Владимир КУЗИН. ТОПОР. Рассказы из «лихих» 90-х

 

Владимир КУЗИН

ТОПОР

Рассказы из «лихих» 90-х

 

ЛЕНКА-ПЕНКА

 

– Лена! – послышался мужской голос.

Женщина, стоявшая у перил лестницы, вздрогнула, повернула голову и метрах в пяти от себя увидела лохматого мужчину с небритым морщинистым лицом. На нём были шапка с оттопыренным ухом, потрёпанный бушлат, ватные брюки и кирзовые сапоги. Слегка прищурившись, мужик смотрел в её сторону.

Женщина оглянулась – видимо, не поняв, к кому тот обратился.

– А, новоиспечённый глава района, – из дверей здания вышел полный мужчина в дублёнке и норковой шапке. – Поздравляю.

– Спасибо, Анатолий Егорович! – поспешно ответила женщина.

– Ну что ж, мы очень надеемся на ваши незаурядные организаторские способности, о которых весьма наслышаны… – он загадочно улыбнулся, открывая дверцу «Джипа».

– Постараюсь вас не подвести…

Машина тронулась, и женщина помахала Анатолию Егоровичу рукой.

– Неужели ты? – несмотря на мороз, лохмач снял со своей головы шапку и принялся мять её в руках.

Женщина опять посмотрела на него.

– А я гляжу и глазам не верю… – Мужчина буквально сиял от радости. – Надо же, думаю, она самая… «Ленка-пенка, кривая коленка». А ты мне всегда в ответ: «Пашка-барашка»… – Он откинул ладонью назад свои кудри.

– Это вы мне?! – её лицо выразило удивление.

– Сколько же мы с тобой... почитай два годика за одной партой просидели?.. Ну да, в пятом и шестом… Помнишь, как я на контрольных по алгебре косился в твою тетрадку? А ты мне ручкой по носу щёлкала: мол, сам соображай… А как ты однажды нарисовала на промокашке макаку, а я ей фломастером свиной пятачок пристроил. – Он прыснул со смеху. – И мы с тобой давай хохотать, прямо на уроке! Училка нас обоих за дверь и выставила…

– Послушайте…

– А помнишь, как я полез в соседский огород тебе за «белым наливом»? – Он сделал два шага вперёд. – Забрался на самую макушку яблони… И тут – хозяин. «А ну, слезай! – кричит мне. – Щас я тебя по заднице отхлестаю!». И прут сорвал. Я сразу в рёв: «Дяденька, простите, больше не буду!..». И вдруг ты берёшь булыжник и ка-ак запустишь им через калитку в старика! Он аж остолбенел… «Ну, я щас милицию позову!» – пальцем погрозил и – бегом… Уж не знаю, пугнуть нас хотел или взаправду… А как скрылся, я сразу прыг с ветки, ноги в руки и через забор. Даже про твои яблоки забыл, которые под дерево набросал. Весь день со страху дрожал, ты меня у себя дома горячим чаем отпаивала. И всё успокаивала…

Женщина покосилась в сторону и заметила, как стоявшие у входа несколько чиновников с любопытством поглядывают то на неё, то на мужика в бушлате.

– Гражданин, здесь городская администрация, а не… – она не договорила.

– Уж про наше купание на Песчаном Озере молчу. – Он махнул рукой и растянул губы в улыбке. – Не забыла, как я тебя плавать учил? Тащил на глубину; а ты в спасательном круге орала, как резаная!..

– Вот что, мужчина… – женщина вспыхнула…

– Лен, а помнишь нашего Тимку? – Тот будто не слышал её слов. – Ну, ёжика… Мы его за котельной, на пустыре нашли… Он там под кустиком в норке жил… Сперва нас пугался, а после привык… Услышит, бывало, как мы с тобой его кличем, выскочит из своего домика и давай мокрым носиком в наши ладони тыкаться – мол, чего вы мне на этот раз вкусненького принесли?.. Голо-одный был… Когда ты в другой район переехала, я один к нему ходил: «Вот, – говорю ему, – покинула нас наша Ленка-пенка; остались мы с тобой, братишка, вдвоём»… Ничего-о… Баранки мои уплетал за обе щёки… – Он глубоко вздохнул. – Так ты, стало быть, теперь зде-есь… – окинул взглядом здание. – А я на колхозном рынке… Ящики таскаю… с помидорами там, с мандаринами… Под вечер хлебца дают, копчёной рыбки… на чекушечку, не без этого… Мне хватает…

Он громко чихнул. И мазанул ладонью под носом, смахивая нечто.

С покрасневшими щеками женщина метнулась было к дверям здания, но тут же повернулась и быстро зашагала в сторону белой «девятки», стоявшей неподалёку.

– Елена Борисовна! – крикнул ей вослед вышедший из дверей здания мужчина с папкой в руке. – Вы просили распечатку!

Но та даже не обернулась.

– А я тебя искал… – говорил лохмач уже ей вдогонку. – Ещё со школы… и после армии тоже… Всё бродил по городу, а вечерами смотрел в окна – вдруг ты где мелькнёшь?.. Я так тебе рад!..

Она быстро села в машину и повернула ключ. Раздался гул мотора.

Глянула в боковое зеркало: мужик со щетиной медленно шёл в её сторону и, продолжая комкать в руках шапку, что-то говорил. Женщина нажала на педаль, и «девятка» рванула с места…

 

 

НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ

 

Посвящаю людям, которые в «лихие» 90-е
не просто не сломались, а поднялись
на недосягаемую для большинства из нас
нравственную высоту

 

Звонок был настолько неожиданным, что все четверо как один вздрогнули.

– Наверное, опять соседка за дрожжами. – Наталья, хозяйка квартиры, пошла открывать дверь.

А Славик предложил:

– Ну, поскольку тост уже сказан, поехали…

Чокнувшись бокалами, они выпили и потянулись к тарелке с блинами.

