Сергей ГУРЬЕВ. ШАХТА. Рассказ

 

Сергей ГУРЬЕВ

ШАХТА

Рассказ

 

Автобус

Старый советский автобус плавно плывет по дороге, темные занавески, сквозь блеклое стекло мелькают тени, пустые улицы, маленькие дома.

Поздняя весна, пасмурно, солнце еще не встало, вдалеке наливается рассвет.

На сиденьях сонные силуэты, тишина и отсутствие речи, только редкий металлический звон.

Невольно ловишь взгляд, без эмоций, тяжёлый и пустой. Беспрерывно смотрит, словно монотонная низкая нота звучит. Без вопросов и какой-то цели – глаза шахтерского труда.

Качнувшись сильно на большой яме, автобус перетрусил все свои детали, с характерным дребезгом и туманом из пыли. Из окон вперебежку зачередовались лучи света от фонарных столбов.

На остановке вошли другие: разговор и громкий смех, улыбки во все золотые зубы. Самый активный ведет историю, с большим энтузиазмом, эмоциональной окраской и матом; машет руками, в кулаке сетка с тормозком, обернутым газетой.

Атмосфера наполнилась каким-то необъяснимым праздником: невольно полезла улыбка от череды шуток и острот.

Чем ближе к шахте, тем темп и сочность юмора нарастает.

Прибыли. Распахнуты двери и весь хохот-шум вытекает к проходной.

 

Роба

Серая, темная, из грубой плотной ткани; характерный запах прачечной, стирают с ДБ – моющее средство высокой концентрации, для тех, кто не знает. Помню, в детстве отец приносил это средство в стеклянной банке. А используют его даже при бурении шпуров в проходке: отлично смачивает угольную пыль. Мы делали из него жидкость для мыльных пузырей, это были самые лучшие пузыри в мире, большие и радужные.

Мотаешь на автомате портянки и вдруг застреваешь – ведь нужно в определенной последовательности, иначе слезет и привет мозоли, а шагать прилично нужно. Первый раз в шестнадцать лет показал мне старый шахтер, как надо крутить, – сразу запомнил, ловко он утянул, удобно было.

Сапоги со стертым краем, счёсанный нос, будто кто-то ходил не один десяток километров. Позже оказалось, что подошва правого, да и левого здорово пропускают воду. Мало комфорта от ходьбы с мокрым нутром.

Размер всего комплекта одежды не всегда впору: не магазин, подбирают из того, что есть. Штаны великоваты, лишнее в сапог, ширину поясом подхватим, а там же и коногонка будет – это такой фонарь специальный; и поправляешь всю дорогу одно за другим.

 

Ствол

Тяжелая железная дверь, воздух порывом бьёт в лицо, одинокая лампа дневного света мерцает редкими вспышками, рельсовый путь обрывается.

Четыре сигнала от стволового и в проеме заметно устремляется вверх стальной трос.

Смена кучно ждет в сторонке своей очереди, разговоры, суета возле окошка табельщицы.

Клеть плавно остановилась на уровне, слышны голоса, безликие лица, всё слилось в одной гамме. По одному оперативно выходят черные люди, лишь белые глаза и зубы.

Клетевой дает рукой команду на погрузку, собирает жетоны, плотно упаковываемся, засов, четыре сигнала, спуск.

Холодные металлические листы и свежий поток воздуха пробирают. Темно, шум поверхности исчез, только звуки самой конструкции при движении. В луче от коногонки видно капеж воды и видимое ощущение скорости по мелькающим блокам ствола.

В душе тревожно – вниз полкилометра, вспоминаешь истории по технике безопасности о падении.

В тесноте начинается разговор двух: один с подколками и шуточками засыпал другого вопросами. Оппонент выразительно парирует – ярко и с матерками. Всеобщий смех.

Из темноты проявляется зеленоватый свет. Медленно останавливаемся. Сигнал. Засов. Выходим.

