Виктор ПЕТРОВ. РУССКИЙ ВАГНЕР. Поэзия

 

Виктор ПЕТРОВ

РУССКИЙ ВАГНЕР

 

ВАГОН

Куда он следует – вагон полупустой?

Ведь позади уже разобран путь советский,

И машинисту отдана команда: «Стой!»,

Да вот народ в дорогу подобрался дерзкий.

 

Народ по-своему желает – как всегда,

И машинист лихой – опять же несговорчив.

Давно сошла с пути вагонов череда,

А этот мчит себе и в окнах рожи корчит.

 

Я в том вагоне, я со всеми и, как все,

Рыдаю и смеюсь, чаи гонять гоняю.

И наплевать, что в придорожной полосе

Косит вослед нечистая очей огнями.

 

Разобран мост – летит по воздуху вагон:

Не привыкать... Ещё и не такое сможем!

Да только слишком затянулся перегон...

Взгляни сюда и помоги нам, правый Боже!

 

Мы грешники. Таких на свете больше нет!

И свойство есть у нас – не свойство, а геройство:

Явить себя чудесным образом на свет,

Как будто из равнины русской вдруг горой стать.

 

Увидеть далеко-далёко грешный мир,

И взор уйдёт туда, откуда нет возврата.

И не черту вести – прерывистый пунктир

Встречаемых огней – за все грехи расплата.

 

БРАТЫ

Бьются братья смертным боем –

Брату брат уже не брат.

Столкновенье лобовое,

Мат стоит да перемат

Выгорело чисто поле,

Крыто залповым огнём.

И с Андрием дьявол в доле,

Плачет паночка о нём.

Горе горькое Тарасу –

Люльку с горя уронил...

И курочат танки трассу

Тыщей лошадиных сил.

Ну а ляхи, что там ляхи

Всех мастей и всех времён?!

Шиты смертные рубахи,

Да не каждый погребён.

Потому как батарея

Бьёт прицельно по врагу,

И заката флаг, не рея,

Сник на траурном снегу.

Близок холод, лютый холод –

Жизни прежней больше нет:

Сердце так и ходит, ходит,

Разорвав бронежилет.

Марш – с этапа до этапа –

Изо всех железных жил.

Где Остап? А нет Остапа –

Сынку голову сложил.

Птица Жаль стенает следом,

Эта Жаль – всему беда.

Никому ещё не ведом

Путь последний в никуда.

Что же будет? Ветер будет

Над сгоревшим полем выть

И, как датский принц, рассудит:

Быть – кому? кому – не быть?

 

РУССКИЙ ВАГНЕР

Звучал в Берлине русский Вагнер

И немцам сдаться предлагал.

Сегодня явлен тот же враг нам,

А с ним и англосакс, и галл.

 

Оповещал призывный рупор,

И выходили – руки вверх.

Лишь отморозки – труп за трупом –

Делили реквием на всех.

 

Опять ступают иноверцы,

На русский зарятся простор.

Противу русских, знамо – немцы,

И так с тевтонов до сих пор.

 

Немые – языка не знают,

Не знают, кто такие мы...

И утвердится наше знамя,

Рассеивая ужас тьмы.

 

Искали б золото на Рейне...

Какого лезете рожна?!

Пытливо дроны в небе реют –

Украйна русской быть должна!

 

Какие нибелунги, к чёрту,

Когда здесь русский чернозём!

И враг латиницей зачёркнут,

А с нами Бог – мы не умрём.

 

Всяк русский – разве только русский?

Все русские, кто вместе с ним...

Под звуки Вагнера вприкуску

Мы непременно победим!

 

Пред Родиной не виноваты,

Отчаянные ЧВК

Идут на смерть, как шли штрафбаты

По указанию штыка.

 

И вслед, сверкая блеском стали,

Ударит по врагу Урал.

А музыку товарищ Сталин

Не зря к победе подбирал.

 

Паучьей свастикой помечен,

Сгорает хищный танк на раз.

– Сдавайтесь, немцы – рейх не вечен! –

Пришёл от Вагнера приказ!

 

ЗНАК

Росчерк ставил в конце приказа

Буквой «Z» рядовой штабист.

Этот знак – не слова, не фраза –

Обособил командный лист.

Знать не знаем ещё итога,

Если следом – приказ другой:

Вдрызг изрытая взрывом дорога

Стала вестью для нас благой,

Потому что по ней упрямо

Наши двигаются вперёд,

И разыгрывается драма,

Заряжая смертей черёд.

Знак победный исполнен смысла,

Знак стремительный, молний знак.

Это Волга и Днепр, и Висла...

Одер с Темзой – уж если так!

Знак повсюду, и в отчем граде

Был дотоле и снова есть –

Мой Аzов! Изначалья ради

Возвратима Аzову честь.

Рейха вражеские знамёна,

Что бросали под Мавзолей,

Снова злыдни из батальона

Заимели и стали злей.

