Светлана ГОЛУБЕВА. «ПРЕКРАСНЫХ ЛЕТ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫ НРАВЫ...». Гордость и достояние России

 

Светлана ГОЛУБЕВА

«ПРЕКРАСНЫХ ЛЕТ ПЕРВОНАЧАЛЬНЫ НРАВЫ...»

Гордость и достояние России

 

Понимая высоту мастерства как искусство, как своего рода поэзию, отдаю должное самой гуманной, бессмертной поэзии – поэзии наставничества. Поклон людям, умеющим открыть в своих воспитанниках и взлелеять талант, высоту духа и устремлений.

Говорят, какое время – такие и герои. В этих словах есть доля правды. Но на поверку всегда выходит, что истинный герой во все времена один и тот же – человек, которого мы назвали бы гражданином.

Воспитать такого возможно, если наставник сам живёт интересами общества, понимает несовершенство государственных уложений и организаций, осознаёт проблемы и слабости государства и вместе с тем не желает себе никакого иного отечества. К тому же он профессионал, работающий на пользу общества, сочувствует своему народу, желает и способен быть выразителем его чаяний. И учительство ему не труд, а необходимая часть жизни, самое естественное проявление его духовной природы.

Это в идеале, скажете вы, а в жизни всё иначе.

Но разве передовые люди России не стремились высокие идеи воспитания претворить в жизнь? Разве в истории не случалось, чтобы гражданская позиция преданных своей стране деятелей привела к созданию учебных заведений, цель которых как раз та самая – воспитание Гражданина?

Случалось, и приносило замечательные плоды...

Друзья мои! Прекрасен наш союз!

Он как душа, неразделим и вечен,

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

 

Куда б нас ни забросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Всё те же мы, нам целый мир – чужбина,

Отечество нам Царское Село!

По-юношески трепетные строфы стихотворения Александра Сергеевича Пушкина «19 октября» видятся скорее результатом долгого вынужденного затворничества (ссылки), душевным порывом, а не проверенным временем чувством.

Но всё же эти слова – только ли эмоции пылкого романтичного человека? Судя по дате написания стихотворения (1825, через восемь лет после окончания лицея) искреннее лицейское дружество, озарившее краткую мятежную жизнь поэта, действительно имело место. Но как оно могло сложиться, учитывая, что лицеисты – потомки дворянских родов, не лишённые самолюбия, гордости, со своеобразным подчас пониманием дворянской чести? Кто и чему учил разнохарактерных подростков, и как у наставников получилось, что до конца жизни их воспитанники остались верными лицейским идеалам? Какая предыстория привела к пониманию того, кто, как и чему должен учить молодое поколение дворян.

 

Восемнадцатый век. Учреждение лицея

Восемнадцатый век, бурный, противоречивый. Европа сотрясалась от революционных движений и военных конфликтов. В России на сцену истории вышло множество ярких личностей. Начало века связано с мощными преобразованиями Петра I, способствовавшего пополнению дворянства выдающимися людьми из «простых званий», кто заслугами перед Отечеством получил право называться дворянином, это и «золотой век» Екатерины II, даровавшей дворянству неслыханные до того привилегии. Основан Санкт-Петербург, учреждены Российская академия наук, Российская императорская академия для изучения русского языка.

Важное историческое и культурное значение имело появление светского образования. Указом Петра I создана Школа математических и навигацких наук – первая светская школа в России. Екатериной II подписан «Устав народных училищ». Открыта Императорская публичная библиотека, а через пять лет, в 1800 году, – Медико-хирургическая академия. Л.Ф. Магницкий издает в Москве первый русский учебник по математике, а «Геометрия» стала первой в России книгой, напечатанной гражданским шрифтом.

Восемнадцатый век одержал много блестящих военных побед, совершил грандиозные географические открытия во славу Российской империи, передав девятнадцатому потребность в образованных талантливых людях, способных к службе Отечеству на военном и гражданском поприщах.

Одиннадцатого декабря 1808 года видный государственный деятель Михаил Михайлович Сперанский читает императору Александру I свою записку «Об усовершении общего народного воспитания» и представляет на рассмотрение проект «Предварительные правила для специального Лицея», где прописывает принципы обучения и воспитания нового учебного заведения.

