Вячеслав МИХАЙЛОВ. УСКОЛЬЗНУВШИЙ. Рассказ

 

Вячеслав МИХАЙЛОВ

УСКОЛЬЗНУВШИЙ

Рассказ

 

I.

Сергей Луков был встревожен, предчувствуя неладное: зам гендиректора по производству второй раз за неделю пригласил его на разговор в ближний ресторан вместо вызова к себе в кабинет.

Луков пришёл первым и прохаживался по малолюдному, несмотря на вечерний час, вестибюлю, раздумывая опять о событиях, вслед за которыми образовалась эта странная, неприятная ситуация.

Энергетическая компания, где он работал главным техническим экспертом, задумала провести масштабную модернизацию одной из своих крупных электростанций. Дело шло обычным порядком: заказали проектной организации технико-экономическое обоснование, завершённый документ передали ключевым специалистам компании для оценки, замечаний и предложений. Подготовил своё заключение и Сергей. Проект модернизации вышел солидный – на шестнадцать миллиардов рублей; обосновал его подрядчик толково, показал, что компании будет весьма полезен, и замечаний у эксперта набралось немного, а особо значимое касалось энергетических турбин. На смену устаревшим турбинам электростанции проектировщики рассматривали новые двух зарубежных фирм-производителей, стоившие примерно одинаково; выбрали изделия одной фирмы, отклонив продукцию другой. Луков сделал проверочные расчеты, привёл доказательства, что отклоненные турбины лучше выбранных и предложил использовать их в проекте. И пошло-поехало.

Вначале упомянутый зам рекомендовал ему просмотреть критически свои расчеты, заметив мимоходом, что модернизация будет хороша и с выбранными, и с отклоненными турбинами, а производитель выбранных турбин очень надежен, оборудование его успешно применяется на нескольких наших электростанциях, и желательно бы исключить замечание и предложение по турбинам. Уязвлённый Сергей продолжил отстаивать отклонённые турбины, подчеркивая, что они сэкономят топлива на лишних восемьдесят-девяносто миллионов рублей ежегодно и что производитель их тоже надежен, не новичок у нас в стране. Далее зам предложил – с какой-то угодливой любезностью – встретиться в том самом ближнем ресторане в обеденный перерыв. Теперь он смущенно говорил, что замечание по турбинам бросает тень на проектную организацию и косвенно на него, благоволящего ей, а напоследок попросил исполнить своё пожелание, обещая премию в два оклада. С негодованием и крайне резко Сергей отказал, напомнив, что старомоден в понимании профессионального долга. Зам же, игнорируя дерзость ответа подчинённого, посоветовал не горячиться, не торопиться, подумать день-другой.    

Луков понять не мог причины настырности непосредственного своего шефа. «Ясно, как дважды два, – мыслил он, – либо у самого зама, либо ещё у кого наверху есть свой интерес к закупке нашей компанией именно выбранных турбин. Вряд ли о репутации зам печётся, тут пахнет вполне себе материальным интересом. А соображения мои поперёк стали. И что? Не впервой. Но прежде, как было: если не устраивало зама моё заключение по какому-то вопросу, и гнул я свою линию, он просто хода ему не давал, убирал подальше, заменял подходящим мнением другого эксперта-технаря. Я не возмущался, не стучал, прав не качал: делаю свою работу, как следует, а шеф решает, как распорядиться её результатом, – так у нас давно повелось по молчаливому согласию. Какого чёрта сейчас прицепился?».

Наконец подошёл зам и, едва они уселись за угловым ресторанным столиком, тихо спросил:

– Что же вы решили, Сергей?

– Догадываетесь, полагаю, – сразу выпалил Луков. – Ничего я исключать не буду. В чём проблема, Михаил Андреевич? Не годится моё заключение, поручите Шибалину – и все дела.

  – Я так и сделал, – сказал зам. – И передал пакет заключений по проекту модернизации генеральному директору. Но он требует ваше.

 – С чего вдруг? – изумился Луков. – Он недавно у нас – года ещё нет, и мы с ним не пересекались пока.

– Генеральный просматривал ваши заключения по паре предыдущих небольших проектов. К тому же вы с ним пересекались, и он это не забыл. В самом начале девяностых, он – тогда директор N-ской ТЭЦ – проходил курсы повышения квалификации руководящих кадров в МЭИ, а вы, молодой доцент, вели семинарские занятия в их группе – с его слов. В высоких тонах говорил о вас, когда узнал, что работаете в компании, большим докой в энергетике назвал. Тут мне нечего возразить… Но это всё лирика. Ему ваша оценка проекта нужна. А мне она не подходит, и вы не согласны её изменить – вот проблема. Что прикажете делать?

Сергей угрюмо молчал. Подошел официант, и зам, не открывая меню, сделал небольшой заказ на двоих.

– Послушайте, – продолжил уговаривать Михаил Андреевич, когда официант удалился, – вас же не просят химичить, фальсифицировать. Уберите замечание, предложение по турбинам – считайте, не проводили вы расчеты мудрёные, не требовалось это к тому же, – и всё.

– Но я проводил, – отреагировал запальчиво Луков, – и знаю, какие турбины лучше для режимов нашей электростанции, – как с этим быть? Какая разница: схимичил или узнал и утаил, прикинулся, что не в курсе! Я так не могу. Выкручивайтесь, как хотите.

Побледневший зам откинулся на спинку стула, достал не без труда носовой платок из кармана брюк, протер лоб, потом очки, снова прошёлся по лицу, осмотрелся.

– Мне и поручено, Сергей, – глухим неровным голосом сказал Михаил Андреевич, – сообщить вам, как мы решили выкрутиться, если будете на своём стоять. Карты открыть поручено.

– Кем поручено? – насторожился Луков, с опаской глядя на заметно преобразившегося зама.

– Нашим финансовым директором Сиротиным, я тут не первая скрипка – он решает. Послушайте, не перебивайте… Вы понимаете прекрасно, я буду вынужден передать генеральному ваше заключение. Если вы его не измените, как я прошу, генеральный, скорее всего, поддержит закупку отклоненных турбин. Да-да, так и будет. А есть договоренность между Сиротиным и важным лицом фирмы-производителя выбранных турбин: если наша компания купит эти турбины, то Сиротину перепадет два процента от их условленной цены, а это порядка трёх миллионов долларов – хорош куш, да! Достанется и мне кое-что. Так вот, наш босс финансовый этот куш упустить не хочет ни в какую. Он предлагает вам сто двадцать тысяч долларов за то лишь, чтобы генеральный получил ваше заключение без замечания и предложения по турбинам. И за то ещё, чтобы лишнее не болтали. Огромные деньги, Сергей, за пустяк, в сущности. Что тут думать!   

Теперь Луков осознал опасность переплета, в который угодил: сей момент он поставлен в известность о спланированном жирнющем откате и ему, оказавшемуся негаданной помехой, – удружил генеральный, надо же, – предложено приобщиться к этой затее за большое бабло; и попробуй нет сказать, став посвящённым.

«Вот твари ненасытные, мало зарплат бешеных и премий! – кипел Сергей, стараясь не выдать наружу смятение и злость. – Но что делать-то?! Не отстанут ведь… и кокнуть же могут, если упираться буду: нет человека – нет заключения. А деньги их брать?.. Включу-ка для начала возмущение, пугну».    

