Алексей РОГОВОЙ. ИНТЕРН ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ. Из книги «Госпиталь, которого не было»

 

Алексей РОГОВОЙ

ИНТЕРН ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Из книги «Госпиталь, которого не было»

 

Нет больше той любви,
 аще кто положит душу свою
за други своя.
Евангелие от Иоанна, 15:13

 

Первый медотряд

Мое знакомство с «русской весной» началось еще в феврале 2014 года. Как и большинство дончан, в период майдана я продолжал просто работать. В то время я был врачом-интерном акушером-гинекологом в Донецком региональном центре охраны материнства и детства, в простонародье именуемом «роддом Вишневского». Я жил пока еще прежней жизнью, однако с тревогой наблюдал за тем, что происходило в нашей тогдашней столице – Киеве. Мне не хотелось такой резкой смены власти, по сути – революции, к которой взывали протестующие на майдане. Ведь, как известно из истории, революции почти всегда ведут к резкому ухудшению жизни огромного количества населения или даже к гражданской войне. Слава Богу, у меня была работа, перспективы дальнейшего роста, а темпы развития моего родного Донецка вселяли уверенность в завтрашнем дне, а потому ни мне, ни кому-либо еще из моих адекватных знакомых не хотелось этого терять. Именно поэтому наши симпатии были на стороне правоохранительных органов и особенно спецподразделения «Беркут».

В связи с этим, как только мы с мамой узнали, что в больницу МВД поступили «беркутовцы» с Майдана, то решили их проведать и принести продуктов от благодарных дончан в нашем лице. Получилось очень символично, что наша поездка пришлась как раз на День защитника Отечества, 23 февраля. Купив необходимые продукты, мы привезли их нашим защитникам. Это было мое первое знакомство с жертвами того ужаса, который разорвал когда-то любимую мною страну на части. Перед нами были крепкие молодые ребята, верные своей присяге служить Родине и так подло преданные кучкой олигархов, жаждавших стать еще богаче. Не помню, какие именно у них были ранения, но, невзирая на боль, при виде нас бойцы оживились и были приятно удивлены тому, что простой народ с благодарностью относится к их подвигу. Неизвестно, как сложилась судьба у этих парней, но на тот момент им повезло больше, чем их коллегам, которые вернулись в свои родные западные регионы и были унижены глумливой толпой, поставившей на колени настоящих героев Украины.

А дальше жизнь продолжалась. Даже после того, как власть в Киеве захватили обманувшие всех и вся моральные уроды, мы в Донецке все также работали. Интернатура, дежурства, научная работа. Большинству моих друзей, как и мне, не хватало свободного времени, чтобы тратить его на поездки и протесты в столице. Мы с легкой завистью наблюдали за Крымом, возвращающимся в состав России, но на тот момент не думали, что у нас возможно такое же. Просто хотелось, чтобы в жизни не было глобальных перемен. А они уже стучались в нашу дверь. По всей Украине поехали так называемые «поезда дружбы», преследовавшие цель подавить инакомыслие в зародыше и утвердить во всех регионах тогда еще единой Украины власть победившего майдана. Новоиспеченный губернатор Донецкой области Сергей Тарута собирался построить стену на границе с Россией, и нам это тоже очень не нравилось, ведь у многих жителей русскоговорящего Донбасса в России живут родственники, да и вообще исторически сложились неразрывные экономические и культурные связи нашего региона с соседней страной.

Утром 7 апреля, возвращаясь домой после дежурства, я узнал о провозглашении Донецкой Народной Республики. Уже тогда я понял, что на наших глазах происходит важное историческое событие. Будучи любителем истории с дошкольного возраста, я не мог не принять участия в том, что происходило в моем родном городе. Для начала мы с мамой принесли в занятую сторонниками республики областную госадминистрацию (ОГА) теплые вещи, воду и лекарства для формирующегося Первого медицинского отряда (ПМО). Мы прошли через центральный вход, через который я всего лишь месяц назад заходил на какое-то собрание молодых ученых. Тогда на флагштоках развевались флаги Украины и Донецкой области, внутри администрации деловито ходили люди в дорогих костюмах. А теперь центральный вход охраняли люди в балаклавах, вооруженные дубинками, и возле него были возведены баррикады из мешков с песком. Поднявшись на второй этаж, мы вошли в помещение, в котором и находился Первый медицинский отряд, возглавляемый Юрием Юрьевичем Евичем. Уже тогда я понял, что это необычный и очень целеустремленный человек, готовый жизнь отдать за идею. Мы узнали, что в отряд требуются врачи для дежурств и оказания помощи защитникам Республики. Недолго думая, я записался добровольцем и уже спустя пару дней приступил к дежурству в отряде.

