Виктор ФРОЛОВ 
Виктор ФРОЛОВ
СТАРИК
Рассказ
1.
Ещё один день близился к завершению. Освободившись от рутинного комплекса дел, которые он заставлял себя выполнять ежедневно, невзирая на самочувствие, старик, насколько позволяла больная нога, поспешил в холл, занять удобное место в кресле перед телевизором. К его удаче, единственный присутствовавший зритель – сосед по этажу, дремал, откинувшись на спинку дивана. Ничто не препятствовало переключиться на новостную программу.
«Она!» – удовлетворённо хмыкнул мужчина и не сумел скрыть разлившуюся по лицу благостную улыбку. Новую ведущую он впервые случайно заприметил на экране где-то полмесяца тому назад и с тех пор по мере возможности старался не пропускать программ с её участием. Открытое миловидное лицо, густые светло-русые волосы, ниспадающие на плечи, с первого же взгляда приворожили его, уже далеко не молодого человека. От многочисленных жеманных коллег, стремящихся выказать себя на телеканалах, не имея порой для того и малейших предпосылок, девушку отличали уверенная, естественная манера держаться перед камерами, прекрасно поставленная дикция, чистая грамотная речь без придыханий и всплесков экзальтации.
Почти не следя за содержанием сказанного телеведущей, пожилой человек наслаждался звучанием оттенков голоса своего кумира, любовался сменой выражений милого лица, с очевидной искренностью отражающих настроения и чувства по отношению к комментируемым сюжетам.
Недовольный ропот голосов тем временем заполнивших помещение насельников учреждения, жаждущих развлекательных программ, вывел его из пребывания в состоянии блаженства, вынудил уступить пульт дистанционного управления. Пришлось с досадой выбраться из кресла и, опираясь на трость, прихрамывая, двинуться вдоль длинного коридора с множеством стандартных дверей по обе стороны к своей комнате…
2.
Уставшая после вечернего эфира, Екатерина вернулась домой в начале двенадцатого. Как обычно во дворе негде было приткнуть машину. Потребовалось изрядно поманеврировать, сделав два круга в поисках подходящего кусочка свободной площади, что не улучшило её настроения. Раздражение ещё больше возросло, когда, переступив порог, она споткнулась о небрежно поставленные матерью туфли. Вполголоса чертыхнувшись, готовая выплеснуть накопившуюся злость, не снимая куртки женщина метнулась к двери гостиной и, удивлённая, застыла с раскрытым для хлёсткой тирады ртом, привалившись к косяку. В ярко освещённой комнате, подле празднично сервированного стола сидела её мама, Жанна Сергеевна, в своём любимом лилового цвета выходном платье. В центре круглой столешницы красовалась высокая хрустальная ваза с букетом жёлтых, ещё не вполне раскрывшихся роз.
– С днём рождения, дочка! Совсем ты заработалась, запамятовала о своём тридцатилетии.
– Спасибо, мамуля, – приступ гнева сняло, как рукой. – Действительно, замоталась, готова из-за любой мелочи покусать. Какая же ты у меня молодец! Сейчас, немного приведу себя в порядок, и сядем за стол.
Через четверть часа умиротворённая Екатерина под ласковым взглядом Жанны Сергеевны с аппетитом уплетала приготовленные матерью разносолы, прихлёбывая из бокала терпкое армянское вино.
– И когда только ты успела всего наготовить? И за бутылкой «Арени» не поленилась съездить на Тверскую! Надо же, запомнила, что я это вино похвалила, когда им нас угощал дядя Рубен в один из своих приездов в Москву. Кстати, что-то давно от него вестей нет.
– Что ты, доченька, брат звонит регулярно, но днём, когда ты на работе. Всё у них хорошо, по возрасту здоровы, слава Богу. Только вот трудно нам, пенсионерам, в нынешние-то времена по стране колесить. Дороги длинные, цены на билеты стали непомерными. Да и силы уже не те. Помнишь же, пока был жив твой дед, – Жанна Сергеевна подняла глаза на висящий над сервантом портрет, – Рубен в каждый свой отпуск навещал старика, да и нас заодно. Теперь – иное дело.
