Татьяна МАКСИМЕНКО. И В ДОМ ВНЕСЁШЬ МОРОЗНЫЙ ЗАПАХ… Поэзия

 

Татьяна МАКСИМЕНКО

И В ДОМ ВНЕСЁШЬ МОРОЗНЫЙ ЗАПАХ…

 

* * *

Жизнь и смерть столкнулись лбами:

Кто слабее – тот уйдёт.

Над столетними дубами

Солнце красное встаёт.

 

Каждый дуб корнями крепок,

Каждый – кроною могуч!

«Этот, – вспоминал мой предок, –

Ветками касался туч».

 

А вон тот, что помоложе,

Приуныл: в стволе – дупло.

Всё Тебе подвластно, Боже,

На земле – добро и зло.

 

Жизнь и смерть неразделимы:

Вспыхнет там – погаснет здесь.

Там – огонь, здесь струйка дыма,

Ветра пепельная взвесь.

 

Кто – в огне, кто – в водах тонет,

Кто – живёт, назло врагу…

«Живу душу смерть не тронет…».

Верить – что ещё смогу?

 

В КРУГЕ ЖИЗНИ

Казалось бы, не сбыться волшебству:

Путь к завязи цветка – непредсказуем.

То ветер ветви гнул и мял листву,

То солнце обжигало поцелуем.

 

Но вот, поди ж ты: яблоневый цвет

Упал на землю, снегом растворился,

И кулачок плода, храня секрет

Преображенья, в листьях притаился.

 

Летело лето, падали дожди,

И яблоко заметно округлилось.

Когда случилась осень, «Подожди, –

Оно сказало. – Я во сне разбилось».

 

По яблоку ползущий червячок

Не смог забыть податливую мякоть

И, напрягая свой слепой зрачок,

На ниточке повис, как в море якорь.

 

А яблоко упало – в сон-траву,

И ствол плода румяного лишился.

Во сне так было или наяву,

Но жизни круг печалью завершился.

 

* * *

                                                            В.А.

Бросишь камень – круги по воде,

А на голос чужой обернёшься –

Никого… Это, видно, к беде,

И не раз душной ночью проснёшься.

 

Разве можно без света прожить

И дышать без единого звука?

Все болячки свои обнажить,

За чертою незримого круга.

 

Этот Богом очерченный круг,

Где за гранью никто и не вспомнит,

Кто ты есть, даже искренний друг,

Что тобой, к сожаленью, не понят.

 

Ты один, ты в ответе один

За грехи, за душевные пытки.

Как журавль, ты не втиснешься в клин:

Поздней осенью тщетны попытки.

 

Одиночеством не исцелить

Свою душу и не одурачить.

Продолжай своё древо пилить,

Удивляя глухих и незрячих.

 

И с желанием камни собрать,

А потом разбросать, как попало,

Ты проснёшься…
                                Скажу тебе: «Брат»,

И болящей душе легче стало.

 

* * *

Душа жива. Душа осталась прежней:

Вечерний свет, незамутнённость вод.

Душа моя – и океан безбрежный,

И Млечный Путь, и в звёздах небосвод.

Но ведь болит! И боль всё круче, крепче,

Как в синеве предутренний мороз.

И вновь разлука обнимает плечи,

И освежает ливень горьких слёз…

 

Кто враг тебе, кто друг, скажи на милость,

Ты отчего волнуешься, душа?

Ты так во тьме светилась, так томилась,

Хлебнув волшебной влаги из ковша,

Что вот теперь – бессмертна и крылата,

Неуязвима – ловишь воздух ртом!..

Душа моя, вот и пришла расплата

За безмятежность в веке золотом.

 

ПЕСНЯ ПЛЫВЁТ…

Меч не сечёт головы неповинной,

Время её отсечёт.

Песня плывёт над страною былинной,

Мощной рекою течёт.

 

Что остаётся нам? Петь о горячих,

Верой богатых годах.

Делимся мы на слепых – и на зрячих,

С правдой, добытой в судах.

 

В храме икону Спасителя ищем,

Голову клоним пред Ним,

Небо открывшим скорбящим и нищим,

Над перелеском родным.

 

Там, где есть почва, земля под ногами,

Русский, богатый язык,

В поле осеннем – вдали, над стогами,

Птичий проносится крик.

 

На берегу, за раскидистым древом,

Льдом покрывается плёс…

Даль согревается русским напевом

В самый трескучий мороз.

 

* * *

Горит закат, и обещает,

Что роща завтра обнищает,

Что листья наземь упадут,

И в полдень ветер будет лют.