Именно с Первого медицинского отряда и началось мое знакомство со многими замечательными людьми, внесшими неоценимый вклад в становление военной медицины эпохи ранней республики. Среди них хотелось бы отметить Юрия Юрьевича Евича, Людмилу «Ангела», Андрея Викторовича Гужеля, Юлию Сергеевну, Веру Викторовну Гайдадым, Михаила Николаевича Пенкина, Лёшу «Фельдшера», Галину Александровну Нагорную и Людмилу Аполлоновну. Первое дежурство для меня уже было необычным – в роддоме-то я сталкивался с беременными или гинекологическими пациентками, а тут моими пациентами в подавляющем большинстве были мужчины. Правда, к счастью, оказание помощи в медотряде на тот момент не требовало каких-то специфических знаний. В основном, моя задача заключалась в измерении артериального давления, купировании гипертонических кризов совместно с терапевтами и анестезиологами, симптоматическом лечении простудных заболеваний после переохлаждения на холодном ночном воздухе и обработке ссадин и небольших ран, полученных в уличных стычках. А после дежурства я поехал на свою основную работу – в роддом. Вот тогда я и почувствовал сюрреализм этой войны – в ОГА все ходили в балаклавах и с оружием, царила тревожная и напряженная атмосфера, а отойдя буквально несколько десятков шагов за баррикады, я снова возвращался в утренний город, живущий привычной торопливой, но пока еще спокойной, жизнью.

Уже на следующем дежурстве в медотряде мне пригодились знания, почерпнутые мной еще из работы в реанимации. В тот вечер мы находились в палатке на улице, и там мне пришлось самостоятельно купировать приступ эпилепсии, развившийся у одного из бойцов. После мне приходилось извлекать резиновую пулю из плеча другого раненого бойца, и хоть я и делал это впервые, и ушло на эту манипуляцию около часа, но инородное тело всё же было успешно удалено. Тогда я понял, что действительно могу пригодиться в качестве медика для нашей контрреволюции.  Однако, я всё еще сомневался в правильности принятого мной решения. В то время меня еще не покидали надежды на то, что здравый смысл сможет победить безумие, новая украинская власть достигнет компромисса с непокорным Донбассом, и мы снова заживем в мирной стране. Как же я был наивен…

Переломным событием, изменившим мое мировоззрение, стал пожар в одесском Доме профсоюзов 2 мая 2014 года. Увидев, с каким цинизмом нацисты уничтожали инакомыслящих, не жалея ни стариков, ни беременных женщин, я понял, что та Украина, которую я знал и любил, сгорела в этом пожаре. А на её месте возникло чудовище, уничтожающее своих сограждан с «неправильными» политическими взглядами. С тех пор я стал дежурить в медотряде, чётко осознавая, что нахожусь на верном пути.

Одним из самых запоминающихся дней моей работы в составе ПМО стало 26 мая – день, когда война пришла в Донецк. Когда я пришел на дежурство в отряд, нас встревожили известием, что из аэропорта прорвались два «Урала» с «правосеками», и они едут к нам сжигать ОГА. Сказали, что всем сейчас выдадут оружие, и мы будем защищать свои позиции до конца. Так страшно, как в тот вечер, мне не было никогда! Во-первых, я умел стрелять только из малокалиберной винтовки, и то последний раз тренировался в тире за несколько лет до этого, и настоящий автомат в руках никогда не держал, а во-вторых, мы все еще находились под впечатлением от событий в Одессе и могли предположить, что нас ожидает та же участь. Каково же было наше облегчение, когда мы узнали, что тревога оказалась ложной! Однако, к сожалению, в тот майский день война надолго пришла в наш некогда мирный Донецк. Одними из первых это поняли Андрей Викторович Гужель и Михаил Николаевич Пенкин, как поняли они и то, что вскоре раненых будет гораздо больше. А помещения ОГА явно не предназначены для того потока раненых, который может начать поступать в ближайшем времени. Возник вопрос о поиске альтернативного места, пригодного для лечения раненых бойцов с достаточным количеством койко-мест и с возможностью одновременно проводить несколько операций. С этого момента и начинается история Первого Военного госпиталя (ПВГ).

