Александр ЛЕОНИДОВ. АЛЕКСЕЙ – ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ. Рассказ

 

Александр ЛЕОНИДОВ (Филиппов)

АЛЕКСЕЙ – ЧЕЛОВЕК БОЖИЙ

Рассказ

 

Больной и жалкий старик Алексей шёл домой из магазина, волоча в сетке-«авоське» далеко и безнужно всем видимые кефир и чёрный «бородинский» хлеб. Сердце старика болело, не переставая, и Алексей понял, что пришла пора прощаться с земной жизнью. Дед Алексей, по правде сказать, не очень и держался за неё: что в ней хорошего? Когда-то он был «женским доктором», но те времена остались давно позади. Тусклые пенсионные годы тянулись, как серая резина, одинокий и с умножающимися недомоганиями, он существовал в неотступной скуке, коротая дни у телевизора, а ночи – в склеротических бессонницах.

Как врач, хоть и бывший, и многое забывший, дед Алексей понимал, что означают шумы и тоны в районе сердечной мышцы. Это значит – ведь ему не нужны консультанты, – что дряхлый моторчик отслужил своё и скоро «накроется медным тазом». Теоретически, если прямо сейчас, на ногах, которые отказываются ходить, бегом побежать к врачам, в ту больницу, где когда-то работал и где его ещё помнят, то можно отложить поломку кровяного насоса. Но – тут уж без вариантов – ненадолго. И – зачем?

Богатым смерть страшна – нищим же пенсионерам, бывшим бюджетникам, смерть почти ординарна и даже скучна. Незнаменательное событие посреди незнаменательных будней – когда окончательно забудут люди того, кого и раньше-то сроду не помнили…

«А ведь не вор, не побирушка! – немного обиженно думал дед, прислушиваясь к предынфарктным приливам во впалой груди. – Звёзд с неба не хватал, в начальство не вышел – но… Но ведь, положа руку на сердце, всегда я честно работал, и хлеб свой даром не ел… А что он скуден, ну так, у меня ли одного он такой? Обидно: вот помру, и никто не вспомнит…».

Неожиданно маршрут деда под моросящим дождём по пустынной, давно облетевшей, и вполне готовой «под снегопад» аллее преградил широкоплечий и хорошо одетый крепыш.

«Грабитель? – польстил себе Алексей, сам же над собой посмеиваясь: – Было б чего у тебя грабить, старый дурак!».

Но пышущий здоровьем и благополучием мужчина вдруг низко поклонился Алексею, и, ошеломляющим порывом схватив его вялую, морщинистую, бледную и бессильную руку, поцеловал её.

– Да кто ж ты такой? – близоруко прищурился не надевавший при выходе на улицу очки старик.

– Вы меня не знаете, дядя Лёша! – отрапортовал крепыш. – Само собой, вы меня не знаете, и не можете знать! А вот я вас знаю очень хорошо. Моя мама много мне про вас рассказывала! И про тот роковой день, и про ваши слова… Слова, подарившие мне жизнь!

– Я не понимаю…

– Именно вы уговорили мою маму не делать аборт! И вот теперь я пришёл к вам, поклониться и спросить: что я могу для вас сделать? Дома вас не застал, и вот жду, чтобы это сказать…

– Бог с тобой, незнакомец! – испугался дед Алексей – Ничего такого я не помню, и маму твою не помню, и что говорил ей, не помню! Ничего ты мне не должен, ничего мне не нужно, ступай себе…

– Послушайте, мне нетрудно и очень хочется вам услужить! Мне тридцать пять лет, у меня своя фирма, торгуем сантехникой, у меня семья, трое детей, недавно купили квартиру побольше… Я очень счастливый человек, дядя Лёша, и с ужасом думаю, что ничего этого не было бы, если бы вы не сказали моей маме всего пару слов!

– Спасибо тебе! – ответно поклонился Алексей. – Ты «сделал» мой день! Мне скоро умирать, и мне приятно уйти, зная, что я не зря прожил свою жизнь…

Смущённый и растроганный, дед Алексей поспешил дальше со своей авоськой, недоумевая по поводу слишком похожего на сон действия. Кто-то – правда, зачем – решил его разыграть?!

