Александр БАЛТИН 
Александр БАЛТИН
ЗНАЧИТ, В ПЛАВАНЬЕ ОТПРАВИЛИСЬ НЕ ЗРЯ
Сказки
ДРАКОНЬЯ РЕСПУБЛИКА
Маленькие дракончики с ещё не окрепшими крылышками, но уже довольно когтистыми лапками предпочитали уютные горные расселины, куда можно было забиться, как в норку, и дремать.
Дракончики вызревали медленно – не быстрее виноградных гроздьев, и когда норки становились тесноваты, выбирались и, расправив крылья, пробовали лететь.
– У меня получилось! – хвалился рыженький. – Целых несколько метров протянул.
Зелёный – довольно чахлый – всё вздыхал:
– Что-то никак не могу.
Дракон постарше подлетел и опустился рядом.
Был он жёлто-зелёного цвета, и даже переливался слегка, будто огромная бабочка.
– Не переживай, – сказал он, – не у всех сразу получается.
Как организована жизнь в Драконьей республике?
Ну, в общем, никакой особой республики нет – есть система гор: весьма обширная, с ниспадающими вниз скалами и вершинами, вздымающимися в облака, и среда этой системы облюбована мирными драконами.
Да, они вполне травоядны, вернее – листоядны, ибо предпочитают в пищу листья деревьев.
Деревья не обижаются.
С ними всегда можно договориться.
– Ничего, – говорят деревья, – нарастим новые листья. Нужно же драконам чем-нибудь питаться.
Драконы разлетаются – каждый по своим делам, но непременно возвращаются на эти горы. Они следят за маленькими – чтобы те вовремя начинали летать – хотя это «вовремя» и не очень определённого свойства, тем не менее, все драконы должны летать, иначе и быть не может.
Как-то раз старшие драконы думали сорганизоваться и выбрать главного, но из этого ничего не вышло.
Драконы собрались, расселись по вершинам гор, а иные заняли полулежачие позиции.
– Итак, – сказал Огненный шар, – Какие будут предложенья.
Рыжий зевнул, слегка брызнув пламенем.
– Ну, ты и становись главным, – произнёс он.
– Я не могу. Я слишком огненный.
– Тогда давайте выберем Водяного дракона.
Водяной переливался зыбкой синевою и точно растекался по своей вершине.
– Не-а, – зевнул он. – Ещё утеку ненароком.
Предложили Хвостатого. Тот отказался, боясь запутаться в собственных хвостах.
Драконы стали позёвывать.
Седой и вовсе задремал.
Наиболее активный – Огненный шар – подытожил:
– Ну что? Ничего не выходит?
Другие подтверждающе захлопали крыльями.
– Тогда будет жить равноправно, – сказал Огненный шар. – То есть каждый имеет право высказать своё мнение. Другие, впрочем, имеют такое же право на это мнение внимания не обращать.
С тихим шлепком маленький дракончик вывалился из щели. Или из норы.
– Вот, стоит ли его поднимать? – спросил Огненный шар.
– Стоит, – сказал Водяной.
– Не-а, – протянул Седой. – Пусть сам поднимется.
Дракончик поднялся, ловко вскарабкался на гору, и снова юркнул в щель. Или в нору.
– Значит, я прав, – резюмировал Седой.
И драконы разлетелись по своим делам.
А дракончики продолжали вызревать, как виноградные гроздья.
Водяной предпочитал уютные водоёмы – вроде больших озёр.
Погружаясь в глубину, он чувствовал себя умиротворённо, и если рыбы удивлялись его появленью, говорил: «Не бойтесь. Я не питаюсь рыбами».
И рыбы мирно проплывали мимо.
Водяной опускался на самое дно и, расположившись там поуютней, размышлял.
Он размышлял о сущности жизни драконов.
Выходило, что она разная.
«У меня, – думал он, – сущность скрыта в воде. Это не хорошо, и не плохо. С одной стороны, я знаю, где она. С другой – никогда её не видел».
И он принимался размышлять, какой она могла бы быть, эта сущность, – внешне.
Рыбы проплывали, раки шебуршали под корягами.
Вероятно, она, предполагал Водяной, чем-то похожа и на рыбу, и на рака.
А у Огненного шара – тут же прерывал он себя – сущность, конечно, огненная, золотистая.
Тут Водяной обычно принимался дремать, ибо чрезмерная активность Огненного шара действовала на него угнетающе.
А Огненный шар в это время парил над лугами и полями.
От него летели хлопья и брызги света.
«Я и сам не знаю – что это: брызги или хлопья, – думал он. –Вероятно – и то, и другое».
Ему нравилось давать дополнительный свет – такой золотистый, такой загадочный.
Разные существа – жившие на земле, и только на земле, видели эти световые сгустки и резвились в них, и Огненный шар радовался радости этих существ, и не подозревавших о его существовании…
Седой позёвывал на вершине скалы.
