Вячеслав МАКЕЕВ. АЛАЗАНСКАЯ ДОЛИНА. Главы из романа «Семь машин олигарха»

 

Вячеслав МАКЕЕВ

АЛАЗАНСКАЯ ДОЛИНА

Главы из романа «Семь машин олигарха»

 

1.

Наутро новые «концессионеры» заказали по телефону такси-частника и, сговорившись за двести долларов, выехали на северо-восток из большого города, вытянувшегося вдоль мутной Куры и охваченного очередным приступом народных волнений. Митинговавшие и шествовавшие под разнообразными лозунгами и флагами толпы темпераментных кавказцев, которые остались на земле предков и ещё не разбежались на заработки по городам ближних и дальних стран, разогретые весенним теплом, занимались внутренними разборками, и сбившаяся с ног полиция, потная от жары и плотной униформы, плохо тому препятствовала.

Водитель старенькой, но всё ещё могучей «волги», сработанной лет тридцать назад в славном городе, носившем в те времена литературный псевдоним известного классика русской литературы, написавшего роман «Мать», натружено пыхтя стареньким мотором, упорно карабкался на подъём, преодолев который путешественники попадали в прекрасную Алазанскую долину. Это и была многострадальная Кахетия, которая, согласно авторитетным заявлениям всеми любимого классика русской поэзии, путешествовавшего поблизости от этих мест почти двести лет назад:

… цвела в тени своих садов,

не опасаяся врагов,

за гранью дружеских штыков…

Для тех, кто не понял сути стихов Михаила Лермонтова, разумно пояснить, что, спасаясь от турецких и персидских набегов, завершавшихся, как правило, поголовной резнёй, Восточная Грузия, основой которой была Кахетия, слёзно умоляла Российскую империю и просилась под её крепкую длань, вымолив покровительство в самом конце восемнадцатого века.

Другой, тоже «классик», но не литературы, а «нового мышления», уже сравнительно недавно сильно попортил со своими незадачливыми коллегами по присно памятному Политбюро местный ландшафт. Ни черта не понимая ни в экономике, ни в ботанике, ни в виноделии, эти «новые геростраты», извели много чего такого, в том числе и вековые виноградники. Но даже им не удалось справиться с буйством весенней природы, с трудом залечившей нанесенные ей раны.

«Дружественных штыков» теперь поблизости не наблюдалось. Напротив, в долину из проклятого ущелья пробирались отряды потрепанных боевиков, вытесняемых с той стороны Главного Кавказского хребта. Этих бородачей вино не интересовало, но местному населению, панически боявшемуся непрошеных гостей, от них доставалось по полной программе. Бывшим колхозникам прежде процветавшего, а теперь стремительно нищавшего края вновь приходилось объединяться и выходить ночным дозором возле своих сёл, поскольку на коррумпированную полицию, засевшую в крупных населённых пунктах, рассчитывать особенно не приходилось.

Таксист, назвавшийся Гогой, и всё время пяливший бесстыжие чёрные глазки на Ирочку, так что Берману приходилось его одергивать: «Следи, генацвале, за дорогой!», без устали тараторил, страшно, порой до неузнаваемости, корёжа русские слова:

– Эдыт вадном вагонэ русский и грузын. «Скажы, генацвалэ, Тыбилыси балшой город?» – «Масква знаэш? В дэсят раз болшэ!». «Скажы, гэнацвалэ, в Тыбилыси рэка эст?» – «Эст. Кура». «Скажы, генацвалэ, Кура балшой рэка?» – «Волга знаэш? В дэсят раз болшэ!». «Скажы, генацвалэ, в Тыбилыси дураки ест?» – «Прыезжай, кацо, одын будэш!» – хохотал Гога, пытаясь развеселить пассажиров.

– Следи за дорогой, Гога! – повторно одёрнул весёлого водилу Берман, сделав вид, что не понял юмора. Что касается Ирочки, то, устав любоваться красивой природой просторной долины, окаймлённой с севера и востока ещё заснеженными синими горами, она задремала.

На окраине Пелави такси остановилось возле пустынной автобусной остановки, с которой мелкие воришки сняли крышу, и ехать дальше, в родовое гнездо Гиви Гомикадзе, по сведениям, полученным ещё в Тбилиси, водила отказался.

– Далшэ, генацвалэ, нэ поэду. Мэста нэспакойные. У мэня сэмья, дэти…

– Нам надо до Ахлахани. Плачу ещё сто долларов, – предложил Берман.

– Что, приехали? – очнулась Ирочка.

– Почти, осталось совсем немного, – ответил Берман. – Однако Гога боится везти нас дальше.

– Да что вы, Георгий, – почему-то так, полностью, назвала Ирочка Гогу, – такой отважный мужчина!

Гога, он же Георгий, как только что, угадав полное паспортное имя водителя, заметила Ирочка, покраснел от удовольствия:

– Ладно, эдим. Давай, генацвале, двесты!

– Двести так двести, – согласился Берман. – Вперёд!

– Nur vorwarts!^[1] – жёстко, по-немецки, добавила Ирочка, и «Волга» с новыми силами покатилась дальше, минуя на всякий случай городской центр, который контролировали безбашенные криминальные авторитеты и местная полиция.

Едва обшарпанные городские кварталы скрылись за свежей зеленью огромных тутовых деревьев, наперерез нашей «Волге» вырвался целый кортеж из трёх иномарок. Два здоровенных чёрных «Хаммера» спереди и сзади, набитые мордастыми парнями в одинаковых тёмных костюмах, сопровождали роскошный белый «Линкольн», в котором помимо водителя, закинув ногу на ногу, восседал смуглый краснощёкий мужчина в белом под цвет машины костюме и темной шёлковой сорочке с распахнутым воротником.

– Вах! – ахнул мгновенно покрывшийся испариной Гога, и резко затормозил. – Рукавадител! – добавил он и побледнел.

– Что! Бандиты? – забеспокоилась Ирочка.

– Как бы не хуже, – понизив голос, озаботился Берман.

Из переднего «хаммера» вышли четверо охранников с бычьими шеями и качающейся походкой направились к «волге».

Однако они не успели ни разобраться с пассажирами, ни даже перевернуть «волгу», посмевшую едва ли не переехать кортежу дорогу.

Распахнулась дверца «линкольна» и на плохо заасфальтированную дорогу ступила нога в белых брюках и белых штиблетах. Вслед за этим показался сам владелец прекрасно пошитого белого костюма. Как выяснилось минутой позже, владелец белого костюма, в котором любители просмотра теленовостей непременно узнают сытого розовощекого господина, чем-то похожего на обиженного большого ребёнка, возомнившего себя «собирателем земель», через стекло старенькой «волги» разглядел красивую блондинку, разместившуюся на заднем сидении, зорким карим взглядом настоящего мачо.

