Айдар ХУСАИНОВ. ПУТНИК ВО МГЛЕ. О чём пишет Александр Леонидов?

 

Айдар ХУСАИНОВ

ПУТНИК ВО МГЛЕ

О чём пишет Александр Леонидов?

 

У Александра Леонидова есть три основных персонажа, составляющих ядро создаваемой им творческой Вселенной: Справедливость, Разум и Смерть. Все остальные, бесчисленные, его персонажи – вспомогательные, и служат для раскрытия этих трёх, главных. Леонидов относится к числу «писателей без выбора»: никакого выбора, быть или не быть литератором, у него от рождения не было, звёзды это решили за него, и его не спрашивая.

Леонидовский Космос складывается из газопылевой туманности детства в конце 80-х годов, сразу же обретая все те основные черты, которые впоследствии будут только шлифоваться, но в основе своей остаются неизменны и по сей день.

Автор предстаёт уже вполне самим собой, правда, с ещё ломающимся от возраста голосом в самом начале девяностых, когда, одержимый неотступными видениями, он даже не сочинил, а, скорее, слепил из подручного материала первую свою повесть «Певчий Кенарь». Открыв ею «сезон охоты» длиною в жизнь, на таинства справедливости, разумности и смертности человеческой.

Сергей Кенарев из «Певчего Кенаря» – совсем не так прост, как аттестуется своим автором. Представленный «полуидиотом», Серёга показывает вдумчивость, оригинальность, смекалку, хозяйственность, содержательность, а считать его дурачком побуждают разве что его деликатность и тактичная ненавязчивость. Он говорит только с теми, кто хочет знать его мнение. А кто не хочет – с теми он сразу беззлобно и покладисто соглашается.

В русской литературе есть три любимых темы: лишний человек, маленький человек и новый человек. Так вот, Кенарев «Певчего Кенаря» – это одновременно все три: лишний маленький новый человек в одном лице. Для автора, которому в момент написания повести ещё не исполнилось и 20 лет, – это было неизбежно, потому что он принимал русскую классику с детской непосредственностью, разве что более жадно, чем окружающие сверстники.

Разумеется, в такие годы нельзя ещё говорить об авторском лице Леонидова, он обречён подражать впитанному на уроках литературы, это видно из «Кенаря», как говорится про заимствования – «штрипки торчат», но отметим, что уже в 1990-м году Леонидов «показывает зубки» будущего мастерства. В жизни юноши – нескончаемые похороны: младшего брата, отца (имя отца и стало псевдонимом будущего писателя), бабушки. Эта череда смертей, пришедшаяся на детско-юношеский возраст, оказала большое влияние на Александра. Если читать его прозу тех лет – он «не выглядит на шестнадцать», а кажется куда старше.

Куда более крупное и размашистое произведение Леонидова, роман «Апологет», – начинается тогда же, ранние наброски относятся к 1992 году. Юный, но чуткий писатель ощущает всеми фибрами души, что со страной и народом происходит что-то чудовищное, запредельно-извращённое, пытается, но не может это сказать и чётко определить.

Ранние версии «Апологета» наивны до смешного. Но некоторые эпизоды последней его версии пришли прямиком именно оттуда, из школьных тетрадок, исписанных крупным, угловатым и некрасивым почерком. Средняя школа окончена, исторический факультет накладывает свои отпечатки: Леонидов, не изменяя себе и своим «проклятым вечным вопросам», пишет повесть о древнем Китае (впервые опубликована в наших «Истоках» в 1993 году), о древнем Междуречье, разрабатывает темы Гражданской войны в России.

Параллельно, увлечённый жанром научной фантастики да и попросту пытаясь заработать на своём даре (в биографии Александра предстающим скорее проклятием, роком), – создаёт повесть «Тень Солнца», в которой странным и диковатым образом сплетаются традиции советской фантастической литературы и жуткие реалии: отчётливо смердящий между строк дух 90-х годов с их разнузданностью и разгулом. Пока ещё несмелые и не очень умелые попытки осмыслить происходящее со страной и с ним самим отразились у автора в повести «Пожелтевшие фото», написанной летом 1996 года. 

Леонидов не востребован ни как реалист, ни как фантаст. Но назад ему уже дороги нет, и в нулевых он выступает автором одновременно забавных и кошмарных историй об академике Мезенцеве (сборник «Фантасофия», 2002 год), детективов (сборник «Экзистенция», 2004 год). В 2007 году он написал «Лабиринт Агасфера», странное произведение, сшитое из кусков недописанных книг и связанное в единый сюжет «кошмаром-матрёшкой»: персонаж снова и снова просыпается, однако снова и снова понимает, что не проснулся, оказываясь в очередном своём сне. «Лабиринт Агасфера» – трансформер. Он легко может быть разбит на отдельные маленькие рассказы, но в то же время в целостном виде имеет определённые, собственные, чуждые отдельным рассказам оттенки смыслов.