– Кстати, мам, пришло вот в голову: как так вышло, что юноша из Мартуни и москвичка, такие непохожие, решили вдруг пожениться? Где они встретились-то, как? Мне никто об этом не рассказывал, а самой спросить всё недосуг было.
– Да в те далёкие времена обычным это было делом. Молодые люди всех национальностей были похожи своей тягой получить знания, стать полезными обществу. Вся страна куда-то двигалась. Вот и твой дед Серго перед войной приехал в Москву учиться. Поступил в университет. Там и познакомился с мамой. После второго курса поженились, родился у них сынок, Рубен. Потом отец ушёл добровольцем на фронт. Воевал. Вернувшись, завершил учёбу, сам сделался преподавателем. Я-то у них с мамой появилась, когда они уже твёрдо стояли на ногах.
– А кстати, раз уж мы почему-то сегодня, как никогда, разговорились на эту тему, ответь: отчего, Рубен – Арутюнян, а ты носишь девичью фамилию своей мамы, в чём тут глубокий смысл?
– Ну, во-первых, мама вообще не изменила фамилию при вступлении в брак. Тогда этому не придавалось большого значения. Рубен родился тёмненьким, в отца. Я же, напротив, удалась в маму, породу Фоминских. Так что никаких подвохов и хитростей, всё по справедливости.
– А я вот от тебя взяла только цвет волос. Остальное – рост, стать, унаследовала от «геройски погибшего отца», да?
Жанна Сергеевна, смешавшись, почувствовав иронию, не торопилась с ответом, собиралась с мыслями. Она нарочито медленно взяла со стола бутылку, наполнила свой бокал, подлила вина дочери. Отпила глоток.
– Я благодарна тебе, Катя, что ты не терзала меня расспросами об отце. Давно, когда ты была совсем маленькой, тебе было объявлено, что папа погиб, выполняя ответственное государственное поручение, о чём не следует никому рассказывать. Ты росла умненькой девочкой, и больше этой темы не касалась. Наверное, повзрослев, мысленно возвращалась к деликатному вопросу. Возможно, думала обо мне всякое.
Нет-нет, я не в обиде, это естественно, – предупредила женщина намерение дочери возразить. – Многие за спиной злословили: «нагуляла!». Это вовсе не так. Когда-то надо всё тебе объяснить. Наверное, такое время пришло. А то как бы поздно не было! Ты теперь – человек взрослый, образованный, что существенно, современный. Как журналист, сталкиваешься с разными жизненными обстоятельствами. Надеюсь, поймёшь меня.
Видишь ли, осознание себя женщиной пришло ко мне, скажем осторожно, не слишком рано. Одноклассницы уже бегали на свидания, писали мальчикам записки, не пропускали танцевальные вечера, а мне это все эти увлечения были совершенно не интересны. Наверное, я сильно отставала в физиологическом развитии, но вовсе в этой связи не комплексовала. Училась. Пошла работать. А главное, всем была удовлетворена. А тут, только оказавшись в редакции центром внимания большей её, мужской части, осознала, что противоположный пол мне по большому счёту безразличен. Нет-нет, не подумай, противоестественных наклонностей у меня не выявилось, просто… просто я была холодна. По этой причине совершенно осознано не сочла себя вправе исковеркать кому-то жизнь, согласившись с предложением о замужестве.
– А такие предложения, конечно, поступали?
– Естественно, и не единожды! Ты же видела фотографии моей молодой поры. Я ведь не была вовсе уж уродиной!
– Да что ты, мамочка! Ты у меня и сейчас красавица.
