Владимир НЕЧАЕВ. ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ СВИСТ И КОНЧАЕТСЯ ВЗМАХ… Поэзия
Владимир НЕЧАЕВ
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ СВИСТ И КОНЧАЕТСЯ ВЗМАХ…
* * *
Время – ворот колодезный, –
всё отдавая, вернуть.
Хриплое пенье.
В срубах аукает, плещется глубь
словорожденья.
Склоны и пажити,
мели и полдни
кроны и крыши.
Сонное соло блаженной колонии
я ли не слышал?
Нет ничего, кроме любви
и кроме забытых слов –
дар Твой в изгнанье.
Ржавчиной кажется старая кровь
на расстоянье.
Первые заморозки.
Тяжба с огнём
шагреневой кожи.
Все мы вернёмся в извечный наш дом,
кто раньше, кто позже.
* * *
Напиши мне в Китай до востребования,
До того, как Большая река повернёт на восток,
До сезонных дождей, до торгов, до забвения,
Чтобы я отозваться твоей бережливостью мог.
А когда соберут урожай и наполнят корзины,
И миндаль зацветёт, и осыплется каперс, и звук
Неразборчивым станет в ночи – то вода или глина? –
Ты уже не поймёшь беспокойного шороха губ,
Не поймаешь себя на обмолвке случайной, неловкой.
Поезда, отрываясь от рельсов, обычно идут под откос.
Ты в июле своём с каблучка потеряешь подковку,
И в моём сентябре не дождётся пчелы медонос.
* * *
Это лето прошло мимо нас,
мимо губ пролетело, мимо глаз.
Только и вспомнишь, как это было давно,
наше лето, да и было ль оно?
Скошенной пало травою, сухим дождём –
это другие укрылись одним плащом.
Выцвели платья, стоптаны каблуки.
Кольца, браслеты с лёгкой твоей руки
руки найдут другие. Уже нашли…
Только и скажешь: «Дочери подросли».
ОБРЫВОЧНОЕ
…В котором сад и дом, что в три окна,
И сквозь который – тихий плач ребёнка.
Ты, обрывая пуповину сна,
Проснёшься, чтоб поправить рубашонку,
Дать молока. Ты словно бы забыл,
И тщишься вспомнить самое простое,
Далёкое, где Он тебя простил,
Где ты другой, и все вокруг другое.
И жизнь встаёт и зажигает свет,
И теплится в родных глазах укором.
И только что кивнёшь ушедшей вслед.
И плачут о тебе и дом, и сад, в котором…
ТИБЕТ
Ржавая осень. Не пожалею, не вспомню.
Нищенка-жизнь у обочины встанет без гнева.
И не сродни, и не впору, но только лишь вровень
С опытом прежним холодное, серое небо.
В жестких ладонях лежит чечевичное слово –
Сердце пустое в долинах горчичного рая.
И не тесны, да неловки чудные обновы.
Имя чужое как будто своё повторяешь.
Русла сухие разбудит нездешнее утро,
Всё мудренее ночной и мятущейся глины.
И не трудна, но обыденна древняя сутра,
Так же привычна, как этих молящихся спины.
* * *
Купить квартиру в Таганроге –
К чему минувшее жалеть?
Не оглянуться на пороге,
И по дороге умереть.
А кто-то думал в Таганроге,
Что жизнь похожа на тюрьму.
В Бишкек, в Ташкент бежали ноги,
Да привели на Колыму.
Привычка больше, чем сноровка,
Сильнее – русская тоска,
Когда в Елабуге верёвка
Нам кажется не так жестка.
АДАМ
Не в подражание я сбиваюсь на прежний лад.
Выйдешь, вернёшься ли сразу
к праху и тверди, в прах погружая взгляд,
в разлучение глаза?
Идущее мимо и тебя увлечёт за собой.
Там присутствует что-то,
кроме мысли затейливой и простой,
выше заботы.
Там, где двое, всегда появляется Он –
жертва и мера.
На сквозняке между автором и толмачом –
млечность пробела.
И не вещи тебе называть, но говорить
Беглой речью исхода.
Дверь, что открыта тобой изнутри,
это ль свобода?
* * *
Когда в лиловом холоде полей
Затеплятся вечерние огни,
Не кайся, не ищи и не жалей,
И не считай потерянные дни.
Не голоден – тебя, как птицу, с рук
Господь кормил небесным молоком.
И ты был вхож в тот терпеливый круг,
И отзывался птичьим языком.
О чём древесный торжествует лист? –
Он не должник, и заплатил сполна.
На всякий зов – есть долгий-долгий свист,
На каждый отклик – камня тишина.
* * *
У разбитого причала
На сыновний на песок
Стелет море покрывало,
Загибая уголок.
Не один ты в мире этом,
И, когда навек уснёшь,
Вспомни старую примету:
Со стола упавший нож.
Будет дом и стол. Вдоль края –
Те, кого давно любил.
И вошедшего узнаешь,
Нож поднять хватило б сил.
* * *
Счастливый вытащив билет,
И мы кричали: «Не догонят!».
Земле не удержать твой свет,
Но пять лучей в своей ладони
Прозрачных пальцев – сон иль явь? –
Найду – и голос станет глуше.
Так, с корабля бросаясь вплавь,
Бегущие обрящут сушу.
Что им высокие огни
И золотое время года!
Исполнились труды и дни,
И век железный Гесиода.
ЛЮБИСТОК
Один уехал к морю на восток,
Другой построил дом, а третий сгинул.
Растение смешное любисток
Детей переросло наполовину.
Поэзия им больше не нужна.
Беспечные, фривольные, не злые.
На роликах в другие времена
Они спешат – гонцы другой России.
Сбивая в кровь колени о гудрон,
Летит в короткой маечке планета.
Еще успеет передать айфон
Движение земли и тяжесть лета.
Им кажется, что будет так всегда,
А любисток – он помнит и другое,
О том, что завтра грянут холода,
И выстоит, кто крепкий дом построил.
* * *
Когда неба зрачок нас найдет затяжным сентябрем –
Пусть даже лето и обжигает спину
Осени крепкой, пусть и настигнет дождем –
Нам ли оглядываться на пройдённую половину?
Нам ли спешить – что там будет еще впереди?
День закругляется яблоком, сорванным вдосталь.
Здесь и сейчас в перелесках грибные дожди,
Дружеский лай и не помнящий время подросток.
Здесь начинается свист и кончается взмах,
Под гору склон, но приметы упадка не в силе.
Грубых созвездий едва пробудившийся страх
Нам лишь напомнит, бессмертным, какими мы были.
г.Петропавловск-Камчатский
Поэзия тонкая, глубокая, но... слишком заметафизирована. Пока пытаешься расшифровать смысл сих метафор - теряется главное в ней: музыка и радость соучастия, созвучия.
А жаль.