– Я не раз давал понять, Михаил Андреевич, хватает мне денег! – поцедил он сурово, распрямляя плечи и подаваясь немного вперёд. – А таких тем паче не надо. Вы, вообще, не боитесь, что я пишу наш разговор, что открою генеральному план ваш отката? Остерегаетесь его, судя по всему, значит, человек он правильный и шайку вашу на чистую воду выведет.  

– Не валяйте дурака, – прошипел зам, прерывисто дыша. – Я вам всё выложил – идея эта Сиротина – и отлично вы поняли, что два теперь есть варианта: или принимаете финальное предложение, или…   

– Что или? – усмехнулся через силу Луков, с великим трудом играя ледяное хладнокровие. – Грохнете меня? Как, кто? Может вы? Не смешите: трясётесь вон от страха. Да я сейчас шум подниму, полицию позову и прямиком к генеральному на доклад.

– Не глупите же, повторяю, – почти прошептал зам, склонившись над столом, смахивая опять капельки пота со лба. – Не станете вы шуметь, и запись вам не пригодится, если пишете разговор. Всё по-взрослому будет. Обернитесь и поймёте.

Сергей повернул назад голову, увидел прямо за спиной ладно скроенного мужчину средних лет в строгом костюме, который нагнулся к его уху и невозмутимо предупредил: «Сиди смирно, не дёргайся и слушай. А нет, у меня электрошокер и удостоверение Следственного комитета: мигом транспортируем отсюда как подозреваемого», затем неторопливо присел за соседний, через проход, стол к поджидавшему его напарнику.  

Опешивший Сергей молчал, пытаясь собраться с мыслями, и, наконец, вымолвил:

– Кино. Это припугнуть, да?

– Нет же, чудак-человек, – заспешил зам, видя растерянность Лукова, – Сиротин это действует. Он мне так и сказал: «Хватит с ним возиться. Пусть берёт деньги, делает, что говорят, и помалкивает или заплатит собственной шкурой за своё упрямство». Со злобой сказал. Очень опасный человек, денег не пожалеет на спецов, чтобы убрали вас по-тихому, без следов, если не согласитесь.

–  И как задумали убрать – пулю в лоб? – машинально, понуро спросил Луков.

– Почём я знаю. Мудрить не станут, инсценируют несчастный случай или ограбление с летальным исходом – что-то в этом роде. И останется безвестным ваш подвиг… Поверьте, Сергей, – выдал вдруг откровение Михаил Андреевич, – я первый раз в такую историю влип и против был радикального решения.

  – Неужели? – презрительно кольнул глазами зама Сергей.  

  – Да, против. Я сказал Сиротину, не надо крайностей, пусть будет как будет: передам генеральному заключение Лукова – то, что есть, и как решит он вопрос с турбинами, так тому и быть; не выгорит дело с тремя миллионами, значит, нет – другие будут возможности.  

– А Сиротин?

– Наорал, сказал, чтоб в задницу засунул свой дрянной совет. У меня, шумел он, этот трёшник уже в кармане, считай, а Луков твой в тандеме с генеральным и будущие возможности может похерить. В общем, или – или, никак иначе.

– Повезло вашей шайке с главарём – дальновидный мухомор, – буркнул Сергей. – Ну, а если я предложение ваше приму, а потом расскажу всё генеральному и в полиции или ФСБ?

– Несерьёзно, глупо, – скептически покачал головой зам. – Если согласитесь, всё равно без обыска отсюда не уйдёте – и что у вас будет кроме слов? Где доказательства? Сиротин в лепёшку расшибётся, чтобы выставить вас клеветником. И способ найдёт расправиться с вами – за обман уже. 

Луков был в тупике: отказать – страшно, согласиться – гадко и стыдно, иной выход в голову не идёт, ибо в ней сумбур. Боже мой, думал он, как боялся всегда подобных случаев, удавалось ведь увёртываться от них, обходить их стороной, как дерьмо собачье на тротуарах, даже в ельцинскую пору, криминальную вдоль и поперёк, и на тебе – угораздило, бляха-муха.

Душевные его метания прервал тихий, раздраженный голос зама:

– Странный вы всё же человек, ей-богу! Куда ни глянь, люди простые ищут дополнительные доходы, незаконными не гнушаются: и в частных компаниях, и в государственных, и на госслужбе – регулярно или по случаю, с риском или без. Не для процветания, нет, – жить чтобы по-людски. Не стыдятся, как бывало в советские времена. Когда совестят их командиры экономики, политики за это дело – злятся, плюются. Логично вполне рассуждают: сами, мол, нахапали дальше некуда под шумок рыночных реформ – законно, преступно, всяко, – и мы будем выбираться из нужды, как получится. Разве не железная логика?.. Не будьте вы дураком. Пятьдесят семь вам: побалуетесь на пенсии путешествиями, рыбалкой на теплых морях – вы любитель, я слышал… И ещё одно. Ратуете вы за лучшие турбины для компании. Но для кого лучше они будут? Где окажется то, что выгадают они? Не у работников компании, нет, – в кармане собственника, капиталиста. Вас же тошнит от нашего дикого капитализма – я знаю, – а принципиальность ваша на капиталиста как раз работает – так выходит. Отдайте наконец эти сто двадцать тысяч детям, раз противны они вам. Деточкин из «Берегись автомобиля» – помните – реквизировал «Волги» у одних жуликов, продавал другим жуликам и отсылал грязные деньги детдомам – герой положительный на все времена.

– Зачем же лукавить так примитивно! – не выдержал Луков. – От турбин моих выиграет не только капиталист: выбросы вредные они меньше дают, чем ваши откатные турбины, и топливную экономию в деньгах не всю может прикарманить собственник, а за вычетом налога – вам хорошо это известно… Да-а, – продолжил он едко через мгновение, – самооправдание у вас железное, что касается откатов. На соучастие в убийстве тоже самоотмазка есть?

– Помогите же мне, Сергей! – неожиданно совершенно и надрывно взмолился Михаил Андреевич, с испугом оглянувшись на стол наёмников. – Спасите от греха этого: уступите, возьмите деньги. Потом уволитесь, забудете обо всём – не проблема для вас устроиться на хорошее место. Прошу вас, ради бога!

Луков удивленно глядел в полные непритворной болью глаза зама.

– Как же оказались вы в подручных у Сиротина?

– Мало-помалу, незаметно, – комкая слова, с надеждой отвечал Михаил Андреевич. – Поначалу советовался он, помочь просил, бонусы передавал щедрые – за пределами офиса, само собой, – а потом указывать стал. Когда я взбрыкнул – не захотел сделку одну чересчур рискованную поддержать, – сын ночевать не пришёл – первокурсник, на звонки не отвечал, жена с ума сходила, решили в полицию сообщить – под утро уже. И тут звонит Сиротин, успокойся, говорит, вернётся днём сынок – это я, чтоб вбил ты себе в голову: не надо в позу вставать, не потерплю. Вот так. Вас это не держит – вы вдовец и с детьми не сложилось, насколько мне известно.