Остановив жестом охрану, собиравшуюся проверить документы подозрительных пассажиров славянской внешности, возможно пробиравшихся в кавказский тыл с другой стороны гор, «собиратель» грациозно, словно павлин, приблизился к «волге» парализованного страхом Гоги и весьма озабоченного Бермана, нервно нащупавшего холодящую спину рукоятку «стечкина» через ткань спортивной куртки.

«Не приведи, Господь, стрелять! Это же международный скандал! – подумал он. – Выдержка и только выдержка…» – успокаивал себя Берман, лихорадочно соображая, что же делать, если эти новые «абреки» попытаются увезти Ирочку силой.

– Здрасьте! Я руководитель Георгии. В Америке есть штат с таким названием! – похвалился «собиратель земель», сравнивавший свою разорённую безалаберными руководителями страну с успешным штатом Джорджия, плохо разбирающиеся в географии жители которого пугаются, когда электронные СМИ помянут, да ещё, не дай бог, вдруг покажут на ночь глядя далёкую страну-тёзку, расположившуюся вдоль берегов Куры.

– Меня зовут Нико, я руководитель, – увидев белых людей в своих владениях, обратился теперь уже к красивой блондинке, старательно не замечая её спутника, краснощёкий обладатель белого костюма на вполне приличном русском языке.

«Видно, что не художник Пиросманишвили», – огорчённо подумал Берман.

– Guten Tag!^[2] – предельно мужественно и по-немецки ответила не растерявшаяся Ирочка, вызвав некоторое замешательство у краснощёкого Нико, но уже через несколько секунд между ними завязалась беседа на немецком языке, который обладатель белого костюма, назвавшийся руководителем, знал в недостаточном объёме, а потому вскоре перешёл на английский.

Вот о чем они говорили, и как это понял Берман, подсовывая Ирочке визитную карточку, заблаговременно изготовленную в Киеве:

Нико: «О, вы из Германии?».

Ирочка, читая мелкий текст на визитной карточке: «Из Украины. Учредители компании «Золотой Вакх» Аркадий и Ирэна Берман. Юридический адрес компании – Брайтон, Великобритания. Филиалы – Киев, Бердичев, Одесса».

Нико: «Украина наш союзник. С какой целью вы посетили нашу страну?».

Ирочка: «Закупка крупной партии местных вин».

Нико: «Это хорошо. Россия отказалась импортировать наши вина. Это её имперские амбиции. Куда направляетесь?».

Ирочка: «В имение Гиви Гомикадзе».

Нико: «Вот как! Нам по пути». Он косо посмотрел на Бермана. «Это ваш супруг?».

Ирочка: «Да. И компаньон».

Нико: «Ваша фамилия Берман. Вы…».

Ирочка догадалась, что так волнует розовощекого мачо, представившегося руководителем: «Этнические немцы».

Нико: «Это хорошо, садитесь в мою машину. Нам по пути. Мы едем к батоно Гомикадзе».

При этом розовощёкий мачо нехорошо посмотрел на Аркадия, всем своим видом сообщая, что тот лишний, а вот блондинка ему понравилась.

Берман сунул постепенно приходившему в себя Гоге две стодолларовые бумажки и пошёл к «линкольну» вслед за Нико и Ирочкой. Ничего не оставалось, как в данной комбинации сыграть по правилам, предложенным другой стороной.

 

2.

– Прости, Фаина, за то, что вынужден причинить тебе ещё одну, даже не знаю боль или радость… – Мирский склонил голову и, словно аристократ позапрошлого века, поцеловал печальной как никогда гламурной даме ручку, унизанную высококачественными перстнями с сиявшими загадочными огоньками амстердамскими и израильскими бриллиантами.

Фаина тихо всхлипнула и поднесла к глазам платочек. Вчера младший Тартасов и Аллочка, его тель-авивская невеста, на только что купленной, совершенно новой, приличной и недорогой «тойоте» разбились в автокатастрофе на Третьем транспортном кольце в Лефортовском «тоннеле смерти», как окрестили этот новодел, прорытый над исторической частью города, московские автолюбители.

Когда Фая была печальна, страдала или тихо плакала, в такие ненастные минуты жизни она была особенно красива и заставляла болезненно сжиматься и даже чуточку страдать неравнодушное к ней сердце Мирского.

– Спасибо, Миша. Ты был и остаёшься самым верным другом. – Фаина уткнулась Мирскому в плечо, скользнув внезапно полными горячими губами по гладко выбритой щеке. – Профессор Брыксин сообщил, что состояние Аркашеньки стабильно-тяжёлое, но есть надежда. – Фаина отстранилась, вновь поднесла к глазам благоухавший дорогими духами платочек и промокнула слёзы. – Бедный мальчик. Аллочка погибла, а он ещё не знает, – всхлипнула она… Что же ты хочешь мне сказать, какую ещё боль приготовил? – взяв себя в руки, слезами горю не поможешь, спросила Мирского такая гламурная и такая чувственная дама.

– Фаина, найдена твоя машина…

– Да что ты говоришь, Мишель! – Фаина оживилась, страдальчески томные глаза её внезапно заблестели, и всё очарование опечаленной гламурной леди тотчас же растаяло. – Так где же она? Кто её похитил?

– Прости, Фаина, ты его знаешь. Это тот самый мошенник, в компании которого ты неразумно покинула казино «Мираж», предоставив расстроенному Вове возможность добираться до своей квартирки на такси.

– Так это «майбах-57»! – простонала Фаина. – А где же «майбах-62»? – запуталась она в своей элитной дорогой движимости, подверженной словно стихиям внезапным и катастрофическим угонам.

– Про «шестьдесят второй» пока нам неизвестно, но есть догадки, что следы от дорогих колёс «майбаха-62», который мы и милиция разыскиваем днём и ночью, ведут в Южный федеральный округ, точнее – на Кавказ, – признался Мирский.

– А господин Берман, он найден? – вновь простонала эмоциональная Фаина, охваченная незабываемым чувством короткого и яркого первоапрельского романа, внезапно оборвавшегося в трагическую ночь уже на второе апреля, когда бессовестный и незабвенный – ах какой мужчина! – Аркадий подло покинул её, нейтрализовав охрану и угнав дорогую машину.

