Нина ДЬЯКОВА. «ДУША ПОЛНА ТОБОЙ…». Рассказ

 

Нина ДЬЯКОВА

«ДУША ПОЛНА ТОБОЙ…»

Рассказ

 

…Звонок уже тем был странен, что пропел ближе к полуночи, когда Нюся устроилась в постели с книжкой для «почитать на сон». Самсунг выдавал мелодию Джо Дассена, экранчик светился незнакомыми цифрами… Регион по первым трём явно был «ненашенский».

– Да! Слушаю…

– Добрый день… Нюся?!

Ого! «Ненашенский» регион еще и незнакомым голосом выдаёт такое, от чего легко свихнуться! Первое движение – прямо сейчас бросить трубку, закрыть и выключить раз и навсегда, чтобы… Чтобы – что?..

Но Нюся рухнула в диалог:

– Простите, кто это?.. В такой час… Вы смотрели на часы?.. – Нюся не знала, какой вопрос ещё задать – может, станет чуть-чуть понятнее, как быть дальше. Как-то же надо… быть! В самом деле! Не каждой ночью без четверти двенадцать – глянула-таки на стрелки больших настенных часов – врывается в твою постель звонок, и трубка начинает мямлить твоё детское имя, приветствуя добрым днём вместо доброй ночи, или хоть бы вечера… Откуда? Кто?! Не с того же света…

– У нас день, Нюся!.. Это же ты, правда? Не ошибся, не спутал? Слава богу… ты только не отключайся. Пожалуйста, Ню-ю-ся!.. – В трубке помолчали… – Я помню: так тебя имел право называть только твой папа. И… ещё один человек. Один всего!.. Давно!

Вроде, не с того света… Нюся вдохнула. И:

– Откуда вам известно?.. Вы хотите сказать... Да, только папа. И Вася... Василий Иванович …

– Ню-ю-ся! – негромко протянула трубка неизвестным – или сильно забытым? – голосом. – Я и есть Василий Иваныч, Вася! Ню-ю-ся! Здравствуй.

– Кто-о-о?! Невероятно! Ты же… Откуда?!

– Твой номер мне дал Сашка, Вострецов, – он тебя в «Одноклассниках» обнаружил, потом будто перестала там появляться, а телефон, слава Богу, тот самый…

– Да. Держу номер уже лет сто или двести… Про Васю, то есть про вас, то есть про тебя… – Нюся сделала паузу, выдохнула. – Сашка тогда написал, что ты… в Афгане. То ли без вести, то ли… Жив, значит! Боже мой… Вася…

– Сашка тоже не знал. Так вышло. Там это не редкость… Да ранен был, контузило, в зелёнке с духами… Потом госпиталь. – На том конце страны человек помолчал, словно перевёл дыхание. Оказалось – перевёл тему: – Я же тогда тебе соврал, ну – там, в институтской рекреации… Помнишь?

Еще бы она не помнила!

…Стояла хорошая амурская осень. Золотое время догорающего сентября с высоченным синим небосводом, с усыпанными листвой широкими парковыми аллеями, с тополями, от ярких листьев кажущимися нереально плывущими и скользящими по синеве, как будто не в воздухе – в воде. И каждый листок был виден в контровом солнце, льющемся щедро и прямо.

Это уже было начало третьего курса!.. Филфак у неё. Высшее военное – у него.

Но – нет! Нет-нет, начать вспоминать надо не оттуда…

…Двумя годами раньше курсанты-первокурсники Сашка Вострецов и недавно обретенный товарищ по курсу Вася из Краснодара забрели на институтскую вечеринку от «некуда деться». Все местные, как бывает в первом увольнении, по родне растусовались, а эти – из дальних краёв – просто гуляли по центральной улице, которую – было известно из экскурсии с первого дня – в дореволюционные годы называли Большой. А теперь – ясно! Улицей имени Ленина.

Гуляли на спор! Дойдём или не дойдём засветло от начала до конца? О споре, правда, мигом забыли, поравнявшись с пединститутом, возле огромных старинных входных дверей которого весело толпились девушки – много! – и пареньки – несколько: худосочные и нескладные. Студентки о чём-то шумно спорили, смеялись, а пареньки маялись рядом с девчонками, ожидая, когда курсанты – Сашка с Васей – пройдут мимо. А они – не прошли! И с чего ж бы это – переть мимо такого цветника?..

– Вась, а Вась, девчонки! Познакомимся…

– Сашка, у тебя ж невеста в твоём… Брянске, кажись? – Остановились курсанты прямо вровень со студентами.

– У меня – да. Но… Я о тебе забочусь, – буробил Сашка, уже не приглушая голос. – Выбирай! Красавицы – все до одной. А раз в институт поступили, еще и умницы. Щас надо невесту забивать, а то к третьему курсу разберут всех самых-самых… Девушки! Тут у вас чего? Семинар или коллоквиум?