Проект поступил на рассмотрение к министру просвещения графу А.К. Разумовскому. Но у этого начинания нашлись противники. Жозеф де Местр, доверенное лицо Разумовского, находил, что новая система воспитания опасна для самодержавия. Тем не менее, документы по учреждению лицея были переданы директору департамента министерства просвещения И.И. Мартынову. Тот сумел сохранить многое из того, что де Местр пытался исключить, хотя кое-чем пришлось и поступиться. Из проекта устранили положение о приёме детей всех сословий и пункт о равенстве учащихся, зато впервые в учебном заведении отменялись телесные наказания. Внесена поправка о подчинении директора лицея министру просвещения.

Двенадцатого августа 1810 года Постановление о лицее было утверждено.

Приёмный экзамен для будущих воспитанников Царскосельского лицея состоялся в тот же день год спустя в доме Разумовского. Вопросы поступающим задавал директор Царскосельского лицея Василий Фёдорович Малиновский. Существенную роль в зачислении играли рекомендации от влиятельных лиц. Каждый отец, конечно, запасся для своего сына такой бумагой загодя, и все претендующие были в лицей приняты.

Система образования и воспитания

Главной целью лицея было «...образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы Государственной». Кроме того, он «в правах и преимуществах своих совершенно равняется с Российскими университетами». Так что его выпускники имели университетское образование.

Программа обучения была рассчитана на шесть лет: два курса по три года каждый. Образование предусматривалось общее, с преобладанием гуманитарных предметов.

Для начального курса: грамматика, науки математические и физические, история, «изящные письмена» (художественная литература), изящные искусства (чистописание, рисование, «танцевание», гимнастические упражнения, верховая езда, плавание).

В обучении старшего курса главенствовали нравственные науки: история права, философия права, правоведение, история религии, логика). Важное место отводилось алгебре, тригонометрии, прикладной математике, российской истории, хронологии, географии. В курсе словесности изучались лингвистика, литературоведение, эстетика и риторика.

 Кроме того, «языки иностранные должны быть продолжаемы». Воспитанникам вменялось «стараться понять свойства и разность каждого языка», чтобы они «научились бы красоты чуждые (языковые) присваивать языку отечественному и научились сочинять правильно на немецком и французском, и российском языке».

Преподаватель обязывался прежде учить воспитанников думать, потом уже искать способ выражения мыслей. Педагогам и воспитанникам следовало «никогда не терпеть, чтобы они употребляли слова без ясных идей».

 

Во главе лицея стоял директор, назначаемый по указу царя. Преподаватели – профессора и адъюнкт-профессора – составляли Конференцию лицея, которая занималась вопросами обучения и воспитания и собиралась для их обсуждения раз в месяц. Была также учреждена хозяйственная комиссия, ведавшая бытовыми вопросами.

Истинная педагогика не отделяет образование от воспитания. Недаром на мемориальной доске лицея начертано: «Здесь воспитывался Александр Сергеевич Пушкин». Именно воспитывался, а не учился. Являясь высшей целью педагогики, воспитание определялось общей культурой наставника, его познаниями, личными качествами, принципами и убеждениями, одно из которых – говорить правду, что означает, уважать себя, своё дело, будущих граждан в своих учениках.

Так, например, при изучении законов юношам указывались нестыковки в законодательстве, его запутанность и беспорядок в различных статьях. В отчётной записке говорилось: «Не скрыты были от них злоупотребления, в суде и расправе встречаемые, равно как источник оных и последствия, ибо в храме просвещения и образования одна только истина должна управлять устами наставника...».

Отечественная история преподавалась с тем же беспристрастием, с каким древняя и новейшая иностранная. Преподаватели стремились «изображать вещи в их истинном виде, несмотря ни на какие уважения», потому что с самого начала в своих воспитанниках, пока ещё детях, наставники уже видели представителей общества, которые, проходя «степени службы, могут некогда приблизиться к подножию трона... и... соделаются вместе органами общего мнения и представителями народа пред лицом монарха».

В напутствии выпускникам звучало: «Да наполнится их сердце состраданием к ближнему, да получат они смелость воевать против злоупотреблений... Будучи сами чужды своекорыстия и других страстей, подрывающих корень общежития, да положат они преграду другим в их незаконных поступках». В этих словах заключено всё, к чему и направлялись устремления педагогов, во имя чего и основан был лицей.