– Полно, Екатерина, что было – то прошло. Однако, суть не в этом. Годы шли, приближалось сорокалетие, а значит, женский возраст подходил к концу. А что же дальше? Правильно, – сама себе ответила Жанна Сергеевна, усмехнувшись. – Коротать одинокую старость, без родных, которые к тому времени уйдут из жизни, без близких, которыми по неразумению не озаботилась обзавестись.
Как-то по заданию редакции оказалась на Урале. Познакомилась там с замечательным человеком, строителем по профессии. Он руководил возведением комбината, о котором мне следовало написать статью. И я решилась. Одним словом, сошлись. Встречались несколько раз тайком в гостиничном номере – он ведь, как всякий положительный персонаж, был преданным мужем и заботливым отцом. К стыду своему, без сочувствия наблюдала, как переживает человек, сокрушается, что поддался искусу, при этом соблазнил бедную девушку, которой ничегошеньки не может предложить. Не понимал, наивный, кто на самом деле является инициатором его супружеской неверности. Я-то как раз не кручинилась, надеялась, что получила от него желаемое, но, увы, не случилось. С горечью поняла, что моя авантюра не увенчалась успехом.
Не сразу и без особой надежды на удачу, но всё же отважилась повторить попытку.
С Валерием, чьё отчество ты носишь, мы познакомились в санатории на Кавказе. Волей случая оказались за одним столиком в столовой, разговорились, подружились. Вместе ездили на экскурсии, ходили в горы. Веришь ли, сначала я не рассматривала его как кандидата в возлюбленные. Просто человек показался мне интересным. Физик по образованию, но читал мне свои, признаюсь, не слишком сильные, стихотворения, а одно, только что написанное, даже мне и посвятил. Но, по-видимому, был робок в общении с женщинами и активности в развитии отношений не проявлял. Да мне, по правде говоря, в тот момент это было на руку.
Уехала я домой внезапно, не предупредив своего визави. Без особого сожаления полагала, что расстались навсегда. Тут-то жизнь показала, что полна сюрпризов. Случайно повстречав Валерия уже в Москве, решила: значит, это судьба. Подвигла его на решительный шаг. Он пригласил меня к себе. Потом, когда отец с мамой были на даче, встретились у меня. То, второе наше свидание было последним. Как следствие, в положенный срок родилась ты.
– А что же отец, неужели он так и не ведает о моём существовании?
– Нет, конечно! Тут другая история. Он, как и большинство людей нерешительного склада, оказался привязчивым. Звонил, просил о новой встрече. Пришлось взять грех на душу и уязвить мужское самолюбие, сказав, что не больно-то меня он и устраивает как партнёр. Всё. Тогда он исчез из моего поля зрения уже окончательно. Да и не до него мне было, пойми: новые заботы, приятные хлопоты. Родители, конечно, какое-то время куксились, но с твоим появлением оттаяли. Помнишь ведь, что души в тебе не чаяли!
– Мам, а Валерий этот, ну, отец мой, у него была семья, другие дети? Что вообще ты о нём знаешь?
– Сказать откровенно, эта сторона дела мало меня занимала. Помнится, он рассказывал о неудачной женитьбе, о сыне, который проживает с матерью, а с ним общаться не желает. Думая о своём, слушала я его в пол-уха. Как-то так вот.
– А каков он внешне? У тебя, наверное, есть фотки из того санатория, где вы познакомились!
– Как выглядел, говоришь? Да, обыкновенно. Рослый, худощавый, с короткой стрижкой, голубоглазый. Не силач, но, как говорится, жилистый. Лет на пять старше меня. А что касается фотографий, то я их хранить не стала – порвала, чтобы ты не наткнулась ненароком. Ведь вопросы легко задаются, а вот отвечать на них порой, знаешь ли, ой как сложно!