Ему привычно было находиться тут, да и возраст подсказывал, что местечко пониже – уже не для него.
Шуршание внизу его совершенно не беспокоило.
Камни осыпаются, наверно, – и он зевнул.
Но из щели показалась рожица дракончика.
Чёрненькие глазки сверкали, а на остриях крылышек серела пыль.
– А это ты, малыш, – сказал Седой.
– Пчхи, – ответил дракончик. Вернее – чихнул. – Пыльно там.
– Тебе уж летать пора, – заметил Седой.
– Никак не получается.
– Ничего. Главное не сдаваться.
Огненный шар, мерцая золотисто, возвращался.
– Вот смотри, – сказал Седой. – Думаешь, у него сразу получилось?
– А нет?!
– Конечно, нет. Тоже падал. А видишь, как теперь летает.
Дракончик выбрался из щели.
Крылышки его встрепенулись, и он…
– Надо же!.. – заверещал он радостно. – Лечу, лечу!
Он сделал круг, и вернулся к Седому.
– Получилось! – гордо сказал он.
– Конечно, – ответил Седой. – Хотя я тебя слегка и обманул. Огненный шар никогда не падал.
– А разве… – начал было дракончик.
– Конечно, конечно, – опередил его Седой. – Обманывать нехорошо. Но иногда, видишь, – на пользу. А теперь, – продолжал он, – придумай себе дела, и лети.
– А разве дела не сами находят нас?
– Нет, конечно. Их надо придумать.
И дракончик полетел придумывать себе дела.
Так жили они – по-разному, но объединённые своей драконовой – не страшной вовсе, листоядной сутью.
ТАКАЯ ВОТ СТРАНА
Парящие дома – как это? А очень просто – ведь это страна волшебников.
Не бывали в ней?
Да, в неё непросто найти дорогу, но если вас ведёт фантазия…
Дом парил – на широком куске почвы, края которого были неровными.
Волшебник сидел на краю, свесив ножки и болтая ими, и ждал другого.
Отчего одному волшебнику всегда скучно?
Волшебство приедается и перестаёт радовать.
– Эй, Нут! – послышалось. – Ты ещё ждёшь меня?
– Конечно, Нуг, – отвечал Нут, продолжая болтать ногами. – Только если не сложно – проявись.
Нуг возник рядом с Нутом, и они поприветствовали друг друга.
– Пойдём в дом, – предложил хозяин. – А то он устал парить без чаепития.
Они вошли в дом, и тот загорелся радостным розовым цветом.
– С чем будем пить чай? – спросил Нуг…
– С цукарными бестиками, – ответил Нут.
Он щёлкнул пальцами и они выскочили – бестики – из изразцового буфета, выскочили, побежали врассыпную, преследуя чайник и чашки.
Да, да, именно так – врассыпную, и преследуя.
– Ладно, когда догоните – скажите, – крикнул им вдогонку Нуг. – А мы пока попьём чаю.
И они сели пить чай. Без чайника, заварки, кипятка… Это же был волшебный чай. Они пили с удовольствием, слегка пьянея от него, радостно отфыркивались.
– Ну как? – спросил Нут.
– Ну так, – ответил Нуг.
– А кто из нас вообще хозяин дома? – спросил Нут.
– Поди, догадайся, – ответил Нуг.
– Предлагаю, – сказал Нут, – убрать последние буквы из наших фамилий, и тогда дом сможет считать хозяином любого из нас.
– Ты не против, дом? – спросил пока ещё Нуг.
– Не-а, – послышалось.
И они убрали последние буквы.
Те – Г и Т – поскакали, и почти что столкнулись с вернувшимися из рассыпной бестиками.
Бестики, узнав о произошедших изменениях, посмеялись и попрыгали назад, в изразцовый буфет.
А волшебники продолжили пить чай.
Иногда дома волшебников спускаются на землю – чаще всего около водоёмов, и бывает это, когда волшебникам приходит охота половить рыбку.
Вот Игрек – так он любит себя называть – выходит из домика, сахарного и пряничного, чтобы вкусней было, – и щёлкает пальцами.
Тут же из воды выскакивает рыба.
И плюхается назад – в воду.
– Так не пойдёт, – говорит Игрек. – Давай-ка иначе.
Он вновь щёлкает пальцами – но уже с перебором – и рыба, выпрыгнув из воды, зависает в воздухе.
– Разве ты не знаешь, что я приземлился ради рыбалки? – спрашивает Игрек.
– Не-а, – отвечает рыба, помахивая хвостом. Лопушистые брызги падают Игреку на лицо. – А ты разве не знаешь, что рыбы против рыбалки?
– Но – это же волшебная рыбалка! – говорит Игрек. – То есть, когда я щёлкаю пальцами – ты зависаешь в воздухе, и мы пьём с тобой чай. А потом расходимся.
