Анатолий СМИРНОВ. ПО ДОРОГЕ К СЕРДЦУ. Поэзия
Анатолий СМИРНОВ
ПО ДОРОГЕ К СЕРДЦУ
* * *
Чтобы речи убеждали,
Чтобы речи увлекли,
В них всегда нужны детали
Жизни неба и земли.
Перья ангела иль говор
Наводнивших полночь звёзд,
Облик милой, вид портовый
С его грузами вразброс.
Где-то капля; где-то мушка;
Где-то полная луна;
Где-то глиняная кружка,
Браги пенистой полна…
И хоть мир нас манит далью,
Не венчаемой концом,
Взгляд всегда живёт деталью,
Ум – приметливым словцом,
Надевающим сторожко
На фантазию очки.
Всю во мраке видим кошку,
Как сверкнут её зрачки!
* * *
Играя музыкой и словом,
Он надвигался на меня
Лиловым облаком грозовым,
Разящим стрелами огня.
Он странен, страшен был средь быта,
Как Гнев Господний наяву.
Но в вылет стрелами пробитый
Дышу, хожу, люблю – живу.
И в жизни той, что часто мучит
Кнутами злых житейских бурь,
За самой гиблой чёрной тучей
Провижу чистую лазурь.
Но и наполнясь её светом,
Всё не могу найти ответ:
То ли в нём ангел был поэтом,
То ли был ангелом поэт?
* * *
А с годами всё более крепла
В недрах сердца единая мысль:
Прогореть в этой жизни до пепла,
Чтоб удобрить грядущую жизнь.
Так мне быть в этом мире желанно
Хоть песчинкой, осаженной дном,
Что не надо блаженства ль нирваны,
Воскресения ль в мире ином.
На суровой бытийной дороге
Я привык среди пыток и лих
Быть к себе откровенно жестоким,
Оставляя добро для других.
От того и не чаю я ныне
Смыть следы рокового житья
Иль, раздувшись поддушьем гордыни,
Сохранить в божьей вечности «я».
Путь судьбы, он на треть был кошмарен,
Но зато и прекрасен на треть.
За рождение я благодарен,
Благодарен за близкую смерть!
Чистый воздух любви и свободы
На земле мне на каждом углу,
Потому благодарен за годы
И за пепел, что канет во мглу!
ТЫ ПОМНИШЬ?
Ты помнишь ли тот запах медуницы
и ветерок, трепавший лисохвост,
как стригли высь стремительные птицы,
а солнца луч упал на луг, как мост,
и если по нему пойти, от комля
подняться в небо – плёвые дела?..
Хотя ты ничего уже не помнишь.
Не помнишь потому, что умерла.
Смерть стёрла всё – страданья и желанья,
любовь, печаль, привязанность к годам…
Мне не с кем разделить воспоминанья –
вот этим и приходит старость к нам.
РОЛИ
То текста швец, то текста жнец,
То зла свидетель по неволе,
То покупатель, то отец,
То дед… Всю жизнь играю роли.
Младенец, бойкое дитя,
Весёлый отрок и подросток,
Да юноша, чуть погодя
Мужчина – роли биороста.
А рядом – школьник, пионер;
Потом – монтёр, студент-заочник;
Редактор, бич газетных сфер,
И муж, любовник-полуночник.
Для тысяч – просто пешеход,
А для десятков был соседом;
Пред иноземцами народ
Свой представлял по разным средам…
Эх, роли… Сколько их сыграл!
И сколько их ещё сыграю!
Никто меня вокруг не знал
Того, которого я знаю.
Ну, может, Бог почти проник
В него, играющего роли,
Хоть вопрошает Божий лик:
«Зачем я дал свободу воли
Тебе? Теперь не знаю Сам –
В грядущее ролей оравы
Таща, кого сыграешь там,
Пойдёшь налево иль направо.
Одно Я знаю до конца:
В спектакле жизни многобренном
Без реплик роль – роль мертвеца
Сыграть обязан непременно».
* * *
Он плевал на иконы, плевал на кресты,
Проходя вдоль могучей реки.
А потом, отрекаясь мирской суеты,
Лбом стирал и чужие плевки.
Вся планета казалась ему как вокзал
И, омывшись в текучей воде,
Он в заброшенном храме ночами рыдал
О загадочной чёрной звезде,
О лучах, рассылающих тайную суть
По пространствам миров сквозь года…
А о том, где закончил он время и путь,
Знают только вода и звезда.
Но цветут ивняки по речным берегам,
Журавли осыпают свой клич,
И стоит над обрывом заброшенный храм,
И на месте в нём каждый кирпич.
* * *
Вдоль дороги к сердцу в ряд цветёт сирень,
Над дорогой к сердцу в сизь бугрятся тучи
И кинжалы молний рассекают день,
Осыпая в уши камнепад гремучий.
По дороге к сердцу ночью бродит тать,
Утром пробегает лисом бес облезлый.
А сама дорога вся зыбка, как гать,
Кое-где чернеют в ней провалы в бездну.
За моим окошком город в сне дождя,
Рокот водостоков и моторов скерцо;
Где-то в нём работа, недруги, друзья…
Брошу всё и выйду на дорогу к сердцу!
* * *
По ночам нередко меня будят,
Приводя с собой воспоминанья,
Те слова, что не сказал я людям,
Опасаясь их непониманья.
Сон отхлынет в угол мглистой спальни,
Стук часов рванёт ему навстречу,
И в сознанье, вспыхнув, машинально
Вяжутся несказанные речи.
Разные собранья, годы, лица;
Разные ландшафты, интерьеры.
Связывают их, как гнёзда птицы,
Правды недосказанной примеры.