– А вы, я смотрю, мастак большой по части самооправданий! – разозлился опять Луков от того более, что коснулся зам его семейного прошлого. – Силком вас никто не тянул на эту дорожку, и денежкам от Сиротина приложение нашлось. Так что не надо изображать жертву. Спа-а-сите от этого греха, – передразнил он желчно. – Не теперь, так в другой раз он вас не минует. И хватит уже трепаться, давайте по существу. Я в затруднении – всё это как снег на голову. Могу ещё подумать?

– Сиротин предупредил, – пробормотал сникший Михаил Андреевич, – только до завтрашнего утра у себя дома и под надзором наших людей. Можете ехать с ними прямо сейчас. Один будет у подъезда, другой – с вами в квартире – он свяжет вас с Сиротиным, когда созреете.

– Хорошо, – поднялся Луков. – Едем.

 

II.

В пути по ночной бессонной Москве – ехать было около часа – Сергею удалось поразмышлять над своим положением, благо не мешали немые наёмники, доставляющие домой. Он ясно понимал, чем обернётся его упорство, легко представил, как вывезут в безлюдный переулок неподалёку от домашних пенатов, воткнут в тело нож, заберут портмоне с деньгами и банковскими картами, плащ кожаный, часы, снимут печатку с пальца, ещё возьмут чего-нибудь, имеющее ценность для бандита средней руки, и готово убийство при ограблении, что пророчил чёртов зам. Воображенная жуткая картина притушила недавний пыл, и он стал склоняться к мысли, что не тот это случай, чтобы лезть в петлю, совсем не тот, находя в поддержку новые и новые доводы. «Подпишу своё урезанное заключение – пусть подавятся, уволюсь сразу и мотну куда подальше, – крутилось в голове, – уйду, может, вовсе из энергетики. Долю свою откатную благотворительному фонду детскому отдам – спасибо чёртову заму за совет». А чуть погодя скрипнул ненавистно зубами, подумав, как шайка топ-менеджерская руки будет потирать: запугали, придавили, взнуздали. «В общем, ничего пока не решено, точки нет, – буркнул он досадливо про себя. – Дома ещё покумекаю».

Отвлечения ради стал разглядывать тайком обоих своих надзирателей и киллеров по совместительству, видимо. «Внешне – чиновники, офицеры, преподаватели, тренеры, – оценил навскидку, – ничего от уголовников. Силовики бывшие – кто ещё. Как же исправно и стабильно, – пришло вдруг в голову, – насыщается наш преступный мир мозгами и умениями».

По приезде один из наёмников остался в машине, припаркованной у подъезда дома, а другой поднялся вместе с Луковым в его квартиру на третьем этаже и, закрыв входную дверь изнутри, вежливо попросил хозяина отдать запасные ключи и все средства связи, что есть, помимо изъятого уже смартфона. Получив планшет, ноутбук, учтивый наёмник не спеша осмотрел обе комнаты, таская за собой хозяина, порылся слегка в столах, отключил роутер, сложил его вместе с остальной техникой в большой пакет и, взглянув на Лукова глазами доброго знакомого, сказал: «Я буду в прихожей, на диване. Вы у себя дома: кухня, ванна и прочее. Только не закрывайте двери в комнаты, на кухню и напрасных движений не делайте – ни к чему лишние страдания. Время у вас до восьми ноль-ноль».

Дома так дома. Сергей освежился в ванной, приготовил крепкий чай, бутерброды со свежим козьим сыром – в ресторане не до трапезы было – и отнес всё это на подносе к себе в комнату. Наёмник за предложение перекусить поблагодарил и ожидаемо отказался.

После чая и сыра Сергей улёгся на кровать, включив негромко магнитофон: «Подмосковные вечера», «Русское поле», иные душевные и мелодичные песни советских времен, полюбившиеся с детства, – помогали всегда расслабиться. Скоро отнёс на кухню поднос с посудой, мимоходом встретился глазами с потенциальным своим ликвидатором: несмотря на время – далеко за полночь – взор его был ясен, свеж, почудилось даже, несколько сентиментален. «Похоже, принял средство ото сна, – предположил Сергей, – и музычка моя, кажется, понравилась». Вернувшись в комнату, завёл ещё одну любимую мелодию – известную хоральную прелюдию фа минор Баха, настраивающую обычно на здравый лад, повторял её раз за разом.

На самом деле Луков попросту тянул время, отодвигал тягостный момент объявления Сиротину о своём решении уступить, к которому, в сущности, пришёл по пути домой и которое не желал переменить.

По прошествии получаса с предыдущего выхода Сергей опять направился в кухню – за питьевой водой теперь – и, войдя в прихожую, ошарашенно замер: его вежливый и безупречно профессиональный, как виделось до сей минуты, надзиратель спал полулёжа на диване. «Ай да Бах, убаюкал», – мелькнула у Лукова насмешливая мысль.    

Далее, не ведая почему и не найдя разумного тому объяснения впоследствии, он стал действовать, как робот, запрограммированный на побег. На цыпочках двинулся к посапывающему слегка наёмнику, чтобы поискать у него и извлечь ключи от входной двери, но, сделав несколько шагов, вновь застыл: «Куда?! Идиот! Очнётся ведь. Да к тому же второй у подъезда караулит. Остаётся окно. Спокойно, не суетись, главное – спокойно». Тихо возвратился в комнату, плотно прикрыв за собою дверь, отворил аккуратно окно, выходившее на тыльную сторону дома, и выглянул в полумрак осеннего двора, глотая охотно бодрящий прохладный воздух: «Ни фига почти не видно. Метров восемь до земли». Связал основательно две простыни и два пододеяльника, прикрутил один конец к отопительным трубам, другой скинул из окна вниз, не переставая подбадривать себя: «Спокойно, спокойно, не проснётся, всё получится». Скоренько собрал свои основные документы в сумку на ремне, утеплился шерстяным свитером, достал из шкафа новые кроссовки – не идти же за полуботинками в прихожую, – выудил из глубины книжной полки спрятанные двадцать тысяч баксов НЗ и, наконец, забрался на подоконник. Спуск прошёл довольно гладко – руки физкультурника, узлы самодельного каната не подвели, – и через пару минут Сергей восторженно улепётывал подальше от своего дома, оглядываясь нет-нет.

Долго уходил чернеющими проходами между окрестными зданиями, меняя несколько раз направление, минуя ярко освещённые улицы, пока не убедился, что погони нет. «А может вовсе её не было, – весело допустил Сергей, – и надзиратель мой дрыхнет ещё. Ищите ветра в поле в любом случае… Куда теперь и что дальше делать?». Вопросы эти пробивались, пока удирал, но было не до них. Ответ на первый, самый насущный, родился довольно скоро, без особых колебаний: побыстрее нужно выбираться из Москвы, ехать в дальнее Подмосковье к однокурснику Генке Бочарину; на работе о нём не знают, номера его в моём мобильнике нет, так что искать у него точно не станут; перекантуюсь несколько дней, определюсь без суеты, как дальше быть.