Опорочить хотели слово,

Не случилось того у них:

Буква Z это знак Аzова

Да и моря – от сих до сих!

И латиница стала русской,

И в названиях русских есть,

Утверждая ракетным пуском

Нашу волю и нашу честь.

 

АЗОВСТАЛЬ

Я селюсь в заводской общаге

И работаю в многотиражке,

Множась на газетной бумаге...

Спать не сплю, причислен к третьей страже.

 

Страдаю по той, что – в Азове

И не помнит обо мне, должно быть...

Я перевоплощаюсь в слове,

Набираю джеклондонский опыт.

 

Мне уже двадцать... Только двадцать!

Чтоб развеять тоску об Азове,

Выйду к морю – огни двоятся:

Так меня пробивает слезою.

 

Я не сентиментальный парень,

Но что тут поделаешь, когда мне

Одиноко порой не в паре,

Мучит ностальгия о недавнем...

 

И тогда в унисон со мною

Выдыхает «Азовсталь» с оттяжкой.

...Сгинь, сутулость! – с прямой спиною

Отстучу статью в многотиражку.

 

И машинку «Москва» отставлю,

И небо увижу вдруг мартеном –

Разливается солнце сталью,

И зарево блуждает по стенам.

 

Кальмиус воды к морю катит –

Чудятся Дона Тихого воды.

И громовые бьют раскаты –

Кто расстреливает даль свободы?!

 

Наперёд ничего не знаю

И мало что понимаю в жизни:

Кровь Предтечи тяжелит знамя,

Как предрекает распад Отчизны.

 

Это потом узнаю точно,

Что означает людская убыль.

Если ударит вражья «точка» –

На части разорван Мариуполь.

 

А тогда – киевлянка Алла,

Друг мой грек Балджи, еврей Гришкевич –

Вся редакция наша знала:

Вместе мы, и это разве мелочь?!

 

Мы роднились не кровью – духом,

Нет родства такого в свете крепче.

Азовстальская же разруха –

Неразгаданная кровь Предтечи.

 

УКОР

Очнись от морока, страна,

Твоя судьба ли не странна –

Да сгинет летаргия сна!

 

Тебе досталось, чтобы ты

Постигла степень темноты,

Над коей русские кресты.

 

Кровит последняя черта,

И по квадратам бьёт арта,

И холодеет крик у рта.

 

А снег – не снег... То вьюжит прах...

И подступает к сердцу страх

За родину мою в снегах.

 

Теряет мальчиков своих,

Покуда вал огня не стих

В краю родном, в краях чужих...

 

Сегодня, завтра их черёд

Подняться и шагнуть вперёд,

Разламывая шагом лёд.

 

Под берцами – вселенский треск:

И отзовутся эхом Брест,

И флага краснозвёздный плеск.

 

Не зря хранит монетный двор

Медальный штамп до наших пор,

Где лик вождя – немой укор.

 

Сберечь могли... И не смогли,

И на страданье обрекли

Одну шестую часть Земли.

 

Генералиссимус суров.

Ему ответствовать готов

Лишь тот, кто бьёт врагов.

 

И отчеканится медаль

За русских сталинскую сталь

И взятую с боями даль.

 

Постичь даётся нам черту,

О, родина, и по кресту

Измерить духа высоту.

 

Восстала сталь – и я, и ты:

Мы за чертой и у черты,

И воспаряют ввысь кресты.

 

ВЯТУШКА

Ходят лесом волки серы,

Дальняя моя родня.

Вятушку любил без меры

Целых три свободных дня.

 

Потому три дня свободных,

Что оставил шум и гам

И своим добрался ходом

Прямо к вятским берегам.

 

Речкой Вятушкой была мне

Баба-ягодка опять:

Зря донские мнились плавни –

Пред такой не устоять.

 

Первый день, второй и третий

Белой ночью стали враз.

Я бы мог другую встретить,

Но куда – от жарких глаз?!.

 

Прописался на деревне:

За калиткой – раем рай.

Утро петушиным гребнем

Озаглавило сарай.

 

Лёгок на подъём, не грузен,

Воду в ступе не толок.

Ну а коль назвался груздем,

Полезаю в кузовок.

 

Кузовок, скажу по правде,

Раз обхват и два обхват –

Заяц с перепугу прядал...

Кто я ей? Ни кум, ни сват.

 

А всего – как есть! – прохожий,

Просто мимо проходил

И сложил к избе порожки –

Угодил, так угодил!

 

Я рифмовку строк дощатых

Закрепил не в стык, а в паз,

Изругав себя нещадно,

Что уйду на этот раз.

 

Дивное оставлю поле,

Несговорчивость болот...

И пойму, чего не понял –

Высший смысл пчелиных сот.

 

Эх, ребята, ребятишки,

Вам такое невдомёк!

На юру берёз манишки

Разутюжил солнцепёк.

