Роман ПЕРИН. ОПЕРАЦИЯ «ПУТЧ». Документальный рассказ

 

Роман ПЕРИН

ОПЕРАЦИЯ «ПУТЧ»

Документальный рассказ

 

Случалось ли вам, дорогой читатель, испытать это удивительное чувство, когда вы готовы рискнуть жизнью ради благородной цели. Что-то похожее испытывает бунтарь, поднимаясь на эшафот с песней. Я уже рисковал и не раз, но этот опыт мне запомнился другим.

У того события было много имён:

«Разгон Верховного Совета Российской Федерации», «Конституционный кризис 1993 года», «Государственный переворот», «Указ 1400», «Октябрьский путч», «Расстрел Белого дома», «Расстрел Дома Советов», «Октябрьское восстание 1993-го». На политическом языке это называли конфликтом двух ветвей власти, вследствие конституционного кризиса, развивавшегося с девяносто второго года. Сколько человеческих судеб и жизней перемолола эта мясорубка. Эти события определят нелегкое будущее страны на долгие годы.

Друзья долго собирали меня в дорогу, делясь опытом своего пребывания в осадном положении в Вильнюсе и Риге. Анатолий выписывал удостоверение журналиста какого-то замысловатого информационного агентства с названием на зарубежный манер, поясняя, что с таким удостоверением будет легче, чем с удостоверением газеты «Русское Дело».

Целью моей поездки было выяснение следующих вопросов:

1. Конфликт между Ельциным и Верховным Советом является истинным или это продуманная провокация для выявления и уничтожения оппозиции?

2. Если это провокация, то кто её исполнитель со стороны ВС: Руцкой, Хасбулатов или оба?

3. Если конфликт истинный, то как можно помочь ВС?

Добравшись до Москвы обычным поездом, двадцать седьмого сентября утром я уже был возле «Белого дома»; милицейские посты, усиленные сотрудниками спецслужб, никого не пропускали.

Ходя по кругу, я увидел съемочную группу, которая тоже искала возможность проскочить. Поняв, что они уже имеют опыт по проходу постов, я увязался за ними. Их тактику я быстро понял: они высматривали, где отлучится офицер и на посту останутся одни солдаты. Кружить долго не пришлось. На одном из постов стояло только два солдата ВВ; съемочная группа быстро и по-деловому направилась в их сторону. Я увязался в хвосте, имитируя единое целое. Руководитель группы сверкнул красной книжечкой, бросив загадочное для солдат слово: «Аккредитованы!»; и мы беспрепятственно прошли. На всякий случай я тоже показал свое красное удостоверение с тесненной золотой надписью «ПРЕССА» – мне снисходительно кивнули.

Происходящее вокруг здания Дома Советов напоминало съемки фильма, когда на съемочной площадке бестолково смешиваются актеры и декорации в ожидании команд режиссера. Там стояли палатки настоящие и самодельные, люди в разнообразной форме и «в гражданке», с повязками и без, развевались флаги: и красные, и бело-золото-чёрные, и чёрно-золото-белые, и даже один бело-сине-красный. Всё бурлило. Только баркашовцы в своей традиционной форме с повязкой на рукавах дисциплинированно маршировали перед видеокамерами и фотоаппаратами алчных журналистов. Лагерь ополченцев, стихийно сформировавшийся, имел условное разделение по политической ориентации. В одном месте расположились коммунисты и национал-большевики, в другом – националисты и патриоты, в третьем – просто сочувствующие и ненавидящие режим Ельцина. Особняком держались прибывающие офицеры, которых кто-то распределял и оформлял. Поражало большое количество молодых ребят и девушек, опьяненных романтикой происходящего. Многие из них потом страшно погибнут. Их будут пытать и насиловать не маньяки, а «доблестные защитники демократии».

Я добрался до пресс-центра и попросил аккредитацию. Измотанная моложавая женщина сунула мне журнал и сказала, выбегая из кабинета, чтобы я внёс свои данные, что я и сделал. Найти кого-либо для получения документа, подтверждающего мою аккредитацию, было невозможно: все бегали, ища друг друга. Так уклонялись от обязанностей, чтобы не оставить следов участия на случай непредвиденного развития событий. Обычный диалог чиновников выглядел так:

– Ты будешь подписывать?