Давние товарищеские отношения Лукова с Бочариным замешаны были на совместном житье в студенческой общаге со всеми его непременными атрибутами: общим столом, бдениями до утра перед экзаменационной сессией, когда срочно приходилось доделывать запущенные курсовые работы, спорами до хрипоты и красноты по всевозможным предметам, несчетными шумными вечеринками, ссорами из-за девчонок и примирениями, потасовками, в которых ни разу не стояли друг против друга. После учёбы встречались от случая к случаю, но когда сходились, не могли наговориться, расстаться – возникшие в юности душевные узы не слабли. Только вот около года уже не виделись, не созванивались: Луков потерял телефон, и восстановить часть контактов не удалось, в том числе Генкин номер. «Нет худа без добра», – улыбнулся он, подумав об этом.  

По пути к метро почувствовал, что озяб, решил не ждать полтора часа до его открытия – не хватало ещё простудиться – и поехал к вокзалу на такси.

Сев в первую электричку, оглядевшись пристально по сторонам, начал тихо-тихо раздумывать, как быть дальше. В полицию, в Следственный комитет твердо решил не обращаться. «Без опоры там Сиротин и подручные его не орудовали бы так нагло, – рассудил Сергей, – и к тому же прав чёртов зам, – что я предъявлю, кроме слов про спланированный откат да про то, что угрожали, захватили меня и заперли в собственной квартире? Запросто они, cо своими деньгами и ресурсами иными, потянуть могут меня за клевету, а то и в психушку спрятать. В общем, позиция моя слабая, а возможности у них большие – вопрос закрыт. Что тогда?.. Прежде понять надо, как среагирует шайка на мой побег, попытаться, по крайней мере, – соображал Луков. – Да-да, понять. Сиротин, конечно, будет взбешён: болваны, найти, схватить! Поостынет, приготовится встречать меня в сопровождении полиции – не в курсе же он, что к ментам не пойду. С замом на пару небылицу состряпают что-то вроде: обиженный сотрудник просил прибавку большую к зарплате и не получил – мстит руководству, историю бредовую выдумал. Наверняка установят наблюдение за офисом, чтобы перехватить меня на подходе, если рискну один заявиться. И разыскивать параллельно станут, используя все связи: у коллег, по адресам, что нароют у меня дома и вычислят по номерам из телефонной книжки смартфона… Ни в ноутбуке у меня, ни в планшете адресов родных и знакомых нет, не припомню, во всяком случае, а бумажные письма не в ходу давно. Так что работать будут больше по телефонным номерам. Сильная работёнка, н-да... Вряд ли станут ходить по адресам – «Нет ли Лукова у вас?», – но позвонить могут, поинтересоваться, а скорее наблюдение установят, чтобы перехватить меня опять же. Набрать надо Ольге в Томск: мимо сестры не пройдут. Хорошо, номер её помню. Что только сказать? Мобильник срочно нужен и симки-анонимки. Стоп, стоп, фантазёр, – одёрнул вдруг себя полураздражённо, полунасмешливо Сергей, – разошёлся, бляха-муха. На хрена им, подумай, поиски масштабные и долгие? Если сегодня, завтра – в ближайшие дни – не будет меня в офисе с ментами, то шайка решит – логично вполне, – что в полицию, в СК я не обращался и вряд ли уже это сделаю. Зам доложит генеральному, что нет меня, отпросился, дескать, на денёк и запропастился куда-то, на звонки не откликается, дома нет, коллеги не ведают, где он, ищем такого-сякого немазаного. А дело не терпит: три-четыре недели и решение по проекту модернизации электростанции будет принято без моего заключения, контракты на поставку оборудования подпишут и всё – поезд ушёл. Значит, будут офис от меня охранять и охотиться за мной ближайший месяц, два от силы. Получит Сиротин бабки, и плевать ему на меня, в сущности: вернусь я или сгину с концами. Так что нужно на пару месяцев лечь на дно, а там видно будет… Снять, может, домик с отоплением где-нибудь в подмосковном захолустье?.. Генке рассказывать не стану про всё это. Насчёт приезда что-нибудь совру».

Отходя от размышлений, Сергей задремал и сразу отключился: сон, тщетно атаковавший его после того, как электричка тронулась, добился-таки своего. Спал с полчаса – до своей остановки и не будь она конечной, покатил бы во сне дальше.

 

III.

Дверь открыла жена Бочарина, и на Сергея приятно пахнуло лёгким парфюмом.

– Привет, Ирочка! – поздоровался Луков, глядя усталыми глазами, натужно и виновато улыбаясь.

– Здравствуй, пропащий, – изумленно воскликнула стоявшая у порога и одетая на выход миниатюрная хозяйка, приобняв, чмокнув его в щёку. – Проходи, проходи. А я думаю, какой Луков, как Луков? В глазок толком не видно. Ну, сюрприз! Гена-а, иди скорей, встречай Серёжку. Ты как-то по-спортивному одет. В походе, что ли был поблизости и заглянул с утра пораньше? – спросила шутливо Ирина, а в глазах её к удивлению прибавилось некоторое беспокойство.

– Ага, вроде того, – поддержал нежданный гость несерьёзный её тон.

– Повезло тебе: я задержалась малость, и дружок твой два дня отпуска догуливает.

– На удачу и рассчитывал. Как вы тут поживаете?

– Порядок у нас, – выскочил из комнаты заспанный и, судя по торчащему вкривь воротнику рубашки, наспех одевшийся Бочарин. – Здорово, друг ситный! – обнял он Лукова и, сделав шаг назад, ласково оглядывал его. – Куда ж ты испарился, «редиска»? Телефон, чай, посеял: звоню, звоню и ни гугу. Всё на месте, кажись: крепок, строен, волосат вполне – не моя лысина, глаза – небо синее – алкоголем не попорчены. Какие там пятьдесят семь – полтинника не дашь.

– Посеял, посеял. Рад вас видеть, дорогие.

– Всё, мужички, я убега… – помахала ладошкой Ирина, толкая прикрытую входную дверь. – Опаздываю, на работе ждут. Ты, Серёж, останешься до завтра или как?

– Не знаю ещё, – замялся Луков.

– Оставайся, я на ужин перцы фаршированные сварганю. Пока.

За дверью ещё постукивали еле слышно её каблучки, а Бочарин уже вопросил серьёзным тоном:

– Ну, Серый, что у тебя стряслось? Только, не надо мне лапшу вешать.      

– Ладно, не буду, – послушно кивнул Луков, сел глубоко в кресло и с блаженством шумно выдохнул, ощутив себя, наконец, в безопасности. – Устал чуток, набегался… Ира не изменилась почти. Ты всё главным инженером в местных электросетях? А дети как?

– Где ж мне быть? Наверх – поздно, а вниз – кто ж посмеет. Дети работают, слава богу, – и Ванька и Аля. Проблемами не грузят особенно, помогаем изредка. И внучка в порядке. Ты не виляй, в сторону не уходи.

– Хорошо, хорошо… Так вышло, Геныч… внезапно так. Ты, понимаешь, днём ещё вчера представить не мог, что возможен такой кошмар! – Сергей судорожно засмеялся вполголоса и, взяв себя в руки, быстро проговорил: – Короче, в передрягу я попал серьёзную. Рассказать, что и как, не могу пока – не хочу впутать вас ненароком. Поверь, я ж не паникёр какой. Скрыться мне нужно на пару месяцев где-нибудь поглубже – в Подмосковье или в соседней области. К тебе на день-другой отдышаться – тут искать не будут.