 

ПВГ. Начало

Итак, 6 июня 2014 года на базе Лечсанупра, одного из подразделений больницы Калинина, был развернут наш Первый военный госпиталь. Место для него было подобрано практически идеальное – он располагался в центре города, недалеко от крупных больниц (таких, например, как ДОКТМО и Областная травматология), где тяжелораненым бойцам могли оказать высокоспециализированную помощь. Возле корпуса госпиталя было здание физреабилитации, небольшой парк и набережная Кальмиуса, где воины могли восстанавливать свои силы после лечения. Кроме того, наличие пищеблока и архитектурные преимущества отдельно стоящего здания позволили разместить в нём приемно-сортировочное, два хирургических, терапевтическое отделения и три операционных на каждом этаже и помогло успешно функционировать целых полтора года. Раненые в госпиталь начали поступать уже с первого дня открытия. Первыми пациентами были ополченцы из Славянска, большинство из них навсегда нам запомнились, а некоторые остались служить в госпитале охранниками и водителями.

Моё знакомство с ПВГ началось уже на следующий день его существования, 7 июня. Услышав, что в госпиталь требуются добровольцы, и зная лично основателей госпиталя, я решил продолжить свое служение военной медицине Донбасса, и никогда не жалел о своем решении. Для начала я просто стал дежурить в госпитале, как и прежде, в медотряде. Только теперь всё стало намного серьёзнее. Мне пришлось столкнуться с тем, о чём в прежней, мирной жизни, я только читал в книгах по военно-полевой хирургии. Я впервые увидел огнестрельные и осколочные ранения, травматические ампутации конечностей, контуженых солдат. Было очень непривычно заниматься лечением таких ран, но, как говорится, глаза боялись, а руки делали. Благодаря мудрым советам и вдохновляясь примерами старших коллег, особенно Полежая Андрея Валерьевича и Дмитриева Андрея Викторовича, я быстро учился. А другого выхода и не было – ведь бойцов стало поступать всё больше. В гражданских больницах, к сожалению, не все врачи были настроены оказывать безвозмездную помощь раненым защитникам Донбасса. Некоторые из коллег-медиков вообще были слишком проукраински настроены, и нам в госпитале приходилось потом сталкиваться с последствиями откровенно вредительского их отношения к поступавшим к ним ополченцам. Поэтому, естественно, командиры подразделений предпочитали везти своих бойцов к нам в госпиталь, где помощь им оказывали вдохновленные идеей свободной республики и помощи ближним их единомышленники, то есть мы.

Поначалу непросто было совмещать основную работу в роддоме и дежурства в нём с дежурствами в госпитале, когда трое-четверо ночей в неделю приходилось проводить вне дома, но приходилось быстро привыкать. Так прошел июнь, наступил июль, и в Донецк вернулось вышедшее из Славянска ополчение. Кроме Славянска ДНР тогда потеряла (надеюсь не навсегда) Краматорск, Дружковку и Константиновку, а потом и другие города бывшей Донецкой области. Кольцо вокруг Донецка стало сужаться, а работы в госпитале поприбавилось, ведь теперь бои шли на ближних подступах к столице нашей республики. К нам везли раненых из Карловки, Песок, аэропорта. К счастью, в августе я пошел в плановый отпуск в роддоме. В отличие от прошлых мирных лет, ни о каких поездках на моря мыслей тогда даже не было. Вместо этого у меня появилась уникальная возможность с головой окунуться в работу госпиталя, чем я и не преминул воспользоваться. Теперь я работал в ПВГ уже не на правах дежуранта, а как полноценный сотрудник второго хирургического отделения. И хоть, по сути, я еще был интерном, но работать мне приходилось, как полноценному врачу.

Полтора года работы в госпитале оставили неизгладимый след в моей памяти. Такого слаженного коллектива единомышленника, как в ПВГ, я никогда в жизни не встречал. Мы все настолько были объединены одной идеей, что действовали, как единый механизм, и относились друг к другу, как одна большая семья. Это чувствовали и наши пациенты. Ополченцы горой готовы были стоять за госпиталь и относились с уважением к своим врачам. Естественно, никаких денег за свою работу мы с бойцов не брали.

