Павел РЫКОВ 
Павел РЫКОВ
НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ
ЗАЧЕМ
Уменье уходить – наука не из главных.
Нам кто-то нить прядет, но кто-то режет нить.
А ты все нижешь речь, собравши бусы гласных,
И норовишь вдохнуть, чтоб гласные продлить.
Но что твой долгий глас, будь он хоть трижды медный,
Пред этой высотой темнеющих небес,
Пред светом дальних звезд, пред этою заветной
Молитвой, что гласит: «Христос Воскрес!».
Но если высота небес непостижима,
Зачем тогда Творец влагает разум мне?
Ужели для того, чтоб эту струйку дыма
На миг в зеркальном блещущем окне
Запечатлеть и в памяти оставить
На тот недолгий, но прекрасный миг
Пока вдыхает грудь и гласных не убавить,
И зов души другой души достиг.
МАМИНА МОЛИТВА
Когда ты в путь уходишь дальний,
Идешь вдоль спеющих полей,
Звучит в душе мотив прощальной
Молитвы матери твоей.
Ты держишь трудный путь упрямо,
С морскою борешься волной.
Так далеко сегодня мама,
Но голос ласковый с тобой.
Ты в жизни обретешь немало.
Но все отдашь: почет и власть,
Чтобы опять увидеть маму
И вновь к руке её припасть.
ИСПОВЕДАЛЬНОЕ
Грехи свои и печали разве перескажу
кому-то? Только когда гляжу
в Твои, Богородица, очи!
Мимолётные дни, тягучие ночи –
тайны из потаённых глубин:
от мергелей да от глин,
от преисподних базальтовых скал,
от грехов. Их звериный оскал
душу мою курочит.
Услышь. Не оставляй меня,
Преблагая! В лепесточки огня
свечей, истаивающих пред тобой,
вглядываюсь. Услышу ли Твой,
голос, благие Твои слова?
Я ведаю: Ты жива.
Ведаю, Ты в пути
в Египет. Дабы спасти
Божественное Дитя.
Слышу: ослик, по камушкам колотя
копытцами, поспешает вас унести
от рёва армейских труб,
пёсьего лая, взвизгивания тележных колёс,
еканья селезёнки скачущего коня,
копоти от факельного огня,
от воеводы, голос которого груб,
мертвечиной пропахшего, словно он труп,
от потных солдатских спин,
от спутанных, грязных волос,
от Ирода, что во дворце один,
изнывая, ждёт ответ на вопрос:
убит ли Младенец? или сумел уцелеть?
Знаю: предстоит мне гореть
в бесконечном огне
по грехам моим. Но обо мне,
Всемилостивая, помолись!
И оглянись;
я следом за вами бреду,
спотыкаючись на ходу,
падаю, на лице моём кровь.
Но всё-таки вновь и вновь
тщусь распрямиться и одолеть
ту, что хвастает, что она – Смерть.
Верую: нас не догонят враги,
Милосердная, помоги!
* * *
Словно гроза среди ясного дня…
Я среди гвалта на рыночной площади,
В небо взглянул. И сразила меня,
Сила небесная: – Господи! Господи!
Истины ждал от шутов площадных,
У чародеев искал вдохновения…
Чудо бездонных небес голубых.
Вот они – Истина и Откровение!
Неба простор нам открыт неспроста:
В песню словами распевными просится.
Русских, родимых небес высота
Словно молитва над нами возносится.
Боже! Пока я на свете живу,
Не отнимай тех небес синеву.
* * *
Пошли нам, Господи, слезу.
А смех, я чую, недалече.
Он точит когти за заплечьем.
Пошли нам, Господи, слезу!
Нам душу иссушил расчет.
Забыли мы о состраданье.
Погрязли в самолюбованье.
Нам душу иссушил расчёт!
Как метроном мы: тик да так
Живём. А живы ли? Едва ли...
Мы, словно шестерни из стали.
Как метроном мы: тик да так!
И только в храме, где свеча
Перед иконою сияет,
Душа, воскреснув, оживает,
Как пред иконою свеча.
Пошли нам, Господи, слезу!
ИЗ ПОКАЯННОГО КАНОНА
АНДРЕЯ КРИТСКОГО
Душа моя! Зачем ты спишь,
Когда столь близок час конечный?
Зачем ты погрузилась в тишь
Мечтаний праздных и беспечных?
