Алексей ФИЛИМОНОВ. ИЗБРАННОЕ. Стихи

Алексей ФИЛИМОНОВ

ИЗБРАННОЕ

 

 

ПАМЯТИ МИХАИЛА ЛЕРМОНТОВА

 

ТЫ ЗНАЕШЬ

Знаешь, ходят паруса

В синеве быстротекущей.

Я средь них на полчаса

Облекаюсь в сон зовущий.

 

Свитки света и мечты

В янтаре над облаками.

Их подлунные черты

Называют мотыльками.

 

Просто глубина холстов,

Переливы без названья,

Недописанных стихов

Крылья полу-оправданья.

 

КЛИНОК

Кругом не люди – сновиденья,

Разжалованные в ничто.

Таким он встретит день рожденья,

В миру поэт, или – никто.

 

И голос эхом отзовётся

С кавказских вздыбленных хребтов:

– Мой сон в пустыне остаётся,

Стать гласом истины готов.

 

Как смыть позор с клинка стального,

Разившего, как меч из уст? –

…Он нам оставил честь и слово,

Где город холоден и пуст.

 

СОН ПРОРОКА

                  Из пламя и света…

                      М.Ю. Лермонтов

Тот сон во сне – тревожит непрестанно

На каменистом ложе бытия.

Небесная зияющая рана

Сочится синей кровью на меня.

 

Забыться и уснуть – в предгорье вечном,

Где ангелы, к неведенью спеша,

Свои стихи рассказывают встречным –

Тем, у кого небесная душа.

 

ГЕРОЙ ВРЕМЁН

Он был Печориным и Бэлой,

И фаталистом – иногда,

Ладьёй на глади чёрно-белой,

Где вечереет без труда.

 

Ветрилом в бездну устремился,

Маня отчаянных людей,

И в песне ангелом явился,

Воскресший воин-чародей.

 

ИНЕЙ НА ЦВЕТАХ

Он счастье мог постигнуть на земле,

Но за стеклом небес увидел Бога…

И Терек рыл пучину в полумгле,

И обрывалась у звезды дорога.

 

Где Пушкин весел был и грустен вмиг,

Ему тоска досталась раньше срока,

Он был пророк – но не казённых книг,

Разящего зарёй клинка Востока,

 

Когда стекает прочь алмазный плащ,

И обнажаются светила страсть и мука,

Он видел цепь страданий и удач,

Листок от дуба, уносим в разлуку.

 

А в глубине стихов синел Кавказ,

И эхо переносится по скалам

Кинжальных рифм, и сон ему воздаст

Провидческим восторгом небывалым.

 

Там юных дев незримый хоровод

Разбудит эхом дух судьбы мятежный,

И ангел нетаимый у ворот

Зовёт воскреснуть душу в мир безбрежный.

 

БЛАГОДАРЕНИЕ

Твою судьбу за сны благодарю я:

За ангела в полночной глубине,

За райских песен радужные струи,

И за преданье о Бородине,

За жемчуга меняющихся вечно

Зовущих туч, за страннический пыл…

Устрой же так, чтоб юный дуб беспечный

Твои молитвы людям доносил.

 

ДУХ БУРИ

Так видеть демона средь нас,

И распознать его смятенье!

Тоску вообразимых глаз

И проклятое сновиденье

 

Небесной красоты святой,

Здесь отражённое вне срока,

И грёзы о судьбе иной,

Подслушанные ненароком.

 

Сливаясь с духом зла строкой,

И образ бездне возвращая,

Душа отринула покой,

Мечтою парус наполняя.

 

И в зове туч мелькает он –

Изгнанник горнего сиянья,

В тумане растворивший сон

Под жемчугами покаянья.

 

МОЛОТ-НЕРВ

Иней на кустах,

Листья серебря,

Проступил впотьмах,

В прах теней маня.

 

Там ли налегке,

Здесь ли никогда,

Думы на песке,

Тёмная вода.