– Бермана, настоящая фамилия которого Берсенев, и его подельницу, небезызвестную тебе Ирину Воробьёву, мы ищем и обязательно найдём! – твёрдо заметил Мирский.

– Тартасовская шлюха! Я выцарапаю ей бесстыжие глаза! А ему, ему… – задыхаясь от гнева, Фаина не придумала пока достойной мести для Бермана, который оказался вдруг какой-то там Берсенев… – Так эту боль ты обещал мне причинить, Мишель?

– Прости, Фаина. Машину, «майбах-57» доставят в твой загородный дом. Она в приличном состоянии и подлежит восстановлению. Повреждены лишь сидения. Этот мерзавец искромсал их ножом, словно искал в них что-то. Ты не знаешь, что Тартасов мог хранить в сидениях своих автомобилей? – спросил вдруг Мирский.

– Какое это имеет теперь значение? Не знаю! – простонала Фаина.

Мирский обнял её за плечи, пытаясь хоть как-то успокоить. Он верил, что Фаина ничего не знала, зато теперь точно знал он, где хранятся Тартасовские компроматы на всю троицу: Виленского, Лужникова и на него грешного, Мишу Мирского.

Только вот в какой из оставшихся машин: «роллс-ройсе», на пути к которому, так ничего и не сделав, была обезврежена группа захвата? Или в «шестьдесят втором» «майбахе», который пока не обнаружен, или же в «порше», сгоревшем под Санкт-Петербургом? О, это был бы наилучший вариант! Этого Мирский не знал.

– Прости, Фаина, сейчас придёт мой новый руководитель службы безопасности Лев Голуб вместе с Лужниковым. У нас будет очень долгий и утомительный разговор, а тебя ждёт Оксана. Ты вся на нервах. Так нельзя. Бог даст, всё будет хорошо, поправится Аркаша, – при этих словах Михаил Мирский проглотил слёзы, ведь и Аркашенька был для него родным… – Ступай, Фаина, и расслабься, поужинайте вместе.

 

***

– Михаил Борисович, я исполнил ваше указание, переговорите с Гиви Автандиловичем, он у телефона. – Лев Голуб передал Мирскому массивную трубку спутникового телефона.

В нерешительности Мирский принял трубку, раздумывая, а не напрасен ли этот разговор? Но Гомикадзе ждал его у телефона.

– Алло, Гиви, это Мирский. Да знаю, что в аэропорту задержали троих. Наплюй на них. Считай, что их больше нет. Кто такие? А чёрт их знает, не бери в голову, Гиви. Политика? Какая к чёрту политика! Нет никакой политики, сплошная уголовщина… Забудь, Гиви, и лучше охраняй своё имущество…

Далее Гиви что-то вещал о наболевшем, стараясь подбирать правильные русские слова и их произносить, как будто поступал на филфак Московского университета, но Мирский его уже не слушал. Он думал, предупреждать Гиви о возможном и весьма скором визите неуловимой парочки Берсенева и Воробьевой, мастерски обыгравших его в Тель-Авиве и Риге, или же не предупреждать…

Скажешь «а», так этот Гиви – не дурак, потребует ответить на кучу других вопросов: на «б», на «в», на «д» и далее до «я». А там, чего доброго, сам доберётся до документов, которые с высокой долей вероятности, если они, конечно, не сгорели в «Порше» под Петербургом, могут находиться в его «Роллс-Ройсе», и тогда начнёт нас шантажировать, вытягивая миллионы долларов. Нет, пожалуй, пока рано, а, скорее всего, не стоит совсем раскрывать карты перед этим «папуасом» – так Мирский обозвал в раздумьях князя Гиви и чуть не рассмеялся. Сравнение ему понравилось.

«Тогда какого чёрта я разговариваю с ним?» – подумал Мирский, стряхивая такие вредные и непродуманные мысли и приходя в себя.

– Алло, Миха, зачем звонил? – совсем уж фамильярно, нахально опуская отчество и имя вовсе даже не по-русски произнося, резонно удивился Гомикадзе, не понимая странного такого разговора с большим московским олигархом.

Но и он, Гиви, не «лыком шит», как поговаривают русские, его не проведёшь!

– Тебя проведать, Гиви. Прощай и береги себя, – закончил Мирский и вернул трубку Голубу.

– Если он вдруг позвонит, меня здесь больше нет, скажи, что уехал в Лондон, – предупредил Михаил Борисович Голуба и уставился на Лужникова:

– Ну что, Илюша, скажешь?

– Да хлен его знает, Миша, – с присущей ему простотой признался Лужников, «съев» по привычке несчастную букву «р». – Виленский в Лондоне, в Москву уже не кажет носа. Может и мне туда податься, посмотлеть на Стоунхендж? Такого чуда я ещё не видел.

Мирский тоскливо посмотрел на Лужникова, тяжело вздохнул, сочувствуя Фаине, которая в последнее время вновь стала ему очень нравиться, и уже не раз являлись праведные мысли прогнать ко всем чертям капризную Оксану. Потом немного попереживал за жизнь Аркаши, и попросил холодной минеральной воды.

Мозгового штурма не получилось.

 

3.

В родовое имение Гиви Гомикадзе наши «концессионеры» прибыли в составе долгожданного кортежа.

Новоиспечённый «кахетинский князь», чёрный и поджарый, с профилем горного орла, встречал батоно Нико с широтой кавказского размаха. И это ничего, что дед Гиви Гомикадзе пас баранов в окрестностях старинного села Ахлахани, а отец после окончания десятилетки откосил от армии и перебрался в Тбилиси, где прошёл все ступени карьерного роста торгового работника, став к моменту обретения гордой горной республики долгожданной независимости фактическим хозяином крупнейшего «зелёного базара». Ещё на излёте Советской власти – что случилось в горной республике, жаждущей рыночных отношений, лет на десять раньше, чем в целом по стране, – Гомикадзе-старший, пользуясь служебным положением, скопил немалые средства, на которые «выкупил» де-факто официально государственный «зелёный базар», где сбывали продукцию садов и огородов рядовые колхозники. В миг обретения независимости базар стал собственностью семьи Гомикадзе теперь уже де-юре. А дальше, опираясь на финансовую мощь, наследник рода, молодой и фартовый Гиви, перенёс поле деятельности коммерческих интересов севернее Кавказского хребта, сразу же в столицу свободной от имперских пут России.