Просуществовав с 1811 по 1844 год в Царском Селе, лицей выпустил 286 человек. В этом числе 12 членов Государственного Совета, 19 сенаторов, 3 почётных опекуна, 5 дипломатов, 6 губернаторов, 7 директоров департаментов и равных им по должности, 13 губернских и уездных предводителей. В общенародном и временном масштабе это небольшие числа, но возможно ли измерить пользу, которую эти люди принесли государству? Немало страниц вписано ими в историю и культуру Отечества. И всё же самым благодатным был первый выпуск, Пушкинский.

 

«Наставникам, хранившим юность нашу...»

Кто же они, наставники, чьи питомцы сыграли видную роль в истории России; кого чаще всего добрым словом поминали выпускники?

Первым директором Царскосельского лицея был назначен Василий Фёдорович Малиновский.

По воспоминаниям Ивана Ивановича Пущина, однокурсника и лучшего друга Пушкина, при Малиновском воспитанников учили самостоятельно мыслить, рассуждать, спорить об истине, торжестве справедливости, об «общей пользе» и «общем благе».

Василий Фёдорович Малиновский работал в Лондоне в русской миссии в 1789 году. В 1800-м его назначают генеральным консулом в Молдавию. Через два года он возвращается в Россию. В Москве работает в медико-филантропическом комитете, директорствует на общественных началах в доме трудолюбия. В 1811 году Малиновский назначен директором Царскосельского лицея.

Василий Фёдорович пережил большое горе. В 1812-м его жена ушла из жизни в возрасте 40 лет. Заботу о шестерых детях Малиновских взяла на себя сестра покойной, Анна Андреевна Самборская (небезызвестная фамилия в венценосных кругах), которую и дети Василия Фёдоровича, и лицейские полюбили как родную.

Через месяц после зачисления в лицей Александр Горчаков (будущий министр иностранных дел, канцлер Российской империи) написал: «Я не найду выражения для похвалы Малиновского, какой прекрасный и какой достойный человек. Он относится к нам, как к своим детям, и не делает разницы между нами и своим сыном...».

На долю Василия Фёдоровича выпали все тяготы, связанные с благоустройством лицея. Это и договоры с подрядчиками, и закупки оборудования, хозяйственных принадлежностей, мебели, провианта, подбор персонала и преподавательского коллектива.

Учебно-воспитательная деятельность тоже находилась в зоне творческого внимания Василия Фёдоровича. В лицей приглашались известные личности. Иван Малиновский (сын директора), сокурсник и приятель Пушкина, описывает, как во время занятий в лицей пришли Карамзин, Жуковский, Батюшков, Тургенев.

В воспитательных целях поощрялись самостоятельные коллективные решения. В.Ф. Малиновский предложил воспитанникам самим выбрать лучших учеников за первые месяцы. Дети выбрали Вольховского, Горчакова, Пущина, Маслова, Малиновского и ещё девятерых.

Дом Малиновских был открыт для всех лицейских (мальчики первого курса называли себя лицейскими, а не лицеистами). Все выходные и праздники воспитанники проводили в кругу семьи директора.

Василий Фёдорович умер от сердечного приступа 20 марта 1814 года.

Егор Антонович Энгельгардт – второй директор лицея. Родился в 1775 году в Риге. Учился в Петербургском частном пансионе. Шестнадцатилетним юношей он поступает сержантом в Преображенский полк. В 1796 году переходит в коллегию иностранных дел. С учреждением Государственного совета назначен помощником статс-секретаря. В 1811 году Энгельгардт становится главой Петербургского педагогического института. В январе 1816-го Егор Антонович назначен директором в Царскосельский Лицей.

Энгельгардт с молодости чувствовал призвание к наставничеству. Его педагогические принципы:

– в основе воспитания лежит любовь к воспитаннику;

– только путём искреннего участия можно обрести любовь и доверие детей, она завоёвывается только поступками;

– воспитание без наказания невозможно, но наказание не может быть публичным и телесным. Публичные наказания убивают стыд и страх перед общественным мнением;

– провинившийся воспитанник должен ощущать, что наказание тяжело и для преподавателя.

Егор Антонович так же, как Василий Фёдорович, радушно принимал воспитанников в своём доме, где устраивались литературные и музыкальные вечера, домашние спектакли.

Русский критик, историк литературы В.П. Гаевский пишет: «В самом начале своего директорства Энгельгардт, сознавая нелепость совершенного разъединения учащейся молодёжи с действительной жизнью, разрешил отпуски из лицея в пределах Царского Села, и, по примеру директора, несколько семейных домов открылись для лицеистов, именно: дома Вельо, Северниной и барона Теппера де Фергюсона...».