Покайся и воспрянь от грёз!
Тебе в минуту вознесенья
С небесной выси сам Христос;
Протянет руку во спасенье.
* * *
У полустанка на мгновенье поезд
Притормозит. И сразу за окном
Услышишь, как шурует и морозит
Степной ветрище... Эко, силы в нём!
А на перроне кто-то сронит слово,
И ветер унесёт его в ночи.
Кто говорил? О чём? А поезд снова
Взрезая тьму, по рельсам застучит.
Не так ли жизнь, как поезд этот скорый:
Ночная степь, пунктиры огоньков
И, вырванные из чужого спора
Морозным ветром, отголоски слов.
А ты уснёшь. Так смерть смежает веки.
Прощаясь, проблеснёт в окне звезда.
Путь неостановим. Но этот миг вовеки
Не повторится больше никогда.
ЖАВОРОНОЧКИ
– Жаворонки, вы жавороночки,
Божьи ребятёночки,
Над землёю реете, в небесах трепещете,
Бога песней славите.
Воспарить бы и мне!
А они с небес:
– И тебе, старинушка, не заказано.
– Ох, хочу я, да не можется;
Всё грехи мои нераскаянные, тяжкие,
Да грешки, да грешочки – да россыпью…
– А ты помолись:
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Господи, помилуй!
Авось, и смилостивится.
– До меня ли Ему? До моего ли покаяния?
– Обо всех он печалуется, – ответствуют жавороночки. –
Всякой ожившей душе радуется.
А сами всё трепещут в небесах, заливаются …
* * *
Сон не страшит. На то и сон, чтоб сниться.
И тени не страшны, что обитают в нём,
Другое дело – день. С небес вещунья-птица
Нам возвестит: «Попробуй пробудиться
И жизнь нести, как крест, ступая день за днём».
* * *
Что ты в голос клянёшь бездорожье?
Чем прелестней иные пути?
По тропе меж парами и рожью
Так легко и привольно идти.
Справа рожь наливается силой,
Слева – пашня атласно черна.
И берёза – молитва России
Над пригорком вознесена.
Дальше – путь закружит и завертит.
Понесёт – только шапку держи.
Но с тобой да пребудет до смерти
Эта тропка вдоль спеющей ржи.
ПОБИРУШКА
Ужели христианка
Старуха-оборванка:
Грязнуля, нищебродка,
Полпьяная уродка,
Что у ворот церковных
На камушке сидит?
Ужели Бог не знает,
Что деньги собирает
Никчёмная старуха
Себе на «бормотуху»,
А не для дел духовных.
И от неё смердит?
А чистоплюй спешащий,
С презрением глядящий,
Он в голос чертыхнётся:
– Когда она загнётся,
А с ней и Храм стоящий
Навеки и всерьёз!
Но вымолвит Всевышний:
– Всяк человек не лишний…
А Божие созданье
и центр мирозданья
Вослед клянущих крестит:
– Спаси тебя, Христос!
ВОДА
Вода в колодце, как ни холодна
И как ни глубока – не видно дня,
Но коль к тебе по воду не идут,
Ведром звеня, воды твоей не пьют –
Зелёной ряской схватится она.
А то и вовсе – станет солона.
Так, горше горю не бывать, когда
Вдруг сделается мёртвою вода.
* * *
Что мы у Неба клянчим? – Даждь нам мир!
Хотя б мирок – и ничего иного.
Жить в сытости. Готовы мы кумир
Из золота отлить. Пускай, убогий,
Но – золотой! Чтоб весил – не поднять.
Пускай, сияет! Тешит нам гордыню!
А нищебродам следует понять,
Как с клянченьем вам подходить отныне;
Расшаркались, отвесили поклон.
А там, по-свойски, по плечу похлопать…
Тогда, быть может, и услышит Он,
И райских яств позволит вам полопать.
И всласть продегустировать винца,
А опосля на травке поваляться,
На райской, в палисаднике Отца.
Сигарку покурить, и посмеяться.
По локоть руку запустить в карман,
Во вдовью пенсию, сиротское пособье…
Он грех скостит, не осудив обман,
Простит и лихоимство, и злословье.
Тогда-тогда… Но где же чудеса?!
– Позволь, старик! Мы, вроде, заплатили.
Уж минул день, свинцовы небеса.
А прибыль где? – её не получили.
