Вячеслав ЛЮТЫЙ. ПРИЗНАКИ БЫТИЯ. Конкретика детали в поэзии Юрия Кузнецова

Вячеслав ЛЮТЫЙ

26.02.2024

274

2

Вячеслав ЛЮТЫЙ

ПРИЗНАКИ БЫТИЯ

Конкретика детали в поэзии Юрия Кузнецова

В поэзии, как и в прозе, чрезвычайно важную роль играет деталь происходящего или зримая подробность тех предметов, которые вовлечены автором в сюжет. Как правило, таких реальных штрихов окружающей обстановки в стихах совсем немного, и поэт использует их очень взвешенно и скупо, уточняя психологическую ситуацию или житейскую картину, которая разворачивается перед читателем. Обычно в стихотворениях с прописанной деталировкой реальности её приметы призваны быть инструментом переноса смысла или фабулы в контекст осязаемой действительности. Это может быть запомнившийся цвет платья, стоптанная обувь, нарядная косынка в руке или что-либо другое в предметном ряду, составляющем ментальный оттиск бытия в авторском творении.

Подобных штрихов или фактурных нюансов достаточно много в поэзии Блока, хотя в иных вещах его поэтическая речь оказывается вполне условна. В советской лирике, во многом унаследовавшей склонность акмеизма к плотности и наглядности детали, такие визуальные уточнения были приёмом весьма распространённым. Так прорисовывается картина, которая под пером стихотворца обретает черты конкретные, узнаваемые, отсылающие к прежнему опыту. Или, напротив, использованием их достигается сближение привычно всплывающего в памяти образа – с возникшим новым, доселе неведомым, коему необходимо придать качество достоверности.

Ничего подобного в стихотворениях Юрия Кузнецова мы не встречаем. Если оглянуться на известную фразу о том, что в стихах поэта русский человек присутствует в значении русского народа как такового, можно заметить, что и предметный ряд его, оказывается, состоит из зверей, птиц, деревьев, холмов и воды, которые видятся, скорее, отображением понятия или категории объекта, а совсем не подтверждением принадлежности его к чему-то наглядно земному – известному многим в связи с обиходом или постоянным наличием в плотной среде действительности.

Иными словами, Кузнецов, как правило, обращается к предметам общим, а не конкретным: птица у него почти никогда не определяется по родам и видам (скворец, жаворонок), цветы крайне редко называются по имени (астры, ромашки). И если это случается, то перед нами – пример подчёркнутой авторской отсылки к образу архетипическому (скажем, дуб – как символ крепости и долголетия) или, напротив, к житейски-стертому (канарейка в доме – отпечаток налаженного и умиротворённого быта), а вовсе не живописная детализация той или иной лирической мизансцены.

Такой алгоритм художественного изображения в известной мере может быть соотнесен с реальным миром, но в большей степени он склоняется к авторскому прозреванию смысла происходящего и сил, которые взаимодействуют друг с другом. Это сродни рентгеновскому снимку, когда становятся невидимыми внешние покровы, но явственно просматривается сама основа существа или объекта. В нашем случае – процесс движения и сопряжения тектонических плит плотной земли и призрачной человеческой истории. Или нарождающиеся смыслы завтрашнего дня – и осыпающийся скелет уходящего навсегда прошлого...

У Кузнецова мы не найдём примет характерного – того, что как раз и составляет рисунок всего внешнего, знакомого и привычного. Его мир, сосредоточенный в поэтической строке, отличается жёсткой, почти жестокой неожиданностью и самовластным появлением предметов, которые для изображаемого контекста не то чтобы не подходят, но являются вещами, возникающими наперекор сложившемуся миропорядку или повседневному самочувствию героя.

Фигура Юрия Кузнецова, таким образом, предстаёт в роли визионера. Его alter ego вступает в диалог не со своим современником, а со вселенной и Создателем: со скрытыми корнями древней русской истории... с загадкой души и тела человека... со зверями и птицами… с матерью-сырой землёй и с небом, которое неуловимо и прозрачно, однако называется «твердью». Всё огромное и таинственное сродно ему органически. Складывается ощущение, будто поэт был чей-то властной рукой некогда вынут из созвучной ему среды и помещён в координаты узкие, неполные и очень условные – именно так можно кратко охарактеризовать наш земной мир.

Важно обозначить ещё одну принадлежность этого непостижимого художника: родство со всем русским и глубинное понимание русского человека – при всей его непоследовательности, порою слабости и пассивности, но одновременно – жертвенности и любви к своему земному Отечеству. Понимание русского человека как центрального духовного звена цивилизации.

Своим творчеством Юрий Кузнецов представляет русскую культуру и, шире, русский народ. Притом очевидно: лишь частью своей он – обитатель здешнего мира, а всем существом своим принадлежит пространствам и законам, которые мы можем понять лишь до некоторого предела. Но уже то, что поэт художественными средствами приблизил нас к изначально таинственному Бытию, признаки которого порою угадываются в происходящем вокруг нас, делает его поэзию уникальной и несопоставимой ни с чем иным в нашей литературе и нашей истории.