– Ребята, вы не поверите своим глазам, – сказала вошедшая в комнату Наталья в сопровождении молодого человека, одетого в серый костюм и держащего в руках солидный букет цветов и пакет. – Узнаёте?

– Провалиться мне на этом месте, – прищурившись, промолвил Гена. – Если не ошибаюсь… – он замялся.

– Не ошибаешься, физорг, – гость отдал цветы хозяйке и, вынув из пакета бутылку «Шампанского», принялся её откупоривать.

– Ну, чего уставились? Неужели Стасик так изменился? – Наталья наполнила вазу водой и поставила в неё букет.

Гена ударил себя ладонью по лбу:

– Наконец-то… А я чуть мозги себе сломал. Вижу, лицо знакомое, а вспомнить не могу… Давай к столу.

«Шампанское» вспенилось в бокалах.

– Другое дело, – сказал Стас, – а то лакаете бормотуху…

– «Портвешок», как и положено малоимущим, – парировал Гена.

– Костюмчик на тебе не от Версаче? – не скрывая своего восхищения, проговорила молодая женщина в экстравагантном платье, похожем на цыганское.

– Ты, Варька, всё такая же, – заметил гость. – Любишь оценивать…

– Хлебом её не корми, – поправив очки, высказался худенький паренёк в потёртом вельветовом пиджаке.

– А ты, Славик, по-прежнему, как спичка, – улыбнулся Стас. – Наверное, как и раньше, много занимаешься... Я, честно говоря, и предположить не мог, что ты учитель начальных классов; думал, уже профессор…

– Кислых щей… – усмехнулся тот, кивнув головой.

Присутствующие заулыбались.

– Что ж так? – исподлобья взглянул на него Стас.

– А не научился лизать начальству задницу, – резко ответил тот.

– Зря, – уверенно сказал гость. – Без этого сейчас нельзя.

Он вынул из пакета коробку конфет и, открыв её, поставил на стол:

– К чаю…

– Птичье молоко! – взвизгнула Варвара. – Я уже забыла их вкус.

Стас первым взял конфету.

– Оно и понятно: на полторы тысячи особо не разгуляешься…

Варвара удивлённо на него взглянула, а слегка захмелевший Славик усмехнулся:

– Ты не фээсбэшник?

– Э-э, – протянул Стас, – власть – а значит, и информация – сейчас не у них, а у кого мани-мани…

– Бабки?.. Ясно.

– А у тебя их много? – блеснула глазами Варвара. – А как в личном плане? Жена, дети?..

– Уже имеешь виды? – Стас мельком на неё взглянул.

– Я девушка свободная, – она потянулась к торту. – И поверь, ещё в соку…

– Ну хватит, Варька, – Наталья поставила бокал на стол. – Слушать тошно.

– Почему, – снисходительно улыбнулся Стас, – она говорит о вещах естественных.

– О жеребячьих… – Наталья отошла к окну.

– Ты, комсорг, неисправима, – Стас слегка зарумянился. – Видно, жизнь тебя ничему не научила.

– Жизнь всегда чему-то учит… – допив содержимое своего бокала, ответил Вячеслав.

– К сожалению, – вздохнул Стас, – не все из этой науки делают верные выводы…

– Ты, видать, сделал, – парировала Наталья.

– Обязательно, как и положено «homo sapiens». И точкой отсчёта в этом моём обучении я безусловно считаю ту незабываемую дату, в память о которой вы ежегодно собираетесь в этой коморке, – день рождения команды «Н».

– Ещё помнишь? – усмехнулся Славик.

– Кстати, «учебный сектор», – обратился к нему Стас, – кажется, именно ты и предложил назвать ваш отряд Неотложкой… За вас, братаны, – он поднял бокал, – за ваше правое дело!

Выпил, поморщился и сунул в рот очередную конфету.

– Кроме шуток, вы это здорово тогда придумали – отыскивать одиноких стариков и малоимущих, варить им кашку, чистить за ними унитазы и бегать в аптеку за валидолом. Помнится, даже в «Комсомолке» о вас написали. Название статейки было уж очень громкое. Не забыли? «Тимуровцы восьмидесятых»… Красота!

– Насколько я понимаю своими неучёными мозгами, ты иронизируешь. – Гена взял бутылку «Шампанского», повертел её в руках и поставил на прежнее место.

– Ну что ты, физорг, – жуя конфету, Стас облокотился о спинку стула, – с удовольствием вспоминаю те дни, особенно когда вы сцапали меня… – Он повёл рукой, изображая ловлю, и сжал кулак. – Как стая котов ма-аленькую мышку. И прямо с поличным!

– Если мне не изменяет память, с банкой варенья, – сказал Славик.

– Мне тогда ужасно захотелось сладенького… – Стас сделал младенческое выражение лица. – До умопомрачения!.. Всегда, перечитывая Гайдара, завидовал Плохишу, коему всучили «бочку варенья и корзину печенья». Представлял: сидит этакий карапуз с солидным брюшком и мажет… мажет… то-олстый слой клубничного варенья на сдобное печенье с кремом… М-м! – Он зажмурился. – У меня даже слюнки текли, как у собаки Павлова…

– Ну, с тех пор, – хрустнув пальцами, проговорил Геннадий, – ты, наверное, свою самую заветную мечту осуществил.

– Почти, – Стас вытер платком губы. – Не хватает, – он кашлянул в ладонь, – одного небольшого штришка. А именно… как бы это поумнее сказать… жаль, котелок мой варит не так круто, как у нашего «учебного сектора», – он кивнул на Славика. – Не хватает осознания того, что, поглощая эту корзину печенья и бочку варенья, я делаю не какую-то гнусность, о чём мне постоянно талдычили в школе – в том числе и здесь сидящие, – а совершаю нормальный акт, свойственный человеческой природе…

– Ого! – Славик скривил губы в усмешке. – Ты определённо делаешь успехи в формулировке своих мыслей. Учитывая твою школьную «успеваемость».

