Андрей ПЕТРОВ. ВСЕ-ТАКИ ВЫХОД ЕСТЬ. О сборнике прозы Романа Сенчина «Остановка»

 

Андрей ПЕТРОВ

ВСЕ-ТАКИ ВЫХОД ЕСТЬ

О сборнике прозы Романа Сенчина «Остановка»

 

Смысл названия нового сборника прозы Романа Сенчина «Остановка» (Москва, 2023) растолковывается уже в аннотации: «в каждом рассказе возникает поворот, некая остановка, когда человек должен сделать выбор, решительный шаг, сказать “нет” или “да”». У книги есть подзаголовок – «Неслучившиеся истории», значит ли это, что в ней автор отступает от реализма, в котором он очень силен? Всё-таки нет. А почему тогда неслучившиеся? Попробуем в этом разобраться.

В книге три раздела, первый составляет повесть «Золотые долины», второй и третий – блоки рассказов, названные по одному из них: «На будущее» (10 рассказов) и «Мужчина с пустыми ведрами» (11 рассказов), рассказ «Остановка», подаривший название всему сборнику, помещен в третьем разделе. Рассказы разные по объему: какие-то по событийной насыщенности приближаются к повестям, большинство же представляют собой небольшие зарисовки из жизни разных людей. Блоки рассказов различаются еще и по такому критерию: герои первого – люди молодые, только вступающие в жизнь, или среднего возраста, оказавшиеся на жизненном переломе, второй же блок составляют рассказы о пожилых людях, уже стоящих на грани жизни и смерти.

В заглавии повести «Золотые долины» заложена горькая ирония: за явной позитивностью скрывается отчаяние, блеск «золота» омрачен потом изнурительного труда. В центре внимания судьба двадцатилетнего парня Ильи Погудина из сибирского поселка Кобальтогорска, а по сути, судьба самого поселка, ныне получившего статус села, поскольку промышленное производство в нем безвозвратно остановлено. Илья платно учится в университете, пытается стать отличником, чтоб перейти на бюджет, но это у него никак не получается, чем он очень тяготится. Родители изо всех сил стараются ему помочь, каникулы для самого Ильи оборачиваются каторжным трудом на тех самых Золотых долинах, где Погудины собирают ягоды, грибы, ковыль, черемшу, чтобы продать их на базаре. Еще есть огород, который постоянно надо пропалывать: «Бесконечный процесс. Нескончаемый. Садишь весной нужное и потом с мая до сентября обороняешь от душащих сорняков».

А что не так с поселком? Когда-то здесь обнаружили богатейшее месторождение кобальта, никеля, меди, построили перерабатывающий комбинат, поселок городского типа с благоустроенным жильем и развитой инфраструктурой – «цветущий оазис цивилизации посреди гор и тайги». В 90-е годы комбинат закрыли, признав его нерентабельным и вредоносным, оказалось, что в этом месте жить вообще опасно, поскольку из-за отходов производства всё вокруг отравлено. У жителей поселка не стало работы и каких-либо перспектив, поэтому очень многие разъехались отсюда кто куда. А оставшиеся «сельские жители на остатках чего-то грандиозного», когда торгуют на рынке в городе, скрывают, откуда привезли товар. Смертельный удар по поселку нанесла авария на ТЭЦ, по чьей-то халатности были разморожены трубы, которые, конечно же, лопнули, поселок фактически перешел на печное отопление: «Цивилизация давно ушла вперед, а такие вот островки остались»; «А теперь ничего. Руины, безлюдье, тоска».

Бабушка Ильи, романтик 60-х, наотрез отказывается покидать поселок своей молодости, не теряет надежды на возрождение комбината, от которого остались лишь руины. Мало того, она упорно живет в квартире, в которой отключены вода, отопление, канализация, лишь на зиму переселяется к сыну. Родители Ильи потому и не могут уехать, совестно оставить бабушку, стать для нее дезертирами. Да, и Илья всё никак не решается сказать им, что собирается бросить учебу или хотя бы взять академический отпуск, потому что родители воспримут его решение как предательство, «они потеряют цель в жизни», он «этим убьет последние силы родителей».

Есть у Погудиных старенькая машина, которую они ласково зовут Филкой, потому что она фиолетового цвета. Эта машина их верная помощница, без нее не добраться ни до Золотых долин, ни до городского рынка, вот только в любой момент она может окончательно сломаться, а новую купить не на что.

Отношения Ильи с девушкой Валей, о которой говорили «с презрением и иногда сочувствием, – “простая”», никакие – инертные, безнадежные. Словом, куда ни кинь, всюду тупик, безысходность, «безнадега, вяжущая душу», «кислота депрессухи». Земляки ему кажутся «бездушными, рабочими механизмами». Да и перспектив по окончании университета он не видит: «Не ждет, никто никого не ждет. Бери и отвоевывай. Все отвоевывают свое место. А я не хочу»; «…какой он взрослый, не взрослый никакой…»

Бессонной ночью перебирает Илья старые кассеты, диски, находит в них то, что созвучно его душевному состоянию, его мыслям – «Звуки Му», «Зоопарк»: «Я самый плохой, я хуже тебя… зато я умею летать»; «Проблемы бесспорны, но споры – беспроблемны». С горечью размышляет о судьбе своего отца, вспоминая о том, как однажды увидел его обреченно сидящим под дождем на рынке: «Бесконечно уныло так смотрел. Или невидяще, как слепой. Что он там видел?..»