 

Любные не имут срама –

Чувства исты и чисты,

И святят окрестность храма

Православные кресты.

 

Я свободен, так свободен,

Как ни разу, никогда,

Зная, кто ходил по водам –

Колыхалась чуть вода.

 

Куст черёмухи отстиран

Белой ночью добела.

Вятушку любил, настырный,

Реченька моей была...

 

Увлекли излук лекала,

Закружил угоров круг,

И, объятьем облекая,

Я забыл своих подруг.

 

Пил из губ, не мог напиться,

Запалённый при ходьбе...

...В край чужой летала птица,

А сидит на городьбе.

 

Мне до птицы нету дела:

Окольцована судьбой,

И не то чтоб надоела –

Впору стать самим собой.

 

Знает всё, чего не знаю

Да и знать не захочу,

Если ставенка резная

Распахнулась по лучу.

 

ГРЕХ

Красна околица в калиновом колье.

«Айда, красавица, по ягоды-грибы!».

И вот уже повдоль соседской городьбы

Мелькают лётом яблоки твоих колен.

 

Сегодня рак-разбойник свистнул на горе,

И мы с тобой сошлись, должно быть, неспроста:

Иди, показывай заветные места –

И сломан глаз на обольстительном бедре.

 

Какие виды! – я не видывал таких.

И зависает ласточка на вираже...

И выдохнуть восторг – не выдохну уже,

Когда касаюсь ненароком рук твоих.

 

Теперь я знаю то, что мог и не узнать –

Нам ложем стал угор в сиреневых цветах.

И я впервые осознал: иное – прах,

И есть одна лишь стать – берёзовая стать!

 

Простёртые под небом – это видел Бог! –

Не лгали взглядом, словом, жестом в тайный час.

И заново был явлен белый свет для нас:

И рощица, и топь, и дальний волчий лог.

 

Дробился луч на оцинкованном ведре,

Сворачивая стёжку в деревянный скит.

Ох, знала б ты, как до сих пор меня томит

Пристывшая травинка на твоём бедре,

 

И запах иван-чая от волос, и смех,

И жизнь, прожитая мгновением одним!..

И если буду Господом когда судим,

То поднебесный грех зачтётся не за грех.

 

ПОГЛЯД

Мужиков на деревне чёрт-ма!

Я вдове помогу, да и грех не помочь,

А для чувства – и плен, и тюрьма –

Одинокие сны, одинокая ночь.

 

Дров поленницу перекидал –

И хозяйка домой зазвала на беду,

И я сделался весел, удал,

И за нею пошёл... И доныне иду!

 

Я глаза не успел отвести

И увидел, как всходит она на порог.

Вот бы мне у такой быть в чести!

И молчал, и не чувствовал ног...

 

За погляд – смертью храбрых погиб:

Ни к чему белый свет, где так много людей,

Коль прельстительный тела изгиб

Огорошил меня – все глаза проглядел!

 

«Сударь мой...» – говорила она

И сажала к столу, а я глаз не сводил,

Ведь стояла напротив окна –

Вся была на просвет... И с ума я сходил!

 

Усмехнулась в ответ на семь бед:

Соловьём заливался, желая увлечь...

Ну а прочее мелочь и бред –

Знать бы полымя губ и податливость плеч!

 

Я готов был заради такой

Непутёвую жизнь переделать всерьёз,

Расквитаться с кручиной-тоской,

И любить, и страдать до отчаянных слёз.

 

Что со мной сотворила она,

Я бы, может, сказал, да не ведаю сам!

И светилась во тьме белизна,

Лунный гребень прошёл по её волосам.

 

Провожала меня поутру –

Мы сходили вдвоём по ступенькам с небес,

И я знал: никогда не умру,

Как дорога и поле, как ветер и лес.

 

Это чувство уже не избыть,

Даже если затянется узел кручин.

Я ушёл, не уйдя от избы,

И округе известна причина причин.

 

ЗВЕЗДА ПОД АРКОЙ

Мы сойдёмся на звезде,

Замурованной у парка:

Я искал тебя везде,

И теперь венчает арка.

 

Под ногами города –

Сколь куда км отсюда.

Да отпустит ли звезда,

Коль теряется рассудок?..

 

Километры для разлук,

Километры для прощанья...

Дайтесь, крылья женских рук,

Как полётов обещанья!

 

А потом... Да что потом?!

Звёзды падают, как звёзды,

И на месте на пустом

Стынет разрежённый воздух.

 

В этом воздухе не жизнь,

В этом воздухе – не воздух...

Вьются чёрные стрижи

И стригут крылами: «Поздно...».

 

Поздно встреча, поздно – ты,

Непонятная разлука,

И увядшие цветы,

И стремнина, и излука.

 

Ты вернёшься или нет?

Разве дело только в этом,

Если арочный просвет

Распахнулся белым светом.

г.Ростов-на-Дону