– Ну, с тех пор много воды утекло… Хотя довольно лестно слышать это именно от тебя, – Стас сделал серьёзное выражение лица, – учитывая и твою «успеваемость»… А по существу?

– По существу ничего нового не скажу…

– Что, после школы никакого прогресса?

– Зато у тебя, – подошла к столу Наталья, – прогресс налицо. Щёчки-то прямо лоснятся…

– Насчёт лоска, это ты зря, – махнул рукой Стас, – он совсем не здесь…

– На Канарах?

– Зачем так далеко… В Подмосковье, Питере… Кое-что в Европе… Куда мне больше? Но дело не в этом. Сами же иронизируете, а меня в этом упрекаете. Давайте уж как положено интеллигентным людям – без личных оскорблений, только о фактах…

– Прямо как в милиции, – усмехнулась Варвара.

– Бывала там?

– Только однажды и больше не хочу…

– А я не раз…

– Не сомневаюсь, – ответила Наталья. – Такими экземплярами органы интересуются в первую очередь. К сожалению, на сегодняшний день не так серьёзно, как хотелось бы…

– А вот здесь, комсорг, ты ошиблась… Не они мной, а я ими интересовался. Они у меня все тут, – он потряс кулаком, – с потрохами. Откуда бы я узнал о каждом из присутствующих почти все подробности – в том числе и о ваших ежегодных сходках в этот знаменательный для вас день… Кстати, сколько прошло после первого собрания? Лет четырнадцать? или больше?.. Помните, как у вас тогда горели глаза? Это по поводу скончавшейся старушки, которую соседи обнаружили, когда на лестничной площадке уже засмердило. «Пожилые люди умирают в одиночестве и беспомощности, – кричали вы, – оставленные нерадивыми родственниками! Неужели нам не стыдно?!». Ну, и так далее… Столько было выступающих! В том числе и ты, Варька. А в конце своей пламенной речи, помнится, ты выложила свои гроши – на гробик для умершей бабули. Половина собрания аж прослезилась!

– Сорок семь копеек, – кивнула она, вспоминая.

– Не жалко было? Тем более, покойнице было до лампочки, где лежать.

Та махнула рукой.

– А Генка, – продолжил Стас, – починил тогда покосившуюся дверь старухиной квартиры. В которую после въехала её племянница с хахалем, не сказав своему юному благодетелю даже спасибо.

– Ну и что?

– Ничего… – Стас усмехнулся… – А сколько потом было вскопанных грядок, посаженной картошки, натасканных вёдер воды. Престарелой бабе Шуре, – он стал загибать на руке пальцы, – парализованному Александру Пахомовичу, многодетной Ирине Сергеевне… Ну и так далее… Я всё прикидывал, когда у меня заноет спина.

– Много ли ты вскопал грядок и натаскал воды? – посмотрел на него Славик. – Всё отлёживался, на чердаке или в сарае… А бывало, и дома на диванчике…

– Вот именно, – подтвердила Наталья. – То у него изжога, то насморк.

– Каждый человек имеет право защищаться любыми доступными ему средствами, – поднял голову Стас.

– Да нужен ты нам был, – отозвался Гена, – как собаке пятая нога. И без тебя нормально управлялись.

– Нужен, физорг, ох, как нужен, – Стас хлопнул его по плечу. – Иначе на ваше судилище вы не вели бы меня под конвоем!

– Извини, дорогой, – подалась вперёд Наталья. – Но если ты за эти годы ничего не понял, то объясню: тебя никто не упрекал за нежелание помочь людям. Но красть у них никому не позволено.

– И ты извини, дорогая, – Стас сделал ударение на последнем слове. – Я тоже не упрекаю вас в тогдашнем насилии по отношению ко мне. И не только в смысле «конвоя». Не смейся. В честь чего я обязан был тратить свои драгоценные здоровье и время на участие в ваших мероприятиях, если у меня к тому не было никакого желания, если я имел совершенно иные планы на жизнь? И не надо мне компостировать мозги насчёт добровольности, – он махнул в сторону Натальи рукой. – Попробуй откажись без уважительной причины взять в руки лопату, вмиг станешь в родной школе изгоем. И такую характеристику получишь, что после вовек не отмоешься. Но главное, вам нужна была галочка об успехах – как в количестве вскопанных грядок, так и в выявлении разного рода «отщепенцев» и «антисоветчиков», – чтобы «стать впереди планеты всей», чтобы вас заметили наверху. И я со старухиным вареньем оказался для этой цели как нельзя кстати. А уж потом вы мне и мои прогулы припомнили – чтобы я, так сказать, дотянул до морального облика Плохиша. Однако за это я на вас не в обиде, честное слово. В конце концов, сам виноват: надо быть хитрее и изворотливее. В этом смысле я вам даже глубоко признателен за науку, которая мне в дальнейшем ох как пригодилась... Повторяю: дело не в этом. А в том, что вы все, как один, пригвоздили меня тогда унизительной ложью – что мой поступок, мол, противоречит… ну, вспоминайте, это же было и, наверное, по сей день остаётся вашим коньком… Что мой поступок противоречит самой природе человека! Что я просто… как бы сказать… недоразвит… неполноценен… А все вокруг абсолютно нормальны… Вам, конечно, было глубоко наплевать, что я тогда до самого окончания школы сгорал со стыда… если помните, на том собрании присутствовала молоденькая корреспондентша, и потому вскоре почти во всей местной периодике на меня появилась карикатура, подобная той, что была в вашей стенгазете, – в виде обезьяны с моим лицом, прижимающей к груди банку варенья… после чего все – и знакомые, и соседи – на меня пальцами показывали и ржали надо мной, как лошади!.. Ну что ж, этим вы лишний раз мне тогда доказали непреложную истину: сильный пожирает слабого не только в дикой природе… причём без жалости и снисхождения… И главное, я тогда обиделся не столько на образ макаки, коим вы меня наградили. Может, это вам покажется странным, но уже на вашем судилище – стоя, по сути, перед всей школой и вашим комсомольским президиумом, – он обвёл присутствующих взглядом, – я прекрасно понимал, что вы правы. Целиком и полностью! Вот только убили вы меня тогда тем, что обезьяной, по вашему мнению, оказался я один! Хотя уже все вокруг понимали, что всё происходящее в тот день в актовом зале – шоу до мозга костей! Впрочем, теперь мне его мотив предельно ясен: рядом с макакой легче друг другу казаться людьми…