– Я подумаю.

– Я тоже считаю, что нужно подождать.

– Да, не стоит повторять ошибки девяносто первого.

Вставив в диктофон новые батарейки и кассету, я отправился на сбор информации, Посещая стихийные пресс-конференции, которые в основном проводил Хасбулатов, и разговаривая с депутатами, я к вечеру уже составил общее представление и набрал достаточно информации, чтобы передать её в Питер. Вывод я сделал один и верный: все очень серьёзно, ружьё заряжено и обязательно выстрелит.

Телефоны в здании ДС не работали. Моя попытка, даже за деньги, воспользоваться радиотелефоном «упакованных» журналистов не увенчалась успехом, так как они экономили аккумуляторы: электричества в здании не было. Пришлось покинуть ВС и поехать на заранее приготовленную друзьями квартиру, откуда я благополучно и передал информацию в сонный город на Неве.

Двадцать восьмого сентября, в середине дня добравшись до ДС под проливным дождем со снегом, я обнаружил, что обстановка резко изменилась. Количество войск, окруживших здание ДС, поражало воображение; как позже выяснилось, только живой силы было пятнадцать тысяч человек. БТРы, военные машины, автобусы, пожарные машины, всевозможные рода войск и спецназа. Всё это нагромождение венчала «заботливо» натянутая по кругу «спираль Бруно», запрещённая к применению полвека назад Лигой Наций. Больше всего меня насторожили появившиеся снайперы, которые абсолютно свободно передвигались и периодически вскидывали винтовки в сторону ДС, примеряясь к разным позициям. Парламент был полностью блокирован, посты усилены офицерами спецслужб, которые наотрез отказывались кого-либо пропускать. Жизнь в оппозиции последних лет научила меня во всем идти до конца, проявляя терпение. Я решил ждать темноты. Отложив деньги на обратный билет и пересчитав оставшиеся, я направился в магазин и на всю сумму закупил три блока сигарет «marlboro», десять бутылочек коньяка по сто грамм и запас батареек для фонарика и диктофона.

По дороге к ДС, у метро, увидел орущего в мегафон Анпилова. Возле него толпились люди, которых дубинками разгоняла милиция. Людей били жестоко и без разбора, но Анпилова не трогали, хотя его должны были бы изолировать как организатора митинга. К стоящему в стороне майору милиции подошла женщина демократической наружности и возмущенно задала вполне логичный вопрос: «Почему не арестуете этого горлопана, это он людей заводит. Почему?!». «Прикажут – арестуем, а пока не приказали», – спокойно ответил служивый.

Ходившие слухи о том, что Анпилов человек Примакова, вполне могли быть правдой. Московский политический салат всегда был не простым.

Несмотря на холод и темноту, народ продолжал толпиться перед непреступной стеной из войск. Многочисленные журналисты по-прежнему пытались найти в ней лазейки. Увидев депутата Уражцева, я попросил его дать мне интервью. Его ответы свелись к рассказу о том, что его задержала и избила милиция, невзирая на депутатскую неприкосновенность. Я понял, что уже никакие законы не работают, и остался только один «закон» – право сильного. У кого силы будет больше, тот и будет «прав».

В жилые дома, прилегающие к территории ВС, посты из сотрудников МВД пропускали только по прописке. Я искал возможности позвонить в Питер, чтобы передать собранную информацию. Удалось найти сочувствующую осаждённым в ДС женщину, уговорить её провести меня в свой дом и разрешить за оплату воспользоваться домашним телефоном. С её паспортом мы беспрепятственно прошли. С трудом дозвонившись до Питера, я коротко изложил суть происходящего Анатолию. Женщина спросила меня, стоит ли ей с детьми перебраться к родственникам подальше от ВС? Я настоятельно порекомендовал ей это сделать.