Твердишь: – Душа?
– Так это белый пар.
Ну, хочешь – забери. Пожил – и хватит.
И совесть чистая – неходовой товар.
В какой валюте за него заплатят?
Какой процент по вкладу набежит,
А банк какой? Не те ли эти «банки»,
Где всяк почивший в ямине лежит,
Где «депонируют» усопшего останки?
Так с Небом торг ведёт из века в век
Погрязший в суете, нелепый человек…
ПУТЬ
– Ты собрался к Богу?
– Да, собрался!
Припаду к ногам, пакет вручив.
В нём о том, как я стяжал, старался,
Ничего взамен не получив.
А ещё скажу, как ненавижу
И готов топтать, метать и рвать,
Если на пути своём увижу,
Что умом не в силах я понять,
И взмолюсь: – О, милосердный Боже!
Помоги немедленно, сейчас
Не встречать по жизни эти рожи,
Что, как мусор, мне попали в глаз.
Пусть Он знает: я готов сразиться
И своим мечом врага разить
В грязь втоптать, победой насладиться,
И винца на радостях испить…
– С этим ты к Нему идти намерен?
– С этим, с этим! Или не дойти?
– С ненавистью путь к Нему немерян.
С сердцем злым не одолеть пути.
Нет дороги злобе и злословью.
И для ненавидящих – заслон.
К Богу путь один – идти с Любовью
В сердце. И тогда по силам он.
* * *
– Ты милосердна, Смерть?
– А как ты думал? Да!
Болезнь ли, плен, пустейшие года,
Трусливая пред сильным немота,
Коварно изменившая мечта,
Любовь, что по твоей вине ушла,
Отложенные добрые дела,
Твои предательства и твой обман,
В стяжаниях овеществлённый хлам,
Молитвы, что забыл произнести,
Неправедные тропки и пути,
И брань из уст, и похотливый грех,
И глупая надежда на успех
Любой ценой… О, только б вознестись…
Подумай о себе и оглянись.
Всё это я с собой не заберу.
Так значит всё? Конец? И я умру?
Ты милосердна, Смерть! Но погоди!
Я всё исправлю! Ты не приходи!
Смерть ухмыльнулась, косу отложив:
– И здесь ты слаб! Живи, покуда жив.
СОЛОВЬИНОЕ
От того ли, что в сини небесной –
Всю измерь – не отыщется дна,
Соловьиная слышится песня,
Что на радость нам свыше дана.
Трель за трелью за волю стремятся,
Ты внимаешь им, всё позабыв.
Чтобы сердцу ожить и влюбляться,
Шлёт Господь соловьиный мотив.
Что там золото и самоцветы,
Если ночью, окно распахнув,
Ты услышишь мелодию эту,
Вешний ветер всей грудью вдохнув...
СМИРЕНЬЕ
Даруй мне, Господи, смиренье –
Гордыне глупой вопреки
Пред расцветающей сиренью
Над гладью блещущей реки,
Пред утренним многоголосьем
Птиц, муравьиной толкотнёй,
Пред зернами в литых колосьях,
И пред сентябрьской стернёй
Мы мним себя венцом творенья.
И всё: хоть близь, хоть вдалеке,
Под хоры словоговоренья
Мы норовим зажать в руке:
Молчанье скал, прибоя пену
Лосося нерестовый ход.
Готовы за глухую стену
Упрятать, зная наперёд,
Что не посмеют слово против
Сказать. Им слов не отыскать,
Чтобы желанью нашей плоти,
Могли нам вдруг да отказать.
И всё и вся мы достигаем.
Пределов нашей воле нет…
Да вот беда… Мы умираем,
И ворон каркнет нам вослед.
Могильный холм накроет тенью.
А в небе облака легки…
Но будут по весне сирени,
Цвести, как прежде, у реки.
ВСЕЛЕННАЯ
Посмотри на небо, душа моя, ночью…
Видишь: Вселенная!
Сколь она умопомрачительно необозрима.
А в ней маленькая пылинка – солнце.
А землю и вовсе не разглядеть.
А ты где на этой неразличимой земле?
И ведь, поди ж ты!
Вся эта невообразимость
Умещается в человеческой голове.
Значит, так промыслил Создатель,
Чтобы голова вмещала в себя
Всю безмерность
Времени и Пространства.
Видно, Он так и задумал,
Что Вселенная и твоя голова
Равновелики
Пред Ним.