Люди по незнанью ошибались,
Вынося неверные сужденья,
Я ж молчал и люди те остались
Навсегда в тенётах заблужденья.
То, что знал доподлинно и точно,
Не сказал, вильнул, как скользкий угорь.
И, быть может, люди этой ночью
Той неправдой вжаты в смертный угол.
Да, никто из них уж не осудит
Здесь меня, но вот порой ночною,
Залетая в спальню с неба, будит
Правда, не рассказанная мною.
* * *
Для истин подобного рода
Банальность – желаемый брег:
Культура – вторая природа,
Что жизнью создал человек.
Создал топоры и мотыги,
Собранья жилищ и горшков,
Ракеты, компьютеры, книги
И сонмы идей да богов.
Придумал он пиво и кружки,
Шелка – наготу прикрывать,
А также винтовки и пушки,
Чтоб племя своё убивать,
Чтоб кто-нибудь волей народа
Надел властелина пальто…
Культура – вторая природа,
Она здесь без первой – ничто.
Пусть власть свою славой унижет
Синклит мудрецов и владык,
Все боги и истины ниже,
Чем новорождённого крик!
ВУЛКАН
Разлом земли идёт через деревню
На склоне виноградного холма.
Потоки лавы, как в эоне древнем,
Текут, сметая лозы и дома.
В реке багровой тонут стены, крыши;
Дым ядовитый тянется в зенит.
Холм виноградный вновь вулканом пышет,
Движением планетных недр гремит.
Вот так порой, сорвав мгновенно дверцу
С времён, от коих род мы свой ведём,
Сжигая жизнь привычную, по сердцу
Проходит страсти гибельной разлом.
И вся твоя разумность, вся учёность,
Все планы лет, рассчитанных вполне,
Весь камень веры тонут обречённо
В её зверином бешеном огне.
РОМАН
Хотел я написать роман
О жизни неизвестных стран,
О существах иных планет,
В чьих лицах – даль, в чьих душах – свет.
Но всю неделю в тьме ночной
Ребёнок кашлял за стеной
И вместо инопланетян
Я видел лишь лицо дитя
В воображении своём
И в снах ночных, и бодрым днём…
В болезнь ребёнка, как в капкан,
Попал и скучен стал роман
О существах иных планет,
Задуманный на склоне лет,
Власть потерял он надо мной…
Что ж, видно, слишком я земной.
* * *
Никогда и не было мне завидно,
Как живёт какой-то богатей
Своей жизнью жирной, но неправедной,
В подлом мире денег и вещей.
Не пришлось мне алчности обуздывать,
Больше я любил во все года
Лес да поле и тропинку узкую,
Что ведёт неведомо куда.
ПИСАТЕЛЯМ МОЕГО ПОКОЛЕНЬЯ
Ну какая к нам может быть благостность муз,
К поколенью проспавших Советский Союз;
К поколенью предавших победы отцов;
К поколенью базарного мира творцов,
Пред тельцом золотым упадавшему ниц
Ради полных прилавков, открытых границ;
К поколенью сменявших мораль на закон,
Что лукав, как к Христу иудейский Сион;
К поколенью заброшенных изб и полей;
К поколенью абортов, неполных семей;
К поколенью, забывшему в зле суеты
Голубиную книгу и силу мечты…
Не за это ль, как камни, в морях чепухи
Тонут наши романы и наши стихи?
И пиары да премии их не спасут –
Неподкупен истории праведный суд,
Приговор он выносит всегда по делам:
Раз нет прошлого в нас – нет грядущего нам.
* * *
В ложе берегов покатых
льётся золотом река.
На подсвечнике заката
догорают облака.
Солнца краснопёрый кочет
спрятал гребень за лесок.
Наползает с тенью ночи
серебристый холодок.
Вдоль по берегу осока
вяжет запахи тоски.
Облепляют твердь с востока
звёзды, словно светляки.
У околицы деревни,
замирая, красный конь
взгляд вперяет с мыслью древней
на стихающий огонь.
Отломлю краюху хлеба,
положу ему в губу…
Оба мы хотим сквозь небо
проскакать свою судьбу!
* * *
Среди людей хороших, но бесцветных,
В теснинах улиц с гротами квартир
Стекает жизнь с души моей бесследно
Водой в песок – в подзвёздный рыхлый мир.
Вдали шуршит истории клоповник,
В нутро вбирая крови барыши…
Какой посев таинственный Садовник
Поит живой водой моей души?
г. Ярославль
Мощно! Благородно!
Сильная, мощная вещь "ПИСАТЕЛЯМ МОЕГО ПОКОЛЕНЬЯ"! На суд будущих поколений направленная. Совесть в её истинном проявлении.
Ну какая к нам может быть благостность муз,
К поколенью проспавших Советский Союз;
К поколенью предавших победы отцов;
К поколенью базарного мира творцов,
Пред тельцом золотым упадавшему ниц
Ради полных прилавков, открытых границ;
К поколенью сменявших мораль на закон,
Что лукав, как к Христу иудейский Сион;
К поколенью заброшенных изб и полей;
К поколенью абортов, неполных семей;
К поколенью, забывшему в зле суеты
Голубиную книгу и силу мечты…
Не за это ль, как камни, в морях чепухи
Тонут наши романы и наши стихи?
И пиары да премии их не спасут –
Неподкупен истории праведный суд,
Приговор он выносит всегда по делам:
Раз нет прошлого в нас – нет грядущего нам.
В рамку - и на стол каждому пишущему творческому человеку, прошедшему горнило последних 40-50 лет.
Даже тем, кто не сдавался ни на минуту...