Подойдя к небольшой группе из пяти молодых ребят со значками РНЕ, я представился и показал удостоверение сотрудника редакции газеты «Русское Дело». Этого было достаточно, чтобы стать своим: газету они знали. У ребят был план, как пробраться в ДС. Часам к десяти вечера в полной темноте мы тронулись к месту возможного «прорыва». Перемахнув через высокий каменный забор, мы оказались на территории какой-то церквушки. Но не успели мы сделать и шага, как в темноте раздался лязг затворов и крик: «Стоять!». Постепенно прорисовались силуэты трех сотрудников милиции, вооружённых автоматами. Баркашовцев обыскали и заставили лезть обратно, посоветовав больше не рисковать, так как «другие могут и пристрелить». Меня, в силу моего возраста и комплекции, подвергли тщательному обыску. Найдя удостоверение «Пресса», сказали, что наш брат им уже надоел. Увидев коньяк, попросили меня дыхнуть. Убедившись, что я трезвый, предложили убираться от греха подальше. Я стал врать, говоря, что у меня в ДС остались дорогая съемочная аппаратура и оператор без денег. Мне повезло, милиционеры были местные: капитан-участковый и два сержанта. Они разрешили мне пробираться дальше, сказав, что мои шансы невелики, так как на моём пути ещё два кордона из Внутренних Войск, у которых опыт охраны зон. Я в благодарность предложил сигареты и коньяк, но они вежливо отказались: «Если доберешься, пригодится самому».

Хорошее начало предвещало удачу. Метров через сто я увидел длинную цепь из солдат, мокнущих под дождем и снегом. Больше всего меня поразило то, что они держали в руках, уперев в землю, большие пластиковые щиты. Какая была в них надобность при полном отсутствии видимого «противника», я так и не узнал. Картина была фантастической: ночь, дождь со снегом и эти безмолвно застывшие солдаты, как будто их кто-то заколдовал. Из освещённого военного микроавтобуса приглушенно раздавалась кабацкая песня в исполнении Цыгановой – что-то о русской водке и балалайке. Офицеры резались в карты и звенели стаканами. Это обнадеживало и пугало. Что такое пьяный офицер ВВ, я имел представление. Вспомнив восточную мудрость: «когда не знаешь, что делать, сделай шаг вперед». Я шагнул на огонек. От микроавтобуса отделилась фигура военного с автоматом на плече и направилась мне навстречу. Это был сержант ВВ. Я показал удостоверение, рассказал легенду о видеоаппаратуре, посочувствовал нелегкой солдатской службе. Он предложил проследовать за ним к старшему офицеру, чего мне очень не хотелось. Я предложил обыскать меня и расстегнул молнию сумки. Увидев её содержимое, он улыбнулся, поняв мою уловку. Я не жадничал: отдал блок сигарет и пять бутылочек коньяка. Я бы отдал всё, но впереди была еще одна цепь из таких же «краснопогонников». Сержант, убедившись, что офицеры ничего не видят и выясняют, «кому ходить», осторожно провел меня за оцепление и показал, где лучше пройти.

Приблизившись ко второй цепи, я понял, что меня уже ждут: видимо сообщили обо мне по рации или полевому телефону. Улыбающийся прапорщик покрутил у виска и сказал, что все журналисты «ё...тые» и сами ищут смерти. Мы немного поговорили, сигареты и коньяк были кстати, и мы мирно расстались. Я уверенно двинулся к баррикадам ДС, освещённым мистическим светом редких костров. Тут особых проблем не было. Меня обыскали, сверили со списком аккредитованных журналистов и, удивившись, как мне удалось пройти, проводили до пресс-центра. По коридорам носился с двумя автоматчиками неутомимый генерал Макашов.