– Положим, с карикатурой мы тогда переборщили, – снова хрустнул пальцами Геннадий. – Однако, Стасик, это ничего не меняет. Не надо, например, меня равнять с тобой. Помню, у той же бабы Шуры на столе всегда стояло блюдечко с гречишным мёдом; и мне, пацану, порой очень хотелось зачерпнуть из него ложечкой. Но я всегда считал воровство самым постыдным делом. И суть не только в прошлом. Те «златые горы», кои ты, по твоим словам, имеешь сейчас, честным трудом не нажить…

– Я смотрю, братан – если уж перейти на твой лексикон, – обратился к гостю Славик, – ты явился сюда, чтобы перед нами выпендриться. Но поверь, вернуть себе человеческий облик с помощью туго набитого баксами кошелька или властных высот невозможно в принципе. Для этого нужно нечто иное – тебе, видимо, недоступное. И потому ты зря стараешься здесь…

– Да не хочу я ничего возвращать, – перебил его Стас. – Вы так ничего и не поняли. У меня всегда был облик, свойственный людям согласно их естеству. Я хочу совершенно иного. И в этом смысле твои, Славик, туго набитый кошелёк и властные высоты мне помогали всегда. А уж зря я здесь стараюсь или нет, мы сейчас увидим. Я как раз за тем и пришёл.

С этими словами он быстро вынул из бокового кармана пиджака сотовый телефон и набрал номер:

– Лоб, давай…

Буквально через несколько секунд послышался щелчок замка во входной двери, и в комнате появились два высоких и коренастых молодых человека в чёрной униформе и тёмных очках. Один из них встал у двери, другой возле окна.

– Это кто? – подалась вперёд Наталья. – Как они сюда вошли?

– Ключи можно подобрать от всего на свете, – спокойно ответил Стас. – А молодцов моих попрошу не раздражать: они порой бывают зубасты, как аллигаторы.

Охранники осклабились.

– Ты что задумал? – презрительно посмотрела на Стаса Наталья.

– То, что делал всегда, – разумеется, в свободное от работы время. Показывал людишкам, что они являют собой на самом деле. А вот средство для этого сегодня я избрал самое приятное в жизни – занятие любовью. Сейчас на виду у всех присутствующих эти былинные богатыри создадут с нашей красавицей комсоргом эротическое трио…

– А ты не придурок? – вспыхнула Наталья.

– Знаешь, Стас, – подошёл к нему Славик, – похоже, тот урок ты действительно не усвоил. Извини за плохое гостеприимство, но тебе со своими холуями лучше удалиться.

– И ты, «учебный сектор», тоже не обессудь…

Он едва заметно кивнул головой; и один из «атлетов» в прыжке нанёс Вячеславу такой удар ногой в лицо, что тот отлетел к противоположному окну. При этом его очки ударились о стену и разбились.

Наталья вскрикнула и подбежала к Славику, а Геннадий вскочил со стула:

– Положим, со мной им придётся попотеть. Если ты помнишь…

– Я помню всё до мелочей, физорг. И не только твои мускулы, но особенно насмешки надо мной, когда я висел на перекладине, не в силах подтянуться, – по твоим словам, болтаясь, как сосиска. Ну, да не в этом дело. Поверь, нам ничего не стоит тебя, скажем, пристрелить. Однако я ведь обещал вам другое. А потому не то, что гадости тебе не сделаю, но напротив – щедро тебя награжу. За то, что ты в своё время оказал мне, глупышу, неоценимую услугу – помог понять глубинный смысл и значение физической силы… Лоб!

Охранник сбегал в коридор и вернулся в комнату с пластмассовым ящиком. Быстро его распаковал и пододвинул Геннадию.

Тот побледнел:

– Это чё, водяра?

– Причём, чистейшая. В отличие от твоего «Крепыша», который выворачивает наружу все кишки. Здесь ровно двадцать пузырей. В машине у подъезда ещё полтора десятка таких ящиков и столько же коробок мирового закусона – ветчина, салями и прочее. Всё в вакуумных упаковках, так что можно обойтись без холодильника, коего у тебя нет. – Он усмехнулся. – Водитель доставит всё это тебе на дом, а ребята выгрузят и складируют, где скажешь. Усвоил?.. Я же знаю, что у тебя каждое утро трясучка, что не «Портвешок» и лимонад этот кислый, – он кивнул на бутылку «Шампанского», – тебе нужны. Причём, постоянно… Ну, чего стоишь, как истукан!

Стас откупорил одну из бутылок, налил из неё в стакан и подал Геннадию:

– Пей! Ведь вижу – плохо тебе. Хлебнёшь – человеком станешь! Ну!

Он быстро поднёс стакан к его губам, при этом водка плеснула Геннадию на рубаху.

– Мне всё это вышвырнуть с балкона?! – Стас повысил голос. – Считаю до трёх!

Геннадий выхватил из его руки стакан, одним махом его осушил и опустил голову.

– Теперь чтобы духу твоего здесь не было! Живо! – скомандовал Стас, толкнув его в грудь.

Геннадий что-то пробурчал в сторону Натальи и, пошатнувшись, поковылял к выходу. Один из охранников взял ящик с водкой и последовал за ним… Вскоре вернулся и встал на прежнее место.