– Танцы у нас тут. В фойе. Первый студенческий вальс…

– Вась, а Вась, вальс тут у них! Серьёзная тема.

– Не танцуете вальс? А туда же – невесту вам…

Девушки улыбались, разглядывая новеньких курсантиков, традиционно именуемых на филфаке «двоками». Пареньки-филологи делали скучные лица, не вмешиваясь в словесный пинг-понг.

– Почему это не танцуем? – Вася лихо заломил форменную фуражку, обнаружив смолевой чуб, которому не сиделось под головным убором по причине волнистой жесткости и природной неуправляемости. – Очень даже танцуем!

– Нюся, ты вот что… Иди уже, вальс – твой конёк. Только там сейчас… «Звёздочка»… – Подружки понемногу рассредоточились, ушли в здание вместе с худосочными филологами, оставив Нюсю разбираться с курсантами в тонкостях классических бальных танцев.

– Так «Звёздочка» – это ж со мной! – Сашка вежливо взял Нюсю за руку и поскорее, пока мелодия не закончилась, увёл в сделавшееся безвоздушным от множества замерших в любимой мелодии сердец пространство фойе. Вася вошёл следом и прислонился к мраморной колонне старинного особняка – ждать вальс.

…Песни у людей разные,

А моя одна на века.

Звёздочка моя ясная,

Как ты от меня далека…

Поздно мы с тобой поняли,

Что вдвоём вдвойне веселей

Даже проплывать по небу,

А не то, что жить на земле…

«Звёздочку» эту в середине семидесятых на всех танцевальных вечеринках во всех вузах и техникумах, во всех клубах и ресторанах все вокально-инструментальные ансамбли и мало-мальски спетые джаз-банды играли обычно не меньше десяти раз за вечер. С повторами и проигрышами, вступлениями, удлинениями и прочими ухищрениями – только чтобы побольше было для танцующих пар этой песни…

 

– «Звёздочку» помнишь? – голос Василия прорезался из мобильника, словно из дальнего-дальнего времени или забытого сна… – Я не просто помню. То есть не просто – как песню или танец… Она – почти как молитва… о жизни. А помнишь, ты нам с Сашкой книжки стихов подарила? В День Победы. Второй курс, кажется…

Ещё бы она не помнила! …Книжка-миниатюра была при очень маленьком формате довольно толстенькая, плотная. «Душа полна тобой…» – сборник стихотворений русских и советских поэтов разных эпох, направлений и стилей – о любви.

Издание примечательное. Карманное такое чудо с белой атласно-глянцевой обложкой и золотым обрезом, с тонкой золотой виньеткой на корешке… Нюсе сразу захотелось купить побольше этих книжек именно для подарков, но в «Книжном мире» оказалось только две.

– Вы можете сделать заказ, мы отправим в издательство, но получим не скоро – много желающих, сейчас вот составляем список, пока отправим, пока напечатают… – Продавщица с модной прической «а-ля-Эдита Пьеха» и толстыми, благодаря чёрной туши «Ленинградская», ресницами говорила медленно и с некоторой ленцой. – Так вы эти-то будете брать? – махнула взглядом из-под «ленинградской» продавщица.

– Да, конечно. – Нюся расплатилась, бережно уложила миниатюрки в сумочку и вышла из книжного магазина, придумывая, кого бы осчастливить милым и страсть каким содержательным подарком. Вышла на набережную Амура, присела на краешек скамейки, достала книжки и – покопавшись в кармашках – шариковую ручку…

 

– Помнишь, ты подарила нам с Сашкой книжки? На обложке изнутри вместо дарственной надписи было только маленькое тавро «НК» – буквы, притиснутые одна к другой так, что внутри палочки слились в одну… твоё фирменное, не спутаешь! Если бы ты только знала, каким важным оно стало для меня… потом. «Душа полна тобой…». Душа жива тобой, душа просто – жива… точнее всего будет так сказать. Это твоё «НК»! Оно спасло меня! Нюся! Ты слышишь?.. Алло…

Нюся слышала.

– Помнишь, мы готовились к парадному маршу, до Дня Победы оставалась несколько дней, и нас по утрам привозили на Площадь, тренировали, пока не начался рабочий день в городе, потом – обратно увозили в училище… Сашка тогда ожидал приезда Насти, тебе позвонил, чтобы встретила её, ну и выдал «тайну» про эти тренировки-маршировки… И ты пришла на площадь рано утром…

Ещё бы она не помнила!

И Сашкин звонок…

…Вечерами дежурный по общежитию филологов птичкой летал по лестницам, вызывая к вахтенному телефону абонентов из комнат. Обязательно каждого предупреждал, чтоб «недолго трепаться», а то «вон другим тоже могут звонить…».