– Кто тебя ищет? Какой такой кошмар? – воскликнул горячо Бочарин. – Требую полной картины.

– Не проси, Геныч, – категорично покачал головой Луков. – Напомни лучше, где тут у вас поблизости торговый центр – прикупить кое-что нужно поскорее, деньги снять?

– Напрасно ты, – обиженно буркнул Бочарин, поняв, что без толку и неправильно дёргать сейчас дружка расспросами. – Поделился бы: две головы одной лучше. А торговый центр – от подъезда направо до перекрестка, на углу, метров пятьсот отсюда… Может, перекусишь сначала, отдохнёшь, и вместе сходим?

– Нет, я сам. Вернусь, поедим и отдохну.

Возвратился Луков часа через три в новой теплой непромокаемой куртке до колен с объёмным пакетом покупок, когда Бочарина стало уже тревожить долгое его отсутствие. Быстро войдя, захлопнул мигом дверь, приник к глазку и, обернувшись затем, беспокойно вымолвил:

– В дверь я позвонил, и мужик какой-то метнулся вверх по лестнице. Как будто между этажами прятался. Неужели выследили?

– Высокий, худой? – спросил Бочарин.

– Вроде бы.

Приоткрыв дверь, Генка высунулся слегка, потянул носом и, запершись, успокоительно хлопнул дружка по плечу:

– Сосед это, тинейджер-дылда. Курит на лестнице, гоняю его постоянно. Придётся, друг ситный, и кормить тебя, и лечить. Раздевайся, пошли на кухню к столу, я тоже проголодался. 

Ели салаты овощные с оливковым маслом, запеченные в духовке сырные бутерброды, селёдку с отварным картофелем, рагу из куриной грудки – много хозяин настряпал, пока ждал, – запивали яблочно-айвовым компотом, и после третьей стопки виски беглец рассказал во всех подробностях о случившемся да о намерениях своих.      

Слушал Генка, не перебивая, поняв с самого начала, что дело вправду опасное, подвижное лицо его являло попеременно, либо в тех или иных комбинациях недоумение, одобрение, возмущение, злость, восторг, нетерпение, а когда Луков подошёл непосредственно к моменту побега, залпом выпил четвёртую стопку, и рассказчик вслед за ним опрокинул свой стаканчик.

Закончив, Сергей подложил себе в тарелку немного салата, селёдки и возобновил размеренно трапезу в ожидании, конечно, реакции дружка.

– Да-а, Серый, – несколько растерянно и восхищенно вместе с тем покачал головой Бочарин, переваривая услышанное, – как сошлось всё разом, завертелось… Сиротин – редкий змей, конечно, тот ещё отморозок. А ты, паря, крут, реально крут – вот что я тебе скажу! У них всё налажено, настроено, мильёны откатные поделены заранее, и тут им кость в горле, палка в колесе, откуда ни возьмись.

– Где там крут, о чём ты? – усмехнулся иронически Луков. – Я ж «белый флаг» приготовил, уступить им решил. И не бодаться с ними намылился теперь, а в бега. Они своё бабло получат через пару месяцев.

– Нет, дружище, нет! – пристукнул слегка кулаком по столу Генка. – Ты не прав, напугал ты их крепко. Теперь они покой потеряют, не зная, чего ждать от тебя, долго мерещиться будешь. А бодаться с ними – ты прав – шансов мало. И исчезнуть на какое-то время стоит: Сиротин этот – нервный, судя по рассказу твоему, – всего можно ждать… Ты телефон, симки купил? Может денег подкинуть?   

– Купил, купил, – кивнул Сергей, отвечая благодарным взглядом на слова и предложение. – Денег хватит: сегодня суточный лимит с карты снял, завтра сниму, и ещё запас есть.

– Сестру предупредишь?

– Позвонил между магазинами и пожалел потом. В конце разговора сказал – попутно как бы: спрашивать кто будет про меня – с работы, ещё откуда, – говори, не было давно вестей от братца. Не волнуйся, сказал, за меня, кто бы чего ни говорил, через неделю ещё позвоню, а она: «Когда про тебя спрашивали из Москвы? Туману напустил, и не волнуйся». Такие пироги… Твари! – внезапно с ненавистью прорычал Сергей, но, опомнившись сразу, рассуждал вслух: – А зачем, в самом деле, им расспрашивать, светиться? У неё я или нет, всё равно она ответит: «нет Лукова». Не нужна им огласка лишняя. Они только поджидать меня станут по адресу Ольги, если захотят изловить. Не увидят – отвалят тихо.  Как считаешь?

– Наверное, – пожал плечами Бочарин. – Звякнешь ей через неделю, успокоишь. Вряд ли искать будут так далеко, по горячке если… А подруга – после жены была у тебя – не всполошится? Забыл имя. Или не встречаетесь уже?

– Вероника, – сказал Сергей, задумавшись. – Встречаемся. Нечасто последнее время. Она дама занятая и одной ей не скучно – в этом мы с ней похожи. Долго мне надо не появляться, на связь не выходить, чтобы обеспокоилась. Позвоню как-нибудь, после Ольги. Номер её заучил. А в телефонную книжку смартфона не заносил. Не попадёт она в поле зрения людей Сиротина.  

– Наметил, куда двинешь отсюда?

– Нет. Посидеть хотел – чуть позже – за твоим ноутбуком, посмотреть варианты аренды домика в Калужской области или Тульской – с печкой, а ещё лучше – с газовым отоплением.

– Слушай, а зачем тебе канитель эта с арендой, расходы? – воскликнул Генка, загоревшись. – У меня ж дом бревенчатый есть, дедовский, в Тверской области – деревня, глухомань настоящая, то, что нужно. Помнишь, звал тебя как-то съездить туда на рыбалку, по грибы?   

– Нет.

– Да неважно. Мы туда регулярно выбирались летом на две-три недели и зимой бывали. Теперь изредка – не те уже на подъём. В прошлом году наведывался на несколько дней всего. Подумывал даже продать – рука не поднимается... Печь отличная, холодильник, колодец во дворе, посуда, газовый баллон большой – целый почти, дубленка есть моя старая, сапоги резиновые утепленные, книг полно, инструмент разный. Живи, пользуйся. И связь есть мобильная, с перебоями правда.

– Что за деревня? – оживился и заинтересовался Луков, действительно слабо представлявший себе эпопею с арендой.

– Петькино называется. От Москвы до райцентра можно по железке, дальше – на такси или автобусом, семнадцать километров. Живых домов – двадцать от силы, часть москвичи и питерцы купили под дачи. Староста деревенский, Глебыч, сто лет там верховодит. За домом моим приглядывает – плачу немного. Мужик надёжный. Позвоню ему, скажу, друг пожить хочет вдали от города, в тиши, помочь попрошу, если что. Он и местных известит, что свой человек поселился. Как?.. Хочешь, на карте покажу?   

– Давай, – кивнул с готовностью Сергей.

Открыли в интернете карту, и Луков посмотрел местоположение деревни, округу, слушая вполуха дифирамбы Бочарина замечательным тамошним лесам и рыбалке на близлежащем озере. Идея отсидеться в этой избе, в опустевшей этой, неприметной деревне, не так далеко к тому же отстоявшей от Москвы, ему приглянулась.