Стас подошёл к окну и наклонился к стонущему на полу Вячеславу:

– Больно? – Он сделал страдальческую гримасу на лице. – Ай-яй-яй… Так ведь драться – не задачки по алгебре решать… К тому же я вернул тебе долг: ты, наверное, забыл, как однажды перед контрольной настучал нашей Эльвире Семёновне, что у меня в кармане брюк шпаргалка. А, борец за справедливость?.. Ну да кто старое помянет… Вставай, – он похлопал его щеке, – до свадьбы заживёт.

Наталья дала Славику платок, и тот приложил его к окровавленной губе.

– Ступай с миром, братан, – Стас отошёл к столу.

Вячеслав не шелохнулся.

– Или хочешь продолжения? Учти, вторая серия будет уже не комедией, а фильмом ужасов.

При этих словах охранник шевельнулся, и Славик вздрогнул.

– Ну что ты, Лоб, пропусти мальчика: он всё понял.

Тот посторонился; и, держась за губу, Вячеслав поспешно удалился…

– А ты, красавица, – Стас обратился к Варваре, – вероятно, тоже собираешься грудью встать на защиту своей закадычной подруги. Тогда занимай оборону.

– Предлагаешь мне, слабой женщине, драться с бугаями? – она ухмыльнулась. – Был бы у меня такой «крутой» муженёк!..

– Да разве я не знаю, что ты умница…

– Вот что, Стас, – подала голос Наталья. – Мне осточертело тебя слушать. Я не боюсь ни тебя, ни твоих отморозков. И даже если ты меня здесь изуродуешь, не перестану повторять, что ты – обыкновенная сволочь, коих, к великому сожалению, на земле пруд пруди…

– Да что ты, комсорг, – развёл руками Стас, – какой мне резон калечить то, что я хочу одарить лаской? К тому же до тебя, видно, так и не дошло, что мне не прелести твои нужны – поверь, такого добра, и даже более высокого качества, у меня, как ты выразилась, пруд пруди… Я жду от тебя иного: добровольного и осознанного признания себя точно такой же обезьяной, какой вы меня когда-то изобразили в школьной стенгазете.

При этих словах он вынул из бокового кармана пиджака увесистую пачку долларов и положил её на стол.

– Тут десять кусков «зелёных». Выполнишь работу – они твои.

Наталья посмотрела на деньги, затем перевела взгляд на Стаса:

– Ты, сердечный, даже не подозреваешь, насколько серьёзно болен… – И уже раздражённо: – Была бы у меня мужская сила, я б засунула тебе эти бумажки сам знаешь куда…

– Ну что ж, красавица, – Стас обратился к Варваре. – Раз у твоей подруги ничего не получается, придётся ей помочь.

– Что? – та не отрывала своего взгляда от пачки долларов на столе.

– Разденешь её – деньги твои. И я не шучу.

У Варвары затряслись руки.

– Кстати, это твоё старушечье платье, – усмехнулся Стас, – не от бабы ли Шуры тебе досталось? В качестве вознаграждения за вскопанные грядки!

– Но… я не смогу… она не дастся…

– Варя, ты с ума сошла? – посмотрела на неё Наталья.

– Разве я сказал, что это будет легко? – Стас подошёл к Варваре. – Однако согласись: стоимость услуги должна соответствовать её трудоёмкости… Правда, если эта работа тебе не под силу, то я отдам десять кусков… вон хотя бы Лбу. Он всё сделает вмиг…

Варвара резко развернулась и кинулась к Наталье. Вцепившись в её волосы, она повалила свою подругу на пол и с силой рванула на ней платье.

– Браво! – захлопал в ладоши Стас.

– Опомнись, дурочка! – Наталья упёрлась ладонью в подбородок Варвары и, резко метнувшись в сторону, сбросила её с себя.

Обе поднялись на ноги, тяжело дыша.

– Тебе не стыдно? – поправляя платье, прохрипела Наталья.

– А тебе… не совестно за эту заплесневелую кислятину, – Варвара кивнула на тарелку с блинами. – Сама подыхаешь, и хочешь меня за собой утащить. Я жить хочу – понимаешь, жить! Пусть не так, – она кивнула на Стаса, – но хотя бы жрать досыта… нормально одеваться, чтоб мужикам нравиться… ребёночка заиметь, коего я не рожаю только потому, что не смогу его прокормить!.. Живём мы, дорогуша, один раз; и ставить на своей единственной жизни крест я не собираюсь!..

– У нас мало времени, – показал на часы Стас.

Варвара кинулась на подругу и поцарапала ей лицо

– Эй, красавица, – крикнул Стас, – ты мне не испорти товар!

– Ничего, подкрасишь-подмажешь…

Борьба возобновилась с новой силой.

Наталья не поддавалась. Тогда Варвара наотмашь ударила её по лицу. И когда та, застонав, пошатнулась, разорвала на ней платье по шву. Однако, едва принялась за колготки, Наталья вцепилась в ворот свитера своей подруги и с силой отбросила её в сторону. Тут же схватила со стола кухонный нож:

– Подойдёшь – распорю тебе брюхо… и баксы не помогут!..

Варвара отступила; огляделась по сторонам и, взяв в руки табуретку, швырнула её в Наталью. Та увернулась, и табуретка грохнулась о стол. Пачка долларов упала на пол, и купюры разлетелись по сторонам.

Внезапно Наталья рассмеялась… Затем пнула ногой в сторону Варвары несколько банкнот:

– Бери, заработала!..

Варвара нагнулась:

– «Кукла»! – глаза её блеснули. – Ты что же, гад, делаешь!

Она кинулась с вытянутыми руками на Стаса. Однако охранник подставил ногу, и Варвара распласталась возле батареи.

– Что я делаю? – невозмутимо ответил Стас. – Возвращаю долги. А заодно и память. Рассказать твоей закадычной подруге, кто первым тогда застукал меня с банкой варенья?

