Александр СМЫШЛЯЕВ. «НАДО В СЕВЕР ДО БОЛИ ВЛЮБИТЬСЯ…». Мария Тукмачёва – певец пенжинской тундры

 

Александр СМЫШЛЯЕВ

«НАДО В СЕВЕР ДО БОЛИ ВЛЮБИТЬСЯ…»

Мария Тукмачёва – певец пенжинской тундры

 

В 1930-1940-е годы на севере Камчатки работал известный педагог и северовед Сергей Стебницкий. И сегодня имя его не забыто, на Камчатке до недавнего времени существовала региональная государственная премия имени Стебницкого за просветительскую деятельность, его азбукой долго пользовались корякские школьники, пока не подошли более современные разработки, его методику работы с детьми коренных народов использовали учителя и воспитатели интернатов. Словом, человек он заслуженный и не забытый.

Но, увы, забыты его последователи, которые продолжили педагогическую деятельность Стебницкого на севере среди детей тундры, не говорящих по-русски. И одна из таких педагогов – Мария Николаевна Тукмачёва (1938-2019). А она не только педагог, но ещё и поэт. Её называли певцом пенжинской тундры. В 1957 году после окончания педагогического учебного заведения на Урале она по зову сердца приехала на Камчатку, на самый её север, сроднилась с этой землёй и прожила на ней до последних своих дней.

12 января 2024 года в Камчатской краевой научной библиотеке прошёл вечер памяти Марии Николаевны Тукмачёвой, и тогда открылось, что она северянами не забыта, её помнят, её любят, её благодарят бывшие ученики – коряки и эвены, которые в детстве не знали ни одного русского слова, а сегодня многие из них стали учителями, воспитателями, чиновниками и депутатами, русский язык для них такой же теперь родной, как и корякский, и они рассказывали о том, как Мария Николаевна учила их не только языку, но и обычным бытовым вещам: как спать на подушке, умываться по утрам и чистить зубы, носить европейскую одежду, есть вилкой и ложкой, пользоваться утюгом и веником и т.д. Для них она стала не просто учительницей, а второй матерью, потому что они жили в интернате без родителей, которые кочевали в тундре или находились в дальних посёлках.

Самый север Камчатки, граничащий с Чукоткой, – это и есть Пенжинский район. Сурова, но прекрасна и необычна гористая пенжинская земля, которую населяют коряки: оленеводы-чавчувены и охотники-нымыланы. Живут здесь и эвены. Длинной извилистой лентой вьётся среди каменистых сопок река Пенжина – родная сестра Колымы и Омолона, подруга Анадыря. По травянистым и лесистым берегам Пенжины раскинулись северные посёлки с чудными именами: Манилы, Оклан, Слаутное, Аянка. Эти названия сами по себе настраивают людей на поэтический лад. Добавляет лиризма в души северная природа. Не потому ли именно на пенжинской земле слагались многие корякские сказки и легенды, рождались танцы и песни. Именно здесь жила и Мария Николаевна Тукмачёва, которую по праву называют певцом пенжинской тундры. Эта русская женщина, приехавшая сюда учительствовать в 1957 году и сроднившаяся с северным народом, прикипела душой и сердцем к пенжинским берегам, полюбила и приняла быт, культуру, традиции коряков, пропустила через себя, переосмыслила и стала писать стихи и песни, прославляя романтику и экзотику местной жизни.

Мария Тукмачёва – не только автор стихов, но и многочисленных публикаций в районной газете «Полярная звезда», в которых рассказывала о культуре северного края. Истинно народная поэтесса, деятель культуры, продолжавшая и на склоне лет жить привычной тундровой жизнью, она стала известна и любима среди пенжинцев. К сожалению, из-за большой удалённости, практически – недосягаемости Пенжинского района, Марию Тукмачёву мало знают даже остальные камчатцы, не говоря уже о россиянах. Чтобы приблизить её к более широкому кругу читателей, я в своё время инициировал издание книги её стихов.

Мы с ней были знакомы, я сам некоторое время работал геологом в Пенжинском районе, бывал и в Оклане, и в Слаутном, где попеременно проживала Мария Николаевна, осевшая затем в районном центре – селе Каменском, поэтому встречался с ней. Теперь я жил в Петропавловске-Камчатском, работал главным редактором книжного издательства, списался с Марией Николаевной, и она прислала мне для издания свои стихи. Они просты, как сама северная жизнь. В них нет изысков словесности, рифмы порой не очень точны, но в них есть душа Севера и любовь к Северу и его жителям. Любовь искренняя, всепоглощающая. Так любил и воспевал Север только, пожалуй, чукотский писатель Юрий Рытхэу. Многое роднит Марию Тукмачёву и с романтиком Джеком Лондоном, с народным корякским писателем Владимиром Коянто. Причем роднит не только любовь к Северу, но и доскональное знание его жизни и его непростой судьбы.

Непростая судьба российского Севера подняла звучание некоторых произведений Марии Тукмачёвой до гражданских высоких нот. Поэтессе больно было видеть, как бездумная деятельность человека приводит к истощению природных богатств, как нивелируется, изменяется, опрощается культура коренных северян, как к людям приходят болезни, а в молодежи зарождается апатия к жизни, в которую они не могут, не умеют вписаться в силу определенного северного менталитета, отсутствия предприимчивости, знания сложностей рыночных отношений.

…Лося доброта не спасла.

Лось гордо бежал, в рогах ветер пел.

Он жить хотел, умирать не хотел!..

 

Или уж совсем безысходное:

…Не усну, так тревожно на сердце,

равнодушные лица кругом.

Столько лет мы растили наш Север,

чтобы вдруг потерять этот дом…

Север – дом. Да, это единственный (теперь уж точно!) дом Марии Тукмачёвой. Она любила его и тосковала по тем временам, когда дом был новеньким, свеженьким, целеньким, она застала то время. Теперь он трещал по швам, разваливался, а жители его не придавали этому серьезного значения, живя беспечно, надеясь на некоего доброго дядю, который вдруг объявится и спасёт. Воспевая дом прежний, новый, красивый, поэтесса пыталась привлечь наше внимание и к его нынешним проблемам.

А их действительно очень много, Север с 1990-х годов переживал и сейчас переживает не лучшие времена, пытаясь встроиться в современный ритм жизни, да не получается, потому что на Севере он испокон иной, северный, неторопкий, вдумчивый. Что же делать, как быть? Стихи Марии Тукмачёвой не дают прямых ответов, да и не её это дело, зато подсказывают, что надо продолжать любить Север, жалеть его, лелеять его, думать о нём. Любовь поможет всё превозмочь и даст силы строить Дом заново, как не раз бывало на Руси после больших пожаров и бед.

Повторюсь, никто так масштабно, всеохватно не воспел самый север Камчатки – Пенжинский район, как Мария Тукмачёва. Северяне на самодеятельных концертах поют её песни, любят их, а мы их даже не знаем. Это, как минимум, несправедливо. И книга тогда вышла в издательстве «Новая книга». В итоге у неё четыре прижизненных книги. А не настала ли пора собрать книгу о самой Марии Николаевне? На вечере так много и красочно вспоминали её, рассказывали о ней, читали стихи, песни её пели, что я, послушав, обратился к собравшимся, среди которых преобладали коренные северяне: напишите, положите на бумагу всё то, о чём вы сегодня рассказывали, и передайте мне, я найду применение вашим трудам, как минимум размещу их в нашем ежегоднике «Камчатка», а, возможно, получится издать и отдельную книгу.

Люди пообещали мне сделать это. Дай-то Бог.

=================

Мария ТУКМАЧЁВА

 

МОРОЗНЫЙ ДЕНЬ

Пусть на дворе –
                         под пятьдесят

Январские деньки!

А стайка смуглых дошколят

Играется в снежки!

Вот рядом горка,
                                  синий лёд,

Саночки у Гриши,

Ну, кто от этого уйдёт.

И маму кто услышит?

Согреет бабушкин наряд:

Кухлянка, малахай,

А ноги в торбасах – горят,

Хоть до утра гуляй!

А щёчки –
                       розами цветут,

В глазах – сто бесенят,

И не поймут ведь,
                               не поймут,

Что минус пятьдесят…

 

ОЛЕНЁНОК

Олененок бегал,
                        олененок прыгал,

Среди мха в болотце
                              солнце увидал.

Глупый оленёнок
                         солнца испугался,

Головой безрогой
                             солнце забодал.

Болотце помутилось,

Солнышко разбилось….

Олененок бегал,
                            олененок прыгал,

Олененок кочки рыжие
                                            считал,

Заглянул в болотце

В нём – солнышко смеётся,

Он, глупыш, от страха
                               к маме убежал.

 

ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ

Дай-ка, матушка, мне твой бубен,

Я ж давненько в твоём краю,

Память сердца годы разбудит,

То, о чём я тебе спою.

 

Пятьдесят седьмой! Огонёчек!

Дал отчёт на здешнюю жизнь,

Так и просится между строчек

Крикнуть прошлому:
                                   – Эй, вернись!

 

Я гоню упряжку собачью

Вдоль по Пенжине зимой мчусь!

Сквозь декабрьский мороз кусачий

Гостьей в Каменское стучусь…

 

Тихой сказкой село теплилось

На крутом речном берегу,

В солнце низком сопки светились,

Дым – как лес, всё до крыш – в снегу!

 

– Ничего! – я снегам сказала. –

Я морозам не поклонюсь!

Я ведь родом с седого Урала,

И родством таким я горжусь…

 

Быстро мчали нарты оленьи

По просторам тундры звеня,

В самых дальних глухих селеньях

Появлялась с улыбкой я!

 

Север! Север!
                          В сиянии радужном,

Небо в сполохах и в цвету!

Так поманит вдаль, так порадует,

Будто снова я в вешнем саду!

 

Заманили меня Манилы,

Помню юрт меховой уют,

Вдоль обрыва землянки теснились,

И собачьи упряжки вокруг.

 

Ночью шаман под бубен плясал,

Собаки выли на пургу,

Домишко наш трясся и дрожал,

Просыпалась я утром в снегу.

 

Столько силы в резких морозах!

Устье сковано цепью льда,

Пенжина в рыжих острых торосах,

Волны грозно внутри бурлят.

 

Помнят сверстники славные дни,

«Поход за культуру села»,

Звали клубные огоньки

Всех на отдых и на дела.

 

Сколько мы пели раньше, друзья,

В подъеме горячих порывов,

Где трудно – без песни прожить нельзя,

Помнят те годы Манилы!

 

…На пургах, диких и режущих,

Открытое всем ветрам

Стояло тогда Усть-Пенжино,

Гавань дальняя кораблям.

 

Было Устье местом горячим,

Сюда караванами шли

Трактора, упряжки собачьи,

Было всё, да годы ушли…

 

По мелкой осенней Пенжине

Вёз «Ермак» груженый кунгас,

Как далёкий сон вспоминается мне:

Вёз «Ермак» в Слаутное нас.

 

Жгли костры на ночёвках дружно,

Спали в марлевых положках,

А речная сентябрьская стужа

Горячила, как хмель дружка.

 

…Камчадальское поселение,

Черноглазый милый народ,

Сердце юное всё в стремлении,

А душа, как струна, поет!..

 

Нарта моя дальше мчалась,

До берегов Пустой реки,

Я тихонько в дверь постучалась

В селеньице Рекинники!

 

Бурный Шелеховский залив,

Охотское море рядом,

Вон, стоят пароходы вдали,

Раз в году – надежда и радость!

 

Обожгло Параполье огнём,

Январь на путях пастушьих,

Согревалась каюрским чайком,

Говор гортанный слушая…

 

Вёсны гусиные пролетали,

Зимы гудели пургой,

Родники окланские ждали

Каждое утро встречи со мной.

 

Речка рядом, комарно, вольно,

От ухи густой аромат,

Спелой жимолости раздолье,

Тополя ароматные стоят…

 

Пятьдесят седьмой, ты раскинул

Чище снега под ноги лист!

Испещрен он весь! Столько минуло!

Так дороги мои наплелись!

 

Дай-ка, матушка, мне твой бубен.

Пусть немного глаза грустят!

Песня сердца годы разбудит,

Память сердца – вернёт назад!

 

БУБЕН В ЧУЛАНЕ

У старой эвенки в чулане

Заброшенный бубен лежит,

Как гордая птица в капкане,

Крылом не взмахнет, не взлетит.

 

Люди забыли те песни,

Которые бубен дарил,

Кто-то в чулане тесном

На «горло» ему наступил.

 

А помнится время иное.

По Северу бубен шагал

И каждое счастье земное

Песней сопровождал!

 

Не гостем был в юрте и в доме,

На гонках оленьих стонал,

И боем, таким знакомым,

Для всех «Хо-ло-ло» открывал.

 

Женщины в ритме плясали,

А ты, желтоглазый, гремел

Без устали и печали,

Порадовать всех хотел!

 

Первенца-сына на бубне

Отец высоко поднимал:

«Пусть жизнь твоя солнечной будет.

Чтоб горестей ты не знал!».

 

Тундра цвела и светилась

Родные напевы лились…

Но старые песни забылись,

А новые не родились...

 

У старой эвенки в чулане

Заброшенный бубен лежит…

 

СНЕГ-СНЕЖОК

Чернобровая Аянка

Наша старшая сестра,

Мы желаем северянке

Много счастья и добра.

 

Припев:

Ах, снег-снежок,

Зимушка буранная,

Ох, играйте-запевайте,

Кнопочки баянные.

 

Нас с тобой соединяет

Наша Пенжина река,

Вёрст четыреста по тундре

Перевалы да тайга.

 

Припев:

Ах, снег-снежок,

Вечерочки вьюжные,

В нашем Пенжинском районе

Все посёлки дружные.

 

Как в саду стоит Аянка,

Ох, красивое село,

А девчата, как листвянки,

На душе от них светло!

 

Припев:

Ох, снег-снежок,

Белая метелица,

Под Полярною звездой

Мы с тобою встретимся.

 

ЗАГЛЯНИ В ГЛАЗА

                              Посвящается М.А. Кайнын

В высоком небе лебедь белая

Летит устало вслед за стаей,

Она, и мудрая, и смелая,

Тихонько перышки роняет…

 

Их обронила ровно семьдесят,

Они пленительно белеют,

Ах, крылья-перышки, что годушки –

Они посветят и согреют…

 

Бывали тучи черно-грозными,

А ветры долгие стонали,

Но лебедята стали взрослыми,

Полнеба ныне заслоняют…

 

Вас называют не именем – мамой!

За семьдесят ярких, пламенных лет

На нашей земле холодной, но славной

Сегодня великий званый обед!

 

Пусть соберутся за стол ваши дети,

Стол этот будет, как тундра, широк,

Дети, как птицы, по белому свету

Летят и летят, как на первый урок!

 

Встанут могучей стеной те ребята,

Заздравную песню до неба споют,

Ведь разум великий, что дали когда-то,

Они, словно факел, по жизни несут.

 

Пусть выдержат стены и вытерпит сердце,

Нежностью взрослою детство горит.

Вы Север растили и вот он – ваш Север!

Сегодня с волнением вам говорит:

 

Любимый учитель!
                          Вы – первый, Вы – самый…

Низкий поклон дочерей, сыновей,

Большого здоровья вам, милая мама,

Ваш юбилей – это наш юбилей!

 

ЛЕБЕДЬ

В высоком небе лебедь чистая,

Там только лебеди летают,

Ах, птица зоркая, лучистая,

В дорогу кличет, зазывает…

Как поглядишь – счастливой лебеди

Солнце светит и сродни луна,

Но загляни в глаза той лебеди –

Одинока и грустна она…

Летит упрямо лебедь белая

К ветрам упругим без оглядки,

И знает, верно, птица смелая:

Не улетают лебеди с Камчатки!

 

СВЕРСТНИКИ

Мы постарели, немного устали,

Но, главное, мы в пути не отстали!

Каждый по-своему в Север вживался,

Кто больно падал, кто плакал,
                                                   кто дрался!

Пенжинский хмурый,
                                ершистый, не сладкий,

Нашенским стал ты,
                                      весь без остатка!

Осени наперекор

Горит и плещется синий задор!

Север!
               Властный, волнующий Север!

Как ёмко вместило тебя
                                              моё сердце!