Период работы госпиталя с июня 2014 по декабрь 2015 – это самое сложное и противоречивое время для нашей республики и для многих из нас. Но никогда ранее, и ни разу за все время своей жизни после закрытия госпиталя я не ощущал настолько четко каждой клеткой своего тела своей необходимости, нужности и правильности своих действий. Именно тогда у меня возникла ассоциация с фрегатом, который летит по волнам, а паруса его раздувает попутный ветер. И я понял, что не зря нас всех Бог собрал в одном месте для помощи раненым. Слава Богу, у нас в семье не возникло разногласий по политическим вопросам, с чем, к сожалению, пришлось столкнуться не одной украинской семье. Более того, меня вдохновляло то, что моя мама – Долгошапко Ольга Николаевна, всесторонне поддерживала меня и вскоре мы вместе с ней начали лечить раненых бойцов.  Она настолько прониклась идеей госпиталя, что всё своё свободное время стала посвящать ему, а на собственные деньги покупала одежду, обувь и продукты для ополченцев. За недолгий срок работы ПВГ ей даже довелось на целый месяц взять на себя обязанности начмеда госпиталя, с чем она с достоинством справлялась.

Тем временем работа продолжалась. В августе я уже служил под началом Малинина Юрия Юрьевича, талантливого уролога, хорошего организатора и человека с искрометным юмором и активной жизненной позицией. Причем в госпиталь он пришел не один, а привел с собой целую команду врачей-урологов. К тому времени коллектив госпиталя неплохо разросся. К нам пришло много неравнодушных врачей, медсестер и волонтеров, взявших на себя функции санитарок, поваров, готовивших еду на пищеблоке и сотрудников АХЧ, выполнявших хозяйственные работы. Одним из таких мастеров стал Александр Федорович Иванцов с позывным «Фаза», отличный специалист и мастер-«золотые руки», которому госпиталь обязан теплом в зимнее время и полноценностью своего функционирования. Трудиться в такой команде стало веселее, что было необходимо в напряженной обстановке продолжающихся активных боевых действий. Чтобы приободрить раненых и сотрудников госпиталя, на День Шахтера и День города Донецка совместными силами с выздоравливающими бойцами мы в спортзале реабилитационного корпуса организовали праздничный концерт, прошедший с большим успехом. Его с улыбкой до сих пор вспоминают бывшие сотрудники госпиталя и бойцы, с которыми и по сей день мы поддерживаем связь.

 

Малининские чудеса

Период, в который Юрий Юрьевич Малинин заведовал вторым хирургическим отделением, для меня стал самой яркой страницей истории Первого военного госпиталя. А еще это время для меня стало временем, не побоюсь этого слова, настоящих чудес. Так, ежедневным чудом был неиссякаемый оптимизм Юрия Юрьевича, которым он заражал нас на каждой пятиминутке и вдохновлял на рабочий день. Кроме того, с помощью С-дуги под рентгеновским излучением он самоотверженно доставал такие осколки из тел бойцов, за которые даже не брались маститые травматологи и хирурги. Но самые интересные чудеса происходили в операционной и перевязочной.

Так я впервые в жизни тогда столкнулся с настоящей газовой гангреной, возникшей по нерадивости коллег-травматологов. Однажды к нам привезли бойца с позывным «Рябой», подорвавшегося на гранате, с оскольчатым переломом правой ноги. Больного привезли из травматологии, и его нога была загипсована. И всё было бы ничего, если бы из-под гипса не чувствовался необычный специфический запах… Мы вместе с Юрием Юрьевичем и Эдуардом Витальевичем сняли гипс и увидели её – классическую газовую гангрену с крепитацией тканей, зловонным запахом и серо-синим цветом кожи. Эту грозную патологию я раньше видел только в учебнике по хирургии, и вот теперь довелось увидеть её вживую. Причиной гангрены была рана средней трети голени без признаков первичной хирургической обработки, а даже с комочками земли. Возможно, оказывая помощь этому бойцу, травматологи очень спешили из-за большого потока раненых. Но неужели было так трудно убрать землю из раны перед наложением гипса?! Как известно из литературы, во многих случаях газовая гангрена приводила к ампутации конечности и была чревата развитием сепсиса. Но мой наставник вовремя сориентировался – «Рябому» были выполнены лампасные разрезы на коже голени, иссечены омертвевшие ткани, рану по нескольку раз в день обрабатывали перекисью водорода и местно применяли антибиотики. И спустя всего несколько дней грозная инфекция отступила – больному сохранили ногу, и он быстро пошел на поправку.  Уходил из госпиталя он уже на своих двоих ногах.