Через несколько бурных и героических лет, когда наиактивнейшие предприниматели бросились законно и незаконно расхищать былую общенародную собственность и в «борьбе роковой» гибли десятками за день под пулями киллеров, нанятых конкурентами, Гиви, заблаговременно заручившийся поддержкой «авторитетов» из числа земляков, имел в Москве шикарное казино, пару банков для отмывания денег и прочий разнообразный бизнес, приносивший доходы, соизмеримые с бюджетом гордой горной республики, едва ли не половина населения которой разъехалась на разного рода заработки, как в ближнее, так и дальнее зарубежье.

Так уж случилось, что все трое, Нико и Берманы, вышли из «линкольна» под старинную приветственную песню, исполняемую старейшинами села в национальных одеждах и чёрных барашковых папахах. Усатые старцы, хорошо помнившие босоногого деда своего нового князя Гиви, раздували торчавшие в разные стороны, словно кинжалы, седые усы и самозабвенно выводили издавна спетыми голосами старинную, как и эта земля, мелодию, в которой более всего было раскатистых, словно горное эхо могучих гласных звуков: «О-о-о… и э-э-э…».

Словом, пожилые горцы были на высоте, растрогав до слёз эмоционального Нико, очевидно понимавшего кое-какие слова из песни предков.

Затем девушки в национальных костюмах, с чёрными словно вороно крыло косами преподнесли дорогому гостю в белом – и так уж получилось, и его спутникам, – хлеб, соль и, конечно же, вино – кровь здешней земли.

Пока кормили и поили Аркадия и Ирочку, Гиви Гомикадзе подхватил Нико под руку и отвёл в сторону. Между князем Гиви и руководителем Нико завязалась горячая беседа, понять суть которой не владевшим местными картлийскими наречия было невозможно. Интенсивность беседы нарастала, руководитель Нико краснел, князь Гиви, наоборот, бледнел, затем обе персоны удалились в тень акаций, и на время пропали из поля зрения наших «концессионеров».

Берман к этому времени успокоился и размышлял над своими дальнейшими действиями. Краем глаза он уже приметил заветный «роллс-ройс», отдыхавший под кроной огромной шелковицы, именовавшейся в этих краях ещё и тутовым деревом, листья которого являлись основным источником кормов для гусеницы-шелкопряда.

Отведав вслед за Нико свежего хлеба с глотком великолепного вина, ничем кроме цвета не напоминавшего того, что совсем недавно ещё стояло на прилавках московских магазинов, гости прошли в огромный трёхэтажный, недавно выстроенный особняк, ставший резиденцией новоявленного князя Гомикадзе, и здесь лицом к лицу столкнулись, как вы думаете, с кем? Да с тем колоритным персонажем, с которым и были-то знакомы всего несколько минут, пожертвовав проходимцу, от которого следовало отвязаться любой ценой, целых двести долларов!   

Навстречу гостям вышел прежде незримый для них, но наблюдавший из дома за встречей гостей Гарри Прошмындович! Ирочка вздрогнула от неожиданности, а Берман сдержал себя, однако нахмурился.

– Приветствую старых знакомых! – изрекла противно усмехавшаяся рожа.

– Не шумите, Прошмындович, вас узнали. Что же вы тут делаете? – спросил Берман.

– Торгую танками, а вы что?

– Танками? – удивился Берман.

– Именно танками, – не моргнув глазом, подтвердил Прошмындович.

– И где же ваши танки?

– В пути… – признался Прошмындович, однако Берману показалось, что в голосе «поставщика танков» мелькнула всё же некая неуверенность, но вслед за этим последовал повторный вопрос: – Я командирован по части танков, а вы что здесь делаете, господин Пульман? А?

– Да вот приехал закупить партию местного вина.

– А почему вы здесь не Пульман, а уже Берман?

– Это мой литературный псевдоним, – солгал Аркадий.

– Чёрт с вами. Берман так Берман, – согласился Прошмындович. – Так значит вам надо вина? – расплылась в гаденькой улыбке противная рожа Прошмындовича.

– Вина! – подтвердила Ирочка. – Что же здесь смешного?

– Да нет, ничего, – поправился Прошмындович и задвинул свою гадкую улыбку. – Только я думал, что вы здесь по автомобильной части… – Он собрался было припомнить «бенц макларен», угнанный у Яночки и почему-то сожжённый, но его опередили:

– Не думайте лишнего, Прошмындович, и тогда торговля танками, возможно, принесёт вам прибыль! – посоветовал ему Берман.

– Спасибо за совет. Только не могли бы вы мне одолжить ещё денег?

– Сколько же на этот раз? – поинтересовался Берман.

– Тысяч десять.

– Ого! – не выдержала Ирочка. – Зачем вам так много!

– Дадите, не расскажу о ваших проделках в Киеве. Не дадите – пеняйте на себя! – пригрозил Прошмындович. – Да поторопитесь!

«Да этот «фрукт» так просто не отстанет, – подумал Берман. – Это вам не Кислярский, которого Остап Ибрагимович встретил неподалёку от этих мест на исходе лета 1927 года, выудив у бедолаги пятьсот советских рублей! Тут всё совсем даже наоборот, да и ставки резко подскочили за прошедшие годы».

– Дадим мы вам денег, но поменьше. И помалкивайте, не то у нас «длинные руки» и мы вас везде достанем! – жёстко ответил Берман.

– Да, у нас очень «длинные руки» и вы ответите! – подтвердила Ирочка.

– Теперь я, кажется, начинаю понимать. Вы агенты ФСБ и прибыли из России? – неожиданно выдал свои сумбурные мысли Прошмындович и, чтобы не наболтать лишнего, заткнул свой противный рот кулаком. – Как же я не догадался! Только вчера в аэропорту захватили целую бригаду из Москвы, которая собиралась расправиться с батоно Гомикадзе! – тупо соображал Прошмындович. – А эти вот прибыли вместе с самим Нико!

– Для вас всё гораздо хуже, мы не из ФСБ, а из ГРУ. Вы знаете, что это за организация? – сурово ответил Берман на неозвученную часть не слишком далёких мыслей Прошмындовича.

Прошмындович очень серьёзно посмотрел на Бермана, подтвердив, что знает.

– Вам, «торговец танками», хватит и двухсот долларов, – прищурив глаза, Берман ещё жёстче посмотрел на быстро менявшегося в лице Прошмындовича.

– Хватит! – испуганно согласился Прошмындович, пряча в карман брюк две мятые купюры. – Только танки настоящие. Я представляю здесь наш суверенный «Танкоэкспорт», – обиделся Прошмындович.

– Судя по всему, за неполный месяц вы сделали блестящую карьеру! – подсластила пилюлю Ирочка.

– Да уж… – вынужденно согласился Прошмындович, решив не связываться с коварными агентами, у которых «длинные руки». У них свои интересы, у меня свои – разумно рассудил он, а двести баксов не помешают.