Он повернулся к Наталье:

– Не вы с пацанами, когда я пытался перелезть через забор. А гораздо раньше, в тамбуре, она, – он кивнул на Варвару. – Отлей, говорит, мне в кружку, тогда скажу, что бабка сама нас угостила… Ну, я и поделился с ней сладеньким… А после, как идиот, надеялся, что она меня отмажет… до самого судилища… – Стас подошёл к Варваре. – Не захотела плыть против течения? Чистоплюйка! Мотай отсюда! – И он направился к Наталье.

Варвара резко вскинула голову:

– Дай хоть немного… ведь у тебя их – куры не клюют… Ну, пожалуйста… Мы же с тобой в седьмом за одной партой сидели…

– Кому сказал, бегом из квартиры, пока мои хлопцы из тебя котлету не сделали! Лоб, проводи её.

Охранник схватил Варвару за локоть и волоком потащил к выходу… Затем вернулся на исходное место и скрестил руки.

Зазвонил телефон. Наталья взяла трубку.

– Да… я… Что?! Она с ума спятила?! Кровь остановили?.. Слава Богу… Ты от неё пока не уходи, ладно?.. Катя, нормально?.. Хорошо, я после перезвоню…

Она положила трубку и опустилась на стул.

– Проблемы? – поинтересовался Стас.

Наталья не ответила. С минуту длилось молчание…

– Прикольно я с «куклой», да? Только учти, баксы у меня есть и настоящие…

Наталья сидела на стуле и смотрела перед собой.

– Конечно, ты можешь остаться с гордо поднятой головой, как Зоя Космодемьянская, – Стас усмехнулся, – однако согласись, что твои друзья оказались самыми что ни на есть нормальными макаками. Просто в своё время они не поняли, что играть в добродетель при сытом желудке и поддержке сильных мира сего не составляет никакого труда. Но едва это перестаёт приносить капитал – финансовый, политический, моральный – какой угодно, всё моментально возвращается на круги своя.

Он прошёлся по комнате взад-вперёд и остановился возле Натальи:

– Ведь твоё бычье упрямство, кроме пустого желудка и ежедневных поисков работы тебе ничего в жизни не принесёт. На что ты надеешься? Объясни мне; может, я и впрямь чего-то не понимаю…

– Наконец-то, – Наталья обернулась и с усмешкой посмотрела на Стаса. – Осознание своей тупости – уже признак умственного выздоровления… Во-первых, ты подумал своей пустой башкой, – она постучала себе кулаком по лбу, – что мне не было никакого резона унижаться при своих! За кого бы тогда они меня сочли? За перевёртыша, двурушника?.. А теперь я в их глазах останусь комсоргом с большой буквы, не сломленной ничем – в отличие от них самих! А это будет послаще твоего тортика, – она кивнула на стол.

– …Так-так… понима-аю… – протянул Стас. – Похоже, я действительно не просёк ситуацию.

– …И во-вторых, – она приблизилась к нему вплотную, – таких пачек должно быть три! В противном случае можешь брать меня силой, если тебе это нужно…

– Лихо! – развёл руками Стас.

– Не нравится? А ведь только что хвалился своей крутизной!

– Да что ты, бабок у меня хватает… – Он задумчиво посмотрел в пол… Затем поднял глаза и улыбнулся: – Однако раз уж мы вступили с тобой в совершенно иные… так сказать, деловые отношения… то и мне придётся утроить цену – иначе, согласись, услуги будут неравнозначны. Всё происходящее мы запишем на видео, и кассету я оставлю себе.

Наталья побледнела:

– Хочешь показать её ребятам? Паскудный же ты человек…

– Извини, дорогая, но такие гонорары не платят даже порнозвёздам. Однако если желаешь, могу обойтись без видео, за прежнюю сумму.

– Чёрт с тобой, снимай своё кино…

– Другой разговор… Только придётся малость обождать, я же не таскаю с собой столько баксов. Сейчас позвоню, и денежки доставят, как говорится, прямо в номер…

– За идиотку меня держишь?

– Не понял…

– Всё ты понял и прекрасно знаешь, как такие дела делаются. После «сеанса» один из твоих отморозков даст мне по зубам, как Славику, а ты положишь баксы себе в карман…

С этими словами она вынула из шкафа сберкнижку с паспортом и бросила их на стол перед Стасом.

– Молоде-ец! – опять удивлённо протянул тот. – Знаешь, мы бы составили с тобой прекрасную пару… Выходит, я и в тебе не ошибся… Нет, после твоих слов я подлинно считаю себя познавшим людей намного лучше самого Фрейда.

Он взял со стола её документы, отошёл к окну и, вынув из бокового кармана пиджака телефон, набрал номер. Затем принялся что-то диктовать и записывать в блокнот… Минут через десять вырвал из него листок и отдал его вместе с паспортом и сберкнижкой Наталье.

– Можешь позвонить в банк и справиться, что теперь ты владелица тридцати тысяч долларов. В сберкнижку можешь внести эту сумму когда захочешь… Ну, а теперь я рассчитываю на твоё «купеческое» слово.

– Грош цена твоему благородству; ты просто не выпустишь меня отсюда живьём, если не получишь своё.

…Некоторое время спустя Наталья положила трубку телефона на место и, убрав документы в шкаф, зашторила окна:

– Сколько у нас времени?

– Ровно сорок минут, – Стас кивнул охраннику. Тот вышел из квартиры, а вернулся уже с мужчиной, в руках которого была видеокамера. Стас включил магнитофон и откинулся на спинку дивана, положив ногу на ногу…

…Когда «сеанс» окончился, он стащил с кровати одеяло и бросил его на обнажённую Наталью, свернувшуюся у стены калачиком и закрывшую лицо руками:

– Сходи в душ: прёт от тебя, как от бордельной девки… Счастливо отметить гонорар.