 

Паводок стихов

Перетопит хлад,

Валенки из снов,

От луны халат.

 

Амальгамы здесь,

На листах руки,

Сочинившей песнь,

Чьи слова легки.

 

Лермонтова дух

В дубе за окном,

Чуток его слух,

Слышит всё кругом.

----------------------------------

 

ПАМЯТИ  ВЕЛИКИХ

 

ПУШКИН И ДЕЛЬВИГ

– Мой Дельвиг, как тебе в раю?

Успел ли ты отведать счастья?

– Анахоретствую, пою,

И тешусь славой в одночасье.

 

– У нас жара и холода,

А медный конь покрылся тиной.

– Войди ко мне, мой друг, сюда,

В саду прелестные картины!

 

– Здесь мёртвых боле, чем живых,

Теперь их называют – клоны.

– Я сочинил намедни стих

О братстве, огибая склоны.

 

– Люблю твой череп на столе,

Он вдохновляет, как и прежде!

– А я тоскую по Земле,

Как тень – о парусе в безбрежье!

 

– Ах, мне не вырваться к тебе,

Я раб толпы, и ей возвышен.

– В твоей божественной судьбе

Пророка глас доселе слышан!

 

– Палят из пушки – мне пора –

Рожденьем тешатся иль тризной?

– Прощай, мой Пушкин, до утра,

Ты цену знал молве капризной.

 

ПОРУЧЕНИЕ

Что провидел Боратынский

В облаченье Недоноска?

Скрыта даль, а с нею сноска,

Улетел фантом эфирный.

 

Кто водитель полубездны,

Утешитель псевдомрака,

Гулок ветер Зодиака,

Зол в ночи гудёж трактирный.

 

Где двойник? И где создатель?

Неужели слышат строки

Неприкаянность далёких

Откровений зябко-зыбких?

 

Он вселился в человека,

Выбрав среди всех – поэта,

Дух украденного света,

Сон смятенья, брат ошибки.

 

Осень – чудо возмещенья

Упованьям и стремленьям,

Призрачно разуверенье,

Кто-то высветил сознаньем

 

Фреску в арке небосвода,

Чья-то маска – или пламя –

В спор вступившего с богами

Стихоправца мирозданья.

 

 

* * *

У Анненского есть

Мистические строки

Про вещи, про их честь,

Про маятник далёкий,

 

О сломленных ветвях,

Качавших упованье

На позабытый прах

И счастье без названья.

 

Но поезд кочевой

Не вынес оправданья,

И бродит, чуть живой,

В снегах потустраданья,

 

Ослепший от тоски,

Озябший от метели,

Античности близки

Заплакавшие ели.

 

О, Анненского сны!

За бабочкою газа,

В потоках тишины

Зияет грань алмаза,

 

Где нам отворена

Раскатистая бездна,

И нота в ней слышна

Парадного подъезда.

 

ЗВЕЗДА ЗАВЕТНАЯ

            Памяти Ивана Бунина

На выцветающих страницах

Воскресла бунинская Русь.

К ней неприкаянной зарницей

Приближусь я, и растворюсь

 

В неугасимой роще нежной,

Просвечивающей сквозь погост,

В равнине чистой и безбрежной,

Где отдыхает звёздный Пёс,

 

В тех куполах, что в беспредельном

Просторе тают без следа.

Над елью, в саване метельном,

Восходит вечная звезда.

 

* * *

Три имени вдруг на устах:

Блок, Бах и Бог,

Так выдыхается впотьмах

На бездны вздох.

 

Стихи и музыку, и сон

Воззвав сюда,

Они в объятиях времён

Не навсегда.

 

И оживут на полотне

Душа и звук

В немом кино, хрустальном сне

Касаясь рук,

 

Простертым к явленным сюда

Извне – на миг.

Бог отдыхает от стыда,

Явивший лик.