– И всё? – спросила рыба.
– Всё, – ответил Игрек, вызывая сказочные чашки.
Чашки плыли по воздуху, самонаполненные чаем.
– Я вообще-то не очень люблю чай, – сказала рыба, зевая.
– Ну ладно уж, выпей, – сказал Игрек.
Рыба, поймав чашку хвостом, опрокинула её в пасть и снова зевнула. Чашка уплыла.
– Если это вся рыбалка, – сказала рыба, – я, пожалуй, пойду. Вернее, поплыву.
– Давай, – охотно согласился Игрек, допивая свой чай.
И рыба плюхнулась в воду.
– Что надо сказать? – спросил дом.
– Ах, да. Рыбалка удалась, – произнёс Игрек.
Вообще волшебники очень любят пить чай. Он бывает травный и камышовый, рыбный и воздушный, малиново-пюрешный, креветочный…
– Стой, стой, стой, – креветки высунули из воды усики. – Никакого креветочного чая не бывает.
– Ладно, – сказал волшебник, рассказывавший воздуху о любви волшебников к чаю. – Пускай креветочного не бывает, а веточный – точно.
Веточки у его домика, зависшего над рощицей, зашевелились.
Воздух молчал.
Он пил воздушный чай.
Креветки укатились восвояси – все креветки, видя волшебников, начинают кататься на подводных лыжах. Вот они и укатились.
А веточки охотно тряхнули листиками – и получился веточный чай.
– Какого только чая не бывает, – сказал безымянный волшебник воздуху.
Тот молчал. Он увлёкся воздушным чаем.
Собственно, все волшебники безымянны.
Зачем им имена?
Имена – скучная определённость.
А волшебники могут именоваться, как хотят.
– Я, например, Икс, – сказал один, отпуская домик попастись на воздушных лугах.
Он видел, как домик, смешавшись с небесными коровами, пасся, и травка была явно сочной, ибо домик выглядел довольным.
– Икс, – повторил он. – То есть моё место в уравнении.
– Точно? – переспросило уравнение, появляясь в воздухе. – В уравнении, а не в муравейнике?
– Нет, в муравейнике мне абсолютно нечего делать, – ответил Икс.
– Ну, тогда добро пожаловать, – сказало уравнение.
И он пожаловал.
Они немножко поиграли в решения, потом отпустили и их пастись.
– Раз уж такая свежая травка, – сказал Икс.
А сам он сел с уравнением – естественно, за чай.
Дома парят изящно, посверкивая крылечками, переставляя лесенки. Бывают дома потолще и потоньше, повыше и пониже…
– Э-э-э, – послышалось, – Пониже – это я, меня так зовут.
– Как-как? – переспросил кто-то.
– Как-как, – передразнил волшебник, – Пониже. Мне нравится это слов, и я выбрал его в качестве имени.
– Ладно, – отвечал неизвестно кто, – пускай… Но зато дома бывают с колоннами и без.
– Даже без говорящих колонн бывают.
– А бывают с говорящими?
– А то. Правда, я не слышал…
У волшебников часто так – кто-то с кем-то говорит, а кто – не поймёшь.
И воздух вечно занят своим воздушным чаем.
В общем, весело тут.
Одному из волшебников пришло в голову чеканить монеты из осенней листвы…
Монеты получались волшебные – лёгкие и воздушные, они обещали…
– Эй-эй, – сказала, вспорхнув, одна монета. – Я, например, ничего никому не обещала.
И улетела себе.
– Зачем тебе монеты? – спрашивали приятели этого волшебника за чаем.
– Так просто, – отвечал он, подливая гостям вересковый. – Красивые получаются…
Монеты парили рядами вдоль стен, переливаясь и посверкивая.
– Вот, хотите на память? – предложил волшебник приятелям.
– А мы не для памяти, – воскликнули монеты, и разлетелись.
Волшебники стали ловить их, но потом махнули рукой (вернее, руками) и вернулись к чаю.
А монеты ещё долго наполняли собой воздух, конкурируя с листвой.
Да, у волшебников всё также – зима, весна, лето, осень…
Только зимою цветёт сирень – красивого кипенного цвета, а летом нередок снег – сиреневый, конечно.
А осенью и весной сады – тоже парящие, разумеется, – полыхают цветными кострами в маленькой волшебной стране, которая везде – и нигде.
Так, что – не ищите, всё равно не найдёте…
Лучше спросите фантазию – как и что, и она вам подскажет.
СКАЗКИ ГОРНОГО КОРОЛЯ
Горный король очень любил рассказывать сказки.
Это был старый седобородый король, давно не знавший, кто относится к его подданным, а кто нет.
Он был рад, даже если собирались слушать горные белки.
– Вот, – начинал он, – вы не знаете, наверно, что ваш род идёт от пушистой ветки.