И в сопровождении охранников Стас покинул квартиру…

– Что, Лоб, получил удовольствие? – спросил он уже в машине.

– Ну…

– Баранки гну… Дай-ка мне ключ. Нужно черкануть ей свой телефончик: вдруг мадам захочет выкупить кассету? Всё ж двадцать кусков!

– Ну, копию-то мы себе оставим? На память, – и он громко расхохотался.

– Обязательно, – вздохнул Стас…

Он поднялся на третий этаж и открыл дверь. Всё также играла музыка. Стас заглянул в комнату.

Наталья в порванном платье и с растрёпанными волосами, всхлипывая, набирала номер телефона.

«Случайно, не в ментовку? – пронеслось у Стаса в голове. – Она что, дура?».

– Николай, – сказала в трубку Наталья, – это я. Как Нина Ивановна?.. Ясно. Теперь слушай меня внимательно. Передай ей прямо сейчас…

«Стучит, паскуда…» – У Стаса бешено заколотилось сердце.

– …Что завтра мы повезём её дочь в центральную клинику к профессору Сазонову. Деньги на операцию у меня есть, и ещё на многое хватит… Какая разница, откуда?.. Главное, скажи ей, чтоб она и в мыслях больше не держала резать себе вены, иначе её упекут в психушку! Ради Бога, спрячь от неё все ножи и вилки!.. А Катеньке обязательно передай, чтобы она больше не плакала; что завтра тётя Наташа принесёт ей шоколадку с орешками и мы поедем с ней к доктору, который её обязательно вылечит. Запомнил?.. Молодец… Сам-то, наверное, голодный. Замори там чем-нибудь червячка, а завтра я тебя накормлю как следует… Всё, до утра…

Она бросила трубку и, подбежав к умывальнику, открыла кран. Её вырвало… Затем, утерев ладонью губы, она подошла к кровати, повалилась на неё и, уткнув лицо в подушку, по-собачьи заскулила…

А Стас стоял в прихожей как вкопанный…

 

 

ТОПОР

 

– Кому говорят, сиди смирно, – Нина затянула на лапе щенка узел, а другой конец верёвки привязала к металлической скобе, торчавшей из кирпичной кладки. Брезгливо тряхнула ладонью. – Всю руку, паразит, изгадил. И так от меня дерьмом прёт…

Она вытерла ладонь грязной тряпкой и откинула её в сторону. После чего, вынув из кармана рваных брюк коробок, чиркнула спичкой.
Газета вспыхнула моментально; затем пламя охватило берёзовую кору; а вскоре послышался треск щепок и поленьев. Дым с самого начала потянуло кверху, через открытый люк, поэтому в самой теплушке им почти не пахло. Нина поставила на огонь закоптевшую кастрюлю с водой и вытащила из-под сваленных в кучу досок ржавый топор. Прищурившись, посмотрела на него:

– Тупой, как сибирский валенок.

Взяла кирпич и принялась неумело затачивать им лезвие топора…

Минуты через две швырнула кирпич на землю и взглянула на щенка:

– Дрейфишь? Ничего, доходяга, чуток потерпишь… Я в своё время тоже терпела, да ещё сколько. – Она присела на сухие кирпичи и задумалась. – Сначала от Гурама… И чего я с ним снюхалась? Ну да, я ведь когда в город приехала, одна-одинёшенька была – ни друзей, ни знакомых. Словом обмолвиться было не с кем. Из родни один дядя Семён остался, да и тот вскоре помер. Успев, правда, переписать на меня свою двухкомнатную квартиру… А тут на дне рождения моей сменщицы Гурам ко мне подсел – с улыбочкой до ушей. Завалил меня анекдотами, я хохотала до упаду… Всё лето ходил передо мной, словно цуцик на задних лапках. Цветами да серёжками забросал меня по самую макушку. А сколько раз приглашал на природу. Музыка, шашлык, «Киндзмараули»! Вот и закружилась моя головушка… И вдруг по осени прибегает, глаза горят. «Хочешь, – говорит, – крутые бабки заработаем. Такой клёвый шанс подвернулся! Нужно только твою хату в оборот пустить… В Цхинвали дворец купим. Будешь, как царица Тамара ходить – в парче и золоте!». Ну, я рот и разинула. Продала квартиру, деньги своему «жениху» сунула, а сама, как он и планировал, временно перешла в его общагу… А когда он там с месяц не появился, меня оттуда попёрли… Нашла своего «джигита» через его дружков-«хачиков». Увидал он меня, в какой-то скверик со своими земляками завёл, и начали они там из меня котлету делать, попутно объясняя, что к чему… Еле доползла тогда до поликлиники…
Кто следующий? Ах, да. Мент на вокзале. Пошёл меня полосовать дубинкой в час ночи, когда я спала. По коленям, рёбрам, а разок-другой и по шее… Сержант – хохол. Огромный, как боров. И злющий, ни приведи Господь ещё раз с ним встретиться! Глаза навыкате, слюна так и брызжет… А лейтенантик худенький такой, пальчики нежные – будто у пианиста. Стоит в сторонке, глядит, как я ору, и лыбится…
После – шпана. Подростки лет пятнадцати. Три парня и две девки. Иду тихо-мирно, бутылки да банки из-под пива собираю. И вдруг эти: «Встань, – говорят, – прямо». И бац мне ногой в грудь! По их разговору поняла, что они каратэ по книжке обучаются, вот и решили использовать меня как тренировочную грушу. И, главное, девки туда же: неумело, а ручонки свои к моему хребту приложили. После, недовольные, дули на них – видать, отшибли …

Теперь вот Никитич. Всё время меня гоняет. «Чтоб, – кричит, – больше тут не воняла!». А где я вымоюсь?.. Сегодня гляжу, он сумку уронил и из неё яблоки посыпались – вот такие крупные! – Она показала руками. – Один, вижу, под куст шиповника закатился. Ну, я его хвать и за пазуху… Так он заметил, вытащил его у меня, спокойно так в сумку свою положил и – хрясь мне по зубам. Я аж в тот куст отлетела – колючий, зараза!.. Вот так, дружок. А у самого этих яблок, я прикинула, кила три, если не больше… Нет, доходяга, не в них дело. А в том, что он – Иван Никитич, – слышала, начальник какой-то автобазы; а я для всех «Нинка-бродяжка», сродни помойной шавке.