Ладно, дочка, что-то затянулся наш девичник. Скоро уж светать начнёт. Разоткровенничалась я сегодня, почём зря, должно, вино язык развязало. Давай-ка, отправляйся спать, завтра снова у тебя круговерть на студии. На сон грядущий лишь одно добавлю: не желала бы я тебе повторения своей судьбы. Теперь-то, на старости лет, прозрела. Дошло, наконец, что поболе всего иного необходим в жизни близкий человек, на которого и опереться можно в нелёгкую минуту, и кому тепло своё в нужный момент отдать отрадно. Наверное, в этом-то и состоит наша женская доля…
3.
Дочь уже с полчаса как угомонилась, а Жанна Сергеевна всё сидела в задумчивости, облокотившись на столешницу и закрыв лицо ладонями. Перед глазами в мельчайших подробностях всплывали эпизоды их недолгих отношений с Валерием, воскрешённые памятью неожиданным поворотом в разговоре с дочерью.
…Что может быть лучше ранней осени в Кисловодске! Тёплые солнечные деньки. Спуски и подъёмы многочисленных дорожек для прогулки в курортном парке, утопающих в ещё не сдающейся зелени. Белочки и синички, выпрашивающие угощения. Чинное, безмятежное течение несколько поредевших по сравнению с ушедшим августом волн отдыхающих к бювету и обратно. Возможность отыскать укромное местечко где-нибудь на склоне, чтобы расположиться в уединении с блокнотом и ручкой и без помех поработать час-другой над рукописью медленно вызревающей книги.
Неделю по приезду на курорт она именно так и поступала. Не заморачивалась по поводу рекомендаций медиков. Легкомысленно игнорируя их назначения, позавтракав, отправлялась на прогулку, которую сочетала с литературным трудом. Товарки по номеру мало её занимали. Поначалу те взялись было приглашать присоединиться к их стайке для совместных набегов на рынок, вечером зазывали на танцы, в видеосалон, но, не обнаружив отклика, оставили некомпанейскую в покое.
Семейной же паре, к которой в обеденном зале её подсадил администратор, было вовсе не до новой соседки: их хобби состояло в погоне за процедурами, которые они стремились набирать, точно соревнуясь друг с другом, и вокруг целебности которых вертелись все их разговоры.
Ситуация изменилась с появлением за столиком худощавого, поначалу неразговорчивого новичка. Окинув вновьприбывшего равнодушным взглядом, она даже не удосужилась запомнить имя, названное им при первом знакомстве. На следующее утро они встретились, выйдя одновременно в коридор, – оказалось, что двери их комнат расположены как раз одна напротив другой. На завтрак пришли вместе, перебросившись по дороге парой ни к чему не обязывающих фраз. При этом выяснилось, что оба записаны на экскурсию в Пятигорск, так что факт двойного соседства послужил достаточным поводом занять места в автобусе рядом. Сидеть молчаливыми истуканами было бы неприлично, потому волей-неволей завязалась дорожная беседа ни о чём. При этом Валерий, с её точки зрения, проявил себя вполне достойно – не позволял бестактности, не допускал пошлости, что дало все основания условиться о совместном подъёме на самую высокую точку окрестностей. Да и вообще, мужчина показался ей подходящим прикрытием от недвусмысленных взглядов и назойливых ухаживаний женолюбивых кавказцев, притязаний которых Жанна, откровенно говоря, побаивалась.
Так до самого своего отъезда она, чмокая Валерия в щёку при встрече, понимая, что поступает подобно собаке на сене, держала его подле своей особы, не давая повода для вольностей с его стороны, но, в то же время, и не лишая мужчину иллюзий возможного развития отношений в сторону большей интимности. А тот, покорный водительству спутницы, не протестовал, не пытался распускать руки, что её отчего-то порой приводило в раздражение.
Вернувшись домой, она и думать забыла о Валерии. Но однажды столкнулась с ним лицом к лицу на втором этаже ГУМа, куда выбралась за покупками. Поздоровались, дежурно поинтересовались друг у друга о делах. Было очевидно, что он рад встрече, однако, как обычно, держался мямлей. Топтался на месте, безуспешно тужился выдавить из себя что-либо конструктивное. К ней же, напротив, пришёл кураж. Сама себе удивляясь, Жанна написала на клочке бумаги номер своего телефона и вытянула из мужчины обещание в ближайшее время встретиться.