Нюся в тот вечер услышала в трубке Сашкин голос и встревожилась:

– Что-то с Васей?

– Ничего с Васей, рядом вон, трубку рвёт из рук. А я не даю, пока сам не поговорю. Понимаешь, тут Настёна моя сладкая из Брянска приехать намылилась, а я как раз восьмого по казарме дневальным дежурю. У нашего цербера не забалуешь! Очень тебя прошу, будь другом, встреть Настьку на вокзале, а? И – прямиком в училище, там в гостёвке побудет, пока дневалю.

– Встречу твою Настёну, не переживай. И чаем напою с дороги, и до вечера город покажу. Нечего ей в гостёвке вашей тосковать одной. А вечером доставлю в целости и сохранности… Идёт?

– Ух, молодца ты, Нюся!

– Э-эй, так меня имеет право звать только мой папа. И… ещё один человек…

– Не он ли щас трубку у меня выворачивает, аж пальцы хрустят? Всё-всё, Вась, даю тебе твою Нюсю. На! Про маршировки не забудь…

– Какие маршировки? – переспросила Нюся.

– Да по утрам нас к параду готовят, маршируем, пока город спит, на площади. Мне блызнуть оттуда легче лёгкого – ваше общежитие в двух же шагах! Одно удерживает: ты спишь сладким сном, не имею права будить, а увидеть хочется – удержу нет! – Вася выпалил разом всё и резко замолк.

– Вася, вот здорово!.. Нет, нет, ко мне никак нельзя! Девчонки спят, сессия скоро, читаем до тошноты, ложимся только под утро… А хорошо, что ты где-то рядом. Это, Вась, очень-очень здорово… Ладно, Сашке скажи, встречу Настю. Вагон какой?

– Седьмой, седьмой! – это уже орал Сашка, не давая Васе больше вставить ни слова. – А Настя – она такая… глазастая с толстенной рыжей косой. Ты сразу поймёшь…

– Пойму, не волнуйся…

Следующим же утром Нюся проснулась в пятом часу, едва светало. Быстренько оделась, схватила куртёнку и сумку, тихонько прошмыгнула по лестнице с третьего этажа. Выдохнув, бесшумно прокралась мимо каптёрки, где вахтёрша Анна Пална, уморительно поджав под кресло ноги в древних ботах, спала под свежим номером «Амурской правды», выходившей ежедневно в самом огромном газетном формате. Газеты хватало почти до самых бот Анны Палны…

В то утро вся страна праздновала День радио, было седьмое мая, подступающим Днём Победы был пропитан воздух всей страны. Город спал. А на площади под команды вполголоса уже разбирались по шеренгам и рядам курсанты. Нюся села на скамейку под сиренью и стала смотреть маршировку. Было забавно. Её накрыло тёплой благостной волной нежности, тихой радости, лёгкости необъяснимой – такой, что запорхали бабочки в душе… Вася с Сашкой казались ей самыми красивыми в строю, а что они – совсем родные и свои – добавляло к порханью бабочек ещё и гордость «за наших», и ещё какие-то очень славные эмоции, от которых Нюсе хотелось разбежаться и полететь к этим родным бравым мальчикам и обнять их прямо вот сейчас и всех сразу. А Васю – еще и тихонечко поцеловать – в щёку…

…В передышку, объявленную майором, Сашка и Вася подошли к ней.

– Ой, мальчишки! Какие же вы!.. – восхищение Нюси зашкаливало.

– Да чего там… – застеснялись курсанты.

– Нет, вы молодцы невозможные. Вась, я вам хочу вот… книжки подарить. Мне прямо не терпится, до праздника нет сил ждать. Да и Сашке после парада не до нас будет, да, Вась?

– Это чёй-то? – бухнул Сашка. – Вместе гулять будем. И Настя с нами!

– А я хочу сейчас вам обоим по такой вот книжке подарить. Получите! – Нюся «включила училку»: – Храните и не забывайте читать вслух. Здесь все самые-самые стихи о любви. С моим вензелем, чтобы не забыли, кто подарил, ну, если вдруг разбежимся, будет потом память об этом раннем утре на старой площади… из нашей юности, в День радио! Ура!

 

…Ещё бы она не помнила!

– Я слышу, Вася. Знаешь… Если думали, что погиб, значит – жить будешь сто лет. Слава Богу… Не забыл, значит… Надо же! Сколько лет прошло, страшно же подумать! Как ты, где ты теперь? Расскажи...

– Да как… Меня тогда из училища отчислили на третьем, за драку… Пришел к тебе во время лекции в институт… Сашке-то я запретил об этом говорить. И сам не смог. Язык не повернулся. Что плёл, сам не знаю… Там, в рекреации институтской, тебя с лекции вызвал, упросил на минутку отпустить, помнишь?

