию и отходит в сторону. Представленные сочинения – как детектив: читателю предлагают улики, из которых тот вправе выстраивать свою версию. (Правда, верного ответа тут быть не может, ибо одно прочтение не отменяет других.) Распутывать этот ребус-коан можно с любого места:

Там деревьев качаются кроны,

А цветы в человеческий рост,

И над синей рекой для влюблённых

Там натянут веревочный мост.

Поэт изменяет время, вписав свои стихи о нём в этот самый пейзаж. Цепь ассоциаций удлиняется и обогащается. Вячеслав Девятков не только вспоминает стихи своих предшественников на том самом месте, где они остановились, но и продолжает этот путь. Так пространство, насыщенное временем, превращает природу в культуру, делая стихи смыслом и природы, и культуры.

И времена когда-нибудь пройдут,

И звёзды новый облик обретут,

И вместо лета снизойдёт зима,

И свет напомнит, что такое тьма!

Годы сжимаются до неузнаваемости. Для цветов и ветра нет времени. Сколько нужно цветку, чтобы распуститься? Сколько нужно поэту, чтобы прийти к просветлению? Как сопоставить века с быстротекущей жизнью поэта, чтобы понять то, о чём он рассказал? 

Да и вечность, если разобраться, срок этот весьма условный, как и всё на белом свете. Будут другие цветы, и другие поэты, и даже другой Вячеслав Девятков, потому что истины не меняются от того, кто на них смотрит.