И король лукаво улыбался.
Белки качали головами, головы у горных белок крупнее, чем у белок лесных, обычных.
– Некогда, – продолжал король, – росла пушистая ветка. Вы спросите как? Она росла просто – без ствола, без сучьев, сама по себе. Она росла на склоне горы, и была одинокой-одинокой.
– Как ты? – спрашивали белки.
– Как я, – подтверждал король. – И тогда, – продолжал он, – она подумала, а как бы сделать так… В общем, ей захотелось произвести маленьких, пушистых существ.
– Как мы? – спрашивали белки.
– Именно, – подтверждал король. – Она долго ждала подходящего ветра. И вот, когда случился соответствующий порыв, она разроняла свои пушинки. Пушинки, легко касаясь земли, превращались в маленьких бельчат, а из них потом вырастали белки. И вот – вы есть.
И белки, обладая теперь знаньем своей истории, разбегались.
А король принимался ждать новых слушателей.
Они приходили.
Это могли быть… Тролли, к примеру.
– Почему мы такие? – спрашивали они короля.
– Вы могли бы быть другими, – отвечал он. – Но – я не помню почти уже тех времён – далёкий ваш предшественник оскорбил фею Осбору. Она была доброй, вообще-то, но тут рассердилась почему-то.
– А что – феи никогда не сердятся? – спрашивали тролли.
– Вообще-то нет. Но Осбора рассердилась. И заколдовала ваш народец. Она сделала так, что пока все тролли не станут добрыми и ласковыми, носить им эти личины.
И тролли принимались разглядывать друг друга. Они были довольно уродливы – все в наростах, пупырках…
– Что ж нам теперь – искать Осбору?
– Зачем? – улыбался король. – Просто становиться добрыми и ласковыми.
И тролли – уходили – становиться добрыми и ласковыми.
Однажды к горному королю пришёл рыцарь. Он был – как и полагается рыцарю – в латах, с копьём и щитом.
– Ты хотел послушать сказку? – спросил король.
– Нет, – ответил рыцарь. – Я хотел убедиться, что ты существуешь на свете.
– Почему моё существование вызывает у тебя сомненья?
– Потому, что тот, кто рассказывает сказки, сам становится сказочным персонажем.
– А ты знаешь, к примеру, историю своих лат?
– Никакой истории нет, – отвечал рыцарь. – Просто я купил их…
– Э, нет! – отвечал король. – Они были рудой. Долго, долго – века, о которых ни ты, ни я не имеем представленья. А потом им скучно стало – и вот они вышли жилой на свет и попали в руки мастера. А далее мастер, разбудив душу в этой жиле, выплавил из неё металл, и, играя и сверкая под его руками, металл обратился в твой щит…
– Да, – покачал головой рыцарь, – а копьё, наверное…
– Точно так, – отвечал король, – копьё соскочило со ствола, выпрямилось и, получив весть в виде острия, попало к тебе.
– Теперь я убедился, что ты не существуешь, – сказал рыцарь. – Ибо разве может реально существующий человек верить в то, что…
– Конечно, – подтвердил король. – Я не существую. Как не существуют облака и горы, когда ты их не видишь…
И рыцарь, покачав головой, отправился по своим делам.
А к королю спустилось облачко – нежно-молочное, с курчавыми краями.
– И я есть в твоих сказка, король? – спросило оно.
– Конечно, – отвечал король.
– И… как же?..
– Очень просто, – как всегда улыбнувшись, заговорил король. – Жила-была некогда горная белка – тихая и маленькая. Она отличалась от прочих горных белок – ибо была белого цвета. Белки – как тебе известно – хоть и называются белками, но имеют совсем не белый цвет. Эта же была белой, молочно-белой, и курчавой. «Отчего я такая?» – думала она. Отличаться от других совсем не просто, ибо эти другие будут удивлены, что ты не похож на них, и от удивления могут не взять тебя в компанию. И действительно – белочку не брали. Сначала она переживала, но потом привыкла к одиночеству, полагая, что так тому и быть. Она привыкла жить одна, и ей это неплохо удавалось. Но однажды она взглянула на небеса, и увидела облака. «Вон мои родственники», – поняла белочка. Она легко подпрыгнула, и полетела. Другие белки, видевшие это, покрутили лапками у головок – мол, ненормальная какая-то. А белочка летела – и была совершенно счастлива. Потом она стала облачком – то есть тобой, и поняла, что небо и есть её родная страна.
– Значит я, – спросило облачко, – прошлая белка?
– Почему прошлая? – улыбнулся король. – Разве ты не можешь сделаться похожим на белочку?
– Вполне, – улыбнулось облачко ответно.
Оно стало похожим на белую белочку – и отправилось восвояси.
А король услышал:
– Всегда интересовалась, что такое «свояси»?