Вторая такая показательная история тоже была связана с мастерством Малинина и ногой ополченца. Был такой боец с позывным «Берёза». Во время боев за Марьинку он получил ранение в ногу и потерял сознание. «Укропы» вели массированный огонь по нашим позициям, и ополченцы были вынуждены отступить, посчитав своего товарища «Берёзу» за убитого. Однако с приходом ночи он очнулся и пополз обратно к своим. Двое суток пришлось «Берёзе» возвращаться назад по местности, прочесываемой вражескими патрулями.  Наконец-то он сумел прорваться за линию фронта и доползти до сослуживцев. Но к тому моменту на его раненой стопе воспаление переросло в некроз, а затем в ране завелись опарыши. Принимать пациента с такой живностью в областной травматологии отказались, и его привезли в госпиталь. И опять с ним пришлось столкнуться «настоящей травматологической бригаде» – двум урологам и акушеру-гинекологу, т.е. Юрию Юрьевичу, Эдуарду Витальевичу и мне. Хоть опарыши, которыми кишела нога бедолаги, и представляли очень неприятное зрелище, но в то же время они сыграли и благую роль. Уничтожая очаги некроза, эти маленькие червячки не дали возможности патологическому процессу распространяться дальше и тем самым сохранили бойцу большую часть ноги. Конечно, нам пришлось произвести ампутацию разможженной части стопы, но провели мы её по методу Лисфранка, т.е. сохранили пятку для опоры и почти половину стопы. «Берёза» был нам очень благодарен за возможность ходить на двух ногах без костылей. Но высшей благодарностью для нас стал танец чечетки, который он станцевал спустя полтора месяца после операции.

История с «Березой» интересна еще и тем, что, как часто водится в медицине, мы наблюдали закон парных случаев. Это значит, что часто бывает так, когда вслед за какой-то особой патологией или тяжелым случаем на дежурстве спустя короткий промежуток времени поступает подобная патология или наблюдается второй такой тяжелый случай. Так и тогда, прошло всего около недели после поступления «Берёзы», как в госпиталь поступил пленный украинский офицер, попавший в такие же условия, как и наш пациент, в том числе, и с опарышами в ране. Только он был прооперирован в другом месте. И нога его была ампутирована в средней трети бедра, то есть станцевать чечетку он бы тоже смог, но только после установки протеза. Так что повезло ему меньше нашего бойца, и, возможно, в этом была какая-то высшая справедливость – ведь этот враг пришел топтать своими ногами нашу землю, а «Берёза» ходил и продолжил ходить по своей родной земле.

Кстати, об украинских военнопленных. На моей памяти, их в ПВГ за все время было около десяти человек. Их привозили для лечения и последующего обмена на наших пленных. Нам приходилось оказывать медицинскую помощь и этим врагам. Скажу честно, при этом я не испытывал к ним ни ненависти, ни жалости – просто выполнял свой медицинский долг. С другой стороны, было необычно посмотреть в глаза людям, поднявшим оружие против нас. Что интересно, среди них не было ни одного представителя Западной Украины – большинство были из Восточной – наши соседи из Днепропетровской и Запорожской областей. Был крымский татарин, жители Центральной Украины, даже один житомирец, но ни одного киевлянина и, тем более, львовянина к нам не поступало. Естественно, почти все они со слезами на глазах говорили, что их обманули, что они не знали, не хотели воевать и так далее. Они клятвенно обещали, что, вернувшись домой, всем расскажут, что здесь на Донбассе живут честные и порядочные люди, и что с ними в госпитале обращались достойно. Дай Бог, чтобы они сдержали свои слова, когда их поменяли на наших воинов, но верится в это с трудом. А вот наши бойцы, вернувшиеся из плена, представляли собой гораздо более печальное зрелище из-за того, как над ними издевались в плену. Им после освобождения приходилось проходить длительную реабилитацию в госпитале. Причем не все, переданные нам украинской стороной люди были военными – среди них попадались и мирные жители, попавшие в плен просто так, под общую гребенку, и вкусившие все тяготы неволи. Но дружественная атмосфера в госпитале лечила не только их тела, но и души.

В общем, работы в ПВГ в тот период было у всех много. К этому стоит добавить еще и подготовку раненых к эвакуации в Россию. К нам тогда поступало по 30-40 человек в день, вдвое больше лечилось амбулаторно. Были заполнены все палаты, и некоторым выздоравливающим бойцам приходилось спать на надувных матрасах. Мы валились от усталости, но под начальством Андрея Викторовича Гужеля, а потом и Сергея Владимировича Баркалова все отделения госпиталя четко выполняли свою работу, так что все больные получали необходимое лечение.   