Добросердечные отношения у нового директора сложились не со всеми лицейскими. В числе тех, с кем не заладилось, был Александр Пушкин. Неприязнь директора и юного поэта была взаимной и небезосновательной, но верный своим принципам наставник избегал её демонстрировать, и на итоговых выпускных результатах Пушкина это обстоятельство никак не сказалось. Когда Александру Сергеевичу грозила ссылка в Сибирь, Энгельгардт защитил бывшего воспитанника, оправдывая поэта перед императором тем, что Пушкин является «красой современной литературы», его необыкновенный талант требует пощады, а ссылка «может губительно подействовать на пылкий нрав молодого человека».

В лицее преподавал один из блистательных педагогов своего времени Александр Петрович Куницын. Родился в 1783 году в семье сельского дьяка. Начал учиться в Тверской семинарии, переведён в Санкт-Петербургскую педагогическую гимназию, ставшую вскоре педагогическим институтом, и спустя 4 года окончил его. Высочайшим повелением Александр Петрович отправлен за границу, слушал лекции в Геттингенском и Парижском университетах. Вернувшись, сдал экзамен на звание адъюнкт-профессора (профессор с 1816 г.) и направлен в лицей преподавателем политических наук (русское гражданское право, логика, этика, экономика).

«Куницын умел учить и добру учил», – писал о нём Энгельгардт.

На открытии Лицея 19 октября 1811 года Куницын произнёс блистательную речь.

«Смело, бодро выступил профессор политических наук А.П. Куницын и начал не читать, а говорить об обязанностях гражданина и воина… В продолжение всей речи ни разу не было упомянуто о государе: это небывалое дело так поразило и понравилось императору Александру, что он тотчас прислал Куницыну владимирский крест», – вспоминал Иван Пущин.

Пушкин и его однокурсники были увлечены идеями Куницына. На экземпляре книги «История пугачёвского бунта», увидевшей свет в 1834 году, преподнесённой любимому учителю, Пушкин сделал надпись «Александру Куницыну от автора в знак глубокого уважения и благодарности».

Пережив череду разочарований и неприятностей, Александр Петрович Куницын получил общественное признание и благодарность государства. А в июле 1840-го он ушёл из жизни.

Нельзя не вспомнить Николая Фёдоровича Кошанского. Он родился в 1781(?) году. Учился в Благородном пансионе, затем в Московском университете одновременно на философском и юридическом факультетах. Преподавал в родном пансионе, в университетской гимназии. В 1805 утверждён магистром, спустя год становится доктором философских наук.

Кошанский в совершенстве знал пять языков, был знатоком древней литературы, любил поэзию и сам писал стихи. Сотрудничал с авторитетными литературными изданиями: «Вестник Европы», «Русский Вестник» и другие. Николай Фёдорович – автор ряда учебных пособий. По ним учились несколько поколений школяров и студентов, в том числе, один из воспитанников последнего курса лицея М.Е. Салтыков-Щедрин.

В Царскосельский лицей Николай Фёдорович переведён в конце 1811 года и весьма увлекательно преподавал там русскую и латинскую словесности.

Сорок лет спустя Пущин вспоминал: «Как теперь вижу тот послеобеденный класс Кошанского, когда ... профессор сказал: «Теперь, господа, будем пробовать перья! Опишите мне, пожалуйста, розу стихами». Наши стихи вообще не клеились, а Пушкин мигом прочёл два четверостишия, которые всех нас восхитили». В другой раз Кошанский задал подопечным описать по-французски свой внешний и духовный портрет.

С конца 1824 года Николай Фёдорович возглавлял институт слепых, в 1826-м изобрёл специальный шрифт книг для своих подопечных. Скончался в декабре 1831-го.

Список наставников, конечно, был значительно шире. Все они довольно много поработали на благо личностного роста юных подопечных...

Но миссию воспитания несли не только педагоги, а в какой-то мере и сама история. Отечественная война 1812 года... Мальчикам было объявлено, что им нельзя будет покидать лицея. С этого момента они становятся друг для друга практически семьёй. Но объединяет их не столько вынужденное затворничество, сколько осознание того грозного и великого, что свершалось в стране, – дела спасения Родины.