– «Свояси», – отвечал король неизвестно кому, – у всех бывают разные. У меня одни, у тебя другие. Ты, кстати, кто?
– Не знаю, – послышался голос. – Сперва думалось, что я козявка. Но козявки совершенно не такие. Потом, мне казалось, что я – говорящий камешек. Но таких просто не бывает. Так что я не знаю, кто я…
– Раз неизвестно кто, тогда, может быть, известно откуда?
– А, это известно. – Голос был мягок и тонок. – Я выпала из твоих сказок. Или выпал, не знаю, как будет правильно.
– Тогда, – предположил король, – может быть, ты хочешь назад.
Молчание повисло, мерцая серебряно.
– Пожалуй, – послышался ответ.
– Только… – протянул король, – я и сам не помню своих сказок…
– Это ничего, – прозвучало в ответ. – Представь мысленно сказку про белочек, я и прыгну в неё.
Так и сделали.
Король хотел поинтересоваться, как там, да сообразил, что интересоваться теперь не у кого.
Куст возле него зашевелился.
– Ты хочешь послушать сказку? – спросил король.
– Я сам кому хочешь расскажу, – ответил куст, помахивая веточками, как лапками. – Я ведь сказочный куст.
– Тогда почему же ты растёшь в яви?
– А я и такой, и такой. Сказочный и настоящий.
– Пожалуй, – предположил король, – нам будет неинтересно с тобою. Раз мы так похожи.
– Почему похожи? – возразил куст. – Как, например, ты видишь вон то облако.
– Я вижу его похожим на короля.
– А я – на куст.
И куст засмеялся. Вернее, издал своеобразный звук, вполне сошедший за смех.
– Может быть, ты и петь умеешь? – спросил король.
– А то, – бодро ответил куст. И запел:
Ла-ли-лу-ла-ла-ла-ла,
Вот у всех своих дела,
У меня же никаких,
Бура-шура-тура-тих.
Знай, стою себе пою
У ущелья на краю,
Не сорваться мне туда
Ни за что и никогда.
– Весёлая песенка.
– Весёлая, – подтвердил куст. И добавил: – Только требует много сил. Так что я посплю.
И он заснул – что не сказалось никак на его внешности.
Пусть спит, думал король, зная чётко: чего только не бывает на свете: говорящие кусты, странные рыцари, разговаривающие облака.
– Ты ещё про меня забыл, – послышалось снизу.
– Надеюсь, – сказал король, – ты знаешь, кто ты.
– Ещё бы. Я камень. Вот я лежу у твоих ног, и умею читать мысли. Ты ж думал – чего только не бывает, а про меня забыл.
– Не хочешь ли…
– Нет-нет, спасибо, – отвечал камень вежливо. – Я сам знаю много сказок. Ведь они у тебя как мысли, а я умею их читать.
– Тогда зачем же ты вступил в разговор?
– Просто, чтобы ты меня не забыл.
– Теперь не забуду, – пообещал король.
И камень замолчал.
А король стал ждать новых слушателей для своих коротеньких-коротеньких сказок…
ИЗ ЖИЗНИ МЫСЛЯЩИХ ГРИБОВ
Колония розоватых, с нежной просинью, переходящей в фиолетовые отливы, грибов.
Колония у подножья гор – тёмных и мрачноватых.
И только им, грибам, представителям этого маленького сообщества, известно, что они мыслящие.
Не так, как люди, разумеется, по-своему, с лёгким шелестом интуиции и размытыми представленьями о данности.
Главный гриб чуть больше прочих: он поднимается, не сильно возвышаясь однако, – надо всеми, и познанья его отличаются большим объёмом.
– Некогда, – точно ветерок речь его, – мы занимали более серьёзные позиции, и даже родственники наши – летучие грибы – отмечались в дальних углах мирозданья…
– Где это – мирозданье? – спрашивают грибы помоложе, у края колонии.
– Мироздание, – отвечает Главный, – оно отчасти везде, отчасти только тут, где находимся мы.
– А мы находимся? – интересуется один – почти уже совсем фиолетовый от старости.
На него падает внезапный луч, и ясно становится, что гриб сей – тоже розов, как собратья.
– Находимся, – уверенно отвечает Главный. – Если мы есть, то значит и находимся.
– А почему мы всегда на одном месте? – спрашивает молоденький гриб, грибчонок в сущности.
– Таково наше предназначение, – отвечает Главный. – Мы должны быть, постоянно занимать место, у нас только по одной ножке, но зато – она прочная, и не допускает праздной ходьбы.
Гриб, прозванный Спорщиком, возражает:
– Что хорошего в этом вечном стоянье? Вот если бы мы были шагающей колонией, тогда – да, интересно. А так…
И лёгкий шелест проходит по грибам, и они вспыхивают – то синевато, то фиолетово.