 

***

Незаметно подкрался обед. Погода была чудесная, и слуги накрыли стол на большой веранде с видом на Главный Кавказский хребет.

Берманов пригласили за стол, причём Нико, не страдавший отсутствием аппетита, сел по левую руку от Ирочки и в перерывах между принятием пищи и глотками чудесного кахетинского вина постоянно болтал с ней, не заметив, как и в какой момент все перешли на русский язык, которым в разной степени владели все без исключения собравшиеся за обедом.

Хозяин владений, Гиви Гомикадзе, уже ознакомившийся с визитной карточкой виноторговцев Берманов – учредителей компании «Золотой Вакх», которые обещали прорвать винную блокаду, установленную Москвой и расширить экспорт кахетинских вин не только до Киева, но и до самой Англии, ломал голову над требованиями Нико, не принять которые было нельзя.

Вот и посланец дружественного президента с берегов Днепра, предлагавшего выгодную сделку с бронетехникой, которая ох как необходима для восстановления территориальной целостности, сидит напротив и кушает шашлык из молодого барашка, приготовленный с острым кахетинским соусом – пальчики оближешь!

Нико потребовал у Гиви, как у истинного патриота, обещая пожаловать освобождёнными землями, шесть, потом восемь, а под конец двенадцать миллионов! Нет не лари, которых мог напечатать и сам сколько угодно, а настоящих американских долларов. Ему их не хватало от не слишком густой иностранной помощи на создание целого танкового батальона.

– Это немалые деньги, батоно Нико, – отнекивался Гиви Гомикадзе. – С тех пор, как развалился СССР и мы потеряли свою самую большую колонию – Россию, мы стали бедным народом.

– Ладно, Гиви, не прибедняйся, – остановил хитрого кахетинского князя Нико. – Я же тебя прикрыл от смертельной опасности, задержав в аэропорту трёх опасных террористов, подосланных твоими недругами. Сейчас их «колют». А Казино приносит хорошие доходы, и ты обязан внести свой вклад в святое дело – восстановление территориальной целостности нашей любимой страны! – сказал, как отрезал, краснощёкий Нико. – И ещё, батоно Гиви, убери куда-нибудь подальше этого учредителя «Золотого Вакха» от хорошенькой учредительницы хотя бы на часок, а хочешь – навсегда.

– Вот кобель! – Гиви восхищался способностями Нико одновременно руководить и не пропускать мимо себя ни одной смазливой бабёнки. А эта и в самом деле хороша! Гиви и сам уже размечтался поучаствовать в предстоявшем эротическом приключении, которое у нас зовётся обычным блудом, вместе с краснощёким красавцем Нико.

«И хорошо бы не откладывая, через полчасика после обеда, когда пища уляжется, вино взбодрит кровь и ты снова молод душой и телом!» – так рассудил про себя Гиви, думая, что ему делать с господином Берманом: приказать слугам упрятать в подвале, просто удавить, наплевав на кавказское гостеприимство, или же услать подальше и напоить «до чёртиков» вином…

Но за столом Гиви был не слишком жесток, а потому решил отправить учредителя на виноградные плантации и в главный погреб, где хранились десятки тонн отличных вин из урожаев последних пяти лет. «Пусть виноградари и виноделы покажут ему хозяйство, а мы с Нико тем временем займёмся этой хорошенькой блондинкой, кушавшей сациви так аккуратно, ну словно кошечка сметану». – От таких приятных сравнений кровь Гиви заиграла праздничным огнём.

Ещё огня добавила вдруг Ирочка. Взяла, да обратилась ни с того и ни с сего к батоно Гомикадзе по имени и отчеству, которые, наверное, узнала у слуг:

– Скажите, Гиви Автандилович, вы случайно не родственник советского артиста Гомиашвили?

– Кто такой? – удивился Гиви, не любивший советских фильмов, а потому не сразу вспомнивший фамилию известного земляка, великолепно сыгравшего роль Остапа Бендера в бессмертной кинокомедии Гайдая.

– Ну как же, разве вы не помните «Двенадцать стульев»?

– Ах да, – припомнил детство, школьные походы в кинотеатр и знаменитый фильм современный владелец московских казино и банков, по совместительству самопровозглашённый кахетинский князь. – Дальний, – собравшись, наконец, с расстроенными мыслями, ответил Гиви.

Вообще-то его родовая фамилия звучала как Камикадзе, но после Второй мировой войны, узнав, что такое слово есть у японских милитаристов и что оно означает, дед Гиви, колхозный пастух, отправился в сельсовет и настоял на замене нехорошей буквы «К» на хорошую «Г». Так что Гиви бессовестно солгал доверчивой красивой женщине.

Фамилии от этого не полегчало, и позже Гиви дразнили в школе, обидно называя «гомиком», о чём, конечно, не могли знать ни отец, ни дед. Просто не было в их времена такого нехорошего слова.

– Скажите, Гиви, сколько весит ваш крест на толстой цепочке? – не унималась Ирочка, кушая прекрасно сохранившийся прошлогодний виноград. Делала она это очень красиво. Снимала тонкими пальчиками с ухоженными ногтями ягодку с кисточки и клала в рот, отправляясь за следующей ягодой. Гиви не любил свежего винограда, предпочитая вино, но, глядя на Ирочку, у него текли слюнки, которые приходилось промокать салфеткой.

– Одын килограмм двэсты грамм чыстого золота! – гордо изрёк Гиви.

– А вам не тяжело носить такой груз? – удивилась Ирочка, продолжая кушать виноград.

– Нэт! – ответил Гиви, почитавший себя человеком верующим, к тому же православным, и, посмотрев на Ирочку, как-то странно улыбнулся.

– «Добрый парень этот Гиви, пьёт вино и ест сациви…» – неожиданно и вслух продекламировал Берман, припомнив услышанную где-то дурацкую фразу.

Гомикадзе нехорошо посмотрел на гостя и затаил обиду, намереваясь очень скоро рассчитаться со своим обидчиком, к тому же обладателем такой красивой женщины.

А вот и управляющий имением.

– Знакомьтесь, господин Берман, – отрываясь от любимого сациви, представил Гиви управляющего, – это наш Васо. Он покажет вам виноградники и винные погреба. С его помощью вы сможете определить объёмы закупок наших вин и примерную стоимость контракта. Васо с отличием окончил Московский университет и понимает толк в вине. Правда, Васо?