ВИНОГРАДЬЕ ЛЮБВИ
Омертвевшее сердце своё призови
Верный путь отыскать в Виноградье Любви.
Там, встречая рассветы, над гладью речной
Выстилает туман невесомый покой.
Восходящее солнце живительным светом зальёт
Окоём. Там журавлиха, курлыча, зовёт,
За собой устремляться в полёт журавлят.
Там, как пред иконою, сосны в бору словно свечи стоят,
Там по молитве воспрянет, чтобы ожить,
Сердце, чтобы вечной Любовью любить.
ВНИМАЯ АНТОНИЮ ВЕЛИКОМУ
Чем кичитесь вы, пепел и прах?
Тем, как вы зажигали, бывало;
Пламя дыбилось, в небо взмывало.
Трепетало у всех на устах.
А богачество! Где твой размах?
Где божба да гульба с кем попало?
Есть вино. Да не стало фиала –
Вор хрусталь умыкнул впопыхах.
Царь! Что значишь ты на небесах?
В никуда твоя сила пропала.
Сколько льстивых у трона стояло…
А теперь – ни слезинки в глазах.
Всё ушло: суета и тщета.
Над тобою лишь тень от креста.
ГОТОВ ЛИ?
Поверил, что ты обратишься в ничто,
Когда отпоют тебя, хором оплачут?
Свой путь ты продолжишь. Тебе он назначен.
Не думай, что ты обратишься в Ничто.
Судья тебя спросит: – Ну, что ты? И кто?
Пред Ним не слукавишь, солгав наудачу,
Играя словами то так, то иначе.
Судья тебя спросит: – Ну, что ты? И кто?
Душа нараспашку. Суд скор и жесток.
Тебе уготована Высшая Мера –
Сказать только правду. Ни слова на веру.
Там всё нараспашку. Суд скор и жесток.
Слова покаянья пред Ним на виду…
Скажи: ты готов ли к такому суду?
БОГОМАЗ
Богомаз под куполом церковным
Возлежит на досках неспроста.
Отрешившись от забот греховных.
Он рисует Господа Христа.
По канонам древнего преданья
От веков начальных до сих пор
Пишет кисть. Ещё одно касанье –
И Спаситель обретает взор.
Богомазу Он в глаза посмотрит,
И в церковной гулкой тишине
Слышит тот, как сердце то умолкнет,
То опять займётся, как в огне.
Храма свод прообразом Вселенной,
Чья непостижима глубина…
И точна и боговдохновенна
Кисть его. О, как легка она!
Обмакнёт её он в краску снова,
Линию кладёт за пядью пядь.
И уста раскроются Христовы,
«Отче наш» произнеся опять.
Вопреки былому оскверненью
И безбожной воле вопреки
Явлено нам чудо Возрожденья
Лёгким мановением руки
И пускай кресты стегает ветер,
И над Русью ночь пока темна,
Ожил Храм. Лампада ярко светит
И молитва явственно слышна.
* * *
Неверье оставь бессловесным скотам.
Ни Слово ли Божье всему есть начало?
Бог Слово изрёк, и оно прозвучало.
Неверье оставь бессловесным скотам.
Безмерность миров открывает Он нам.
Ты думаешь, будто бы сами собою
Явились земля, небосвод над тобою…
Безмерность миров открывает Он нам.
И солнечный проблеск по вешним водам,
И трепет под ветром листвы на берёзе,
И благовест в праздник, и радости слёзы,
Как солнечный проблеск по вешним водам.
Куда ни взгляну, Ты повсюду со мной:
В мечтаньях небесных и жизни земной.
С САМИМ СОБОЙ
– Куда ты идёшь, чумовая твоя голова?
– Туда, где меня ожидают шербет и халва!
Где дивные птицы слетают мне в руки с ветвей.
Где мне одному по ночам будет петь соловей.
Где златом расшитый халат я надену, чтоб в нём щеголять.
Где тысячи роз, чтобы вдосталь их мог обонять.
В тех дивных краях – я уверен – со мной никогда
Ничьи не поселятся рядом печаль и беда.
– А слёзы ребёнка? А старости немощь и боль?
– А мне что за дело? Меня не тревожить изволь!
Там жизнь моя будет от всяких страданий чиста.
Нигде не увидишь ты даже и тени Креста!