Они, конечно же, сговорились! Видимо, заранее продумали сценарий, и теперь из-за каждого грустно-осеннего дерева снова и снова выходили люди, кланялись и целовали руку бывшему врачу. Мужчины и женщины. И каждый называл точную дату своего спасения, число, месяц и год, когда была отложена операция… И уверяли его, что он уговорил их мать, а дед Алексей ничего не мог вспомнить, и названные календарные числа ровным счётом ничего ему не говорили…

– Что я могу для вас сделать? – спрашивал человек в красивой парадной форме лётчика. – Я испытатель, я очень хорошо живу, просите, что угодно, дядя Лёша… Что вам нужно? Как мне отблагодарить вас за жизнь?!

Дядя Лёша уже не просто хныкал – он плакал навзрыд от счастья, потому что большего праздника, чем этот, нельзя, невозможно устроить человеку.

Какие молодцы ребята! И как это пришло им в голову – собраться вместе в один день и в одном месте? Кто же такой затейник – нашёл их, объединил? Сейчас это легче, ведь есть соцсети, и всё же – какая же это колоссальная работа, найти всех, спасённых много лет назад «женским доктором» Алексеем Голяковым!

– А я стала учительницей, дядя Лёша! Я счастлива, я люблю детей, и безмерно вам благодарна…

– Я простой рабочий, дядя Лёша, но все говорят, что у меня золотые руки! Я токарь, и если вам нужно что-то выточить… Что угодно, любой сложности!

– Дядя Лёша, меня прочат в академики, а ведь без вас я бы и в начальную школу не пошёл!

– Дядя Лёша, я стал геологом, и у меня родилась тройня, представляете! Теперь уже четыре жизни, благодаря вам! Не только одна моя, а целых четыре!

– Дядя Лёша, я лечился от алкоголизма, и всё время повинно думал: что скажет дядя Лёша, если увидит меня под забором? Зачем, скажет, я спасал тебе жизнь? Благодаря вам я не только родился, дядя Лёша, но я ещё и излечился! Потому что не хотел вас подводить!

– Дядя Лёша, а я чиновник городской администрации! Потом, когда будет поспокойнее, мы с вами сядем и проверим, все ли положенные льготы вам начислили! Обязательно! Слышите? Ведь я есть только потому, что вы отговорили мою маму не рожать меня!

Купаясь в этих комплиментах, почти сойдя с ума от счастья и не догадавшись даже пригласить дорогих гостей домой, попить чаю, – впрочем, их всё равно было слишком много, чтобы уместиться в его малометражной «хрущёвке», – в состоянии запредельной эйфории старик добрался до своей квартиры, провожаемый неумолчным хором благодарности.

– Господи! – сказал Алексей, расставляя на кухонном столе свои кефир и хлеб. – Как же я счастлив! Разве может быть на земле человек, счастливее меня? Кому ещё подарил Господь такое увидеть и услышать?

Старое сердце, мигнув напоследок от перевозбуждения густым облаком эндорфинов, наконец, остановилось.

Дед Алексей, скоротавший на пенсии двадцать три года, а до того – выработавший полный стаж в городской больнице, умер. И был взят ангелом, и отнесён в рай…

 

Но рай оказался странным. В нём была тьма внешняя и скрежет зубовный. И другой, уже бескрылый ангел, сидел за канцелярским столом в фуражке с синим околышем, постукивая карандашом по личному делу покойного. Пил чай из стакана в подстаканнике, пронзительными глазами следователя глядя на Алексея.

– Где я? – спросил у ангела в петлицах новопреставившийся.

– Сам как думаешь? – спросил тот с чекистской холодностью.

– Но это ошибка! – залепетал Алексей. – Разве ты не слышал их голоса? Разве ты не видел, как они выходили из-за каждого дерева и благодарили меня?! Как я могу после этого, да ещё и в тот же самый день, попасть сюда?