Дорога из Петербурга на юг, по которой русское воинство отправлялось на войну с Наполеоном, пересекала Царское Село. Мимо лицея день за днём шли и шли колонны солдат.

Иван Иванович Пущин писал: «Началось с того, что мы провожали все гвардейские полки, потому что они проходили мимо самого Лицея; мы всегда были тут, при их появлении выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвой, обнимались с родными и знакомыми; усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом. Не одна слеза тут пролита!».

Мальчики подолгу смотрели в спины уходящим на битву. О чём они думали? Наверное, жалели о том, что теперь не их время совершать подвиги, и увлекаемые воображением, бесстрашно мчались на конях в атаку… Фантазии – это не всегда плохо, особенно, если они – исток зарождения национальной гордости.

«И после провода одной из ратей воспитанники до того воодушевились патриотизмом, что, готовясь к французской лекции, побросали грамматику под лавки, под столы», – вспоминал о том времени Малиновский.

 

Обыкновения, традиции, праздники

Самые масштабные идеи и самые прекрасные стихи появляются на свет в крепких стенах под добротным кровом, среди обыденных вещей, деталей повседневности, в атмосфере житейских традиций и праздников.

Здание лицея, первоначально дворцовый флигель, построено в конце 17 века архитектором И.В. Нееловым. В 1811 году В.П. Стасов провёл перепланировку здания.

Первый этаж занимали хозяйственные службы и квартиры сотрудников лицея. На втором размещались больница с аптекой, канцелярия, конференц-зал, столовая. Выше – классы для занятий, библиотека, помещения для самостоятельной работы учеников. Воспитанники жили на четвёртом этаже.

Пущин пишет: «…на протяжении вдоль всего строения, во внутренних поперечных стенах прорублены были арки. Таким образом образовался коридор с лестницами на двух концах, в котором с обеих сторон перегородками отделены были комнаты; всего пятьдесят номеров. В каждой комнате – железная кровать, комод, конторка, зеркало, стул, стол для умывания...».

Девятнадцатого октября 1811 года подростки окунулись в совершенно новую для них обстановку, в которой им предстояло провести шесть лет.

Распорядок дня лицейских тоже подробно описан Пущиным: «Прогулка три раза в день, во всякую погоду. Вечером в зале – мячик и беготня. Вставали мы по звонку в шесть часов. Одевались, шли на молитву в залу. Утреннюю и вечернюю молитву читали мы вслух по очереди. От 7 до 9 часов – класс (т.е. учебные занятия); в 9 – чай; прогулка – до 10-ти; от 10 до 12 – класс; от 12 до часу – прогулка; в час – обед, от 2 до 3 – или чистописание, или рисование; от 3 до 5 – класс; в 5 часов – чай; до 6 – прогулка; потом – повторение уроков или вспомогательный класс. По средам и субботам – танцеванье или фехтованье. Каждую субботу – баня. В половине 9 часа – звонок к ужину. После ужина до 10 часов – рекреация. В 10 – вечерняя молитва, сон. В коридоре на ночь ставились ночники во всех арках. Дежурный дядька мерными шагами ходил по коридору. Бельё переменялось на теле два раза, а столовое и на постели – раз в неделю».

Обед состоял из трёх блюд (в праздники из четырёх), ужин из двух. Вот как пишет об этом Пущин: «Кушанье было хорошо, но это не мешало нам иногда бросать пирожки Золотарёву в бакенбарды. При утреннем чае – крупичатая белая булка, а за вечерним – полбулки... Сначала давали по полустакану портеру. Потом эта английская система была уничтожена. Мы ограничивались отечественным квасом и чистою водою». И добавляет: «У дядьки Леонтия Кемерского … можно было найти конфеты, выпить чашку кофе или шоколаду (даже рюмку ликёру – разумеется, контрабандой). Он иногда, по заказу именинника, за общим столом вместо казённого чая ставил сюрпризом кофе или шоколад вечером, со столбушками сухарей».

О том, какова была повседневная лицейская форма, есть свидетельство однокурсника Пушкина М.А. Корфа: «Вначале нам сделали прекрасные синие мундиры из тонкого сукна, и при них белые панталоны в обтяжку с ботфортами и треугольными шляпами, и сверх того для будней синие сюртуки с красными воротниками». На картине Ильи Репина «А.С. Пушкин на экзамене в Лицее 8 января 1815 года» именно в такой форме изображён юный Пушкин, читающий перед Державиным своё стихотворение «Воспоминание о Царском Селе».