– Хороший вариант. Только, неловко как-то, – замялся Луков. – Свалился тебе на голову, и хлопот всё больше и больше со мной – так выходит. Я подумаю.

– Прекрати мне эти разговоры! – обиженно возмутился Бочарин. – Какие хлопоты? Наоборот. Я ж знаю, без дела ты сидеть не будешь. Чинить что-нибудь начнешь, мастырить. Там, кстати, крыша немного протекала – в углу, где печь. Ты, Серый, выгодный жилец для меня.  

– Спасибо, дорогой, я ещё подумаю, – повторил Сергей. – Добавь-ка лучше горячего рагу – вкусная штука, мясо нежное очень. В чём секрет?

– Побольше лука, томить подольше на медленном огне – весь секрет.  

Генка разогрел казанок, наложил гостю полную тарелку, подрезал бородинского хлеба и, повременив немного – не мешая есть горяченькое, – задал вопрос, что толкался давно на выход:

– Слушай, ты решил уступить этому Сиротину. Почему сбежал-то?

– Полегче что-нибудь спроси, – сказал Луков после краткого раздумья, во время которого он старательно тёр кулаком колючий подбородок, глядя куда-то в сторону. – Не жалею – это точно…  

Бочарин посмотрел печально на Сергея и неуверенно, но с хмельным задором проговорил:

– Знаешь, а я бы на твоём месте выбросил нафиг это замечание несчастное, как только зам попросил, за премию – тем более. И те и другие турбины – надёжные, чего заморачиваться. Я, Луков, и вознаграждения, между прочим, принимаю за усердную организацию электросетевых услуг. Бывает деньгами, бывает натурой: от мясокомбината – колбаска, от фермерского хозяйства – курятина, яйца, от супермаркета – алкоголь. Не вымогаю, нет, но не отказываюсь, если клиента знаю хорошо. Так-то. Мог бы не говорить, но мы ж с тобой не прикидывались никогда друг перед другом… Всё течёт, всё меняется, что ни говори, – продолжил Генка, видя, что Сергей не откликается на его прямоту и сосредоточено доедает куриное рагу. – Помнишь, как я топил против буржуйского государства, когда оно свалилось на нас незвано? Активничал – не только на выборах. Особенно в 1993 году и в 1996, когда его ещё можно было остановить. Хлипким оно было тогда, шатким, бесстыдным притом, беспощадным. Можно было остановить и придавить. Но выжило вот. Чёрт знает, как выжило!.. Выжило, укрепилось, болячки свои родовые подлечило немного, припудрилось, подкрасилось; власть перестала открыто ходить в обнимку с буржуями, жизнь худо-бедно стабилизировалась. И смирилось, свыклось с ним большинство. Не приняло, не согласилось. Как можно принять пропасть такую между богатыми и бедными, низкодоходными! Именно смирилось, адаптировалось. Не за лучшее «завтра» голосует, а за то, чтобы хуже не стало: свежи ещё воспоминанья. И я адаптировался вполне. А ты, Серый, прёшь против течения. Горжусь!

– Опять за своё, – засмеялся Луков. – Нашёл борца. Не собирался я, повторяю, мешать им, пока принуждать не стали. И сопротивлялся недолго. Тоже адаптировался. А спорить, кто и как приспособился, кто больше, кто меньше – пустое занятие. Давай лучше выпьем.

Выпили, закусили, слегка покачиваясь, хозяин заварил чёрный чай по просьбе гостя, достал лимонный кекс, печенье, и Луков, разливая по чашкам ароматный напиток, озорно полюбопытствовал:

– Значит, смирилось большинство, и не светит нам реальное государство социальное?

– Ничего подобного! – воскликнул пламенно Бочарин. – Дудки! Надоест, в конце концов, терпеть, унижаться и истребуют его люди. Вернётся оно, как пить дать вернётся. Не советской копией – по-новому, без изъянов прошлых, вот увидишь. Нет пер…перспектив у буржуйского государства. Поднимать человека надо, а оно, дрянь, опускает. Еди-и-нство на пороге, вот-вот будет единство, – поют всё наверху, не устают. Какое может быть единство, какое, когда уверено большинство, что жируют за его счёт буржуи и прихлебатели всех мастей, а власть горой стоит за их интересы! Не бывает иначе в государстве буржуйском. Элементарно – к Марксу не ходи... Сплочение – да, возможно… и бывало во время войны, бедствия, короче, большого. Временное сплочение.

– Увидим мы это возвращение, значит? – продолжил шаловливо допрашивать Луков.

– Не лови на слове, нехорошо, паря, – пальцем погрозил его визави серьёзно и смешно, как это делает лишь выпивший прилично человек. – Мы… мы вряд ли увидим, а вот дети… дети – очень может быть, внуки – однозначно. Серый, пора… добавить нам пора.

Бочарин нетвёрдо направился к бару за новой бутылкой, но Сергей тотчас его притормозил:    

– Всё, Геныч, я пас – мне ехать завтра. Дай, я прилягу, чая выпью и прилягу, подремлю. Не забудь мне контакты свои написать и Иры – на всякий пожарный.

Проспал Луков до позднего вечера. После непродолжительного ужина с фаршированными перцами, приготовленными хозяйкой, опять завалился спать, а утром уже направлялся в Тверскую область, в деревню Петькино, прихватив пакет с бутербродами и, по настоянию Генки, его старенький, но пригодный вполне ноутбук.

 

IV.

О своём приезде на место отзвонился Бочарину, сказал, что дом понравился – «тут русский дух, тут Русью пахнет», со старостой деревенским не виделся ещё, печь протопил, начал помаленьку обживаться. Обещал не пропадать, информировать нет-нет о своём житье-бытье, что и делал, главным образом, посредством электронных писем, которые и поведали о продолжении, развязке данной истории.  

 

Письмо 1 (начало ноября, после двух недель в деревне)

Привет, Геныч!

Не звоню, а пишу тебе на электронную почту, потому как надо же мне чем-то голову загружать, помимо книжного чтения. Иначе размякнет, знаю, разленится. Да и Глебыч организовал мне интернет – грех не воспользоваться. Не только по телефону будем мы с тобой балакать, а придётся, друг ситный, и послания мои читать, не обессудь. Ну, обо всём по порядку.

Прежде о главном. С тех пор, как приехал сюда, рядом с домом и в деревне ничего такого не было, что насторожило бы: ни людей подозрительных, ни машин не встречал. Позвонил сестре в Томск. Она сказала, никто мной не интересовался. Это здорово меня приободрило: больше всего беспокоился за неё. К Веронике (и ей набрал) тоже никто не подкатывал с вопросами обо мне. Предупредил, что мотаться буду пару месяцев по командировкам.

В доме прибрался, с библиотекой твоей ознакомился. Хороша – не обманул. Три-четыре поколения, похоже, собирали, даже книги дореволюционного издания обнаружил. А ты, шляпа, законсервировал их тут. Для меня видимо держал.  