Войдя в тёмный кабинет пресс-службы парламента, я попросил приюта. Василий Устюжанинов, журналист и помощник руководителя пресс-службы парламента Юрия Марченкова, предложил мне четыре стула, на которых я блаженно растянулся в предвкушении сна, забыв даже снять насквозь промокший плащ. Температура в помещении была такой же, что и на улице: – 8. Но поспать не удалось, раздался оглушительный голос из «Жёлтого Геббельса». Так окрестили защитники «Белого дома» БТР жёлтого цвета, принадлежащий дивизии Дзержинского, на котором были установлены мощные громкоговорители. Из него с малороссийским акцентом периодически зачитывали предложения Ельцина и угрозы в адрес депутатов и защитников ДС. Чаще всего кричали о попытке вооруженного прорыва со стороны ВС и угрожали в ответ применить силу. После этого заводились моторы, включались фары, бившие ярким светом прямо в окна ДС, и БТРы со страшным ревом проползали несколько метров в сторону баррикад. Потом все затихало и вновь повторялось через каждые полчаса. Спать не давали. Нервы у всех были напряжены. Западных журналистов этой ночью не было: им начальство приказало покинуть здание «Белого дома» в связи с ожидаемым штурмом.

29 сентября я с удивлением увидел уходящего из ДС Иосифа Кабзона. Как потом выяснилось, он выполнял роль парламентера Черномырдина и встречался с Руцким, Хасбулатовым и Ачаловым.

В этот день от Ельцина поступил ультиматум в виде заявления правительства РФ и правительства Москвы с предложением до 4 октября покинуть здание ДС, в противном случае вся ответственность «за тяжкие последствия» возлагалась на Хасбулатова и Руцкого.

29 сентября на ночной пресс-конференции силовых министров я задал министру безопасности Виктору Баранникову вопрос о причине появившихся слухов о его переходе на сторону Ельцина. Баранников ответил: «Я действительно встречался с Черномырдиным и после долгого разговора он предложил мне блокировать парламент. Я вернулся и доложил об этом своим товарищам. Я здесь. Я на стороне Закона».

 

Информация бродила самая разнообразная. Было много дезы, особенно со стороны ВС об идущих на помощь воинских частях, о переходе спецназа на сторону ВС и тому подобное. Такая деза говорила только о слабости, кто-то пытался выиграть время, а кто-то расширить ловушку: выявить колеблющихся и симпатизирующих ВС.

Глядя на АКС-74У с укороченным стволом калибра 5,45 мм, которым были вооружены немногочисленные посты парламента, я хорошо осознавал «возможности» защитников Конституции. По опыту Приднестровья я знал, что такой автомат не только не берет броню БТРа, но и не пробивает хороший бронежилет. Я помню, как на импровизированном полигоне: на списанном БТРе и испорченном бронежилете ребята из ополчения Приднестровья испытывали возможности автоматов. Надежду внушал только АКМ калибра 7,62. Его пуля со стальным сердечником брала и броню БТРа.

Я узнал, что на складе было несколько ручных пулеметов АК. Поговаривали о больших запасах оружия, но даже 1 октября я видел только АКС-74У. Потом стало известно, что Руцкой накануне штурма сдал часть оружия представителям Ельцина. Вообще Руцкой вел себя странно. На заседаниях ВС и пресс-конференциях «при свечах», на которых мне довелось присутствовать, он молчал или что-то мямлил. В основном говорил Хасбулатов, который явно знал, что без крови не обойдётся. От всего веяло какой-то несуразностью и абсурдом. Больно было смотреть на убогие баррикады, на измученных бессонными ночами и холодом людей, на марширующих баркашовцев – молодых и хороших русских парней, которых было не более ста человек. Как они могут противостоять спецподразделениям и пьяному ОМОНу? А несколько десятков безоружных кадровых офицеров были просто обречены. Неужели этого не понимали Руцкой, Хасбулатов, Ачалов, Баранников?.. На какое чудо они рассчитывали?

«Я хочу сказать генералу Ачалову и генералу Дунаеву, что надо поменьше ходить и доказывать, что у нас все хорошо. Почему они не обращаются к воинским частям, которые поддерживают парламент? Почему не занимаются конкретной работой? (Сорокина М.И. 29 сентября. Заседание Х Чрезвычайного Съезда народных депутатов РФ. Диктофонная запись.)