– То, что ты видел, – ответил ангел в петлицах, – всего лишь твой предсмертный сон. Никого из них нет. Это не те, кого ты спас. Это те, кого ты удалил, женский доктор Голяков…

– Но… но я…

– Я знаю, – перебил ангел в фуражке с синим околышем. – Ты просто делал свою работу. Не ты принимал решения. Ты – технический исполнитель. Так что крайний круг тебе не грозит. Выбирай: можно на лесоповал, можно в каменный карьер… Я сегодня добрый… Я, пожалуй, даже вот что для тебя сделаю…

Ангел в петлицах улыбнулся чекистской улыбкой, и потянул за дверцу шкафа, стоявшего за его спиной, – классического канцелярского шкафа со стеклянными дверцами, изнутри убранными ситцевыми шторками. Дверца казалась массивной, как и весь шкаф, но – всюду обман, всё ложь! Она стала рваться под рукой ангела, как бумага. И сам шкаф стал рваться…

Старик увидел белые стены, яркий свет в глаза, и склонившегося над ним молодого врача, и ещё более юную медсестру…

 

– Миша, ну хватит! – умоляюще попросила влюблённая в молодого кардиолога медсестра Светочка. – Это уже глумление над трупами! Он умер, и умер давно! Ты не запустишь его сердце снова! Перестань! Мне начинает казаться, что у тебя к нему что-то личное!

– Разумеется, личное! – пыхтел доктор, требуя ещё один разряд во впалую серую грудь старика. – Это же доктор Голяков, он тут у нас работал! Они с моей матерью на пенсию в один год ушли!

– Миша, это не повод издеваться над мёртвым телом! – улыбнулась Света, такая милая в халатике и белом колпачке с красным крестом. – Ну, он был когда-то доктором, работал здесь, но он изрядно пожил, нам бы так… И ведь – все там будем!

– Разряд!

– Миша!!!

– Я сказал, разряд, сестра Хохрякова! Забыла, кто тут главный?!

– Уф… Слушаю и повинуюсь…

Что-то склизко дрогнуло в изношенном и отработавшем своё организме бывшего доктора Алексея Голякова.

– Пульс нитевидный! – заорал Михаил так, будто речь шла о его собственной жизни! Быстрее, препараты!

– Он возвращается?! – округлила глаза Светка-конфетка. – Но этого не может быть! Как такое…

– Прекрати болтать! Препараты, немедленно!

Когда срочные реанимационные мероприятия были закончены, и старик Алексей Голяков задышал, кое-как, но собственной грудью, пусть не без помощи ИВЛ, но земным воздухом, он – вопреки всяким медицинским вероятностям – ухитрился, лёжа на операционном столе, подслушать разговор Михаила со Светланой.

– Понимаешь, – уже спокойнее и доброжелательнее, гладя её по руке, объяснял молодой врач, – это же дядя Лёша! Он тут работал в гинекологическом отделении, и много лет назад уговорил мою маму не делать аборт! Он всегда был молчаливым и бесчувственным, но в тот день у него было какое-то особое, весёлое настроение… Разумеется, я не знаю, почему, и он сам уже не вспомнит… Но он в тот день вдруг сказал больше слов, чем за два года до того, вместе взятых… Он умолял маму сохранить мне жизнь, он даже обещал помочь ей материально… Наврал, конечно, и ни разу не помог, но было уже поздно, ведь я родился…

– Получается, если бы в тот день он был как обычно… – с замиранием сердца спросила Света.

– …То меня бы не было! Мама перед смертью покаялась и велела мне за него молиться! Велела зайти к нему и спросить – не нужно ли чем помочь, но, знаешь, быт заедает, я так ни разу и не зашёл… Разумеется, я не могу подарить дяде Лёше то, что он мне: целую большую жизнь… Всё, что я могу – добавить ему ещё пару годочков, к печали Пенсионного фонда! Но для меня очень важно подарить ему эти два года…

– А может, и три!

– Может, и три! И пусть Пенсионный фонд желчью изойдёт! Когда он придёт в себя, я расскажу ему всё. Поблагодарю, и попрошу простить, что никогда не навещал!

«Спасибо, Миша, – думал Алексей на операционном столе. – Я и так уже всё услышал… Хоть с медицинской точки зрения это и невероятно!».

Уфа, 29.11.2023