Ярко освещено, сквозняк. Вагонетки пустые и с лесом; крепи и оборудование. По штреку упорядоченная паутина из кабельных линий. По-над стенкой в ряд пускатели, гул сухой подстанции. Повсюду усыпано инертной пылью.

Рельсы и высокие бетонные арки. Временная мнимая свобода светлого пространства успокаивает и приглашает в путь.

 

Путь

Перед дверью нас дружно обогнали несколько человек со словами: «Скорей! Будете вразвалку идти – пешком пойдете!».

Вокруг облако инертной пыли из-под ног, лучи коногонок. Усаживаемся в вагонетки. Огни гаснут, много свободных мест, темно.

Холодное сидение, пронизывающий воздух, тихий шорох разговоров. Тронулись. По пути разглядываю состояние крепи, обводнение, обвалы. Прикрываю свет ладонью, смотрю на лица, отраженно сверкают глаза. Монотонная тряска усыпляет.

Рука по плечу, суматошные лучи – прибыли. Дружно направляемся за всеми, можно идти не задумываясь. Под ногами также толстый слой инертной пыли.

Наклонный штрек, глубина больше километра. Огромный барабан лебедки с намотанным тросом спускает и поднимает необходимые грузы.  Садимся в козу – кабину вагона; сигнал, поехали. Идём плавно, уже удобно, можно вздремнуть.

Освещенная площадка разбудила за несколько метров до остановки. Далее местный аттракцион – Баба-Яга. Подземная канатная дорога, наподобие горнолыжных. Подвешенный трос, закрепленная изогнутая труба, доска, подножки.

Нужно ловко прыгнуть, держаться и расслабиться. Приятно катишься вниз. Местами можно прошагать из-за провисания. Попадаются скрипучие и ритм отбивающие ролики – механическая музыка. Текут обильные ручьи… пороги… водопады…

Уклон сменился горизонтом, вдалеке свет, умело встаем. Переходим через несколько выработок, река по колено, плывем по доскам и рельсам, в стороне вагонетки с грузом.

По пути несколько вентиляционных ляд, под ногами утрамбованные черные холмы, местами лужи, скрытые налетом пыли, можно знатно нырнуть в яму.

«Зайдем попить?» – поступило предложение. Слева ответвление, тупик. В конце стоит оглушающий шум. Из кровли в вагонетку потоком льется прозрачная, очень вкусная вода, трудно не напиться.

Далее длинная дорога вниз по откаточному штреку, справа ленточный конвейер, под ногами зыбучее месиво. От потоков сапоги окончательно промокли.

Местами крепи сильно опустились, пролазим. Воздуха мало, жарко, пыльно. Каждым вдохом пытаешься дышать глубже.

Лава. Вот оно сердце шахты, кормилица. Глубина километр. Мощные механизированные крепи, рештаки, заваленные углем, комбайн спит в ожидании смены. В забое молчит тело земли – пауза продвижения участка.

 

Как молодой!

Уткнувшись светом коногонки, каждый одиноко сидит в закутке. Смена ест, тишина, только шелест газет. Кто первый справился, мостится поудобней.

– Тихий час, – пошутил один, укладываясь на доску. – Пятнадцать минут меня не тревожить, – добавил.

Сон тут протекает по-особенному, быстро и крепко, после ощущение бодрости, словно спал несколько часов. Гасишь свет и перед глазами ничего, всматриваешься в черноту. Полнейшая тишина, слышно, как кровь пульсирует по венам и шум в ушах.

– Куда собрался? На исходящую иди! – прозвучал голос из темноты проходящему мимо с газетой в руках.

– Я не туда… – ответил веселым тоном, шелестя газетой и укладывая её в карман.

– Знаем мы вас, потом дыши вашим… – пробурчал вопрошающий.

– С собой забирай! – насмешливо добавили с другой стороны.

– Как молодой! – откликнулся кто-то третий.

По выработке прошел общий легкий смех.

– А что за молодой? – спросил еще кто-то.