Очевидно, почувствовав настрой собеседницы, Валерий не заставил себя ждать, и через пару дней пригласил её к себе. Судя по конспирации, с соблюдением которой было организовано их свидание, мужчина не был свободен от уз супружества, что в её положении было и к лучшему. Встретившись у выхода из метро, они подошли к девятиэтажному дому, где разделились. Хозяин, сообщив этаж и номер квартиры, проинструктировал, что не следует пользоваться звонком, так как дверь будет отпёрта, и первым вошёл в подъезд. Выждав несколько минут, как было условлено, она поднялась на лифте на четвёртый этаж, где незаметно проскользнула в приоткрывшуюся дверь нужной квартиры.
На удивление, Валерий оказался вполне сносным кулинаром. Он угостил Жанну неплохо для мужчины приготовленным ужином, даже ухитрился смастерить пару салатов. А вот с алкоголем не угадал. Вообще-то в её планы входил «трезвый» вечер, а тут стол украшала бутылка редкого по тем аскетичным временам заграничного напитка – виски «Королева Анна» («и где только он ухитрился достать такое роскошество!»).
– Ну уж нет! Крепкие напитки я не употребляю! – категорично заявила она хозяину. Тот в замешательстве вышел в смежную комнату, но вскоре вернулся удовлетворённый с едва начатой бутылкой ликёрного вина «Южная ночь».
– Вот это, уверен, подойдёт, – объявил он.
Ужин затянулся, за окном начало темнеть. Вот и вино выпито, да и говорить больше было не о чем, а рохля никак не решался перейти к активной фазе ухаживания. Жанне опять пришлось взять инициативу на себя. Делано зевнув, она взглянула на часы и, сказав: «Пора, кажется, домой», сделала вид, что поднимается со стула.
Валерий взглянул на гостью полными печали глазами и с неожиданным откровением «убитым» голосом залепетал о своей несчастной судьбе, предстоящем разводе, врождённой неуверенности, неумении отыскать правильный подход к женщине, которая ему нравится до безумия.
– Да ладно тебе, хватит самобичевания! – рассмеялась она, довольная собой. – Время, действительно, позднее, давай-ка, стели. А я пока приму душ…
Как партнёр в тот первый раз Валерий её не порадовал. Был тороплив и неумел. Видно, не соврал, что иного опыта, кроме как близости с женой, до того не имел. Сделал своё дело, уткнулся носом ей в плечо и затих.
Жанне же не спалось. Она долго лежала на спине с открытыми глазами, вслушиваясь в шуршание шин автомобилей, проносящихся за окном, выходившим на свободную в ночную пору широкую городскую магистраль. Думалось ей, что для верности в ближайшие дни их встречу надо бы повторить.
Утром за завтраком она объявила Валерию, что вполне довольна свиданием и приглашает его к себе вечером следующего дня. Будет суббота, родители отправятся на дачу, ничто не помешает им замечательно провести время вдвоём.
В условленное время кавалер явился с букетиком каких-то чахлых цветов, купленных, вероятно, по пути, у выхода из метро. Прямо в прихожей он полез в принесённый с собой портфель, чтобы, как нетрудно было сообразить, извлечь заветную бутылку вина. Она же с иронией пресекла его намерение:
– Что, без алкоголя ты вообще не способен подступиться к женщине?
Тот стушевался, оставил свою суету и полез обниматься. Пришлось снова его окоротить:
– Не торопись, дорогой, успеем, натешимся! А пока – мой руки и за стол…
Вечер прошёл неплохо. Валерий читал ей свои новые стихи, то и дело порывался целовать руки, а потом вполне достойно проявил себя в постели. («Наверное, получил консультацию у более просвещённого приятеля», – с сарказмом подумалось ей тогда.) До утра гость почему-то не остался. Вскоре после полуночи замельтешил, объявил, что необходимо ехать домой, впопыхах собрался и отбыл, о чём она, в принципе, и не сожалела.