Тень ложится на них – некто покинул пещеру в горе, некто – возможно страшный и грозный, но грибам это безразлично, ибо никто никогда не покушался на их колонию.
Тень шевелится, растёт.
– Это дракон! – восклицает Спорщик.
– Дракон? – слышен шёпот – маленький, как и издающие его грибчата. – А кто он?
– Дракон – это дракон, – раздаётся над ними, и чёрный телесный массив нависает громоздко.
– Ты можешь нас слышать? – интересуется Главный.
– Ну да, – отвечает дракон. – Ведь вы же можете слышать меня.
– А чем питаются драконы? – опасливо интересуется один из грибов.
– Не беспокойся, – отвечает дракон. – Уж точно не грибами.
Тень его качается, колышется, и дракон говорит:
– Ну ладно, я полетел.
Он взмывает в воздух, расправив кожистые крылья.
– И почему грибы не умеют летать? – вздыхает гриб Мечтательный.
– Вот недаром назвали тебя Мечтательным, – недовольно говорит Главный. – Вечно твои фантазии. Грибам не положено летать. Коли они взлетят – это будут уже не грибы.
– А я хочу, хочу… – взрывается Мечтательный.
Он пробует помахать краями шляпки, как дракон – крыльями, но ничего не удаётся, ножка плотно держит его.
– Вот видишь, – подытоживает Главный. – Вовсе нам не надо летать.
И вся колония озаряется синевато-фиолетово, потом снова становится розовой, похожей на пену.
«Нужно, нужно взлететь, – напряжённо размышляет Мечтательный, – а то, что это за жизнь – на одной ножке».
Раз, дождавшись ветреного порыва, он высунулся из общей массы, будто выкрикивая:
– Вот я! Вот он я!
И – надо ж такому случиться! – ветер подхватил его, закружил, завертел.
«Лечу!» – хотелось кричать Мечтательному, но прочие грибы и не смотрели вверх – зачем им изгой? Грибам положено стоять: всегда на одном месте, всегда на одной ножке…
А Мечтательный… ну, понятно, что ничем хорошим не мог завершиться его полёт.
Так живут грибы – убеждённые в своей необходимости, которую, если надо, сможет обосновать Главный.
Но им не надо.
Гораздо интереснее просто жить – быть тем, кем родился, и не слушать капризы всяких там Мечтательных.
И всё же маленькие, растущие по краю грибы – вернее, грибчата, – порой выказывали недовольство Главным.
– Мечтательный, – говорили они, – всё же попробовал изменить хоть что-то…
Тихий шелест пробегал по шляпкам.
– Да, да, – подтверждали другие грибчата. – А Главный только всё объясняет.
– Что толку в его объяснениях, если мы хотим… – твердили вторые.
– А чего мы хотим? – спрашивали третьи.
Главный в это время читал нечто вроде лекции о галактических грибах.
– Это – наши дальние родственники, – вещал он. – Отголоски космического есть и в нас.
– Как так есть? – спрашивали другие грибы. – Тогда выходит Мечтательный был прав.
Тут вступил Спорщик:
– Нет, мы не можем быть связаны с космическими грибами. Просто потому, что нам не дано летать.
В рядах грибчат тонкий, трубчатый шелест завернулся островками.
– Вот, – сказал один грибчонок другому, – и другие думают о полётах.
Главный шикнул на разошедшихся соплеменников.
– Вы не понимаете, – продолжал он, дождавшись тишины. – Века проходят, меняется суть всего, в том числе и грибов. Галактические грибы становятся заземлённей, в конце концов. Просто оседают такими колониями, как мы…
– Значит, есть и другие колонии? – спросил Спорщик.
– Полагаю – да, – отвечал Главный. – Но нам не дано узнать это точно.
– А мы хотим! – заверещали грибчата.
– Мало ли, кто что хочет, – строго заметил Главный.
И тут – замелькали странные тени – оливковые, фиолетовые, зеленоватые.
– Кто это? – разом спросили грибчата, Спорщик и другие грибы.
Главный замер, не зная, что ответить.
– Мы – галактические грибы, – послышалось сверху.
– Вот это да! – восхитились грибчата. – Значит, вы и впрямь существуете.
– Ну не вкривь же нам существовать, – донеслось также сверху, но тени оставались тенями.
– А вы не можете стать поотчётливей? – поинтересовался Главный.
– Нет-нет, мы не можем сойти с орбиты.
– Тогда зачем же вы беспокоите нас? Ваших скромных земных сородичей…
– Просто мы услышали ваши сомненья и решили разрешить их. Вот, вы видите наши тени, то есть знаете, что мы есть…
– И как там, в космосе? – поинтересовались грибчата.
– Здорово, – отвечали тени. – Много всего фиолетового, лилового и разного.
– Вот, – обиженно закричали грибчата, – там много всего, а мы всегда должны оставаться здесь.