Во время Отечественной войны 1812 года финансирование лицея было сокращено, и мундиры заменили на серые штатского покроя сюртуки. Однако вскоре прежняя форма вернулась в обиход.

Современные школьники удивились бы, узнав, сколько времени лицейские проводили в классах и считали это лёгким делом. Сокурсник Пушкина и поэт Алексей Илличевский вспоминает: «...в классах бываем недолго: семь часов в день; больших уроков не имеем; летом досуг проводим на прогулке, зимой в чтении книг, иногда представляем театр...».

В сухую тёплую погоду лицейские играли на окраине Екатерининского парка, на Розовом поле – обширном лугу, окаймлённом кустами шиповника.

 

Герб и медали

Егору Антоновичу Энгельгардту принадлежит инициатива создания лицейского герба и медали. На гербе дубовый и лавровый венки символизируют Силу и Славу, сова – Мудрость, лира Аполлона – любовь к поэзии, словесности в целом. Сверху – девиз «Для общей пользы».

Егор Антонович придумал разбивать в выпускной день лицейский колокол, призывавший воспитанников на занятия. Каждый выпускник брал себе на память кусочек. Пушкинскому курсу из осколков директор заказал чугунные кольца в виде рук, сомкнувшихся в пожатье. Первые выпускники назвались «чугунниками» и поклялись каждый год отмечать годовщину поступления в лицей. Обычай разбивать колокол сохранялся все последующие годы. Когда лицей из Царского Села переезжал в Петербург, лицеисты вывезли и колокол, и камень, о который его разбивают.

 

«Друзья мои, прекрасен наш союз...»

«Все воспитанники равны между собой, как дети одного отца», – так говорилось в Уставе благородного пансиона, организованного в 1812 году для подготовки дворянских детей к получению дальнейшего образования в лицее. Воспитанникам запрещалось повышать голос на служащих, даже если они были крепостными людьми.

В лицее наставники обращались к мальчикам на «вы», прибавляя к фамилии слово «господин». Это способствовало формированию уважительных отношений между воспитанниками и преподавателями, но не мешало детям оставаться детьми: дружить и ссориться, соперничать и озорничать, и, как нередко случается в ребячьем сообществе, давать друг другу прозвища. Данзаса звали Медведем, Мясоедова – Мясожоровым, Дельвига – Тосей, Корнилова – Месье, за оговорку во время первого торжественного обеда в лицее, когда на вопрос императрицы, нравится ли ему суп, он машинально ответил: «Да, месье». Пушкин был Француз и Егоза, Пущин – Жано, Горчаков – Франтом.

Помимо подвижных игр и чтения мальчики увлекались выпуском рукописных журналов. Первый, кому пришла в голову такая идея, был Николай Корсаков. В 1811 году он выпустил журнал «Вестник». Написанный детским почерком, с ошибками, журнал отражал жизнь воспитанников в первые учебные месяцы. Он содержал стихи и сведения о значительных, по мнению юного редактора, событиях. «Мы получили известие о весьма страстных пройшействий случившиеся в течение сего месяца...» – так начинается сообщение о размолвке между Горчаковым и Масловым. Горчаков первым протянул руку дружбы, восхитив тем самым не только Маслова, но и издателей «Вестника».

Спустя год появились журналы «Для удовольствия и пользы» и «Неопытное перо», потом «Юные пловцы», за ними – «Лицейский Мудрец». Одновременно с «Мудрецом» выходил рукописный сборник «Мудрец-поэт, или Лицейская Антология», содержавший поэтическую часть «Лицейского Мудреца».

Журналы изрядно отвлекали мальчиков от учёбы, к неудовольствию педагогов. Но с возрастом мальчики увлеклись иными затеями, тем более, что наставники активно способствовали тому.

«С назначением Энгельгардта в директоры школьный наш быт принял иной характер. При нём по вечерам устроились чтения в зале (Энгельгардт отлично читал). В доме его мы знакомились с обычаями света, находили приятное женское общество. Летом в вакантный месяц директор делал нам дальние, иногда двухдневные прогулки по окрестностям; зимой для развлечения ездили на нескольких тройках за город завтракать или пить чай в праздничные дни, в саду, на пруде катались с гор и на коньках. Во всех этих увеселениях участвовало его семейство и близкие ему дамы и девицы, иногда и приезжавшие родные наши...» – вспоминал Пущин.