Потом были нудные телефонные беседы, уговоры увидеться ещё хоть разок. Убедившись, что эта её вторая попытка привела к нужному результату, она с удивительным жестокосердием решилась на тот недобрый телефонный разговор, после которого Валерий больше не объявлялся…
«Нелёгкая ночь воспоминаний, – усмехнулась про себя Жанна Сергеевна. – Эх, всё-таки жаль мужика!». Впервые за многие годы она усомнилась, а правильно ли поступила тогда, оттолкнув этого несколько неуклюжего, но весьма приличного во всех отношениях человека. Ведь не просто так, точно первому встречному, шагнула она ему навстречу. Что-то почувствовала в мужчине такое, желанное и надёжное, что непременно следовало бы передать их возможному ребёнку. Да и она ему, по всему видно, была мила!
А может быть, надо было бы задержать его подле себя, выждать, осмотреться: а вдруг возникшие взаимные симпатии со временем переродятся в нечто более значимое? Да, хорошо, коли так! Ну, а если этого бы не произошло? Сосуществовали бы бок обок два чужих друг другу человека, сами страдали бы, отравляя, того не желая, ядом неудачного симбиоза психику растущей дочери. Неблагодарное то дело, гадать, как оно могло бы статься! Нет, наверное, правильное решение было принято ею тогда. Что сделано – то свято. Жалко немного Валерия, ну да, поди, не пропал! Мужчина видный, такого наверняка какая-нибудь свистушка к рукам прибрала…
4.
В этот вечер старый человек долго маялся без сна. Череда воспоминаний о событиях далёких дней, казалось бы, навсегда выпавших из памяти, терзала его. Толчком к их воскрешению послужила маленькая деталь, поначалу вызвавшая удивление, а потом взбудоражившая всё его существо. Во время вечернего умывания – а проводил он этот ритуал долго и тщательно, в голове с особым значением прозвучала слышанная до того неоднократно фамилия той очаровательной молодой ведущей телеэфира, глядеть на которую он готов был часами.
«А ведь не самая распространённая фамилия, – только и подумалось ему вначале. – Но, что удивительно: в моей жизни уже встречался человек, её носивший».
…Распаковав вещи и с присущей педантичностью разместив их на положенные места в номере санатория, он направился прогуляться в сторону источника минеральной воды. Приезд в Кисловодск не был случайным, традиционно для отдыха выбрано было новое, ещё не разведанное им место, благо такую возможность предоставляло значимое служебное положение отца в иерархии управления здравниц профсоюзов.
По ходу оглядывая гуляющую курортную публику, он привычно выделял из людской массы приглянувшихся особ противоположного пола, окидывал их оценивающим мечтательным взглядом, впрочем, без малейшего намерения подойти для знакомства. Эта обычная для начала отпускного марафона «пристрелка» была интересной игрой сама по себе, вне зависимости от результата, на который он, тем не менее, в глубине души рассчитывал. Способностей ловеласа он в себе не находил и, грезя о встрече с прекрасной незнакомкой, всегда надеялся на «его величество случай», который, как правило, почему-то обходил его стороной.
Игра продолжилась и в столовой, куда активно стекался шумный санаторный народец. Увы, с соседями по столу ему не повезло: чета ворчливых, зацикленных на болезнях пожилых людей, да несколько располневшая, выглядевшая его ровесницей дама, далёкая по параметрам от того идеала, который он желал бы лицезреть на её месте.
Сухо представившись, не выказывая интереса к застольной беседе, он поспешил завершить трапезу, после чего без сожаления удалился в номер.