– Да был у нас случай… Устроился один пацан, приставили его к бригадиру, сказали: слушай его, от него ни шагу. Первый спуск, он поел тормозок, подходит и спрашивает: «Где в туалет по большому?» Тот дай да приколись, говорит: «Тормозок брал, газета осталась – вот в неё, аккуратно заверни и наверху выкинешь. Что, мы тут дышать будет твоим? Все так делают!».

Тихий смех расходится по сторонам, заинтригованный голос:

– И что?

– Сходил, приходит так скромно, мы улыбаемся неявно. Бригадир аккуратно спрашивает: «Где добро?». Тот отвечает: «В газете, в пакете, в кармане». – «Молодец! Наверху выкинешь», – добавил бригадир.

Смех уже рывками, но ждут финального аккорда.

– Как смена закончилась, пошли на ствол, он сел в клеть, а бригадир по связи попросил пост охраны наверху, говорит: «Едет пацан, номер такой-то, в кармане аммониевые шашки!» – и бросил трубку.

Рокот ржания окутал всё пространство.

Спустя несколько минут голос с придыханием от смеха спрашивает:

– И чем закончилось?

– Да чем? Бригадиру выговор – и больше никого из молодых ему, а паренек уволился сразу.

 

Штрек

С усилиями вверх, сапоги скользят по жиже и ручьям, мало воздуха, жарко.

Уходим вправо по уклону, через несколько дверей в старый участок, он погашен и забутован, но есть выработки для дегазации. Где-то там находится оставшийся промежуточный распределительный пункт, питающий лаву.

Вентиляционная ляда поддается с трудом, после открытия поток моментально вносит тело и закрывает за собой. Хлопок, пыль, свист воздуха…

Лучом осветил направление. Брошенная выработка, просевшие крепи, пробитые затяжки. Много труда и сил оставили люди – километр под землей, чёрное золото…

По мере продвижения высота становится заметно ниже, местами нужно на присядках.

Спереди рамы вросли полностью, тысячи тысяч тонн сверху – Донбасс давит.

Зам улегся и пополз проверить возможность.

– Можно! Дальше расширяется!

– Может, назад?

– Нужно! Мы не были там почти два месяца, надо глянуть состояние пускателей, какие живые и не эксплуатируются, потом переместить их. Всё будет хорошо!

– Ладно, идем!

Полз за ним в полуметре, наклоняя набок голову и сняв лампу с каски. Большие штаны вылезли из сапог, роба надулась потоком воздуха, по спине пронизывает холод.

Десять метров; где расширение – непонятно, назад даже посмотреть невозможно, мелкий штыб сечет лицо.

Зам остановился, что-то непрерывно кричит, мне видно только ноги, трудно разобрать речь. Отполз, вижу – торчит острый кусок породы и упирается ему в спину. Подполз максимально близко, крикнул:

– Помолчи! Тебя порода держит, не суетись, попробую подвинуть, а ты вперед иди!

Медленно отодвинул в сторону его самоспасатель.

– Давай выдыхай и спокойно, без суеты!

Поправил свою батарею, самоспасатель набок, перед глазами этот острый кусок. Последний узкий участок западни, медленно вперед!

Зам что-то бормотал, разглядывая электрохозяйство. Здорово потрепали шахтеры всё на медь, не тронули только работающее под напряжением, остальное вразброс: покорёженные внутренности, пустые оболочки.

– Куда эта дверь? – спросил я.

– Это еще – на старее лаву, она ниже идет, заброшена давно.

– Схожу посмотрю!

– Внутрь не ходи! С краю…

Самое глубокое место на шахте, больше километра, часть рам нету, обвалы, оголившаяся кровля, воздух стоит полностью, дальше нельзя; возможно: газовый мешок, метан, вдох и труп.

Под ногами на фоне черного бархатного ковра красивым блеском сверкнул кусок угля.

– Пойдем-ка со мной! Вряд ли когда-то так глубоко заберусь.

 

На-гора

Всё что нужно – сделано. На-гора!

Баба-Яга молчит, на помосте сидит человек. Из блока шахтной связи фон сети, нет реакции на кнопку.