Лицейские бывали в домах графа Ожаровского, Бакуниной, Толстого.

«Наше Царское Село в летние дни есть Петербург в миниатюре. У нас есть вечерние гуляния, в саду музыка и песни, иногда театры. Всем этим обязаны мы графу Толстому, богатому и любящему удовольствия человеку», – вспоминает Алексей Илличевский.

Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюсон (учитель музыки и пения) устраивал у себя в доме музыкальные вечера. В них охотно участвовали Пушкин, Яковлев, Дельвиг, Кюхельбекер, Корсаков, которые к тому же хорошо пели. На музыкальных инструментах играли Дельвиг (фортепиано) и Кюхельбекер (скрипка). Преподаватель пения был для них скорее товарищем, чем учителем.

Вспоминая предвыпускной год, Модест Андреевич Корф писал: «...Всё переменилось, и в свободное время мы ходили не только к Тепперу и в другие почтенные дома, но и в кондитерскую Амбиеля, а также по гусарам...».

Плотное общение педагогов с подопечными неизбежно приводит к сложностям во взаимоотношениях, но во все времена среди наставников всегда есть те, кто пользуется особой симпатией воспитанников.

Весь курс находился под обаянием Александра Петровича Куницына. Пушкин также любил уроки Александра Ивановича Галича, преподававшего русскую словесность на замене Кошанского. «Галич был моим профессором и одобрял меня на поприще мною избранном…» – так пишет об учителе Александр Сергеевич.

Что же касается любимцев-учеников, то каждому педагогу конечно же нравится работать с детьми, увлечёнными его предметом, хорошо соображающими, способными даже поспорить. Но при определённой работе над собой в эту когорту «любимчиков» может попасть кто угодно. Как же относились преподаватели лицея к своим воспитанникам?

Истинного к себе отношения дети, скорее всего, не знали. Являть подопечным свои расположения и неприязни было не принято. Пример этому записи наставников. «Пушкин – весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне не прилежен», – записывает спустя месяц после начала занятий Куницын, один из любимых учителей Александра Сергеевича. «При малом прилежании оказывает очень хорошие успехи...» – пишет о юном поэте два года спустя Иван Кузьмич Кайданов.

В бурной среде взрослеющих питомцев лицея тоже бывало всякое. Случались горячие ссоры между Кюхельбекером и Пушкиным. С молчаливой неприязнью товарищи относились к Александру Горчакову, считая заносчивым. Зато Пушкин относился к нему с добродушием и позже, в стихотворении «19 октября», посвятил ему признательные строки. В дружеское окружение Пушкина попали те, кто тоже писал стихи: Дельвиг, Кюхельбекер, Илличевский, Яковлев. Первых двоих из этой группы поэт отличал особо. Охотнее всего говорили и спорили, конечно, о литературе.

Случались и озорные выходки с последующим наказанием.

Однажды Пущин, Малиновский и Пушкин достали ром, яйца, сахар и устроили пирушку с гоголь-моголем. Проступок обнаружился, зачинщиков наказали. Две недели во время вечерней молитвы они должны были стоять на коленях, занимать в столовой дальний торец стола (сидели по поведению). Происшествие также было записано в «чёрную тетрадь» (что могло иметь неприятные последствия при выпуске). Едва занявший должность директора Энгельгардт, просмотрев «черную тетрадь», ужаснулся тем, что, отбыв наказание дважды за один проступок, дети всё ещё числятся нарушителями дисциплины. Этому делу Егор Антонович ходу не дал…

Энгельгардт был убеждён, что наставничество – пожизненное звание человека, однажды избравшего это святое поприще. До конца дней он принимал деятельное участие в судьбе многих своих питомцев...

 

Мало кто из нас сразу осознаёт, что когда в начале жизненного пути юного человека ведут добросовестные руки умных наставников, это большая и в итоге желанная удача. Ведь тогда, начиная самостоятельную судьбу, человек уже твёрдо знает, что такое справедливость, честь, верность идеалам, и значит, способен принести обществу наибольшую пользу... Своих первенцев Лицей проводил в жизнь образованными людьми, подготовленными к любой службе во благо родной страны, и они оправдали надежды своих наставников, став гордостью и достоянием России.

г. Орёл