 

ХЛЕБ И ПЕСНИ

Хлебников в небо ушел,

Страждущий звуков пустыни,

Там он все книги прочел

О не проявленной сини.

 

Видишь – вспорхнула душа

В воздухе над бездорожьем,

С нами во сне вороша,

Грезит об имени Божьем.

 

Бог – это только слова?

Нет его здесь без названья?

Эхо ответит едва – 

Тронет страницы познанья.

 

ЕЩЁ РОЗЫ

             И музыка. Только она

             Одна не обманет.

                      Георгий Иванов

В сиянье строк нетерпеливых 

мгновение запечатлеть,

стиха приливы и отливы –

бессонную, скупую речь.

 

В двенадцать ровно… эти звуки,

и блоковский парит смычок

над ожиданием разлуки,

теперь последней, и щелчок –

 

то посвист соловья над розой,

уже вступившей тяжело

в предел страдания морозов,

сковавших чаянья и зло.

 

А над Невой – фламандский трепет,

где молод Пётр, и синева

акмеистичная, и лепет,

ещё не пролитый в слова.

 

КЛЁН НЕОПАВШИЙ

Клён озарён – Канадский или псковский,

Он золотит ладони синевы,

Есенинский – а попросту московский –

Роняет благо в кузова молвы.

 

Он под метелью, во дворе больницы,

Запомнил взор, мерцавший за окном,

И росчерк на лазоревой странице

Оставлен гроздью, золотым перстом.

 

Пяток шагов до плачущей берёзы,

Но страшен хруст метельных похорон…

И сквозь стекло протаивают слёзы,

Твою палату навещает клён.

-------

В 1995 году поэт Евгений Васильевич

Курдаков подарил мне кусочек коры

есенинского клёна – оказывается, дерево

было ещё живо, оно вдохновляло Сергея

Есенина из окна его палаты больницы

имени Ганнушкина, близ Ордынки.

 

LATH

Look at the harlequines!

                      V.Nabokov

Посмотри на арлекинов –

вон клубятся, вот манят,

перелистнуты, картинны,

опрокинутые в ряд –

отражения и блики

миражей забытия,

ромбы, сумерки и пики

расстаются, серебря:

будущие амальгамы,

неприкаянные сны,

мелоса сквозную драму

хаоса и тишины, –

сотворившие под спудом

взвесь хрустальных голосов,

подражающие люду

головы котов и сов –

под бунтующею маской.

Посох, пузырёк чернил,

и перо дрожит указкой,

воскрешая звёздный пыл.

-----------

LATH – аббревиатура романа В.Набокова «Look at the harlequines!» означает планку арлекина, с помощью которой он перемещается между мирами.

 

АМЕТИСТЫ АКМЕИСТОВ

Испаряются предметы

В виршах младоакмеистов,

Гумилёва стих неистов,

У Иванова – не спетый, –

 

Музыка и предсказанье

Происшедшего когда-то,

Сумрак снов аляповатый,

Анненского полузнанье…

 

Звон томительной метели,

Паровоза крик бесцельный,

И доска под тенью ельной –

Беспокойные качели.

 

К нам кукушка вылетает:

Стёршееся оперенье,

Циферблатом, во спасенье,

Диск луны дрожит хрустальный.

 

И по снегу вереница,

Синеватому, сквозному,

Тянется впотьмах до дома,

Отблеск зарева на лицах.

 

КИТАЙСКАЯ ПОЭЗИЯ

                    Переводчику, профессору Гу Юю

Она – весло в плывущее число,

Где зазеркалье снов и песнопений.

Она – стихия, крик и ремесло,

Алтарь отдохновенья от смятений.

 

Восход в горах и восхожденье вне

Гранита – в духе полусновиденья,

И призраки в заоблачной стране,

Чьи красные зрачки – судьбы прозренья.

 

Костёр пред божеством забытых зим.

Поэзия Китая – иероглиф,

В обыденности мира – вящ и зрим,

И призрачен, как бытия апокриф.