– Ой, правда, батоно Гиви, понимаю… – загадочно и вместе с тем недобро улыбнулся худой и длинный, под два метра, неприятный на лицо Васо, кивнув плешивой головой в подтверждение своих слов. Он понял Гиви Гомикадзе с полуслова и внимательно осмотрел гостей, словно сравнивая их с кем-то.

– Я пойду с тобой, Аркадий, – Ирочка поднялась из-за стола.

– Нет, мы вас так просто не отпустим! – заявил Гиви. – Впереди десерт, да и Нико не прочь побеседовать с вами на иностранных языках. Ему скоро за границу, следует потренироваться.

– Да, предстоит поездка, – подтвердил руководитель. – Оставайтесь, вы интересная собеседница, а мы с вами еще не обсудили новинки современной литературы. Я, знаете, так замотался, что безнадежно от всего отстал. Всё дела, дела… – Нико поддельно улыбнулся, изобразив усталость, в то время как Прошмындович, отобедавший молча и без всякого аппетита, ухмыльнулся, но потом чего-то испугался и склонил голову над тарелкой.

– Да, Васо, обязательно отведайте с господином Берманом наших лучших вин, и не забудьте о моём любимом кувшине, – хитро подмигнув, наказал управляющему князь Гиви.

Васо склонил голову в знак понимания той задачи, решить которую от него требовалось, и повел за собой Аркадия, невольно ощутившего спиной холод «стечкина», скрытого курткой.

 

***

– Эти виноградники ещё очень молоды. Эти лозы, как юные пятнадцатилетние девушки, прекрасны, но еще не зрелые и не могут родить самых лучших ягод. Их корни ещё не достигли тех глубин, где хранится «Кровь земли», – увлечённо рассказывал Берману старик-виноградарь, на удивление правильно, почти без акцента разговаривавший по-русски.

«Саперави» – «Кровь земли» – вот сорт винограда, самый лучший для наших мест. Очень давно, в пятидесятых годах, меня не раз посылали в Москву на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. В павильон «Грузия» приходило много народу, и я рассказывал людям о нашем вине. Вот какое было время, – вспоминал старый виноградарь. – Прежде у нас росли корни, которым было по сто, двести и даже триста лет. С них собирали самый лучший виноград. Чубук, от которого отрастают лозы, достигал полуметра в диаметре. Когда корень погибал от старости или болезни, хозяин плакал от горя, выкапывал чубук и распиливал на доски. На этих досках писали иконы… – Дедушка Вано, так звали виноградаря, прослезился, промокнул глаза сморщенными коричневыми пальцами и стал рассказывать о своей военной молодости, в которой довелось ему воевать в пехоте и освобождать от фашистов Румынию, Болгарию и Югославию: – В тех краях повсюду виноградники, но таких как у нас нигде больше нет…

– Эх, Вано, хватит гостю рассказывать о винограде, пойдём пробовать вина в наш главный погреб. Там в землю врыты глиняные кувшины по три и больше тонн. В них вина трёх-, пяти-, девятилетней давности. Сладки, словно мёд, хмельны, словно ласки девушки, – нахваливал управляющий.

– Пойдём, батоно Васо, – согласился старик-виноградарь и, опираясь на ореховую палку с большой закрученной рукоятью, заковылял вслед за главным распорядителем в имении и гостем, который, наверное, собирался купить вина.

Покинув виноградники, они шли вдоль узкой дороги, обсаженной персиковыми деревьями, на которых уже завязались крохотные зелёные плоды. В тёплом весеннем небе пел жаворонок, шелестела-убаюкивала молодая листва, над придорожными травами, разыскивая медоносные цветы, жужжали пчёлы, прогоняя питавшихся нежной пыльцой красавиц-бабочек. Идиллия, да и только…

Сзади послышался шум мотора. Берман и оба грузина обернулись. На них надвигалась давно не мытая, серая от пыли «нива», которой пришлось уступать дорогу.

«Нива» поравнялась с ними, дверца раскрылась и заросший чёрной щетиной тип в тёмных очках спросил по-русски, внимательно рассматривая Бермана скрытыми за стёклами глазами:

– Гамарджоба, батоно Васо, хозяин дома?

– Дома, батоно Руслан, только у него высокий гость, – забеспокоился Васо.

– Какой такой гость?

– Руководитель Нико…

– Вах, как не вовремя! – возмутился тот, кого распорядитель назвал Русланом, и, приподняв очки, уставился на Бермана, успевшего разглядеть в «ниве» ещё троих небритых мужчин в чёрных кожаных куртках, от которых исходил стойкий отвратительный запах давно не мытых тел.

– Кого я вижу! Да ты ли это, капитан? – широко разинув нечищеную пасть со вставными челюстями, сменившими то, что вышибли в жестоком рукопашном бою крепкие русские парни из армейского спецназа, спросил небритый пассажир «нивы» и вынул из-за пояса пистолет с глушителем.

Берман сделал шаг назад и, скрываясь за Васо, выхватил свой «стечкин».

«Ну, брат ты мой родной «стечкин» – лучшее оружие спецназа – выручай!» – Берман рванул, что было сил, пока град пуль не посыпался ему в спину, и скрылся в винограднике, начинавшемся сразу же за персиковыми деревьями. Он узнал главаря отряда боевиков, ушедшего по слухам за хребет в ущелье, с которым не раз сводила их судьба на той, Второй войне.

По свежим листьям, срезая лозы, защелкали пули из трёх стволов, к которым через пару секунд, затрещав, добавился «калашников».

Уцелеть в том рое пуль Берману помогла канава, заполненная грязной жижей, неожиданно явившаяся на пути. Он упал на дно, распрощавшись, к счастью, не с жизнью, а со спортивным костюмом, вмиг напитавшимся грязью.

Объезжая персиковые деревья, всепроходимая «нива» выскочила на окраину виноградника. Торчавшие из неё боевики пытались разглядеть среди кустов труп капитана.

Загрохотал брат-«стечкин», зажатый в двух крепких перепачканных руках, и все двадцать пуль из драгоценнейшей обоймы, упрятанной в рифлёной рукояти пистолета-автомата, ударили по «ниве», искромсав в одно мгновенье четверых неосторожных боевиков.

Заляпанный жирной грязью с головы до ног, Берман вскочил и бросился к машине, из которой, один за другим вывалились три трупа. Лишь тяжело раненый водитель уткнулся лицом в руль и, заливаясь кровью, тяжело хрипел. Руслан был мертв, но левая рука боевика цепко сжимала ручку кейса.