 

Война и любовь

После того, как Юрий Юрьевич Малинин перешел из заведующих ХО №2 в дежуранты, а сам перешел работать на свое прежнее место – в больницу Калинина, чудеса не закончились, а наоборот – их стало еще больше. Одним из первых чудес стало назначение меня заведующим отделением после Юрия Юрьевича. Так я, по сути еще будучи интерном, возглавил одно из ключевых отделений нашего госпиталя. Конечно, это было нелегко – за бытность интерном я привык, что всегда есть старший товарищ – высшая инстанция, которая принимала все важные решения, и к которой можно было обратиться за советом. А теперь все решения, касающиеся пациентов моего отделения, приходилось принимать мне, и это было не очень просто. Слава Богу, что по поводу всех сложных хирургических вопросов можно было обращаться за помощью к более опытному товарищу – Андрею Владимировичу Полежаю, и он никогда мне в этой помощи не отказал.

Но самым главным чудом моей жизни того периода стал судьбоносный приход в мое отделение молодой выпускницы нашего медуниверситета Веры Стрионовой, работавшей у нас в госпитале медсестрой и ставшей впоследствии моей женой. Не знаю почему, но я всегда был уверен, что будущую свою жену я встречу на войне. И если раньше я всегда думал, что нашей мирной Украине война в ближайшее время не светит, и воевать мы можем либо против Польши, либо в союзе с Россией против США, то теперь все непостижимым образом стало на свои места.

Все началось с того, что как-то на дежурстве мы с медсестрой Верой целую ночь просидели на санпропускнике, разговаривая на различные интересующие нас обоих темы и периодически делая паузы на прием раненых. Оказалось, что у нас много общего, и я тогда подумал, что с девушкой, с которой нескучно было провести всю ночь в приятной беседе, скучать не придется и в дальнейшем. Так оно и получилось. На следующий день после совместного дежурства я пригласил её на свидание, и начался совершенно новый этап в моей жизни.

Наш конфетно-букетный период проходил в достаточно непривычной обстановке – мы гуляли по ночному Донецку, нарушая комендантский час, целовались под звуки «прилетов» и взрывов, искали одну из трех или пяти (на весь Донецк!) открытых в то время кафешек, чтобы провести свой досуг вне госпиталя. А на следующее утро после романтического свидания мы снова встречались, но теперь уже в госпитале, и совместно отдавали свои силы спасению наших пациентов. Что ни говори, а в этой военной романтике есть свой особый вкус, как есть он у хорошего коньяка – горький, но согревающий и пьянящий…

А через четыре месяца мы сыграли свадьбу… Да, потом были бракосочетания и у других сотрудников ПВГ. Но все же приятно осознавать, что первая свадьба в госпитале была именно у нас. Так уж получилось, что со всеми своими предыдущими девушками я встречался не больше трех месяцев. И вот, когда этот срок свиданий с Верой прошел, я понял, что тянуть больше смысла нет – и мы вместе приняли решение создать семью, о чем я никогда не жалел и не жалею. Нас поздравляли все сотрудники госпиталя, и было очень приятно видеть искреннюю радость на лицах людей, с которыми бок о бок трудишься в течение нескольких месяцев, и которые к тому времени стали второй семьей.

…С тех пор много всего произошло. Огромной утратой для всех нас стала гибель Константина Сергеевича Ставинского – высококлассного специалиста, опытного анестезиолога и отличного человека. Он погиб, выполняя свой врачебный долг, на передовой, как истинный сын своей Отчизны. В госпитале в то время была череда взлетов и падений, которые были связаны с известным изречением шотландского писателя Томаса Карлейла, который сказал, что «революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи». Так получилось и с нами. Нечестные люди, занявшие «козырные» места в руководстве медициной республики и мечтавшие сделать наш госпиталь своей кормушкой, вначале отрезали его от финансирования, затем прервали поставки продовольствия в ПВГ, а в конце концов, и запретили подразделениям привозить к нам своих раненых бойцов под угрозой увольнения. Госпиталь стал постепенно умирать. Хоть это было печально видеть, но большая часть персонала все равно оставалась с госпиталем до конца.

6 декабря 2015 года Первый военный госпиталь был торжественно закрыт. Он ушел в историю, будучи преданным и незаслуженно забытым, но непобежденным и несломленным. Таким он навсегда и останется в наших сердцах – местом, где многие обрели смысл жизни и поняли, что не зря пришли в этот мир. Уверен, что когда-нибудь история все расставит на свои места – все негодяи канут в Лету, а в памяти веков останутся люди, которые бескорыстно и самозабвенно служили спасению своих земляков – коллектив Первого военного госпиталя!