– Мы, собственно, и ради этого тоже проявились – объявить вам, что вам совсем не надо рваться полететь.
– А Мечтательный?
– Мечтательный – это исключенье. У него была особенная шляпка, и он не погиб, а растворился в струях ветра.
– Вот как? – спросил Главный с сомнением.
– Именно так. Но это была – судьба Мечтательного.
– А наши? – поинтересовались грибчата.
– Ваши – стать взрослыми грибами, и найти себя в том, что вам дано…
И тени, помелькав ещё немного, исчезли.
А грибчата успокоились и перестали ворчать, ожидая, когда они вырастут и станут взрослыми грибами…
Иногда грибы испускают тонкие серебряные дуги, и тогда над их колонией повисает приятное мерцающее облако.
Это бывает редко – когда все грибы согласны между собою, и Главный не то спит, не то погружён в себя – не поймёшь.
Но грибы умеют испускать эти дуги и по отдельности.
Как-то раз Спорщик, задумавшись о сущности грибного бытия, испустил дугу повышенного мерцанья, она повисела в воздухе, превратилась в забавный зигзаг, и исчезла.
– Ух ты! – воскликнул его сосед, Трубчатый. – А ещё раз так сможешь?
– Что, смогу? – спросил Спорщик.
– Ну… такое изобразить?
– А что я изобразил?
И Трубчатый понял, что Спорщик и сам не знает, как у него вышла такая замечательная дуга.
Он описал её Спорщику, и они подивились вместе.
– Сейчас, подожди, попробую. – Спорщик напрягся, но над его шляпкой поднялось только крохотное сиреневое облачко.
– Не то, – разочарованно сказал Трубчатый.
– Сам вижу, – огорчённо ответил Спорщик. – Попробуй ты.
– А у меня всегда получаются не дуги, а нечто вроде трубок.
– Ну да, ты же Трубчатый.
Серебряная трубка взвилась в воздух и растаяла.
Они ещё поупражнялись, но всё было не то.
– Что это вы делаете? – заинтересовались грибчата.
– Да так… – ответили загадочно двое. – Играем.
Грибчата тоже выразили желание поиграть.
И по окраинам грибной колонии замелькали разноцветные искры.
– Вы ещё маленькие, – сказал Трубчатый. – Подрастёте – будут вполне приличные дуги.
– Или трубки, – добавил Спорщик.
Грибчата ещё немножко поиграли искрами, и успокоились.
– Интересно, – спросил один грибчонок соседа, – а искры разумны?
– Пожалуй, да, – ответил тот. – Ведь они умеют летать. Если бы они не были разумны, то как бы им это удалось?
Главный басовито зевнул.
– Что там у грибчат? – поинтересовался он.
– Спорят, – меланхолично заметил Спорщик.
– Разве у нас ещё кто-то, кроме тебя, любит спорить?
– Тебе видней, – отвечал Спорщик. – Ты ведь Главный.
– Эй, грибчата! – окликнул Главный детвору. – Что у вас там?
– Уже ничего, – ответил один. – А до этого левый грибчонок спросил меня, разумны ли искры.
– Разумны, – уверенно ответил Главный.
– И мы пришли к такому же выводу.
И над колонией повисла тишина.
Может быть, грибы заснули, а может самоуглубились – основательно, надёжно…
Хоть и решено было, что лучше просто жить, а не подражать Мечтательному, но нет-нет, а кто-нибудь и вспоминал его.
Однажды Трубчатый заметил:
– Во мне столько трубок, что только и остаётся взлететь.
Надо добавить, что грибы были устроены несколько различно. Все – на основе крохотных трубочек, но у одних их было больше, у других меньше.
– Совсем необязательно взлетать, – заметил Спорщик соседу. – Вполне достаточно просто дуть в эти трубки.
– Дуть? – переспросил Трубчатый.
– Ну да.
– И что будет?
– Вероятно, музыка. Попробуй.
И Трубчатый попробовал.
Верно, получилась довольно нежная музыка.
Все слушали её охотно, и когда Трубчатый перестал дуть, грибчата зааплодировали шляпками.
Так, Трубчатый обрёл призванье, а грибы – музыку.
Музыка летит над колонией грибов. Нежная, она переливается, играя оттенками. Потом, когда она замолкает, серебряное облако, мерцая дивно, поднимается, кидая блики на чёрную гору, некоторое время висит над шляпками, и исчезает в воздухе…
А разумная грибная колония продолжает жить своей жизнью.
ПЛАВАНИЕ
Значит, в плаванье отправились не зря.
Нет, не зря.
Первым встретился задумчивый остров.
Он поднимался из воды нечётко, будто мерцая, и больше напоминал облако, чем остров.
– Можно причалить? – спросил один из детюнцов.
Ибо в плаванье отправились именно детюнцы.