«Вот где довелось встретиться», – подумал Берман и, вырвав из безжизненной руки Руслана кейс, посмотрел на жавшихся к деревьям управляющего Васо и дедушку Вано. В правой руке Васо держал пистолет, но был настолько перепуган, что, наверное, о нём забыл. В левой руке Васо зажал трубку спутникового телефона, пытаясь двумя свободными пальцами набрать номер

Берман выбил ногой оружие из руки Васо, раздавил телефон и нанёс растерянному управляющему сильнейший удар в солнечное сплетение, обезвредив как минимум на полчаса, а то и навсегда.

– Простите, дедушка Вано, – извинился перед старым виноградарем Аркадий. – Придёт время, и мы ещё отведаем вашего вина в другой, спокойной обстановке…

 

***

Уже куда-то скрылся проныра Прошмындович. Разогретые вином Гиви и Нико уводили за белые руки отчаянно сопротивлявшуюся Ирочку от богатого стола, так и не дав ей закончить с десертом. Вот как велика была страсть горячих горцев, пользующихся в своих владениях вопиющей вседозволенностью и полной безнаказанностью.

– Пустите меня, скоты! Вы за всё ответите! – кричала Ирочка, пытаясь укусить поочерёдно то князя Гиви, то руководителя Нико.

Но грянул шум короткого и яростного боя, вмиг охладив охваченных половым инстинктом мачо, более всего напоминавших в тот отчаянный момент горных козлов во время брачного сезона.

– Что это! – вылупив глаза, спросил у Гиви Нико, и выпустил свою жертву.

Внизу затопали телохранители двух растерянных персон, пребывавших этажом выше, завыли моторы «хаммеров» и оба безалаберных отряда помчались на шум боя, оставив возле охваченных нервной дрожью тел своих хозяев явно недостаточные силы.

Пара накачанных стражей с бритыми затылками и бычьими шеями позорно спасовала перед запыхавшимся от бега Берманом, неожиданно возникшим перед ними в обличье перепачканного грязью «чёрта» с кейсом в левой и со «стечкиным» в правой руке. В пути он поменял обойму и был готов на всё.

Увидев Бермана, заляпанного грязью с ног до головы, Ирочка закричала и машинально, пытаясь справиться с собой, влепила мелкому и не тяжёлому на вес князю Гиви такую крепкую пощёчину, что тот споткнулся и покатился вниз по лестнице. Телохранители Нико подняли руки и обронили пистолеты.

– А ну, вонючие козлы, ложись на пол! – скомандовал Берман, поднимая пистолеты телохранителей. Те вмиг поняли русские слова и распластались на полу.

– Тебе что, требуется особое приглашение! – заорал Берман и замахнулся пистолетом на Нико.

– Не трогай! Ведь это пахнет международным скандалом! – остановила его Ирочка, вешая на левое плечо свою сумочку с деньгами и документами, которую нашла под стулом, а на правое спортивную сумку Аркадия с вещами и ноутбуком.

– Не убивай! – взмолился Нико, пытаясь падать на колени, но этого, пинком пониже спины, ему не дали сделать: некогда, следовало спешить. – Семья, много детей! Пощади! – простонал Нико.

Спрашивать сколько это «много» и что это за дети, не было времени. Всё решали секунды. План дальнейших действий родился мгновенно. Берман нанёс отработанные на службе в армейском спецназе удары пистолетом по затылкам распластавшихся телохранителей, которые нейтрализуют их на полчаса и, схватив Нико за шиворот, швырнул с широкой лестницы на первый этаж. Тот покатился вслед за князем Гиви. От восторга, что ответственность, обещанная ею мерзопакостным козлам, пришла так скоро, Ирочка захлопала в ладоши. Она была в восторге от жёстких действий Аркадия.

– Ирка! (так Аркадий впервые назвал Ирочку – вот до чего довели!) Беги во двор! Налево, под деревом стоит «роллс-ройс». Заводи мотор! Едем! Этих берём с собой в заложники. И пусть только попробуют преследовать нас. Я раскрою им черепа вот этим самым «стечкиным»! – командовал Берман, выталкивая помятых лестницей Нико и Гиви во двор. Здесь крупных сил противника не наблюдалось. Несколько безоружных слуг, разинув рты, наблюдали за происходящим. А оба «хаммера» с главными силами охраны двух персон, похоже, разбирались с расстрелянными на дороге боевиками и, если тотчас же помчатся обратно, то будут здесь минуты через три.

– Мобильники при вас? – спохватившись, спросил Берман у заложников, которых подгонял пинками к раскидистой шелковице, под сенью которой стоял «роллс-ройс».

Ошарашенный князь Гиви, не терпевший никогда и ни от кого над собой ничего подобного, растерянно шарил по карманам и не нашёл.

– На столе остался, – еле слышно выдавил из себя Гомикадзе.

 Зато у Нико с этим был полный порядок. Он вынул из кармана свой сверхдорогой мобильный телефон и передал его наглому захватчику, запачканному с ног до головы жирной землёю Алазанской долины, вид которого внушал незадачливому руководителю животный ужас, мешавший срочно заявить решительный протест. Теперь, несмотря на то что у этой «сладкой парочки» так и не проверили документы, Нико твёрдо знал, куда надо протестовать, но это не сейчас, потом.

– Ирочка, – поправился Берман, – быстренько вернись, поднимись наверх и возьми телефон со стола, кажется у него спутниковый. Он нам пригодится, – попросил Аркадий.

– Есть! – Ирочка бросилась наверх и через тридцать секунд вернулась. Сунув большую навороченную трубку спутникового телефона в сумку, она перепрыгнула через бесчувственных телохранителе Нико и побежала впереди в сторону раскидистой шелковицы, под которой стояла машина. Берман и оба заложника, подгоняемые пинками, едва поспевали за ней.

– Аркадий, здесь установлена система зажигания от пальца владельца! Что делать – кричала Ирочка, в бессилии стуча кулачком по приборной панели.

– Сейчас, Иришка (так Берман называл Ирочку, но не слишком часто), приложим нужный палец, и если «роллс» не заведется, то я поотрываю его непутёвому владельцу не только пальцы, но и всё остальное! – Для подтверждения своих угроз Берман дал князю Гиви такого пинка, что бедолага, ростом в неполных сто шестьдесят сантиметров, но зато с орлиным профилем, уже простившийся с родимым краем и заснеженными горами, влетел в салон шикарной иномарки, достойной королей и президентов крупных стран, через предусмотрительно открытую Ирочкой дверцу.

– Прикладывайте нужный палец, Гиви, иначе он убьёт вас! – посоветовала Ирочка, уступая несчастному князю оперативное пространство у руля.