На следующее утро, запирая дверь, он краем глаза заметил вышедшую из комнаты напротив ту самую женщину, с которой волей случая они оказались за одним столиком. Не желая развивать знакомство, он дольше необходимого возился с якобы непослушным замком, выжидая, когда соседка уйдёт. Но та почему-то не спешила, а, наоборот, терпеливо дожидалась, чтобы на неё обратили внимание. Хитрость суеты с ключом становилась пошловатой, он вынужден был повернуться и, как вежливый человек, включился в разговор. Поскольку вести содержательную беседу с малоинтересным человеком было столь же глупо, как и молчать, насупившись, он по простоте душевной поведал о предстоящей экскурсии, куда записался накануне, сразу же по прибытии. К его досаде, соседка с энтузиазмом вознамерилась также принять участие в поездке и предложила пришедшему к автобусу первым занять место для припозднившегося.
Естественно, он оказался первым и, ругая себя за мягкотелость, уступил объявившейся перед самым отправлением этой назойливой женщине место подле окна. В общем, вернулись с экскурсии они вместе. Соседка держала себя так по-свойски, будто они уже не просто закадычные друзья, а связанные какими-то обязательствами люди.
Чем дальше – тем больше. Женщина стала прямо-таки преследовать его и взяла манеру надувать губки всякий раз, когда он, не сказавшись, какую-то часть дня проводил сам по себе. Успокаивая приятельницу в один из таких моментов, пришлось даже как-то раз вспомнить написанный в юности стишок, выдав за свежесочинённый в честь её прекрасных глазок.
Естественно, такое положение его раздражало, так как лишало возможности завести более продуктивные знакомства. В конце концов, он окончательно разозлился и за сутки до отъезда дамы совершенно исчез из её поля зрения, не дав возможности обменяться адресами. После чего вздохнул с облегчением. Но золотое времечко было упущено – что предпримешь за оставшуюся неделю отдыха, не обладая талантами Казановы! Проклиная и приставучую соседку, и свой податливый характер, неудовлетворённым, вернулся он в Москву. А там ждала его лишь видимость семейной жизни, сохраняемая, как считалось, «во имя спокойствия ребёнка». Жена с сыном проживали отдельно, и он с горечью отмечал, как мальчик, внимая наущению матери, больше и больше отдаляется, перестаёт видеть в нём близкого человека. Чем он не угодил любимому когда-то существу, сам в толк взять не мог. Супруга по этому поводу хранила надменное молчание, раз и навсегда перестав допускать его к себе. Наверное, какие-то свои соображения у неё имелись. Заводить же тягомотину с выяснением отношений претило всему его естеству. Втайне мечтал об интрижке, но как-то всё не получалось. Так и вёл он уже не первый год одинокую жизнь, постепенно перевозя в родительский дом минимум необходимых в быту своих вещей, точно по волокнам перерезая верёвочку, связывающую пока что его с женой и сыном…
И вдруг в универмаге упирается в него женская ладошка и звучит почти забытый голос с капризной интонацией: «А я уже собралась уходить. Ждёшь, ждёшь, а он всё не появляется. Такие они, обманщики!». Поднял глаза и обомлел – та самая надоедливая соседка из кисловодского санатория. Подумалось: «Теперь не отпустит!». Но в то же время: «Да и ладно – на безрыбье и рак рыба!». А женщина глазки строит, грудкой наезжает, телефон поспешно пишет, позвонить ей прямо-таки требует.
Колебался он тогда недолго. Вопрос главный стоял, куда вести? К родителям – невозможно. Друзей-приятелей со свободной квартирой как-то не наблюдается. А тут случай: жена на три дня в командировку собралась, сына же к своей мамочке отвезла, в Коломну. Вот он и решился, позвонил-таки.
Разжился у отца бутылкой подаренного тому виски. Потратился, купив на рынке кусочек говядины, немного овощей, зелени. В общем, как ему представлялось, подготовился отменно.