Никто из руководства ВС не хотел подписывать письменных приказов на выдвижение воинских частей и подразделений для защиты Конституции. Мне с отчаянием в голосе пожаловался подполковник из подмосковной воинской части, который прибыл за письменным приказом. Он говорил, что многие готовы поддержать ВС, но ни Руцкой, ни Ачалов не подписывают приказов, а предлагают прийти без вооружения в ряды ополченцев. Эта информация внесла окончательную ясность в моих наблюдениях. Ни Руцкому, ни Хасбулатову, ни прочим «посвящённым» вооруженная сила была не нужна. Им нужно было имитировать «Путч» и заманить в ловушку как можно больше решительных противников ельцинского режима. Зачем еврею Руцкому и чеченцу Хасбулатову понадобились русские националисты – баркашевцы? Чтобы их показывали все СМИ, сопровождая комментариями о поднимающем голову «русском фашизме». Может быть и были у Баркашева амбиции и свой план в случае удачного переворота, но сложившаяся реальность была не в пользу русских националистов.

Тридцатого сентября ловушка захлопнулась. Я об этом узнал из информации, которую огласили на заседании ВС: к войскам, окружившим «Белый дом», присоединились вооруженные отряды «бейтаровцев» – еврейских националистов. Мне было ясно, как и многим, что если появились они, то крови не избежать.

Всего, по данным генерал-лейтенанта А.Ф. Дунаева, третьего и четвёртого октября в московских событиях было задействовано более семидесяти восьми спецназовцев из Израиля. По данным источника в ФСК и радио «Свобода» – до ста пятидесяти, Марк Дейч приводил оценку в сотню. В ходе дальнейших официальных расследований этот вопрос не поднимался по понятным причинам.

Но весь этот ад начнётся через три дня. А пока «Жёлтый Геббельс» опять пугал и не давал спать:

«По поступившей информации, группой вооруженных лиц, находящихся в «Белом доме», может быть предпринята попытка вооруженного прорыва под прикрытием гражданского населения. Для пресечения этой преступной акции выдвигаются бронетехника и вооруженные резервы.

Мы обращаемся к гражданам, находящимся на площади, с просьбой немедленно покинуть территорию, прилегающую к «Белому дому», так как возможна вооруженная провокация, и ваша жизнь находится в серьезной опасности.

Мы обращаемся к организаторам этой преступной акции: вся ответственность и последствия лягут на вас. Для её пресечения будут предприняты все необходимые ответные меры» (Диктофонная запись. 30 сентября, 00 час.50 мин.).

 

Старшие офицеры из защитников ДС отвечали контрпропагандой из мегафонов, установленных на автомобиле:

«От имени Координационного Совета Вооруженных сил СНГ к вам обращается подполковник Геращенко Евгений Георгиевич. Я прошу сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации. Мы понимаем, что за вашими спинами преступники хотят бросить на штурм провокационные отряды. Но если прольется человеческая кровь, я довожу до вас решения офицерских собраний. Вы будете участниками преступлений, совершаемых на этой площади. Если будет предпринята попытка штурма и прольется человеческая кровь, Армия введет на территорию Москвы войска. И каждый, кто принимал участие в преступлениях по нанесению ущерба жизни и здоровья гражданам России, нарушил Конституцию, – понесет ответственность. Я обращаюсь к вашему благоразумию, чести и достоинству офицеров и военнослужащих. Помните, что на ваших плечах погоны, и вы присягали на верность России – Родине.

Неужели вы позволите банде преступников пролить человеческую кровью. Помните, что на вас смотрит Россия. Не допускайте провокаций. Все, кто будут виновны в пролитии крови у здания Дома Советов, понесут ответственность.

Я призываю вас сохранять спокойствие и выдержку, не пропускать группу штурма к зданию Дома Советов. Как вы сможете завтра смотреть в глаза людям, своим отцам и матерям, воспитавшим вас на благо России. Помните, что вы служите не банде преступников, а своей Родине. Помните о нашей униженной и оскорбленной России. Становитесь на защиту России и Русского народа. В эти часы решается судьба России. Помните, что Дом Советов защищают безоружные люди» (Диктофонная запись. 30 сентября, 00 час.55 мин.).