 

---------------------------------------------------------------------------------

СТИХОТВОРЕНИЯ В ДУХЕ НАПРАВЛЕНИЯ ВНЕВИЗМ

 

Для чего выдумывать поэту новые слова? Вспомним опыт Маяковского, Хлебникова, Северянина. Неологизмы приходят сами, просятся в стихотворение, от одного слова озаряется образный ряд, проявляются невиданные доселе смыслы!

Новые слова составляют вневник – словарь вневизма, гербарий фантасмагорических отпечатков соцветий, явленных из будущего словника.

Генетический основы языка раскрываются в новой лексике, сохраняя и развивая речь.

 

 

ПРОЩАНИЦА

– Где встретимся с тобою вновь?

– Мы свидимся, идя в Эммаус.

– Красивый город, как любовь…

– Я до рассвета там останусь.

 

– А после?..

– Вспыхну янтарём,

Меня Отец призвал навеки,

Быть может, в облике другом,

Как тать, восстану в должном веке,

 

Мои духовные хлеба

И преломятся, и воскреснут.

– Возьми с собою в свет раба.

– До встречи – в облике телесном.

 

Постой – вот саван мой – возьми,

Преобразивший плоть из тлена.

– Сокрывший тело под гвоздьми!..

– Прости Иуду за измену.

 

* * *

Мои к тебе стремятся сны,

Не отторгай их за безумье,

Они незримы и вольны

Красть неземное в полнолунье.

 

Они томимой чередой,

На грани, пёстрым караваном

Застынут, медленным дурманом

Втекая в разум сонный твой.

 

Не бойся – но благослови

Их на предчувствие любви,

В мистерии проникновенья

В алмаз небесного прозренья.

 

ЛИЛИИ ЛИ ЛИЛИ ИЛ ИЛИ…

Лиловых фонарей

Стекло в бесснежном парке

Дыханием согрей,

Стихирь небесной арки.

 

Разводы жемчугов,

Сияющие нежно,

Вокруг таёжных слов

Под колкостью небрежной

 

Кочующей сосны

Сюда – от ледостава, –

Клубящиеся сны

Накинут покрывало,

 

Где белкой позабыт

Наряд восенне-летний,

Серебротомный вид

Мелькнувшей за соседний,

 

Неотторжимый ствол,

Восшедший в укоризне

За дикий произвол

Людей – в его отчизне.

 

Зарёю остеклён,

Парк ждёт снегов тетради,

Свидетеля времён

И лыжника на глади.

 

ЗАЧЕМ ОН

Зимою прежде

Выпадало много снега,

И рукавицы были на веревке,

Соединённые чрез рукава,

Казалось небо антрацитом

С вкраплением алмазных лун,

А снег под фонарём мерцал

Мильярдами алмазных грёз.

Теперь не то – земная ось сместилась –

И весь декабрь и хмур, и зол, и потен,

И санки не скользят из подворотен,

Осталась только рифма: снег – ковчег.

Капитализм прославил человек,

Летя в материи воронку на распятье,

Восславил деньги – получил проклятье…

Так снега ждём.

Хрустального свеченья,

Исполненного

Воли и значенья.

 

СЕВЕРОРИМСК

Какой там к ляду Пётр!

Петрополю – века!

О том поведал форт

И души-облака.

 

Да стражница-река,

Текущая по воле

Из чрева рудника,

Впадающая в поле

 

Эфирности сквозной,

Пророчица вневизма,

Вмещающая зной

И сон полярной тризны,

 

Оставленные здесь

Колонны, лики, своды,

Стоящие поднесь

Свидетели свободы,

 

Атланты из другой

Страны, – их песнопенья

Бывают так странны

В мгновения прозренья.

 

МОРСКОВИЯ

Панорама Подморсковья

В переливах миражей

Открывается на волю

Тонких в сумерках стрижей.