Есть в книге важный, многое объясняющий разоблачительный документ – исследовательская работа семиклассника Ильи Погудина «Мой родной Кобальтогорск», в которой описывается триумф и падение поселка. Интерес представляют и рассуждения героя на экологические темы – по-юношески максималистские, по сути верные: «К чему бы ни прикоснулся человек – он портит. Нет, прикосновением не испортишь, но человек ведь не прикасается, а хватает, рвет. Выдирает из планеты куски… <…> Человечество должно бы поумнеть за десятки тысяч лет развития, но оно, наоборот, всё сильнее сходит с ума». Или вот ещё один показательный фрагмент: «Илья смотрел на заборы, дома, изгороди палисадников, и всё казалось ему таким старым, убогим, трухлявым, что он удивлялся, почему людей насильно не переселят отсюда, не снесут уродство бульдозером. Пусть вернется тайга, затянет труху, переработает отраву. И через сто лет ничего не будет напоминать о людском присутствии, дрязгах, грязи всей этой…».

И все-таки в финале удача улыбнулась герою, и он принимает судьбоносное решение – больше не возвращаться ни в депрессивный Кобальтогорск, ни к «простой» девушке Вале. Так случившаяся ли эта история? Вполне она могла случиться. А если и не случилась, пусть станет предупреждением, предостережением и в то же время объяснением многого, что уже случилось или может еще случиться.

Первый блок рассказов называется «На будущее», понятно, что речь идет о перспективах, планах, замыслах, о том, что пока не случилось. Однако будущее всякое бывает: если в рассказе «Поход» фраза «Оставим на будущее» звучит более или менее оптимистично, то в рассказе, давшем название разделу, героиня в сердцах заключает: «На фиг такое будущее…».

Вот и в открывающем раздел рассказе «Поздний гость» от слов одного из героев веет каким-то сомнительным оптимизмом: «Теперь мы долго жить будем. Вовремя не умерли – теперь долго…». Два бывших поэта, вовремя не прорвавшихся, выпивают, разговаривают, горько упрекают друг друга, мучаются, а выхода не находят. А бывают ли поэты бывшими? Можно ли перестать быть поэтом? Вероятно. У одного из героев получилось, а что остается другому: «Мучается. Поэт ведь». Приведем еще одну интересную цитату: «Это подло. Слушать песни того, кто убил себя, про невозможность жизни – для того, чтобы самому жить».

Герой рассказа «Мятеж Мурада Гельмурадова» – писатель из среднеазиатской советской республики, ныне независимого государства, вполне узнаваемого, невольно оказавшись изгоем, нашел в себе силы утвердить себя в обществе, воспользовавшись ситуацией и играя по правилам этого общества. Здесь интерес представляет такое замечание о развале СССР и его последствиях: «Однажды братство с треском и кровью развалилось, и их страна закрыла границы, чтобы кровь не залила и ее». И ещё один рассказ пронизан восточным колоритом – «Владимирэсемёнычи», это зарисовка о разнице менталитетов, оказавшихся не такими и разными, объединенных творчеством большого художника, которое размывает границы государственные, национальные, ментальные: «И неожиданно это задвинутое стало выползать, становиться ярким, драгоценным. Трогательным до слез».

Предельно трогателен рассказ «Поход» о путешествии по древней, заповедной Москве, показанном глазами ребенка, у которого обязательно должно быть счастливое будущее, впрочем, как и у его родителей и, прежде всего, у мужественно борющегося с недугом папы: «Походим, сынок, походим». Пусть счастье ждет и других юных героев рассказов этого раздела: и провинциальную девчонку Олю, которую пугает суетливая, нервная, замотанная жизнь в Москве, где «русского, кроме церквей, ничего нет» – «это ведь не жизнь, а беготня одна» («На будущее»); и девушку-подростка, переживающую первую любовную трагедию и готовую сделать шаг к непоправимому: «Конечно, ты знаешь, наладится. У всех налаживается, все живут…» («Почти ребенок»); и ставшую жертвой жестокой травли стаей сверстников Мирославу, нашедшую и тут же потерявшую подружку («Подружка»); и творческую, азартную, великодушную Яну, столкнувшуюся с бездушной жестокостью официальных правил, что оказалось недоступным для ее понимания, пытающуюся сопротивляться, однако смирившуюся с неизбежным: «Что ж, это жизнь» («Не понимаю»); и даже живущего в неволе безымянного поросенка, вдруг обретшего собственное имя, понятно, какое будущее его ждет, но пусть и ему достанется кусочек счастья, впрочем, уже достался: «И у него теперь появилось свое имя. Ему казалось – красивое» («Без имени»).

Завершает раздел рассказ «Знак» о приключениях писателей в ночной сибирской деревне, о восприятии друг друга представителями разных, как будто бы не пересекающихся миров. То, что случилось, знак чего? Уж, не возможности или, наоборот, невозможности соприкосновения подлинной жизни и литературы?