Там вечное лето в душе. И зачем мне о чём-то тужить?
– Так, значит, без Бога в душе собираешься жить?
– Зачем на меня воздвигаешь напрасно хулу!
Без бога нельзя! Я иконку повешу в углу.
Дизайнерски будет оформлен в дому уголок:
Иконка, камин, а в камине живой уголёк.
Всё будет подвластно желанью всегда моему…
И я зашагал торопливо, ввергаясь в кромешную тьму.
* * *
Между эпохами не бывает зазора;
Пальчик не просунешь. Даже бритвенное остриё.
Не разделить: хорошее – значит, моё!
А остальное – для поругания, забвения и позора,
Назначенное на осмеяние и битьё.
Так, порой, увечат базарного вора:
Получай за то, что попался, не сумевши украсть!
И – хвать! Хлесть! В хруст! Всласть!
И носят на кулаках! И не позволяют упасть!
А после – ногами! И под забором
Бросают, как тряпку, – в густющую грязь!
Так и нас – людей, каждый из которых мал,
Течение времени несёт, как песчинку,
Не интересуясь: нравится-не нравится, устал-не устал?
А тебе-то кажется: небо уже с овчинку.
Но ты отвечаешь:
– Что вы! Это прекрасно – влиться в поток!
Это великолепно – действовать заедино!
Это превосходно – к локотку локоток
Строем по площади, скосивши глазок
На вождей, беспрекословно любимых.
– Марш! – говорят тебе, сволочь. – Марш!
Не сбивайся с ноги, сволочь! Держи ногу!
Ты наш, сволочь? Или всегда был не наш?
– Господи, – шепнёшь ты тихонько на ухо Богу. –
Я не знаю: хорош ли, иль плох?
Наказанье ли Время моё? Или благословенье?
Но любую, Господи, из назначенных мне Тобою эпох
Помоги принять с благодарностью и со смиреньем.
ПОДОРОЖНИК
В детстве, помню:
босиком о камень стешешь кожу
И ревмя ревешь –
и к бабушке бежать.
А она обочь тропинки, помолясь,
срывает подорожник,
Чтоб листок пушистый
к ссадине прижать.
От листочка ли,
а может, от её моленья,
От любимых рук её,
от взгляда добрых глаз
Утихает боль.
И наступает утоленье
Всех печалей,
что, порой, одолевают нас.
Где ты, бабушка?
Где твой Всесильный Боже?
Травы вытоптали.
А молитву я, увы, твою не заучил.
Помолись с Высот Небесных!
Ниспошли мне подорожник,
Чтобы душу он больную
мне лечил.
Чтобы к ранам приложить
серебряный листочек
И почувствовать
приливы сил земных.
Так из-под камней, негадан и неждан,
вдруг заструит источник,
Чтоб утишить боль
засохших губ твоих.
Где ты, бабушка?
В Чертогах Божьих, может статься.
В беленьком платочке
ты Христа пришла молить
За меня, за грешного, что прочно овладел
наукой сомневаться.
И смеялся над наукою любить.
Так уж научил нас
этот век-безбожник.
Век-насмешник, лжец и атеист…
Бабушка! В лугах небесных
отыщи мне подорожник!
Может, он еще растет там,
тот волшебный лист.
Где-то он у тропки,
что в лугах струится неприметно,
Там пред клевером
поклоны бьет пчела,
Отыщи, молю тебя!
Найди листок заветный!
Матерь Божью попроси,
чтоб помогла.
А душа смятенная моя
как птаха в клетке бьется.
А замок для клятой клетки
изощрял я сам.
Бабушка! Хочу уверовать я,
да что-то вера не дается.
Видно, по грехам моим.
Видно, по моим грехам.
НЕБЕСНАЯ РЕКА
Как я люблю тебя, Небесная Река,
Когда своей незримою волною
Ты гонишь кучевые облака
В бездонной синеве над головою.
Возьми меня, возьми меня с собой!
Твои разливы над землёй безбрежны.
И я сольюсь с небесной синевой
Манящей и таинственной, и нежной.
В волнах твоих свобода из свобод,
Простор душе, где ветер вольный веет.
Там, в поднебесье встречу я восход,
Как только край небес порозовеет.
Да! Мой удел – земное о земном:
Гляжу под ноги, голову склоняя…
Но, я душою в небе голубом
Плыву рекою без конца и края.