 

Над Москвою плещет море,

Под Мразквою, и за ней,

Называется Московью

Гралль морской в пучине дней.

 

Поворот руля стального,

И кочующий корабль

К бездне устремился снова,

Отворяя птеродаль.

 

Там крылатые драконы,

И Георгий расписной

На щите зари иконы

Кормит дьявола весной.

 

Над кормою серый Кромчий,

И зубчатая стена

Стала путанней и звонче,

Нервной стала тишина.

 

Где дракон в ночи восстанет,

Миллионами зеркал

Град в пучине сна растает,

Морскомор и москвоал.

---------------------

Морсковия – догадка состоит в том, что слова Москва и морской однокренные, Москва прежде стояла на краю моря-океана.

Кромчий – от слова кормчий и кромка, то же, что Крайничий – крайствующий сознанием.

 

СТУПЕНИ ЗЕМЛИ

Холмы Земли… Сползающий ледник

Срезал деревья, почву обращая

В поднесь не обрывающийся крик,

И стон земли я в эхе различаю

 

Широких волн, кочующих снегов,

Змеящихся оврагов поднебесных,

Чьи трещины во глубь материков

Простёрлися под пашнею отвесно.

 

И глядя вдаль, где красные лучи

Антареса мерцают на закате,

Я слышу упоение в ночи

Сухой земли – потоками распятий,

 

Где дремлет загустевший чернозём

Под звёздами светил и песнопений,

И лестница ведёт за окоём –

Холмов нерукотворные ступени

Мне видятся морщинами и лбом.

 

СНЕЖНЫЙ КОВЧЕГ

Библейский снег,

Рождественская манна,

Готов ковчег,

Преданье необманно.

 

Седой Христос

Явился среди буден,

Идёт в мороз,

Босой, не нужный людям.

 

Заходит в храм,

Оттуда изгнан вскоре,

Дрожит слеза

Одна, во встречном взоре.

 

Спаситель здесь

Не узнан и не признан,

Кружится взвесь –

Скупая манна тризны,

 

Над пустырём,

Зовущимся Землёю,

Над кораблём,

На нём: «Христос с тобою». –

 

Слова души

Отринутого Бога,

Так поспеши –

Он к истине дорога.

 

МИСТИНА

Печален пригород закатный,

Дома – как общая стена

На фоне отблесков Гекаты

И розовеющего сна, –

 

Любимца женщин и пройдохи, 

Все скрасит в дрёме чародей,

К бессмертию добавит вздохи,

Объятья – к пламени идей.

 

И электричка, прошивая

Пространство, тщится рифмовать –

Так молния, соединяя,

Вдруг расступается опять.

 

Восторг непрошенный непрочен,

И кто-то дышит нам в лицо –

Закатный абрис непорочен,

Как ангел – перед гордецом.

 

Но холодок сменяет новость

О невозвратности причин,

И в медных окнах брезжит полость –

Зиянье вечности руин.

-------------

Мистина – мистическая истина.

 

ДВОЕНОЧИЕ

Стол отражается в окне

Под фонарем, среди деревьев,

И мой двойник напишет вне

Пространства комнаты за дверью,

 

О бесконечном, о простом,

О мотыльке на перепутье –

Проснуться или кануть в дом,

Где свет луны в скользящих прутьях,

 

Тенях ветвей на потолке,

И двое пишут в такт биенью

Слепящих крыльев вдалеке:

Здесь и за стёклами прозренья.

 

ВЕЛОМИМ

Жонглируя словами

И окна серебря,

Сгустился меж домами

Из дымки декабря.

 

Мы можем краем слуха

И в зареве ресниц

Учуять свежесть духа

За блеском велоспиц.

 

Водителей пугает,

Но веселит при том

Прохожих, обгоняя

На колесе одном.

 

Ах, кто он – ангел тайный,

Или воскресший сон?

И крыльев бледных тает

Гудящий перезвон.