Она ухмыльнулась, подвинула в середину костра объятые пламенем поленья.

– Что поделаешь? Я вот недавно видела, как стая бродячих псов кошку на части разодрала; так ведь они по-своему правы, не подыхать же им с голоду. Кошки в свою очередь лопают птичек, те жучков, а жучки личинок – в мире идёт пожирание друг друга, и выживает здесь сильнейший. Сегодня съездили по морде мне – так почему, скажи на милость, я не имею права раскроить череп тебе? Что я, хуже Никитича? Или Гурама? Я ведь тоже челове-ек, – она несколько раз ударила себе кулаком в грудь. – А потому, как и все, имею право хотя бы на борьбу за жизнь… А теперь, бродяга, ответь, – Нина придвинулась к щенку ближе, – что мне делать, если у меня уже с месяц так ноет желудок, что хоть караул кричи – скорее всего, от помойных харчей?! – Она опустила голову. – А теперь вот и сердце прихватило – сил нет! Еле на ногах стою… И тоска такая, хоть волком вой… Щас бы глоток водяры, – она нашарила под досками пузырёк «Крепыша» и, убедившись, что тот пуст, бросила его в угол.

Щенок присел на тоненьких лапках и сделал лужу. Затем пошатнулся и упал набок.

– Смотри раньше времени не сдохни, – поглядев на него, проговорила Нина. – Вот скажи: зачем ты ко мне подошёл? Я тебя звала? Сам напросился, теперь не обижайся…

Она посмотрела на закипающую в кастрюле воду, вытащила из потрёпанной сумки четвертинку батона и попыталась от него откусить; но только сморщилась.

– Зубы сломаешь, – Нина положила кусок батона рядом с собой, – ну да ничего, сгрызём и такой, мы люди не гордые...

Внезапно застонав, схватилась за живот и слегка согнулась… Минуты через три встала, вытерла со лба пот; затем ещё раз взглянула на кастрюлю и повернулась к щенку. Тот – видимо, почуяв запах хлеба – начал водить носом и жалобно скулить.

– Думаешь, я тебе жрать готовлю?! – Нина схватила топор и стала медленно подходить к щенку. – Даже не мечтай!.. Тебе всё одно не жить, рёбра вон уже выпирают! А мне крепкого бульону нужно, позарез! Хоть собачьего. Лишь бы пузо, наконец, прошло! Лишь бы по дороге не сдохнуть!.. А дойти надо, там мамкина хата на краю деревни… И не сверли меня своими глазёнками. Хочешь мне в душу влезть? Так из меня её давно вышибли! Меня последнее время только и били! А сейчас я сильнее – значит, имею право… Такая жизнь. Не нами она придумана – не нам её и менять…

Она остановилась прямо перед кутёнком, который, продолжая принюхиваться и скулить, смотрел на человека.

– Отвернись, дурак! – проговорила Нина; затем медленно, чтоб не вспугнуть щенка, занесла над ним топор… но через какое-то время опустила руки и, уткнувшись головой в кирпичную стену, тяжело задышала:

– Щас… сделаем…

Минуту спустя она вновь подняла топор, взглянула на щенка, немного помедлила… и что есть силы ударила по верёвке, которой тот был привязан к скобе.

Топор выпал из её рук, щенок с верёвкой на лапе отскочил в сторону.

Нина рухнула наземь, закрыла лицо дрожащими руками и заревела:

– Не могу-у…

Затем схватила щенка, отвязала с его лапы верёвку и, крепко прижав зверёныша к своей груди, горячо зашептала:

– Знаешь, братишка, недалеко от нашего дома, где я жила с мамкой, есть лесное озеро. Я ещё девчонкой бегала туда купаться. Там такая тишина и благодать!.. И вдруг – стая белых чаек. Как выпорхнет из прибрежных кустов!.. Смотришь – а по соснам бельчата карабкаются… Представляешь, иной раз протянешь руку с горбушкой или сухарём – они прямо на плечи прыгают, а чайки аж на ладонь садятся – коготки такие острые, но мне не больно, только щекотно… И ведь не боялись меня… А я платьишко скину – и в воду. Она такая холодная! Там, говорили, подземные ключи бьют… А рядом со мной – дикие утки. Тоже – култык головой в воду, за кормом, только лапки торчат… Вода чистая, воздух свежий; а главное – ни одного человечка вокруг. Такая отрада на душе!.. Пойдём туда со мной, а? – Она погладила щенка по макушке. – Хата наша, наверное, ещё цела, только заколочена, доски с окошек отодрать надо… Вскопаем огород, посадим картошку, будем её на постном масле жарить… Как-нибудь проживём… Дойти бы только…

Нина встала и, намочив в воде хлеб, попыталась его разломить, но тот не поддался. Тогда она взяла топор, расколола кусок батона на несколько частей и протянула их щенку. Тот, заурчав, набросился на угощение…

– Ничего, доходяга, может, и оклемаешься. Вырастешь – будешь дом наш стеречь. – Она вынула из кармана брюк заплесневелую сардельку и скормила её кутёнку… Затем подобрала с кирпичей крошки хлеба и бросила их себе в рот.

Резь в желудке возобновилась; но боль в сердце как рукой сняло, Нина даже удивилась такой перемене…

Щенок, наевшись, лизнул её ладонь и, свернувшись калачиком возле её ног, задремал.

А Нина задумчиво жевала хлеб. По её щекам всё текли и текли слёзы – но впервые за последние годы не от обиды и страха…

г. Владимир