После длительного перерыва в 2013 году Леонидов снова садится за письменный стол, и создаёт роман «Мускат и Ладан». Главная тема этого тягучего и довольно мучительного, мрачного повествования, по словам самого автора, – «передать будущим поколениям свинцовый ужас ельцинизма». При этом действие происходит не в 90-х, а как бы вытошнено ими: персонажи «Муската и Ладана» только вспоминают их как пережитый и отчасти (хоть и криво) сросшийся перелом. «Рыночный эпос» – называет Леонидов этот роман, и стремится в нём выйти на некие архетипы.

Вряд ли «отражение свинцового ужаса» целой эпохи могло получиться интересным, занимательным, лёгким чтивом – этого и нет. Но, несомненно, «капсула времени» у Леонидова удалась. И снова через призму этой неизменной у него троицы персонажей – Справедливости, Разума и Смерти.

После ещё одного долгого перерыва появляется роман «Терновая Серенада» (про который один из рецензентов метко сказал, что это «варенье из пельменей»), и вдогонку «Серенаде» – целая россыпь историй о семействе Имбирёвых, суровая для лирики, лиричная для реализма череда рассказов и повестей, связанных главными героями. А в остальном – почти ничем (разве что ещё духом времени).

Перейти к полноценному общественному служению автору помогает весьма плодотворное сотрудничество с издательскими проектами «Дня литературы». Его дебют в журнале «Дня» – повесть «Инферно». Далее последовал номер журнала, целиком посвящённый произведениям Леонидова разных лет (2019 год).

Самое массивное произведение Александра – тетралогия «Апологет», высоко оцененная столичной критикой, звёздной россыпью именитых мастеров нашей литературы. Она, как «кот Шрёдингера», то тетралогия, то трилогия, потому что вторую её часть («Иго Человеческое») автор счёл не слишком удачной. Потому иногда о ней умалчивает, оставляя только трилогию «основных», по его мнению, романов цикла. А иногда и нет… Есть ли вторая книга «Апологета», или нет второй книги «Апологета» – как говорится, «науке это неизвестно»…

Стремясь облегчить эстетическую и идейную нагрузку на читателя, окрылённый признанием мэтров, Леонидов создаёт романы «Числа» и «Хищь». Это, говоря старым языком, «полотки»: «Числа» – «Апологет без криминала», а «Хищь» – «Апологет без науки». Иначе говоря, следует как бы очищение жанров: научная фантастика избавляется от примесей детектива, а детектив – от примесей научной (и не очень научной) фантастики. Таким образом, появляется уже шесть романов одного круга, и довольно замкнутого, что попросту пугает автора. Неужели он так и обречён скитаться внутри замкнутой «Апологетовой» замкнутости?!

Круг разомкнут более чем странным произведением «Большой день», в котором странности начинаются уже с названия. Почему оно выбрано именно таким – читатель понять не может, как, впрочем, и всю композицию, несомненно, продуманную, но чрезмерно вычурную. «Большой День» начинается как роман об алкоголиках, продолжается как хоррор, делает петлю в лирику, оттуда ошеломительным жестом вырван в глубинную психологию и философию, причём в «нетрезвом», пограничном состоянии психики персонажей. Мы идём вослед автору по грани разума и безумия, постепенно утрачивая различение реальности и галлюцинаций. Основной предмет художественного исследования на тему «что есть иллюзия?» – сам оказывается очень уж иллюзорным…

С годами тяготеющий к крупным формам писатель всё больше времени уделяет коротким рассказам, которые у него, в отличие от всех «нормальных» писателей, появляются не до, а после романов. Ну и конечно, нельзя обойти стороной весьма тонко стилизованный под «старую школу» исторический и историософский роман о зарождении и анатомии мирового фашизма, «Псы руин», повествование в котором ведётся от первого лица, и речь этого первого лица оправданно-архаична, учитывая время и обстоятельства, в которые поместил его автор.

Леонидов – автор плодовитый, и говорить обо всех его произведениях не представляется ни возможным, ни нужным. Тем более что есть хорошая поговорка на этот счёт: «каждый писатель всю жизнь пишет только одну книгу». Леонидов узнаваем с любой своей строки: от самых ранних «Певчего Кенаря» и «Даров моря», до современных «Апологета» и «Псов руин».

Его авторская Вселенная – едина и неделима. Это единожды определённый круг тем, характеров, персонажей. Это специфическая насыщенность философией и афористикой, страсть к ссылкам и сноскам. Это особая, своеобразная манера письма. И его язык: яркий писательский «диалект», уральско-городской, перенасыщенный словарным запасом, весьма самобытный. Например, критики отмечают его «телеграфно-отрывистый тон» и «поэзию омонимов» в тексте.

Леонидова бранят, что он «слишком мыслитель для художника» и «слишком художник для мыслителя». Но если подумать – то это, может быть, и комплимент! Смесь, конечно, выходит адская, бьёт в голову – но ведь ни с чем не спутаешь…

Так случилось, что с первыми произведениями Леонидова я познакомился раньше, чем с ним самим. Что-то в них меня привлекло, так что я даже написал рецензию, которая никуда не пошла. Затем многие годы мы с ним встречались на улице Ленина, на углу с улицей Достоевского. Что-то в этом есть символичное, не находите?