 

Взлетел небесный мальчик,

Его велосипед,

Сверкнув над миром фальши,

Оставил лунный след.

------------

Веломим – мим-велосипедист.

 

АЛОСТЬ

Промчалась к бездне электричка,

Но те же люди и дома

Остались, как судьбы привычка,

И на платформе кутерьма.

 

И не заметили случайно,

Что три гиганта на ходу

Сошли с мечтою чрезвычайной,

Но неприметною в аду.

 

Почти прозрачны, растворились,

Оставив прожитой перрон,

И вихрь кружил чужую милость,

И на краю забрезжил он,

 

Как статуя, сквозя изнанкой,

И вывернутая на свет,

Она казалась самозванкой,

Лишённой времени примет.

 

Один спросил: – Чего буровишь?

Другой ответил пассажир:

– Ушедшего не остановишь.

Не хочешь выпить, командир?

 

И призрак пригубил бутылку,

И вместе пялились в закат,

На отражённую картинку,

И всякий был из них крылат.

 

А три гиганта в те мгновенья,

Надев алмазные крыла,

Преображённые в прозренье,

Сгорали в алости дотла.

 

МИРСКОЕ РИМСКОЕ

Скукота и томленье мира,

Каждый город сегодня – Рим,

Православленная Пальмира

Догорает в Неве над ним.

 

Внезантем лепестки манящи,

Уронила звезда цветок

В глубину, в серафимность чащи,

Притаившуюся меж строк.

 

Прокуратор подъял ладони,

Воланд прибыл в Зонт-Систербург,

Свиты медленно бродят кони,

В центре хорода – сонный луг.

 

Над Нарымом созвездий грозы,

Под-над Крымом прозрачны сны,

Рим роняет в межвёздность слёзы,

Мир восстанет для новизны.

-------------

Внезантема – астральный цветок, внеземная хризантема.

Хород – город-хор, город-созвездие.

 

ВНЕЗАНТРОП

Внезантенны вневизма – цветы

На астральной невидимой клумбе.

Как же их распознаешь не ты?

Воплощайся сегодня в Колумба,

Открывателя новых щедрот,

Зонтикали парящего слуха…

Тополиное семя несёт

В беспредельность – душа легче пуха,

Догорают в объятьях огня

Внезантемы мерцающей манны,

И соцветия в небе храня,

Раскрываются в токах внерваны.

--------------

Внезантроп – от слов гелиотроп,  антропологический  и  внезапность, троп переноса в непроявленность.

Внезантенн – внезапные антенны внезантем.

Зонтикаль – раскрывшаяся вертикаль, зонт духа.

Внервана – нирвана инобытия.

 

СТИЛЕСТНИЦА

Парадная иль винтовая,

Столь неудобная, что днесь

Во сне кружится голова. Я

На ступенях её и здесь.

 

Вне – и – внутри созвучья,

Ты жив, пока волна поёт,

И поит ритмом неминучий

Светила вечного восход.

 

Уже доступны нам зиянья!

Раскрыты синие врата,

Чем выше – тем бессонней знанья,

И дождь встречаем без зонта…

 

Порывист почерк восхожденья…

Гляди – двойник шагает вниз –

Чем выше мы, тем отраженье

Нисходит ниже всех зарниц.

 

Что станет с нами на вершине?

Не обрывается ль она,

Стилестница – своей гордыней?

Чьи нам доступны письмена,

 

Лишь из безбрежья различимы,

И ветром бьются зеркала,

Кто нас впускает без причины

В покои вне добра и зла, –

 

Где стиль отточен до безумья,

И совершенство миражей

С укором смотрит на трезубье:

Сквозной полёт земных стрижей.

----------------

Стилестница – лестница стиля.

 

ВОСНЕЖНИК

Зыбким шрифтом снежным

Напечатан Питер,

Оттиски в безбрежье

Небывалых литер,

 

Из кристаллов нежных,

В инее садовом,

Слогом белоснежным,

Искристым и новым

 

Опишу соборы,

Бледную Фонтанку,

Вечности просторы

И метель-цыганку.