 

Он в три погибели деревья

Согнёт, взъерошит птичьи перья,

Смертельным холодом дыша…

И в сумерки уйдёт душа.

 

ЗА ПОВОРОТОМ

За поворотом дорожный мираж исчез.

Тень текстильной фабрики встала укором.

На её территории вырос могучий лес,

Намереваясь стены взять измором.

 

Глядя на эту битву, зачем грустить

И представлять грядущее в тёмных тучах?

Наверняка ты захочешь меня простить

И убедить в своих чувствах, самых лучших.

 

Мой нехитрый словарный запас иссяк,

Огибая фабричный корпус, я обеднела.

За поворотом ждал нас дорожный знак:

В тряске зашлось автомобильное тело.

 

Мне показалось, машина легка, как дым,

Но на обочину твёрдо она свернула.

Что нам делать – растерянным и седым,

Если навстречу вынырнула акула?

 

УСАДЬБА ДАРОВОЕ

Наш путь в усадьбу Даровое

Листвой усыпан.

Пространство манит вековое

К дубам и липам.

Огонь слизал здесь все постройки,

Остался флигель,

Где свищут вновь дрозды и сойки,

Взлетая мигом.

Но вдохновенье не исчезло,

Оно лучится

В аллее лип, сплетённых тесно,

В знакомых лицах.

Тот, кто с волненьем прикоснулся

К семейным тайнам,

В России гением проснулся,

Ей Богом данным.

Всё в Даровом покоем дышит,

Органным строем.

Нас Достоевский видит, слышит:

Его героям,

Как нам теперь – в грехах притихшим,

Забот – по горло.…

И мы в молитве Бога слышим,

Вздыхая горько.

 

СЕГОДНЯ И СЕЙЧАС

И снова по крупицам собирать

Всё, что вчера рассыпалось внезапно,

И думать: много нас – такая рать!

Но что же, что же с нами будет завтра?

Ладонь не собирается в кулак:

Она пуста… Гуляет ветер в поле…

А кто-то свыше подаёт нам знак

С желанием освободить от боли,

От призрачной, назойливой мечты:

Сегодня и сейчас – и будь что будет!

И лик Христа в тумане видишь ты:

Тот, кто Его увидел – не забудет…

Кто беден был – тот станет так богат!

Поделится с нуждающимся хлебом.

Кто одинок – тому сосед, как брат,

Поможет выжить под ненастным небом.

Когда объединимся во Христе,

Мы возликуем, ощутив дыханье

Благого Бога…  В вечной мерзлоте

Мы станем прочным камнем мирозданья.

 

ЛЮДИ И ТРАВЫ

В городах размножаются люди,
                            как трава на земле.
                                                     Пс.71

Здесь – крапива, там –

Лебеда, полынь…

Глянь – по городам,

Лишь рукою двинь:

 

Здесь – шумит камыш,

Там – чертополох…

Борщевик – до крыш! –

Вызывает вздох.

 

Где трава суха –

Там один песок.

Скопище греха,

Жалкий колосок.

 

В НОЯБРЕ НА ДАЧЕ

Рассвет – и солнце приоткрыло око,

Пылает акварельная заря.

И словно чёрно-белая сорока

Земля в снегу в начале ноября.

 

Приходится довольствоваться малым:

Огнём в печи, и тем, что дарит сад:

Когда вглядишься в высь – под снегом талым

На яблоне три яблока висят.

 

Тряхнёшь – и в дом внесёшь морозный запах,

Заваришь чай из сморщенных плодов.

Прекрасна жизнь на всех её этапах,

Особенно – с волною холодов.

 

Гортензия в кувшине сиротлива:

Букет сухих соцветий, как намёк,

Что увядая, всё-таки мы живы,

Вставляя с дрожью ржавый ключ в замок.

 

Какие мысли могут быть на даче?

Покой – и одиночество! Пора

Звонить родным, не может быть иначе,

Когда стихи бегут из-под пера.

 

НА ИППОДРОМЕ

Я протяну лошадке хлеб,

Лошадка благодарно вздрогнет.

Её глаза! Один ослеп,

А глаз другой в ресницах тонет.

 

На ипподроме рысаки

Летают, искры высекая.

Лошадка хлеб с моей руки

Берёт, смиренная такая!

 

Ей скоро будет двадцать лет:

Старушка – мудрая, слепая…

Качает головой мне вслед

В конюшне, стоя засыпая.

 

По человечьим меркам – век

Она жила… Поверх барьера!

И свет в одном глазу померк,

Зато в другом – искрится вера!