(Запись можно услышать здесь: http://www.zrd.spb.ru/arhiv.htm)

 

Я записал на диктофон этот исторический диалог, высунувшись из окна пресс-центра. При свете луны на противоположных зданиях я увидел сидящих на своих позициях снайперов. Те, кому надо, их уже видели: служба наружного наблюдения ВС работала круглосуточно. Пугать задерганных журналистов не хотелось, к тому же среди них были женщины, – и я промолчал.

Надежда Гарифуллина, талантливый журналист «Советской России», при свече готовила очередной материал и попросила у меня сделанную запись диалога-монолога, польстив мне тем, что упомянет мою фамилию в своей статье. К тому времени я уже переболел трепетом при виде своей напечатанной фамилии, так как «демократы» достаточно часто упоминали меня в СМИ с разными эпитетами. Но я был из политически провинциального Питера, и москвичи нас мало знали. Запись я дал. И Гарифуллина сдержала свое слово, упомянув меня в «Аль-Кодс» №27/48. Гарифуллина смелая женщина; я с сожалением узнал, что её выжили из «Советской России».

По этажам ходил молодой священник от РПЦ, подбадривая защитников ДС. Я познакомился с его охранником. Вместе с ними был оператор из питерского ТВ Туманов. Будучи «на стакане», он ко всему относился философски. По его словам, это он снял знаменитый сюжет, когда Руцкой, сидя под столом, просит поднять авиацию и бомбить Кремль. От охранника батюшки, бывшего офицера КГБ, я узнал о раскладе сил, который был не в пользу ВС. Он мне пояснил, что весь ДС уже нашпигован осведомителями и сотрудниками спецслужб, он даже видел двух бойцов из спецподразделения «Альфа».

 

«Первый заместитель председателя ВС России Юрий Воронин сообщил, что прошлой ночью группой «Альфа» была предпринята попытка по проникновению в здание Верховного Совета России» (из информационного сообщения пресс-службы ВС от 28.09.93).

 

Далее он как профессионал обрисовал мне план, как можно взять ДС, причём почти без крови, за пару часов, но почему этого не делают, он понять не мог. Я ему пояснил, что кому-то нужна не малая кровь, а большая и устрашающая.

Из разговора с депутатом Олегом Плотниковым я понял, что большинство оставшихся депутатов настроены решительно и искренне верят в благополучный исход. Кто-то уже сочинил песню про защитников ВС, и её пытались распевать на заседаниях опального парламента.

Бабурин уже зачитывал проект постановления «О статусе защитника Дома Советов РФ», в котором предусматривались всевозможные льготы для защитников конституционного строя.

Баранников, Ачалов и Дунаев неубедительно демонстрировали уверенность в своих силах. Они охотно раздавали интервью журналистам, в которых намекали на возможный компромисс с Ельциным, одновременно запугивая своими связями с воинскими подразделениями и возможностями силового противостояния.

1 октября скандал! Скоков и хитрый Абдулатипов подписали от имени парламента с представителями Ельцина Протокол №1, по которому ВС должен сдать оружие. Защитники ДС восприняли это как предательство.

 

Вопрос депутатов: «Кто вам дал право подписывать этот Протокол от имени Верховного Совета?».

Скоков: «Ну, такого права у нас действительно не было, мы несколько превысили свои полномочия...».

Хасбулатов: «Надо всегда помнить, что в Кремле сидят не люди, а животные. Они нам устроили самый настоящий фашизм, циничный фашизм. Пьяные командиры МВД отдают приказы на жестокое избиение людей. От ответственности никто не должен уйти... Все, кто являются носителями российского патриотизма, должны встать на защиту Конституции».

Руцкой: «Общество должно понять, что ни Руцкой, ни Хасбулатов не защищают свою должность, за свои портфели не держатся. Наши действия только в интересах общества» (диктофонная запись. Утреннее заседание Съезда.1 октября).

 

В этот же день Съезд народных депутатов РФ аннулировал «Протокол №1».