– Чичас! – дрожа от страха и ужасно исковеркав простое русское слово, которому его учили в средней школе, князь Гиви облизал зачем-то большой палец на правой руке и приложил его туда, куда надо.

Отличный британский мотор включился и ровно, словно сытый кот, заурчал. Можно было ехать. Берман легко перебросил мелковатого князя Гиви, весившего не более шестидесяти килограмм, на заднее сидение. Туда же затолкал Нико, и уселся между ними, не выпуская из правой руки грозный «стечкин», минут десять назад изрешетивший «ниву» и четверых боевиков во главе с полевым командиром Русланом, не желавшим сдаться законным властям и ушедшим за кордон. Он многое мог бы порассказать о восьми месяцах боёв в горах, где успел многим насолить, но на эту тему наложено табу. Итак, три года в лагере за то, что слишком хорошо исполнил свой офицерский долг…

Ирочка уселась впереди, рядом с вещами: сумками, трофейным кейсом и захваченными пистолетами охраны, уверенно взялась за руль, с которым подружилась в те времена, когда машина принадлежала Тартасову, и важный, как павлин, «роллс-ройс» резво покатился по дороге в сторону синевших гор.

На повороте Берман заметил оба «хаммера», вызванные слугами, стремительно приближавшиеся к родовому гнезду Гомикадзе. Сейчас они свернут за «роллс-ройсом» и начнётся погоня. Этого нельзя было допустить.

– Господин Нико, позвоните, пожалуйста, начальнику вашей охраны и запретите ему преследовать нас, иначе у вас с Гиви будут очень большие неприятности, возможно, даже, как говорят доктора, несовместимые с жизнью. Разговаривайте только по-русски, чтобы мы могли слышать и понимать, о чём вы там «щебечете», – как можно вежливее потребовал Берман.

«Вы ответите за это!» – хотелось заявить Нико, однако он испугался, послушно вынул из кармана свой дорогой, отделанный золотом мобильный телефон, и оперативно связался с начальником охраны.

– Зураб, оставайтесь до моего распоряжения в доме Гомикадзе. Я запрещаю преследовать нас! – у Нико вдруг прорезался властный голос.

– Но… – в мобильнике послышался неуверенный голос Зураба.

– Никаких но! – осадил начальника охраны Нико.

– Вот таким вы мне нравитесь, – скупо похвалил Нико Берман.

– Каким таким?

– Послушным. Если не будете дёргаться, я сохраню вам жизнь, а свой мобильник отдайте мне.

– Зачем? Это подарок от руководителя соседней суверенной страны.

– Слишком богатый подарок, – забирая мобильный телефон у Нико, оценил Берман, грязь на одежде которого начала подсыхать, но выглядел он всё также ужасно, к тому же начала зудеть голова, покрытая коркой засохшей грязи.

– На память, Нико, может быть, когда-нибудь позвоню вам и поздравлю с днём рождения или с рождением очередного ребёнка. Думаете, легко было падать в грязь под пулями бандитов, которые, похоже, дружат с этим вот подонком! – Берман ткнул пистолетом в Гиви, и тот сжался в комочек, стал до того жалок и противен, что захотелось его выбросить из машины.

– Что за бандиты? – не понял Нико, и повернул голову в сторону Гиви.

– Боевики, пробравшиеся в вашу страну с того склона гор и не желающие сдаваться законным властям. Когда я вас отпущу, Гиви самым подробнейшим образом расскажет о них, – пояснил Берман.

– Между прочим, Ирочка, как выяснилось, этот Гиви владеет тем самым казино «Мираж», где мне было суждено познакомится с Фаиной. Вот так-то! – неожиданно сообщил Берман. – Но думаю, что очень скоро все эти заведения позакрывают ко всем чертям или сошлют в пустые степи, чтобы просаживали в тех местах деньги те идиоты, кому совсем уж невтерпёж…

Сказанное не для Ирочки, а чуть раньше для Нико, не стало шоком для краснощёкого молодого «отца древней кавказской нации». Ему докладывали о проделках Гиви, повязанного с криминальным бизнесом и незаконными вооружёнными формированиями, но, положа руку на сердце, кто в нынешнее время живёт иначе. Всё нынче смешалось в нашем сумбурном мире…

Между тем «роллс-ройс» вгрызался в горный серпантин. Пустынная дорога скоро стала такой плохой, что начал сдавать и британский красавец стоимостью в треть миллиона долларов, ещё не обесцененных манипуляциями Федеральной резервной системы США, ставшей в глазах рядового российского обывателя, хранившего «в чулке» штуку баксов на «чёрный день», просто-таки «шарашкиной конторой».

– Останови, Ирочка, – попросил Берман. – Всё, приехали, господа «батоны нехорошие», вылезайте и ступайте обратно. На прощание хочется набить ваши морды, но не люблю международных осложнений. Замнём эту неприятную историю. Это и в ваших личных интересах.

Вам, Гиви, советую закрыть свое казино и прийти пока не поздно с повинной в московскую милицию. А вам совет, господин Нико, поскольку вы мне всё же симпатичны, – гоните в шею этого проходимца Гиви, а ещё лучше – посадите в тюрьму. Сами откажитесь от непосильного креста, и живите себе спокойно где-нибудь в тихом местечке с семьёй и многими детьми! Откажитесь, пока не поздно, а то ведь свернут шею неблагодарные граждане-соотечественники… – кивнул Берман на князя Гиви, у которого изымался дорогущий «роллс-ройс».

«Следовало сразу же проверить у этой парочки документы, и не стоило прикасаться к этой и в самом деле «очаровательной белой кошечке»», – так Нико, по всей видимости, подумал, виновато взглянув на Ирочку.

– Простите нас, Нико, и не держите зла за то, что было не так. Но и вы в этом повинны. Вы красивый мужчина в самом расцвете лет, вам бы играть героев в романтических кинофильмах или телесериалах. Попробуйте обратиться в Голливуд. У них сейчас не хватает колоритных актёров. В большинстве какие-то облезлые и щуплые мужчины, а душечка Шварценеггер, вот чудак, всё бросил и стал зачем-то губернатором! Вам бы, Нико, не отказали. А надоест сниматься в фильмах – всегда можно вернуться на руководящую работу… – неожиданно наговорила чёрт-те чего отходчивая Ирочка, щедро отвесила таких вот странных комплиментов разволновавшемуся и вспотевшему Нико, а затем посмотрела на Аркадия и сама покраснела. Наверное, подумала: «И дурочка же я…».

Нико и Гиви высадили из машины на дорогу.

– