Александр СЕДАЛИЩЕВ. ШУГА. Рассказ

 

Александр СЕДАЛИЩЕВ

ШУГА

Рассказ

 

Стоя на краю обрывистого берега и вдыхая полной грудью свежий воздух, Сергей чувствовал облегчение после тягостного дня похорон и поминок.

Величавая Лена, лежащая в своем русле и по берегам местами охваченная ледоставом, источала легкий парок, предвещая ночной мороз, а шуговые льдины только шорохом отзывалась на прибой и течение. Серая до черноты вода, с белыми пятнами льдов, в отсвете заката отливала тяжелым багрянцем растопленного золота. Было тихо, и только запоздавший на зимнюю стоянку путейский катер пыхтел вверх по течению, торопясь к своим створам и бакенам. Дневное тепло вместе с последними лучами солнца ушло в небытие и из всех потаенных мест стали выползать сгустки сумерек, угрожая обволочь весь этот срединный мир теменью и холодом.

Сергей осматривал просторы и видел там только то, что мог видеть местный житель. Красоты этих мест, с рождения засевшие в сердце и памяти, сегодня ни на что его не вдохновляли. Нужно было до наступления полной темноты перебраться на другой берег. Если в это время года для других переправа могла быть неодолимой преградой, то для жителей прибрежных деревень она была порой повседневным и даже чуть ли не рутинным, но довольно хлопотным мероприятием. Пренебрежение опасностью оказаться в вечно холодных даже летом водах реки сидело, кажется, с момента осознания себя как человека у каждого рожденного на этих берегах, хотя жизнь некоторых из них обрывалась в пучинах её вод. Всякий пришлый, впервые столкнувшийся с подобным пренебрежением к реальной опасности, начинал отчаянно трусить и клясться, что больше никогда в жизни не полезет в эту реку. Но проходило время и после нескольких речных походов осмелившийся вновь рискнуть новичок свыкался и даже перенимал некоторые опасные привычки местных жителей.

Выискав глазами на берегу свою дюральку, покрашенную в белый цвет для маскировки в период весенней охоты, Сергей шагнул на тропинку. Не смерзшийся снег мягко и сочно поскрипывал под ногами. Дабы не упасть и не разбить бутылки пива, купленные в киоске и распиханные по внутренним карманам куртки, Сергей спускался осторожно, выверяя каждый шаг.

Оставленная утром лодка даже не примерзла. Ещё раз подосадовав в душе из-за забытых дома весел, он взял в руки досточку, которым выгребся утром на этот берег, затем оглянулся – может что другое найдется. Невдалеке лежала другая – немного длиннее и шире, которая могла и на воде быть подпоркой, в случае чего. Обрадовавшись увиденному, Сергей отбросил в сторону старую доску и, примерив в руке новую находку, решил использовать эту.

 Перед тем как оттолкнуться от берега, Сергей не спеша вытащил бутылку пива, раскупорил, по давно заведенной привычке отлил часть в воду реки, дабы угостить духов и, прикурив сигарету, устроился на носу лодки. Пиво уже успело набрать тепло тела, но с прохладным воздухом казалось ещё вкуснее. Сигаретный дым, расстелившись по берегу и воде, медленно полз по течению, а слабое, еле ощутимое движение воздуха никакого дискомфорта не приносило. Наступившая после похорон умиротворенность, казавшаяся пришедшей надолго, стала улетучиваться и уже стали приходить на ум свои проблемы и заботы. Заболевшая неведомо чем лошадь, ремонт автомашины, подготовка к зиме и другие деревенские хлопоты вновь зароились в голове Сергея. С сигаретой и початой бутылкой пива в руке думалось не спеша, размеренно, а проблемы казались вполне разрешимыми.

К своим тридцати с небольшим годам Сергей стал родителем трех дочерей, построил дом, обзавелся скотиной, но никак, по словам матери, за ум не брался. И время от времени ему от матери перепадали уроки жизни. Он никогда не спорил с ней, слушал её внимательно, согласно кивал, что-то даже обещал, но всё всегда делал по-своему. Благоверная во всем этом его только поддерживала, но и по-своему наставляла после очередного из загульных дней, которых, в общем-то было не так много, и при правильном понимании мужских отношений, жена могла бы и промолчать. Доставшаяся ему работа водителем, пусть даже не очень хорошо оплачиваемая, но такая дефицитная в деревне, и зарплата жены вместе с государственной помощью многодетным даже позволяли помаленьку откладывать деньги на покупку дорогостоящей вещи. Родная деревня располагалась в пойме реки и считалась вполне живой и бодрой, в отличие от многих стареющих поселений района. Так что жизнь Сергея шла своим чередом, катилась без особых перекосов как, наверное, и жизнь его предков, издавна поселившихся в этих местах.

Осмотрев еще раз течение реки и определив наибольший просвет между льдинами, Сергей оттолкнулся от берега. Задний борт пустил немного вперед по течению для быстрейшего разворота, а сам вспрыгнул на нос лодки, немного подмочив правую ногу. Новые зимние ботинки плотно сидели на ноге, из-за чего вода не дошла до ступни, поэтому, не обратив на это обстоятельство никакого внимания, Сергей стал выправлять лодку. Устроившись на носу и свесив оттуда ноги, стал отгребать от берега. Хотя легкий «Крым» управлялся легко, Сергей после нескольких гребков понял, что зря поменял доску – широкая доска оказалась несколько неудобной, из-за чего рука быстро уставала. Возвращаться не хотелось, да и по-новому причаливать и отчаливать занимало время. Отмахнувшись от мелькнувшей мысли о возвращении, Сергей продолжил грести. Такой, очень иногда помогающий «русский авось», намертво засевший в крови исконного якута, вновь взял верх.

Казалось, что посеревшая в сумерках вода загустела, отчего течение замедлилось, а если не грести и постоянно смотреть на плывущие рядом льдины, то и течения вроде никакого нет. И только шорох льдин о борт лодки и всплески воды от доски возвращали к реальности. Постепенно темнота стала окутывать берега. Если на реке еще можно было различить отдельные льдины, то берега уже казались сплошным темным занавесом.

Оставшийся позади поселок замигал огнями, а впереди была сплошная серость, даже темень. Держа ориентир по остающимся сзади поселковым огням, Сергей загребал между льдинами, понимая, что так и должно быть, точнее, так уже бывало ранее много раз, и ему было не привыкать, хотя сейчас не было ни мотора, ни весел. К тому же начал беспокоить холод. Алюминиевый корпус весь покрылся льдом, а отсутствие подложки под пятой точкой тепла не прибавляло.

Льды стали встречаться чаще и размеры их стали больше. Лодку даже несколько раз цепляло льдинами и довольно долго протаскивало по течению. Холод стал поджимать, поэтому восседание на носу лодки стало совсем неуютным. Попытка стать на колени и таким образом грести успеха не принесла – доска оказалась короткой. Грести, лежа на носу лодки на животе, тоже не получилось, не было упора для тела и его по обледеневшему носу лодки таскало из стороны в сторону. Вскоре, помучившись достаточно, Сергей перебрался в корпус лодки, но тут возникла другая проблема. После пары гребков нужно было быстро перебираться на другую сторону и там тоже успеть подгрести, при этом нужно было постоянно успевать перекладывать в руке доску. Эти чрезмерные движения даже несколько согрели Сергея. Новые, недавно купленные шерстяные перчатки цеплялись за заусенцы на доске, что тоже создавало неудобство. Но, тем не менее, лодка потихоньку двигалась и огни оставшегося позади поселка постепенно отдалялись.

Темнота сгущалась, перестала быть видна даже плывущая невдалеке шуга, сливаясь с общей серой массой воды, и только удар лодки об лед подсказывал, что лодка движется. Огни поселка остались далеко позади. Иногда они вдруг оказывались сбоку или даже впереди и тогда Сергей, чертыхаясь, вновь выправлял нос лодки. Хотя, наверное, это слово не совсем подходит. Привыкший постоянно преодолевать разного рода проблемы, Сергей настолько свыкся с тем, что жизнь состоит только из трудностей, которые чаще создает сам человек, что небольшие сложности воспринимал как должное и даже необходимое составляющее жизненного уклада простого деревенского мужика. Врожденная терпеливость северного жителя, помноженная на жизненный опыт, казалось, создали из Сергея саму невозмутимость, которую окружающие порой воспринимали как образ его жизни или даже толстокожесть, не вдаваясь в его внутреннее составляющее. Но близкие и знающие его люди всегда различали оттенки его настроений.

В один из моментов Сергей вдруг осознал, что огни совсем отдалились, и получается, что лодку утащило течением далеко вниз, и он пристанет несколько дальше от намеченного места. Это совсем его даже не встревожило – до дома пешком, а лодку потом можно будет забрать. Переправа продолжилась прежним темпом. По чуть-чуть загребая, выискивая просветы и обходя льдины, пытался вглядеться в приближающийся берег. Была сплошная темень, осенняя, какой может быть темень только после летних белых ночей. Стало ощутимо холоднее. Выдыхаемый воздух стал оседать на воротнике куртки и шапке куржаком, но постоянно двигающийся Сергей не мерз.

А долгожданный берег надвинулся внезапно. Отвесный, размытый весенними льдами и водами вдруг ощетинился нависшими кустами, обломанными деревьями и корнями, а также ледяным заберегом до десятка метров. Сергей попытался протаранить лед, но лодка не пробивала его. Подумав, что можно попробовать ступить на лед, ударил по нему доской, но тот оказался нетолстым, хотя и с трудом разбивался. Тогда Сергей стал выискивать какую-либо промоину в забереге, чтобы подойти поближе к берегу. Всё это время лодка сплавлялась вниз по течению.

Внезапно берег пропал и впереди вновь оказалась темень. Не понимая, что происходит, Сергей отложил доску и стал беспокойно всматриваться в темноту, выискивая пропавшие отвесы берега. Но сколько ни смотрел, ничего кроме темени не увидел. Как же так? Может его отнесло от берега? И только представив себе извилины реки ниже по течению, Сергей четко осознал, что его, оказывается, снесло течением совсем даже не близко, и этот пропавший берег был островом, а до коренного берега ещё плыть и плыть. За этим островом была широкая протока, в которую вливалась небольшая речка, поэтому она всегда осенью бывала зашугована раньше и гуще фарватера. А если он не пробьется через эту протоку, то плыть надо будет совсем далеко. Новое обстоятельство совсем не обрадовало Сергея.

Поняв и оценив ситуацию, он вроде несколько успокоился. Подумаешь, далеко от дома придется причалить. Много раз приходилось пешком и подальше ходить. Как-нибудь разберется.

Захотелось выпить пива и покурить. Усевшись на дно лодки, так как сиденья уже были сняты на зиму, Сергей достал следующую бутылку и также не спеша закурил. На этот раз раздумья были совсем другие. Мысленно представляя себе возможное место причаливания, строил маршрут пешего похода. Вся долина была изрезана старицами с заросшими непроходимыми берегами. Летние переезды через них вряд ли удастся отыскать. А может лед на этих старицах уже выдерживает вес человека? Тогда задача упрощалась. Хотя опять же рискованно – вдруг лед не выдержит. Тогда, скорей всего, надо будет дождаться утра и только потом принимать решение. Опять же все упирается в «может быть», «хотя», «скорей всего», в то время, как в первую очередь надо было причалить. Из-за неопределенности ситуации Сергей стал нервничать.

Почему-то пиво не пилось, а сигарета курилась быстрее обычного. Внутри засело беспокойство, которое не давало это проделать нормально. Чертыхнувшись, Сергей замахнулся, чтобы выбросить окурок, но потом передумал и потушил подошвой о днище лодки. Негоже, ещё и находясь во власти реки, относиться к ней столь пренебрежительно.

Ориентиром на этот раз стали совсем уже далекие огни оставшегося позади поселка и еще более дальние огни другого селения, маячившие ещё дальше впереди.

Холодное пиво и восседание на дне лодки внутреннего тепла не прибавили. Да и мороз стал поджимать не на шутку. Лодка двигалась, время от времени ударяясь об лед. Еле видимые в темноте льдины, иногда внушительных размеров, приходилось обходить по кромке.

Сколько продолжалась эта борьба с течением и шугой, Сергей уже не представлял. Все время двигаясь внутри лодки от борта к борту, он был озабочен только тем, чтобы грести и при этом не выронить доску из рук. Спустя какое-то время он почувствовал ослабление течения и меньшее количество шуги. Это указывало на приближение берега. Хотя какого берега – неизвестно. Но пусть будет даже остров. Надежней всё-таки, чем в полной темноте в лодке барахтаться посреди замерзающей реки.

Вскоре лодка уперлась в стоячий лед. Течение, хотя и было слабое, но потихоньку тащило лодку вдоль кромки. Обрадовавшись этому, Сергей решил пробиться сквозь лед, насколько это возможно, затем попробовать по льду добраться до берега. Промоин не было, поэтому пришлось разбивать ещё неокрепший лед. Продвинувшись совсем немного, лодка застряла, а доска грозилась сломаться при последующих ударах.

Мороз окреп и пронизывал тело даже сквозь куртку. Пар от дыхания стал гуще, и исходящий от воды небольшой ранее туман тоже стал гуще и окутал всё окружающее пространство. Так бывает всегда во время ледостава, когда приходит холодный воздух, а река ещё не замерзла и от неё исходит тепло.

Сергей попробовал ступить на лед. Лед прогнулся, но не треснул. На то место, куда он ступил, хлынула вода из промоины со стороны лодки, отчего он сразу решил вернуться и подождать. При таком морозе лед должен схватиться быстро и скоро он сможет по нему добраться до берега.

Вновь расположившись на дне лодки на своей доске, Сергей, уже успокоившись и понимая, что теперь надо только ждать – что он неплохо умел делать, вытащил третью бутылку пива и закурил сигарету. Откупорив бутылку, как обычно, но уже более прочувственно чем ранее, он попросил у духа реки помощи и отлил немного угощения за борт. При этом целился именно в воду, а не на лед. Если он в молодости к таким ритуалам старших относился с некоторой долей скептицизма, то со временем, особенно после многих случаев, сопряженных с опасностью, уверовал, что это очень даже нужные, порой обязательные действия. Уважение к местности, уважение к духам, уважение к традициям предков и их обычаям, наверное, таким образом и прививались всегда.

Видимо этот лед образовался уже до весны, значит немного позже можно и лодку спасти. Как тут все окрепнет, надо будет приехать и выдолбить её. Сергей уже представлял себе, как это сделать – как отдолбить корпус и кого с техникой попросить, но народ не зря ведь придумал поговорку, которая в переводе с якутского звучит – не вари суп излишне рано.

Время тянулось долго, ждать в неопределенности было тяжело, а вечера и ночи осенью темные и длинные. Представлялось, что проблемы этой переправы вроде как уже разрешились и на ум стали приходить уже посторонние мысли. Отмахнувшись от них, Сергей попробовал ещё раз ступить на лед. Лодка примерзла ко льду и стояла неподвижно, а лед уже не прогибался. Не спеша, вначале положив впереди себя доску, на которую можно было опираться, лег пластом. Если лед на таком расстоянии от берега держит, то ближе к берегу должно быть ещё крепче. Думая так, Сергей смело пополз по направлению от носа лодки, так как берег должен находиться в той стороне. Сквозь темень и туман ничего не проглядывалось. Время от времени останавливаясь, Сергей оглядывался назад и прислушивался к звукам. Лодка пропала из виду сразу, а звуки шуршащего льда были слышны хорошо. Стараясь не подниматься и не опираться локтями и коленями на лед, а вспоминая армейские учения, он медленно ползком продвигался вперед. Ухватившись двумя руками за доску, вначале проталкивал её, затем, опираясь, подтягивал тело. Получалось неплохо. По подсчетам он продвинулся метров на пятьдесят, а берега всё не было. Но ведь посреди реки не мог образоваться неподвижный лед, поэтому сомнений быть не должно. Разве что направление может немного другое взял. Хотя он же перпендикулярно течению пополз. Поэтому ошибки быть не должно. Надо ползти вперед и вперед. Таким образом отгоняя вновь возникшие сомнения, Сергей продолжал двигаться.

Очередной раз подтянувшись, Сергей почувствовал под телом мягкость льда, который под его весом стал продавливаться, отчего, резко отталкиваясь назад, забылся и коленями уперся об лед и сразу почувствовал, что лед под ним ломается.

 Страх и паника, ожог холодной водой, отсутствие опоры под ногами, бестолковое барахтанье посреди ледяного крошева – всё это вдруг и резко навалилось на Сергея. Стараясь как-то удержаться на плаву, стал хвататься за кромку льда, но она ломалась и крошилась. Но не зря Сергей с детства купался в ледяных водах этой реки. Умение держаться на воде взяло верх. Немного успокоившись и сориентировавшись, стал пытаться выбраться назад по направлению движения, где толщина льда его ранее удерживала. Кулаком ломая лед, добрался до места, где он стал толще и мог его удержать. Руками прошарил поверхность, чтобы за что-то зацепиться. Хотя лед был шероховат, но ни выемки, ни нароста, за которые можно было держаться и подтянуться, не обнаружил. Продвигаясь вдоль кромки льда, под пальцами левой руки почувствовал небольшое углубление, в которое можно было просунуть два пальца. Попытался его расширить, но замерзшие пальцы отзывались резкой болью. Собираясь продолжать поиски дальше, хотел переставить правую руку, но оказалось, что мокрая шерстяная перчатка примерзла ко льду. Попробовал оторвать, но она примерзла накрепко. Обрадовавшись этому, вновь сунул пальцы в выемку и, превозмогая боль, обеими руками стал подтягиваться. Потихоньку – совсем мало-помалу стал выбираться наверх. Промокшая одежда тянула вниз и цеплялась за кромку, а примерзшая перчатка растянулась, но удерживала. Достаточно подтянувшись, стал искать левой рукой другую выемку. Оказалось, что имеется ледяной нарост, за который можно зацепиться руками. Вытащив правую руку из перчатки и перехватившись левой рукой, стал подтягиваться дальше. Когда достаточно подтянулся и поднял ноги над водой, лед по краю стал прогибаться. Тогда Сергей, насколько это было возможно, стал быстро отползать от промоины. Но даже уже в стороне от промоины, ранее удерживавший лед на этот раз из-за тяжести намокшей одежды тоже стал прогибаться, угрожая проломиться. На месте оставаться было нельзя. Как бы ни было жаль перчатку, пришлось ползти дальше без остановки.

Уже отползя несколько метров, Сергей осознал, что доска осталась в промоине. Резко остановившись от осознания надвинувшейся новой опасности, он откинулся на спину и закричал, точнее взвыл от отчаяния. Ведь без доски никакой возможности спастись не было. Глубоко вздыхая холодный воздух, Сергей пытался сообразить, что дальше предпринять. Может обойти промоину и вновь попытаться доползти до берега? Нет, слишком рискованно. Ведь еле выбрался на лед. В следующий раз так может и не повезти. Никакие другие варианты, кроме как возвращаться за доской и вновь нырять в холодную воду в голову не приходили. Ведь с доской можно и на лед выбраться и держаться на неё, грести на лодке и лед ломать. Все это длилось несколько секунд, а лед за это время сильно прогнулся, но пока удерживал. Взвывая сквозь зубы от досады и отчаяния, Сергей, переворачиваясь со спины на живот, а затем вновь на спину, выкатился из образовавшейся на люду ямки и пополз обратно. Промоина встретила его густым туманным испарением. Доску не было видно. Но она никуда не могла деться и должна была быть только тут. Вдохнув побольше воздуха и подтянувшись за край льда, Сергей соскользнул в воду и сразу наткнулся на доску. Холодная вода не обожгла тело как в первый раз, и даже показалась теплей, чем морозный воздух.

Ухватившись за доску, Сергей подгреб к тому же месту, где ранее вылезал на лед и уже без особого труда стал карабкаться наверх. Оторвав примерзшую перчатку окунул её в воду и натянул на руку. Пусть мокрая, но ведь защита. Да и высохнет ведь когда-нибудь.

Ползти с доской оказалось легче. Лед не прогибался и на доску можно было полноценно опираться ладонями и локтями. Но набежала, точнее, образовалась новая проблема. Мокрая одежда, прилипнув к телу, сковывала движение, затем стала замерзать, что создало новые трудности – тело оказалось в ледяном панцире. Каждое движение давалось с максимальным приложением и так уже растраченных сил. К тому же сквозь темень и туман определить местонахождение лодки было невозможно. Но она была там, где было слышно течение и шуршащие звуки шуги. Прислушиваясь к этим звукам, Сергей полз к ним. В голове была единственная мысль – достичь лодки. Тогда хотя бы его найдут. Или найдут его тело и похоронят по-людски. А пучина реки его пугала. Он видел ранее утопленников. От них всегда веяло только страхом и смертью. А ему всегда казалось, что это его минует. Он ведь не такой! Он другой! Будет жить долго и умрет своей смертью у себя в постели.

Звуки приблизились вплотную, а видимость стала ещё хуже. Густой, насколько это возможно, туман заглатывал все очертания вокруг. Были видны концы доски, а дальше темень.

Передвинув доску в очередной раз, услышал звук удара о корпус лодки. Попытался враз подняться, помня, что толщина льда позволяла стоять на ногах у лодки, но окоченевшая одежда повалила его ничком. Тогда, перевернувшись на спину, Сергей стал попеременно разгибать и сгибать тело и конечности. Одежда вначале его держала крепко, но постепенно на сгибах рук и ног появилась возможность движения. Встав на четвереньки, он ухватился за край корпуса лодки и, с усилием подтягиваясь, перевалил тело внутрь.

Всё. Теперь уже никаких ползаний по льду. Надо дождаться рассвета и только потом принимать решение. Но ведь надо согреться. Мокрая насквозь одежда, прилипнув к телу, забирала тепло быстро и только движение могло его спасти.

Сергей, лёжа на дне лодки, вновь стал двигать руками и ногами, потом подключил всё тело. Вначале с трудом, но потом уже достаточно интенсивно тело задвигалось. Встав на ноги, стал двигаться внутри лодки, но промерзшее тело никак не желало согреваться. Тогда Сергей вышел наружу, вернее, вывалился из лодки и, встал на ноги, стал двигаться вокруг неё. Если тело как-то более или менее согревалось, то пальцы рук и ног никак не грелись, и их даже некуда было спрятать в тепло. Сняв уже замёрзшие перчатки, попробовал расстегнуть куртку, чтобы засунуть руки за пазуху и согреть, но не получилось. Онемевшие пальцы совсем не слушались, их кончики даже не чувствовали прикосновение. С трудом, используя и зубы в том числе, натянул обратно перчатки и стал вращать и размахивать руками, чтобы увеличить кровоток. Но и это не помогало. Отчаяние наваливалось с новой силой. Ведь даже доску он не сможет удержать в руках, не то что отбить лодку ото льда и поплыть дальше хотя бы по течению. Вернувшись в лодку, попытался её расшевелить, двигаясь от борта к борту. Лодка была припаяна накрепко. Оставив все попытки согреться или сдвинуть лодку, Сергей уселся на дно. Сигареты в кармане, конечно же, намокли, ещё и заледенели, наверное. А достать последнюю бутылку и глотнуть пива тоже не получится. Крепко сжимая зубы и откидывая голову на борт лодки, Сергей от досады что-то промычал, но, не выдержав, раскрыл рот и закричал. Звук его голоса затух в тумане и темноте. Сколько ещё ждать до рассвета, какие ещё мучения предстоят впереди? Счет времени был потерян, а о предстоящем задумываться совсем не хотелось.

Просидев так какое-то время, вдруг перестал ощущать холод. Казалось, что воздух вокруг прогрелся, стало легче дышать, даже пальцы рук и ног перестали болеть. Наступило успокоение, какое обычно приходит очень редко. Перестали быть слышны шуршание льда и бульканье воды, глаза стали сами собой слипаться. Сергею казалось, что он дома и разговаривает о чем-то с детьми и женой, а тут ещё и мама пришла. Было тепло и светло. Вроде надо собираться на сенокос или на прополку картошки. Вышел на улицу и сел в машину. И тут появился пьяный сосед, который, матерно ругаясь, стал толкать и раскачивать машину. Да так сильно, что она стала качаться во все стороны, угрожая опрокинуться. Ухватившись за руль, Сергей стал кричать на соседа и сразу проснулся. Лодка стала почти боком, а он, оказывается, навалился на борт и что-то кричал. Непонятная сила ломала лед и раскачивала лодку. Вскоре она оторвалась от береговой льдины и поплыла. Сергей, оглядываясь вокруг, различил большой лед, который и оторвал его лодку. Лодку теперь зажало этой льдиной и понесло по течению. Значит не здесь суждено было ему прощаться с жизнью, значит ещё поживет на этом свете. Такое размышление даже взбодрило его, хотя впереди вновь была неизвестность.

Почувствовался небольшой ветерок и в тумане стали появляться разрывы, значит скоро рассвет. Ощущение холода усилилось. Исходящая откуда-то изнутри лихорадка сотрясала всё тело. Сил и возможности остановить это не было. Чтобы хоть как-то согреться, надо было двигаться. С трудом повернувшись, оперся рукой на борт лодки, но ничего не почувствовал. Только услышал, будто чем-то деревянным стукнули по лодке. Чтобы удостовериться, что почувствовал и услышал именно это, Сергей потихоньку левой рукой в перчатке постучал по борту лодку, но вновь ничего не почувствовал и опять был слышен только деревянный стук, а по руке отдавались удары. Но пальцы ничего не чувствовали. Испугавшись того, что мерзлые пальцы могут обломаться, как показывают в фильмах, Сергей перестал стучать и, прижимая руки к телу, попытался встать на ноги. Но теперь почувствовал, что ступни ног тоже не ощущали ничего. Перекатываясь по лодке и опираясь телом на борт, с трудом смог приподняться и оглянуться по сторонам.

 Оказывается, лодка проплывала совсем даже недалеко от левого берега. Потянуло запахом костра, и тут Сергей увидел, что на берегу горит костер и возле неё сидят двое. Один из сидящих размахивал рукой и что-то говорил или рассказывал, при этом что-то ещё и ел, а на берегу стояла лодка с мотором.

– Эээй, я тууууут! Помогите!!! Ээээй!

Мужчина замер с распростертыми руками и стал прислушиваться, осматриваясь по сторонам.

– Ээээй, я тууут, тут!!! – обрадовался Сергей и тоже стал размахивать заледенелыми руками, насколько это позволяла мерзлая одежда.

Второй мужчина что-то сказал, после чего первый вновь повернулся к костру и продолжил что-то говорить.

Лодка уже стала отдаляться от костра, тогда Сергей, опрокинувшись на спину внутри лодки, стал пинать ногами по борту, издавая громкие, но глухие звуки удара, и продолжил кричать.

Первый мужчина вновь поднялся от костра. Вытягивая шею и вслушиваясь, стал вертеть головой и вглядываться в темень реки. Но что можно увидеть при свете костра в черноте ночи, к тому же если лодка выкрашена в белый свет. Сколько ни смотри, ничего не увидишь. Второй опять что-то стал говорить и протянул кружку первому. Махнув рукой и ставя точку на всем этом, первый взял кружку и уселся. Всего этого Сергей, конечно же, не видел, лежа на дне лодки. Прокричав до хрипоты, перестал стучать ногами и, цепляясь телом и локтями за борт, приподнялся. Костер уже был далеко позади, а двое мужчин так и остались сидеть на своих местах.

Как ни сдерживай себя и будь даже дьявольски терпелив, но когда твой шанс на спасение медленно проплывает мимо, и ты ничего не можешь поделать, обида и слезы накрывают тебя без твоего согласия. Так жалко становится себя и всю свою прожитую, кажущуюся никчемной жизнь, что рыдаешь в голос и просишь всех богов и духов только об одном – о помощи. Но, в конце концов, успокоение приходит. Не сразу, но приходит. И тогда первым тебе вспоминаются твои самые близкие – жена, дети, мама.

Утерев рукавом заледенелой куртки последние слезы, Сергей вновь уселся на дно лодки. Безучастный ко всему, стараясь унять дрожь от холода стался думать о жене и детях. Сколько времени так просидел, неизвестно. Окружающая реальность вернула его к действительности. Онемевшее от холода тело с трудом шевелилось. Руки и ноги совсем не ощущались, и даже губы с трудом двигались.

Предрассветные сумерки пришли вместе с усилившимся ветром, который стал сдувать туман, отчего казалось, что ветер сдувает и темень.

Впереди послышался неясный гул, будто работал большой и мощный двигатель. Вновь заставляя себя двигаться, Сергей стал приподниматься. За бортом ничего видно не было. Всё те же льды, хотя они стали гуще, и совсем уже загустевшая, свинцового цвета вода. Но никакого корабля не было. Звук был слышен впереди по курсу лодки. Чтобы не упустить возможный катер или корабль, Сергей не стал садиться и, тратя последние силы, стоя на коленях, вглядывался в редеющий туман.

Вскоре из общего гула стали выделяться отдельные звуки, и это были звуки не двигателя корабля. Это был грохот ломающегося льда и звуки бурления воды. Сергея с лодкой прямиком несло на остров. Точнее на острие острова, ударяясь о который, течение разбивалось надвое и нагромождало льды друг на друга. Чем ближе становилось это место, тем громче становился грохот и тем более становилось очевидно, что лодку несет прямо в жерло водоворота.

Ещё одна опасность, с которой справиться самому невозможно и перед которой ты себя чувствуешь мельчайшей молекулой вселенной, неспособной противостоять ужасам и страхам, неуклонно надвигалась с грохотом и ревом взбешенной воды и вставших на дыбы льдин. Огромные льдины, попадая в этот водоворот, множество раз переворачивались и крошились в мелкие осколки, а уцелевшие нагромождались в несколько этажей друг на друга. Нависшие по краю острова льдины высились вверх уже на десяток метров.

Оцепенение и страх сковали Сергея, а глаза завороженно смотрели на всю эту бешеную круговерть. Ему представлялось, как лодка войдет в струю, вон на той волне её подкинет, затем перевернет, а его самого понесет подо льдами, чтобы спрятать навсегда в глубине, или раздавит другим настигшим льдом. Он себе всё это ясно представил, и чтобы хоть как-то себя обезопасить, чтобы хоть на долю секунды оттянуть этот страшный момент и хотя бы еще разок вдохнуть воздух и прожить этот последний миг жизни, упал лицом вниз на дно лодки.

Лежа внизу, ощущал каждый толчок и каждое вздрагивание корпуса лодки. Вот удар небольшой, ещё удар, уже сильнее. Лодку скособочило, куда-то потащило в сторону. Вот-вот перевернет или накроет льдом. И вдруг – грохотание стало удаляться в правую сторону. Не понимая, что происходит, Сергей, как мог, быстро приподнялся и увидел, что его лодку зацепил большой лед, отталкиваемый сильным течением, исходящим от водоворота, и потащил в сторону от опасного места. Не веря тому, что остался жив, и тому, что ещё одна смертельная опасность осталась позади, Сергей, хватая широко открытым ртом воздух, продолжал смотреть на бурлящий поток ледяной воды. Судьба ещё раз сжалилась над ним и дала шанс на спасение.

Когда опасность и уже сам остров остались позади, Сергей, немного успокоившись, вспомнил про холод и мороз, про своё всё ещё незавидное положение. Боль и дрожь вернулись, предстоящее вновь навалилось своей неизвестностью и страхами. Каким-то образом помочь себе он никак уже не мог. Мог только кричать. Да и то голос уже совсем ослаб. Ведь его даже ночью не услышали, а сейчас вероятность ещё меньше.

Сергей вновь свалился на дно лодки. Чтобы как-то ориентироваться в происходящем вокруг, старался прислушиваться. Кроме звука шуги ничего не было слышно. Как ни старался противиться, но вскоре усталость и мороз взяли верх, и он уснул. Хотя вряд ли это можно назвать сном, но ему снились сны. Снова ему снился жаркий летний день. Теплый ветер теребил волосы и приносил разные запахи. Рядом работали какие-то люди и громко между собой о чём-то переговаривались. Потом подошли к нему и стали поднимать его на руки.

Скрип несмазанного троса и лебедки привели Сергея в чувство. Стараясь понять, что происходит вокруг, он пытался раскрыть глаза пошире и оглянуться, но ни то, ни другое ему не удалось сделать. Сквозь раскрытую щелочку глаз увидел борт какого-то корабля и услышал громкий разговор.

– Николаич, ниже, ниже опускай. Мы тут всё подготовили, сразу поднимешь.

– Понял. А сетку ровно под него подвели? А то начнет его вертеть внутри сетки. Покалечим ещё. Живой он хоть?

– Вроде живой. Глаза вон приоткрыл. Эй, парень, ты слышишь меня? Как зовут?

Сергею очень хотелось ответить. Губы разомкнул, но слова изо рта так и не вышли. Единственное, что он понял, – его нашли. Но почему-то радости не испытал. Ему было совершенно без разницы. Хотелось только спать. Глаза всё время слипались, но его теребили и не давали спать, отчего он стал нервничать, пытался возмутиться, но опять же не мог ни шевелиться, ни говорить. Потом почувствовал, что его куда-то несут. Затем стали его выпрямлять. Пытались растянуть скрюченные руки и ноги.

– Эй, мужики, у него же всё мерзлое, так мы ему руки и ноги пообломаем. Надо одежду резать. Дай нож, Николаич.

Мужики, чертыхаясь и крутя Сергея на чем-то твердом стали резать одежду. Мерзлая насквозь одежда поддавалась с трудом. Тем не менее, вскорости Сергей почувствовал, что его раздели догола, а когда принялись за обувь, он, поняв, что сейчас изрежут совсем новые ботинки и, вспомнив возмущение раненого бойца из старого советского фильма, тоже попытался сказать, чтобы ботинки не трогали, но его шепот никто не расслышал. Только кто-то высказал.

– Во, уже в себя приходит. Будет жить, значит.

– Не спеши с выводами. Врачи скажут своё мнение, – одернул молодого Николаич. – Лучше тащи моё пуховое одеяло. Слышал, что сразу в тепло нельзя мерзлого. Человека можем убить. И под голову, что-нибудь.

– Может, в воду со льдом? Я такое тоже слышал.

– За борт что ли, дурак! У нас никакой посудины-то нету, чтобы его вместить.

Сергей всю эту перепалку слышал как сквозь вату. Голоса то отдалялись, то приближались, но вскоре совсем пропали. Ещё раз проснулся он, уже услышав другие голоса.

– Револий Степанович, ещё одного привезли. С реки. Говорят, в лодке нашли.

– Что с реки, знаю. Позвонили, рассказали. Какой он?

– Вроде в себя пришел. Глазами хлопает. Молчит. Руки по локоть и ступни.

– Вижу. Ну, давай по нашей методике. Шансы есть у парня. Даст бог, руки и ноги сохраним. Пригодятся они ему ещё.

– Так мы же всю повязку на предыдущего потратили.

– Неси из моего кабинета старую повязку. Ну, ту, которая на оленьем меху. Помнишь? Она там, в шкафу. Ему она впору будут. Там и для ног есть. Раньше же она спасала людей. Думаю, и сейчас не подведёт. А ты, Аня, промедол ему вколи. В палате следите. Как только проснется, сразу следующий укол, а то не дай бог от боли всю повязку снимет и себя исцарапает. И таким образом сутки пусть поспит. А его самого укутайте, пусть тело изнутри само прогреется.

– Револий Степанович, опять стандарты нарушаете?

– Николай Иванович, мы же уже сколько раз на эту тему разговаривали. Человека ведь спасать надо. А эти ватки, примочки по стандарту ведут только к ампутации. И вы это прекрасно знаете. Лечу больного ведь я, значит и вся ответственность на мне.

– Да знаю я всё, Револий Степанович. Просто обязанность и у меня есть. Обязанность про стандарты вам напомнить.

– Ну и ладно. Спасибо. Напомнили. Парень молодой, выкарабкается. Он и вам тоже спасибо скажет, Николай Иванович.

– Ладно, уж. Тебя не переубедить. Это тоже знаю и помню.

Укол Сергей не почувствовал. Просто очень крепко уснул. На этот раз по-настоящему.

Через месяц после выписки, сидя за столом у себя дома и поймав на лету мелкую игрушку, оброненную младшей дочкой со стола, обрадовался и с удивлением повертел ладонью, ещё раз всматриваясь в свою руку и вспоминая небольшую перебранку врачей. Вроде своя бывшая, а вроде как чужая, с искривленными пальцами, но вполне работоспособная.

г.Якутск