Мой поход под дождём и снегом, пребывание в холодных помещениях ДС спровоцировали приступ моей старой болячки, которая отозвалась почечной коликой. Меня могут понять только те, кто знает, что это такое. Я ползал на четвереньках и вспоминал маму и Бога. Ни но-шпы, ни баралгина не было.

Вдруг дали горячую воду и свет!

«Ельцин сдаётся!» – радостно разносилось по этажам. Я пополз к местному медпункту.

Врач медслужбы штаба обороны ВС В.Петров заявил, что никаких лекарств нет, и если я не хочу отдать концы, то надо выбираться в город. При этом выписав мне справку на обычном листе бумаги, заканчивающуюся словами: «Лечение в настоящих условиях провести нет возможности». Спирта у него тоже не было.

Я попрощался с кем мог и кого застал. На лестнице встретил радостных депутатов, спешащих помыться под горячей водичкой.

Зная, что придётся при выходе пройти «шмон», я приклеил пластырем диктофонные кассеты к ноге и, превозмогая боль, направился к выходу. Ельцинисты обыскали меня четыре раза, записывая мои данные в свои журналы и интересовались количеством вооружения. Моими ответами они были явно недовольны и начинали обыскивать повторно. Они не верили, что ДС охраняет всего 20-30 человек, вооружённых АКС-74У. Ведь СМИ сообщали о «тысячах вооруженных до зубов боевиков».

Укол баралгина в аптеке. Вокзал. На перроне стоял «Виннипух» – актер Леонов, – я подарил ему последний номер газеты «Русское Дело». Номер был действительно последний: нашу газету 14 октября закрыли, как и все остальные издания патриотической ориентации.

Родной Питер был в дрёме. Только в «известном доме» на улице Джона Рида ещё надеялись. В Москву! В команде не было врача, я попросил своего друга Андрея – он согласился. Ярослав и его подразделение умчались в переполненных машинах.

В Москве уже начался бой!

Там шла война!

Но таких, как они, уже ждали на подъездах к столице. Все было бесполезно – Москва была окружена!

Ловушка, какую представлял собой «Белый дом», уже захлопнулась!

 

Моим питерским друзья повезло остаться живыми. Почти все защитники ДС погибли.

Больно и обидно за погибших. Почему эти «вожди оппозиции» после страшной бойни остались живы? Почему, когда спецподразделение «Альфа» предоставило безопасный коридор для вывода руководства ВС и депутатов, «вожди» не настояли на том, чтобы этим коридором воспользовались все оставшиеся защитники Конституции? Они теперь могут сказать в свое оправдание, что не хотели подвергать опасности остальных людей, потому что были уверены, что их повезут на расстрел. Но это будет ложью, так как оставлять людей в окружении озверевших войск и бейтаровцев, вкусивших крови, было куда опасней, что и подтвердили дальнейшие события. А вот все, выведенные «Альфой», остались живы. Бог с ними, с депутатами, но почему не остались со своими солдатами генералы – силовые министры? Ведь они, военные люди, хорошо знают, что обязан сделать честный командир, вышедший из окружения без солдат, – застрелиться! – ибо такой позор невозможно ни оправдать, ни пережить. Пусть изменились времена и понятия о чести, но коль вы остались живы, почему не продолжаете сражаться по-настоящему, в память о погибших? Вы сразу пошли на выборы, предложенные палачами России! И это после ельцинских танков! Неужели вы думали, что после такой крови они отдадут вам власть через банальное бросание бумажек в избирательные урны? И почему вашей «наивности» должен поверить народ? Ведь даже спустя несколько лет после этого события вы как заседали на разнообразных собраниях, так и продолжали заседать. Видимо, правда об октябре 93-го погибла вместе с его жертвами! По официальным данным погибло около двухсот человек. По неофициальным около двух тысяч. По погибшим государственного траура власть не объявила.

Об этих событиях я впервые рассказал двадцать пять лет тому назад. В последние годы что-то изменилось в официозе к защитникам Верховного Совета. Появилось чуть больше объективности. Чуть больше правды. А вся правда никому по-прежнему не нужна…