Заглавный рассказ третьего раздела «Мужчина с пустыми ведрами» тоже о некоем знаке: «Это был знак: человек с пустыми ведрами – не к добру». Однако благополучно разрешилось то, что неблагополучно сложилось. Трогательно, даже трепетно здесь говорится о стариках, как и в большинстве рассказах раздела – и горько, и забавно, и трагически, и с улыбкой.

Герои рассказа «На балконе» – семейная пара не самых удачливых актеров предпенсионного возраста, они работают в провинциальном театре, играют маленькие роли, перебиваются от зарплаты до зарплаты: «Звезд и на сцене, и в жизни должен кто-то окружать, сопровождать». Наступает пандемия коронавируса: театр закрыт, самоизоляция. Что остается? Углубиться в размышления-воспоминания? Нет, надо что-то делать, «трепыхаться». И вот найдена пьеса на двоих…

«Темир-орлан» – печальный рассказ о больничных буднях, его героиня Галина Павловна, оказавшаяся в больнице в, казалось бы, неопасное для ее неизлечимой болезни время, жалеет, однако, не себя, а одинокую, некрасивую и, наверняка, несчастную Зою Сергеевну, врача, заведующую отделением: «Но как будешь жалеть взрослого человека? Только еще больше расстроить можно, если показать, что заметил его слабость, бессилие…». А тут еще обреченный мальчик, пациент Зои Сергеевны, с сильным гордым именем Темир-орлан. Финал у рассказа пронзительный, пробирающий до нутра, но все-таки несмотря ни на что жизнеутверждающий.

Вот рассказ «Странные» – именно такими представляются деревенским приехавшие к ним жить москвичи, поскольку ведут себя не так, как принято, живут замкнуто, природе помогают – ненормальные, что там говорить. Однако эта история точно жизнеутверждающая. Приведем забавную цитату: «Зачем психолог, когда есть пиво».

И снова жизнеутверждающий рассказ «Покушение на побег»: вкусно, подробно, с любовью описывается сбор грибов в лесу: «Рыжик, обабки, маслята на корточках режешь, а груздь – на колени обязательно надо. Как-то выходит так». И неважно, что всё это оказывается сном!

Самый короткий рассказ сборника тот, который подарил ему название, – «Остановка». В нем речь идет об обыкновенной автобусной остановке, которая почему-то становится неправильной: «Эта остановка в маршруте не значится». А на самом деле рассказ о том, что бездушный циркуляр, строгие правила оказываются важнее человека, даже человечности, и еще о том, что мы к этому, к сожалению, привыкли: «Пассажиры повздыхали осуждающе, повозились, прячась в свою одежду, и затихли».

Горький рассказ с незамысловатым названием «Разговор» – это действительно просто разговор: старики, последние жители деревни, копают могилу односельчанину и судачат о том, кто следующий, да кто его похоронит: «Не думали, ясно, прежние люди, что вот такой у деревни будет конец – десяток хрычей с хрычовками».

А вот горько-забавная история про кота, который поочередно жил у двух деревенских старух. Курьез в том, что и муж одной из них так же жил и с той, и с другой: «И, как умеют убеждать сильные мужчины, убедил её, что вот так – правильно. Да и немало тогда было в деревне подобных треугольников». Уж не переселилась ли душа мужичка в этого самого кота? Рассказ, конечно же, называется «Кот». Нельзя в нем пройти мимо ёмкой, красноречивой фразы: «Наступила новая зима. Последняя или очередная». Да, так у стариков – болезни, немочь, но остается еще надежда на лучшее. Об этом небольшой рассказ «Дай сигаретку», финал которого обнадеживает: «Так было раньше. Может, так еще будет». Или вот обычное, житейское: «Был человек, и нет. А хлебовозка продолжает приезжать и уезжать. <…> Вроде ничего не случилось, а так муторно – за рулем не сидится». Это из рассказа «Хлебовозка», небольшой зарисовки из жизни деревни глазами водителя сельской хлебовозки.

Завершает книгу рассказ «Срочная госпитализация». 50-летний сын приехал к больным родителям, вызывает скорую, отправляет их в больницу, остается следить за домом: «…просто не умел он быть сыном беспомощных родителей. Пока не умел». Вот и весь сюжет, однако вместивший целую жизнь, философские размышления о жизни и смерти, о бренности всего земного, о преемственности поколений, о вечности. И вот финал: «– Ладно, – успокоил себя этим великим русским словом; чокнулся с бутылкой и выпил».

Каждому из героев книги Романа Сенчина «Остановка» судьба предоставляет шанс что-то поменять в жизни, переосмыслить прошлое, чтоб запрограммировать будущее. Случатся эти истории или не случатся, решать читателям.

На обложке изображен старый, покосившийся, с облупившейся краской, строгий дорожный знак «Проезд воспрещен», в простонародье называющийся «Кирпич». Но на обороте обложки помещен не менее старый и облупившийся знак поворота. Значит, все-таки выход есть.

г.Архангельск