Тайно, остерегаясь любопытных глаз соседей, провёл гостью в квартиру. Сели ужинать. Думал, выпьют по маленькой, расслабятся, музычку включат, а там – танцы-шманцы ну и так далее. Ан, не выгорело. «Печень, – говорит, – у меня больная. Лишь глоточек крепкого выпью, точно ножом полоснёт». Началось у него замешательство, один ведь пить не станешь! Вспомнилось, кстати, что жене кто-то привёз с курорта её любимое сладкое вино. Повезло: пошарив, быстро отыскал едва початую заветную бутылку. Решил, что потом можно будет что-нибудь похожее в неё налить. Невелик специалист супруга, не разберётся. Да и потом: раз раскупорил напиток, не употребил сразу – о качестве забудь!
Так час-другой посидели, а хмель не берёт. Вроде бы пора к делу переходить, ради которого всё и затеяно, а как-то неловко. Гостья тоже мнётся, видать, и хочется, и колется. Тогда он на хитрость пошёл, завёл стандартный мужской плач о тонкой, непонятой другими артистической душе, неразделённых чувствах, вечном одиночестве. Исподтишка наблюдал, как разомлевшая дамочка вдруг прониклась и начала раздеваться. А дальше всё как по нотам пошло.
Сладились. Натрудившиеся тела отдыха потребовали. Чует, засопела партнёрша, знать, сон обуял. Ну, он мешать не стал, тоже затаился.
Утром едва конфуз не вышел. Показал гостье из окна, где его дожидаться. Только та туповатой оказалась, в другом направлении ударила. Едва нагнал, чтобы к метро проводить. Пока шли, уговаривала снова увидеться, видать по всему – ублажил.
Сказать по чести, особого желания вторично встречаться у него не было, всё-таки объект не той конфигурации – не соответствовал ни эстетическим предпочтениям, ни эротическим фантазиям. Но уж больно настойчивой оказалась пассия, сдался.
По пути наудачу зашёл в гастроном. Как по заказу, на прилавок выложили «Шампанское» и шоколадные наборы. Взял. Не забыл и цветочков купить, что о зимнюю пору в наших краях дело было не рядовое.
Достав подарки, перво-наперво поинтересовался у дамы, как нынче печень? «Нет, – отвечает, – дело не в печени. Видишь ли, мы не молодняк какой неопытный, давай без вина попробуем». Попробовали без вина, и всё вроде бы получилось прилично. Можно было и продолжить, только какая-то тоска вдруг обуяла, так его домой потянуло – мочи нет! Ёрзал-ёрзал, да и уехал в ночь. А неоткупоренное «Шампанское» оставил ей в качестве трофея.
Думал – всё, разошлись, как в море корабли. Нет, неделю-две звонила неоднократно, спрашивала, как дела. Видно, надеялась, что позовёт. Он намёков не понял. Но примерно через месяц сам, как человек воспитанный, набрал знакомый номер, просто для порядка, поинтересоваться, как поживает. Видать, попал не под настроение, дама оказалась, что говорится, не в духе. Повела себя бестактно. Да не больно и нужно было!
Как и чаровница-телеведущая, та давнишняя знакомая носила фамилию Фоминых, а звали её, помнится, Жанна. Давнее дело, а как сердце-то вдруг защемило! Знать, чем-то зацепила его всё-таки Жаннушка. Только не разобрался вовремя в своих сердечных склонностях, всё жар-птицу высматривал. Вот и доискался, птицелов хренов, до стариковского приюта…
5.
– Алё, – горничная этажа скороговоркой жаловалась в трубку дежурному администратору пансионата для престарелых. – Стучусь-стучусь в двести тридцатый к профессору нашему, Валерию Ивановичу, а он не отпирает. То нет никого, а тут навещать его повадились. Вчера уж такая красавица пожаловала, прямо тебе артистка! Дочкой назвалась. Допоздна у него сидела.
А теперь сынок с нотариусом пришли, дарственную на квартиру он должен подписать. Ждать им некогда, люди занятые, а дедушка не выходит. Беда с нашими стариками, этот и на завтрак не явился! Пришлите кого, дверь открыть, мало ли что…