– Не работает! Ремонт сухой, до конца смены! – посветил и спокойно сказал.

Некогда, надо успеть на ЦПП до реверса струи, там ждет электрослесарь.

Вверх через поток холодной реки, сапоги мокрые напрочь, портянки стоптаны в пласт. Еще рывок – и на площадке уклона.

Людские вагоны отцеплены, грузы доставляют, идти запрещено.

– Мне нужно вверх!

– Иди на наклонный! В карете поедешь! – смеётся слесарь.

– Только никому! Аттракцион со всеми удобствами! – догнал меня фразой зам.

Грузовая вагонетка, куски породы, железки… Разместились.

– Подымай осторожно! Ответственный груз… – по связи сказал слесарь.

– Понял! – прозвучал ответ.

Сигнал – и медленно едем вверх; вывороченные секции, торчат глыбы.

– Почему так повело?

– Трос оборвало, вагонетка улетела и побила, слесарь погиб…

Глаза расширил от удивления, вот так согласился.

– Добрый день господа! – насмешливо приветствовал человек с добрым лицом уже на погрузке.

Далее на ленте можно немного отдохнуть. В пустой промежуток среди породы прыгнул зам и улегся, через метров двадцать развалился и я.

Длинная, качает из стороны в сторону, периодами перекосы и просадки. Музыкальные ролики, каждый поет свой ритм, массажируя позвонки.

Длинный сигнал, остановились, ждем. Через пятнадцать минут мимо нас проходит группа людей.

– Что разлеглись? Пешком пошли! Ремонт на распреде!

Вклинились в длинную змейку шагающих лучей.

Станция, пустой путь, лавочки заняты, беседуют, кто-то спит.

– Через пару часов будет… – услышал среди речи.

Многие двинули по ленточному, я по откаточному, если кто будет ехать, подберет.

Дорога вела быстро и легко, ровный горизонт, навстречу свежая струя, рамы в рядочек, местами посыпана инертная пыль.

Неожиданно впереди обвал, голоса и свет. Увидев меня, заворчали и принялись шустро двигаться.

– Добрый! – среди всех поздоровался один в ответ. Не любят белые каски шахтеры…

После обвала путь прервал на ответвление: распредпункт или ЦПП, сейчас не понять, одни остовы и части старых масляных ячеек. Тут когда-то был отец, что-то подключал, ремонтировал…

Посмотрел, потрогал и двинулся до руддвора.

 

Реверс

На руддворе много людей, голоса, обсуждения, шутки.

– Догнал? Думал, ты заблудился. На-гора? – с улыбкой спросил зам.

– Нет, мне нужно на промежуточный!

Погрузились в клеть, усталость наполнила тело, радостное ощущение подъёма притуплено, надо сделать еще дела.

Плавно остановились на уровне площадки, старый довоенный горизонт, тусклый свет, маленький руддвор, тишина.

За дверью водоотлив и далее ЦПП, компактно рядком размещены высоковольтные ячейки в небольшой бетонной выработке.

Возле сухой на лавке спит водяной, рядом сидит электрослесарь.

– Целый час тебя жду!

– Да отключено всё было, пешком добирался по основному.

– Скоро реверс, пойдем отключать и проверим всё.

По согласованному времени и подтверждению с диспетчером отключаем подземное напряжение шахты – шесть тысяч вольт, – остаётся только свет в руддворах.

Слесарь проверяет защиты, систему автоматического резерва, выкатывает и смотрит внутри. Дошла очередь до проверки состояния изоляторов. Вводную можно проверить только два раза в год, совмещают как раз с реверсом в шахте, по календарю праздник, выходной.

Сидя напротив меня, сверху на оболочке, откручивает закипевшие болты; ведем разговоры о разном. Крышку в сторону, светит на изоляторы.

– Идеально! Да эти мы меняли пару месяцев назад. Закрываем!

Громкий хлопок, вспышка, вокруг в момент разошлись тонкие молнии в разные стороны, выработка осветилась в ярко-белый свет, его отбросило со страшной силой в противоположную сторону.