 

Ангел на Дворцовой,

Женственный и грустный,

Рассыпал узоры

Снежности стоустой.

------------------

Воснежник – цветок из грёзы.

 

МОЛНИТВА ВНЕВИЗМА

Опора мне и судия

Неисчислимое пространство,

Где вечность – тайна бытия,

Извне её протуберанство.

 

Молниеносен взор души,

В молитве кубку неземному,

Явь проникает в сон: – Пиши,

Стучись к запретному другому.

 

Моленье не завершено,

Бредут сквозь снег стада оленей,

Природы вечно полотно,

Картины здесь и вне сплетений.

 

Вневистиарий на заре

Подсвечен охрой первородной,

И звери в огненной игре –

Зарницы слов молвы свободной.

-------------

Молнитва – молниеносная молитва.

 

БОГ ВНЕ

Бог первый вневистианин –

Нам дорог этим, и не только.

Он в упоенье не один,

Вневистиан на небе сколько!

 

И ангелы, и те, кто ждут

Предвоплощение в полете:

Вневистианство – это труд,

Века, склонённые в заботе

 

О свежескошенной строке

С полей надмирных и венчальных,

Когда перо в твоей руке

Провидит шёпот зёрен тайных.

 

Подъят вневистанства крест:

Пересеченья неземного

С тем, что даровано окрест,

Из искры высекая слово.

 

ИСТИХАЗМ

Грааль остекленён на треть

Исповедальностью эфира,

Вторая часть – сомненья смерть,

А третья – синева сапфира.

 

В его гранёных этажах

Предвоплощается безбрежье,

Скажи, ты знал, что бездны прах

В вино добавлен мелоснежья?

 

Закатный кубок тишины,

Подобьем трещины – комета,

В объятья посылает сны,

Переливаясь до рассвета

 

Чрез край скупого бытия,

И надпись на алмазе чаши

Гласит: «Везде судьба моя,

И здесь, и вне, где песни наши».

 

Кто заповедует глоток?

Вина сквозные переливы

Вдруг указуют на исток

Среди кристаллов звёздной нивы.

-------------------

Истихазм – исихазм стиха, истинность в неизреченности.

Мелоснежнежье, мелоснежность – от слова мелос, снег и нежность, белизна логоса, манны.

 

ВНЕВИСТИАНСКАЯ РЕЧЬ

Вневизма дух парит над бездной,

Рождая подлинный язык

Вневистианства – безвозмездно, 

И нам ниспослан долгий зык.

 

Уже собой наполнив ткани

Сквозного  инобытия,

Он над Землёй простёр сиянье,

И голос – в клике соловья.

 

А мы провидим отлогоски

Во снах, в предчувствии, в строке,

Глаголом кажется неброским

Сей гул закатный вдалеке…

 

И в амальгамах постиженья,

Где люди, блики, фонари,

Извне и здесь освобожденье,

Немое чаянье зари,

 

Перед узором всеединства,

Орнаментом его щедрот.

Язык пылающий и льдистый

Мерцает нам из синих сот.

----------------

Отлогоски – от Логос, отзвуки, отклики Слова.

 

ЛЕТАНИЕ

В латах ты латаешь нечто,

Латник, лодочник, летуй,

Схоронённый в бесконечный

Летоплан в надрывах струй.

 

Гулолёт силлаботонит,

Винтокрылья нелегки,

Не летайте же к Харону

Вдоль змеющейся реки.

 

Экипаж не зрит пропажи,

Только бомбочки блестят,

Жгут надгробья и продажи,

Перепутав смыслоряд.

 

Кто герой войны гражданской –

Не уйдёт от полыньи,

Коль покрестится в испанской

Гипнотической пыли.

--------------

Летание – от слова летать, означает процесс; также есть слова Лета, литания (молитва), латание.