– Помню, конечно. День был чудесный, только начался третий курс. Ты пришёл в моднющей рубашке – такая, с воротником апаш… Лицо загорелое, с учений вы тогда вернулись, что ли. Красивый – в этой кипенно-белой рубашке… Таких красивых парней я в жизни больше не видела. Говорил, что нужно срочно уехать в Краснодар, чего-то там у родителей стряслось. Говорил, чтоб не волновалась… ещё – что приедешь, что если не сразу – то всё равно мы с тобой обязательно будем вместе. Что… Да много успел тогда сказать. И потом исчез на целую жизнь… Что-то про стихи, про «Звёздочку», про вальс, который мы с тобой ещё много раз в жизни будем танцевать... Не пришлось!

Нюся никак не могла сглотнуть комок, плотно сбившийся в горле. Глаза щипало. Саднило сердце, губы пересохли… Василий торопливо, словно увидел это, заговорил без знаков препинания и почему-то очень глухо:

– Всё как-то… После отчисления потынялся в Краснодаре, рванул доучиваться в ближнюю «военку». Там взяли сразу: «двоки» по всей стране котируются и сейчас, а тогда – подавно. Правда, приняли курсом ниже, а как закончил учиться, тут и Афган подоспел… Послужил, повоевал, попал в переделку: в зелёнке с духами схватились…. Если б не «вертушка»… Дух на меня с тесаком – я уже и с мамой, и с собой попрощался, было… Нюсь!.. Меня ж твоя книжка спасла, знаешь…

– Книжка?.. Да как так – спасла?

– Миниатюрка твоя со стихами. А на внутренней стороне обложки только две буквы «НК»… Я это твоё «НК»… в кармане форменки носил, затёр книжку, затрепал, а носил и носил зачем-то… Потом пришло – зачем…

Он, кажется, запнулся, вдохнул, и:

– Дух на меня кинулся с ножом, тесак сквозанул по карману, по книжке, в бедро скользом ткнулся, духа я свалил, ну а тут и «вертушка» – полоснули по зелёнке, нашим и не нашим досталось. Вытащили нас, в госпитале врач дня через три принёс мне эту книжку, а она – раненая. Корешок болтается и обложка наискосок срезана… Только внутри «НК» в уголке, цело… Ты ж понимаешь, если б не твоя миниатюрка, так бы в той зелёнке и остался. С располосованной печёнкой… Потом ещё повоевал, контузию вторую вскоре хватанул, четыре месяца в госпитале, дальше – в мирные войска ушёл… На пенсии теперь…

– И не написал, никак не проявился… – не удержалась Нюся, само вырвалось…

Он продолжал:

– Сначала стыдно было – наговорил же тебе кучу всякого, наобещал… Потом, думал, вот соберусь, вот осмелюсь… Потом – ниточка оборвалась: Сашка с отличием двоку окончил, женился, уехал с Амура на службу. По гарнизонам… А тут и времена другие пошли. Лихие девяностые, все порастерялись, жить хотели после войн… Потом – семья, сыновья по военной линии двинулись, завис в маленьком городе, Гусев называется… Ну, Сашка вдруг однажды проявился: телефон твой продиктовал. Звони, говорит. Лучше поздно… Вот – звоню… Должен был. Хотел!

– Хорошо это, Вася… что позвонил. Просто отлично, что позвонил. Ты знаешь, я ведь, когда Сашка сказал про «неизвестно, жив ли… без вести ли», себя тоже винила… Всё думала, как нелепо получилось. А сразу, как ушел, весь такой красавец, не оправдывалась, что не кинулась тогда вслед. И после не стала тебя искать. Обида была, гордость дурацкая. Как же – унижаться, за парнем бежать… Теперь всё это кажется дикостью несусветной, глупыми амбициями… Хорошо, что ты позвонил… Хотя и… неожиданно. И – поздно… – Нюся примолкла – прозвучало как-то многозначительно. – Ночь у нас, Вася. Часовые пояса, вот же какая ерунда, теперь до утра не уснуть…

– Нюся… Погоди! Прости меня, олуха… А!.. Нюся, помнишь, ты говорила, что так называть тебя имеет право только папа и… Папа – это понятно… И до сих пор, наверно…

– Нет. Папа умер десять лет назад…

– Прости, не знал… А я… всю жизнь так тебя называю, Нюся…Ты же разрешила тогда! Ещё можно?.. Или уже нет?..

– Можно, Васенька…Ты опять второй, кто на это имеет право…

– Да-да, понимаю… Муж, дети, все дела…

– Ничегошеньки ты не понимаешь, Василёчек!.. А ещё – «душа полна…». Нет, Вася, не то! Всё не то! Первый нынче, точнее – первая – внучка моя… Василина…

                                                                         Благовещенск – Чехов