– Не-а, – ответил остров.
– Но ведь вы же остров? – поинтересовался любопытный детюнец. – Значит, к вам необходимо причалить.
– Нет-нет, – ответил остров. – Я совсем не остров. Я – воплощённая задумчивость.
– Как так?
– А так. Лежу себе на воде, думаю…
– О чём же?
– О задумчивости. О чём же ещё?
– А что будет, если мы всё же попробуем причалить? – спросил настырный детюнец.
– Ничего. Впрочем, может быть, я исчезну.
Детюнцы попробовали – они подошли поближе к острову, и… он исчез…
На месте его было ровное место.
Вернее – водное.
Детюнцы поплыли дальше.
Кораблик их нёсся легко и свободно, ему не нужен был ветер, хватало одного желания детюнцов плыть.
– Всё же интересно, – сказал один, – место ровное или водное?
– И такое, и такое, – ответил второй.
Тут из воды высунулась голова с усами.
Была она большая – напоминала и голову осьминога, и голову щуки, и ещё…
– Да, кого-то ещё напоминает… – сказал один из них.
Голова зевнула.
– Съесть что ли вас? – спросила она, глядя на кораблик.
– Вот уж незачем?! – заверещали детюнцы разом. – Что ж вам под водой и есть нечего?
– А я не особо подводная голова, – отвечала голова, помаргивая. – Мне кажется, я свалилась с воздуха. Впрочем, может быть, это мне приснилось.
– А есть ли у вас туловище? – спросил один из детюнцов.
– Не-а, – ответила голова. – И есть мне в принципе не нужно. Просто охота чем-то себя занять.
– Тогда – поныряйте, – предложил детюнец.
– Идея! – воскликнула голова, улыбнулась и нырнула.
– Ну, и что будет дальше? – ни у кого спросил настырный детюнец.
Воздух сгустился, и показалась мерцающая пластина.
– Глядите, глядите, это, наверно, летающий город.
Пластина замерла над их корабликом, бросая лиловую тень.
– Не-а, – послышалось. – Вовсе не город. Это я – мерцающая пластина.
– Просто пластина? – уточнили детюнцы.
– Почему просто? – обиделась пластина. – Не просто, а мерцающая.
Она повисела ещё немного, мерцая и вращаясь, и отправилась… в общем, куда-то отправилась.
– Надо было спросить её, где живут такие пластины.
– Где б ни жили – она едва ли бы нам ответила.
Новый остров появился.
Был он основателен, скалы вздымались на нём и виднелись деревья.
– Этот точно не исчезнет, – уверенно сказал детюнец.
Они причалили и сошли.
– Никого, – констатировал любопытный.
– Нет, вон кто-то есть, – сказал настырный.
С лёгким щелчком из воздуха появился кто-то вроде гномика…
– Ой, – воскликнул детюнец, – ты даже меньше нас.
– Ещё бы, – с гордостью ответил некто. – Я ж исчезающий карлик.
– То есть ты появляешься и исчезаешь?
– Ага. Но при этом ещё уменьшаюсь в росте.
– А чей это остров?
– В принципе, – ответил карлик задумчиво, – здесь много таких, как я. Так, что, наверно, это остров исчезающих карликов. Впрочем, – тут же добавил он, – может, это я сам так быстро исчезаю и появляюсь, что никаких других карликов и нет.
И он исчез.
Потом появился.
Потом исчез.
В общем, детюнцы поплыли дальше.
Внезапно сквозь палубу их кораблика потянулись ветви.
– Ой! – запричитали детюнцы, отскакивая. – Что это?
На ветках зашевелились листья, под ними оказались то груши, то вишни, а сбоку вынырнула голова.
– Это я, – сказала голова. – Донырялась.
– Как так? – спросили детюнцы.
– А так, – ответила голова. – Ныряла я ныряла… и вдруг у меня выросло туловище. Да такое, что и не знаю, куда девать. Вот решила прорасти к вам.
– А назад можешь? – спросил один из детюнцов несколько испуганно.
– Ну, – ответила голова, – если вы не хотите ни вишен, ни груш – могу.
– Ой, хотим, хотим! – всполошились детюнцы.
И они стали рвать вишни и груши, есть их, и были довольно.
– У меня груша со вкусом креветки, – сказал один.
– Ещё бы, – ответила голова. – Это же водные груши.
У одного из детюнцов вишенка превратилась в рыбёшку, и выскользнула за борт.
Потом голова собрала своё туловище, и, объявив, что она ещё поныряет, исчезла.
Детюнцы плыли дальше.
Они вступали в диалог с ветром, который оказался очень воспитанным, много знающим ветром, общались с летучими рыбами, выходили на грибных и поросячьих островах.
Они радовались.
– Нет, не зря мы отправились! – говорили они.
А потом они утомились – и вернулись домой.