Тишина, в глазах бесконечный зайчик, ничего не видно.

– А-а-а! – стоном.

По звуку подошел ближе на ощупь. Он весь скован, без движений, повторяет:

– Рука! Рука!

Ослепление стало отпускать. Склонившись над ним, взял за каменное плечо, перевернул на спину, потрогал руку.

– Всё на месте! Слышишь?!

– Я не чувствую ничего! – повторял безудержно.

Стал разминать его мышцы, правая рука бездвижно прижата к груди, левой пытается её отодвинуть. Спустя несколько минут спазм отпустил, но вид был, как надутая желтая резиновая перчатка с торчащими пальцами.

В душе очень тревожно, череда беспрерывных мыслей, адреналин бил плотно.

– Как так?! Старый осел не проверил напругу!

– Ты открутил вводной отсек, слышишь, вводной, ты ошибся!

– Это хорошо, что провел возле изолятора, а не тронул его рукой! Сгорел бы полностью! А так стрельнуло по воздуху!

– Всё хватит проверок, сиди отдыхай! День рождения у тебя сегодня!

Закрутил и направился в руддвор, успокоиться, посмотреть старый горизонт. Штрек уходил с уклоном вниз, секции рам стоят не везде, но нет просадки, крепкая кровля. Под ногами идеальный бархат из пыли с легким переливом и блеском от света. Впереди очень давно заброшенное направление, тут кипела шахтная жизнь, люди шутили, трудились, оставляли жизни. Очень тревожно на душе и идти желания нет.

В момент стало очень тихо, остановилась струя, полнейшая тишина. Направился ближе к стволу. Да, воздух стал! Сейчас будет реверс.

Шум из глубины нарастал непрерывно несущейся волной, становился сильнее и громче. В одно мгновение звук и поток воздуха с пылью с огромной скоростью устремился вверх по стволу. Чёрное облако окутало вмиг. Закрыл глаза рукой и замер, нечем даже вздохнуть. Ощущение – будто из-под земли выпустили нечто, оно несётся наружу.

 

Глаза

Ожидание, конец смены, многие с грустными и уставшими лицами, живчики сбиваются в группу, яро шутят, что-то обсуждают. Их энтузиазм и бодрость поражает. Есть особые молчуны, которые словно хищники ловят очередную клеть.

Грузимся, прессуемся как можно больше, очень плотно, руку не поднять и не повернуться, ещё и ещё: подпирают бодро оставшиеся.

– Выдыхай давай! – толчком вламываются последние.

Сигнал. Поехали вверх, по стволу мелькают бетонные секции, дивной змейкой вьётся силовой кабель, капеж воды.

В душе резко-необычное ощущение, которое испытываешь только тут, когда подымаешься из-под земли.

Все едут тихо, никто ничего не говорит, отсутствуют улыбки и мимика, однотонные черные силуэты и сверкающие отблеском глаза в темноте.

Глаза, которые так же сверкали у моего отца и моего деда, пришедших на шахту ещё пацанами и проработавших там всю свою жизнь. Они стоят сейчас напротив меня и пытаются взглядом поведать о тягости каждого дня, донести скупую мужскую боль, которая преодолевается через шутки и огромную сплоченную дружбу.

Крайняя остановка… бутылёк, тормозок… отпуск, свадьба, дни рождения – все праздники жизни переплетены между трудовыми буднями, сменами и жизнями парней, оставшихся там навсегда.

Глаза с черным вокруг, не отмытые до конца, как символ этого мужского тяжкого труда, но и нескончаемого оптимизма, радости жизни.

Замедлили скорость, плавно подымаемся; сверху через копёр виден свет, небо вызывает светлую улыбку новой встречи.

Очень быстро выходим. Нас молчаливо встречает следующая смена, а мы – гуськом на улицу, на свежий воздух.

Солнечно и тепло, щебечут птицы, яркие белоснежные облака, запах цветущей сирени.

Шахта.