После дождя – прошёл, только я приехал – потолок в углу над печью действительно подмок. Нашёл в кладовке лист жести и залатал крышу в этом углу – можешь записать мне в актив. Да, по ходу увидел, что дровишек запас маловат – по крайней мере, по моей прикидке. Сходил к старосте поздороваться и узнать заодно, как дровами можно разжиться. 

Юрий Глебович сам уже, оказывается, собирался ко мне заглянуть. Деловой такой, словоохотливый ветеран. В сельском хозяйстве трудился всю жизнь, причём кандидат биологических наук, по пчеловодству специалист – ты в курсе, наверное. Шесть ульев у него. Угостил медком своим – с местного дикого разнотравья, обещал показать подходящий для дров берёзовый валежник, с бензопилой помочь. И дипломатично так, между прочим, спросил совета насчет искрящей иногда розетки – ты видимо обмолвился и хорошо сделал, что я соображаю в электротехнике. Посмотрел его розетки и провода: довольно ветхие оказались. Написал, что нужно, а когда он всё раздобыл, за полдня поменял домашнюю электропроводку – в двух комнатах и сенях всего-то. Рад староста был необыкновенно. Говорит, сам в этом ни бум-бум, а отъеду куда – сердце не на месте. И вынес он мне банку двухлитровую мёда. И помог напилить в лесу берёзовых чурбаков, перевезти их к дому. И уговорил питерского дачника-соседа дать мне доступ к его интернету. И свёл с бабой Нюрой, у которой лучшие на деревне, по его заверению, творог, сметана, яйца да хлеб своей выпечки – знаешь, конечно, её. Уже распробовал: вкуснятина. Так что харчи у меня – в ваших продмагах городских не сыскать и со старостой мы – приятели.

По большей части я на воздухе – не могу надышаться. Дрова колю понемногу – в удовольствие. Глебыч показал дорогу к озеру, сказал, то самое, где ты рыбачишь – километрах в двух от деревни. Речка впадает в него – небольшая, грустная. Через день туда выбираюсь: прогуляться и полюбоваться – красивое место. Здесь природа везде замечательная. Вот как видятся издали деревня и окрестности: косматый сосновый лес с редкими, приметными вкраплениями берёз взял одинокую деревушку в кольцо и теснит её молодняком со стороны некогда возделываемых полей. Лирическое настроение – что есть, то есть. Два стишка неказистых даже вынырнули (со студенческих лет не случалось):

Речку нежно поцелую,

Лес в объятьях задушу.

Вдалеке от них тоскую

И любить всегда спешу.

                ___

Месяц еле виден, на бочок прилег,

Под осенним ливнем на ветру продрог.

Облаком укрылся – стало потеплей,

Снова в путь пустился вкруг Земли своей.

Одно малое огорчение – слякоть. Хорошо, что сапоги твои – высокие. Жду снега. Синоптики обещают, что скоро. О Сиротине и шайке его вспоминаю редко.

Ну, пока, дорогой. Семье привет.

 

Письмо 2 (конец ноября)

Бочарин, здорово!

Вторая неделя уже пошла, как лёг снег – довольно обильный. Осеннюю лепоту сменила зимняя. И похолодало прилично, мои выходы в открытый космос теперь не так продолжительны и привольны. Сходил на озеро и употел, возвращаясь. Не разгуляешься на заснеженных дорожках – протаптывать их тут некому особо. Хорошо, главный путь – дорогу от райцентра до деревни – почистили более-менее от снега, по ней и прохаживаюсь часок-другой. Деревня опустела совсем – редко кого встретишь. Посетовал в шутку Глебычу насчет здешнего зимнего уклада, а он смеётся, говорит, уклад, как у косолапого: потрудился, нагулялся, здоровья набрался и в спячку до весны.

Дрова доколол, сложил под навесом, по дому осталось печь топить да есть готовить – вот и все дела. Читаю книжки, в интернете брожу, телик иногда. Скучновато. Потянулось настроение моё под гору.

Стал чаще заходить на сайт своей компании. Информации о проекте модернизации электростанции нет, а Сиротин и зам генерального по производству на месте, смотрят на меня со страницы «Руководство» так глубокомысленно и честно, что стыдно даже становится за свою строптивость. Если серьёзно, неопределённость эта, пребывание здесь в неведении стали томить. Плюнул, в конце концов, на осторожность и поехал на несколько дней в Москву прояснить тайком обстановку.    

Вчера вернулся в деревню. Докладываю.

Остановился в гостинице. Днём по центру пошатался: окунулся не без отрады в столичный шум, накурился автосмога – брр, отвык от него совсем. Ближе к вечеру засел в баре, откуда хорошо просматривается освещённый главный вход в здание нашего офиса. Надел тонированные очки, приготовил газетку, чтобы прикрыться от случайного знакомого – всё, как положено. Повидаться решил с одним из двух сотрудников технического департамента. Оба – толковые молодые ребята, часто у меня консультировались, были и общие дела с ними. Минут через сорок после конца рабочего дня первым из них вышел наружу Женя Яковлев. Увязался за ним сначала в метро и дальше почти до его дома. Он остолбенел, когда обернулся на мой оклик. Потом обрадовался – слеза меня даже прошибла. Пока хлопал он глазами, я сказал, что ситуация возникла критическая, должен был уехать срочно и скрытно. Расспросил его, что было без меня, про дела на работе. Парень Женя неглупый, видел, не хочу открываться. А рассказал он следующее.

В первые дни моего невыхода никто этому среди сотрудников значения не придал, мало ли: приболел, отпуск взял – начальство знает. Только Михаил Андреевич (тот самый зам генерального по производству) ходил с тревожными глазами. Неделю спустя он, уже спокойный и даже бодренький (Женькин эпитет), собрал всех наших и сообщил, что я куда-то задевался – ни слуху, ни духу, расспрашивал, не говорил ли я с кем о своих планах, не связывался ли с кем в последние дни и не знает ли кто контактов моих родственников. Посылал двоих на квартиру, справлялись обо мне у соседей, оставили им номер телефона, просили позвонить, если появлюсь. Домыслы пошли всякие, особенно после того, как генеральный дал команду обратиться в полицию – заявить меня в розыск, раз родственники не интересуются, молчат. Письмо подготовили, но Сиротин вездесущий велел придержать пока. Когда речь о делах зашла, Женя упомянул, среди прочего, что позавчера приняли решение о реализации проекта модернизации электростанции (моего злополучного) в соответствии с технико-экономическим обоснованием, вот-вот контракт основной подпишут – на поставку турбин (тех самых, против которых я возражал).

Вышло так примерно, как и ожидал. Чуда не случилось. Сиротин и зам руки потирают: откат на подходе. А я злюсь.   

Перед тем как распрощаться, взял у Жени номер телефона и попросил его известить руководство, кадровиков, что жив я, здоров, – столкнулись, мол, случайно на Старом Арбате, – разыскивать меня не надо, скоро буду, а Михаилу Андреевичу, говорю, привет персональный от меня.

Такие пироги. Закругляюсь. Привет твоим.

Да, вот ещё. Появились у меня новые знакомые на деревне. Возвращаюсь из Москвы. Автобус, на котором ехал из райцентра, остановился в деревне Кретово. Зашли двое мальчишек и девочка – все с рюкзачками, с ними женщина лет под сорок, внешне городская. Следующая остановка конечная – Петькино. Ага, думаю, видимо и дети у нас проживают, возвращаются из школы. Спросил о том женщину, она только кивнула сухо – дала понять, что не собирается толковать с незнакомым попутчиком. Говорю, не беспокойтесь, свой я, петькинский, в доме Бочарина остановился на время и Глебыча хорошо знаю. Она смягчилась сразу, сказала, дом этот знает, с хозяевами незнакома, а Глебыч недавно упоминал обо мне в разговоре с её отцом. Поболтали. Работает учительницей в кретовской школе, сынок её – один из мальчишек – учится во втором классе, живут вместе с отцом-пенсионером. Узнав, что я из Москвы, обмолвилась вскользь, что долго работала в столице. Заинтриговала. Уверенная в себе особа – на первый взгляд, и миловидная, надо сказать: статная шатенка с карими глазами и тёплой такой улыбкой. Две сумки с продуктами были у неё, помог донести и коробку конфет московских уговорил взять.

Пока, Геныч.

 

Письмо 3 (середина декабря)

Привет, Бочарин. 

Влюбился я, представляешь! Да, да, в ту самую учительницу – Светлану.  

После нашего знакомства очень мне захотелось с ней ещё повидаться, узнать, почему Москву оставила, кто она вообще. Ёкнуло, наверное, уже внутри. А где поговорить толком, без спешки? Кафе нет, на воздухе не комильфо, мягко говоря – минусовая температура. К себе пригласить, подумает, охренел совсем старый пень. Начал соображать, как напроситься к ним. Решил по-простому: встречу её с сыном на подходе к автобусной остановке, когда приедут они из школы, – как бы ненароком, на прогулке будучи, – провожу домой и помощь предложу, если есть что неисправное из электроприборов; время, мол, навалом, почему не размяться. Встретил, проводил, предложил. Она сказала спасибо, не стоит беспокоиться, всё как будто в порядке, но тут встрял малец: «А мой вездеход? И телик стал показывать не очень». Выручил малец-молодец. Договорились, что зайду в воскресенье, погляжу.

Пришёл с волнительным пульсом, в спортивном костюме – он меня молодит, подчёркивает отсутствие брюшка, – прихватил тортик вафельный. Отцу её, Тимофею Ивановичу, отрекомендовался твоим давним другом, пребывающим здесь во временном уединении. Вездеход радиоуправляемый починил быстро, с теликом пришлось повозиться – дело было в антенне, настроил её более-менее. Малец, довольный, сразу начал тестировать на полу вездеход, и Тимофей Иванович сдержанно порадовался подлеченному телевизору, хотя и продолжал поглядывать на меня настороженно, подозрительно – легко его понять.    

Следом было чаепитие, хозяева благодарили за подмогу, скоро Тимофей Иванович ушёл в комнату к телику, Витёк, сынок, выскользнул с вездеходом во двор, и мы со Светой побеседовали свободно. Рассказал коротенько о себе, чуток только приукрасив, но без намёка, естественно, на те события, что привели меня в Петькино. Ответного рассказа не дождался, она предпочла лёгкие темы: кино, огород, кулинария. А я и тому рад не знай как. Надо, думаю, не мешкая расширять коммуникацию. Спросил, как учёба идёт у сына, как он насчет чтения. Сказала, любит сказки всякие. Зацепился за это, говорю, принести могу несколько книжек почитать, но лучше вы загляните, выберите (распоясался я, Геныч, совсем, распоряжаюсь твоим домом фамильным, как своим).

Зашли они ко мне – Света и Витёк – через день; взяли индийские и уральские сказки. Угостил, как не отказывались, своими фирменными отбивными.

Тихо-тихо общение у нас наладилось: иногда встречаю их после школы, и прогуливаемся по главной деревенской дороге туда-сюда, иногда повод нахожу к ним зайти. Думаю вот, как опять их в гости заманить (без сына не рискну её пригласить, боюсь, откажется).

Узнал, что они из Ярославля, дом их здешний – аж прадедовский, Тимофей Иванович живёт тут уже пять лет, а Света с сыном – второй год. Окончила ярославский педуниверситет, следом сразу курсы бухгалтерские, с год вела бухгалтерию в небольшой фирме, потом в Москву перебралась, устроилась в фармацевтический холдинг и проработала там, в центральном офисе, лет восемь. Поинтересовался, почему уехала из Москвы, сказала так приблизительно: «Работа в целом устраивала. Музеи, театры, уютные кафешки, парки, древности разные – такую Москву люблю, а вот суетный мегаполис, набитый людьми, автомобилями – это не для меня. Пришлось потерпеть – платить надо было по ипотеке за двушку на юге столицы. Как рассчиталась, сразу сдала квартиру в аренду, и отбыли с Витьком. У папы сердце стало прибаливать, а деревню оставлять не хочет ни в какую, вот и приземлились здесь. Долго не задержимся, несмотря на все прелести жизни на природе. Есть мысль поселиться где-нибудь в небольшом тихом городке поближе к Ярославлю, а может и к Москве. Папу настраиваю потихоньку на это».

Ей по душе и не по душе то же, что и мне. Не только она привлекательна, а умница ещё. Все признаки, Геныч, что влюбился: видеть хочу её, слушать, вдыхать, прикасаться к ней, пою и танцую (когда один, конечно), вот-вот полечу.

О Сиротине забыл вспоминать.

Пока, дорогой. Попробуй только скажи, что дурью маюсь.

   

Письмо 4 (конец декабря)

Геныч, ура!!! Мы вместе, совсем вместе и будем вместе – вопрос решённый. Я должник твой навеки! От восторга меня распирает. Готовимся встречать Новый год. Сказка, в общем. Но не вся ещё. Читай дальше и поймёшь, что без сомнений сказка.

Решил я тут, между хлопотами и грёзами, позвонить Жене Яковлеву, узнать новости о компании. Он, после упрека, что пропал я опять надолго, выложил мне, как пулемёт, вот это.  

С месяц назад в департаменте безопасности сменился начальник, заметно обновился штат, и вскоре начались точечные проверки по разным направлениям, довольно жёсткие. На махинациях с подрядами по ремонтной программе компании поймали Сиротина, подтянули сразу Следственный комитет. Возбуждено уголовное дело. Продолжают копать. Сиротин пока под домашним арестом, лет шесть ему светит. Незадолго до этого уволился зам генерального по производству. Где он, пока неизвестно. Следователи его разыскивают.

А на днях генеральный вызывал Яковлева и спрашивал, не попадался ли я ему ещё невзначай, нет ли контакта со мной. Тот сказал, что нет. Генеральный вряд ли поверил – по словам Жени. Он предполагает, что я исчез из-за какого-то острого конфликта с Сиротиным – так Жене и сказал. И попросил передать мне, если случится такая возможность, что ждёт меня, есть предложение по работе.

Такие пироги!

После праздников поеду к генеральному. Как и что там сложится, не знаю, но знаю точно, ни против Сиротина, ни против зама свидетельствовать не стану. Если посадят их, посылать буду им непременно щедрые гостинцы с благодарностью.

По работе моей дальнейшей само собой посоветуюсь со Светой.   

Кажется всё.

Да, Веронике я набрал, повинился. Пожелала счастья.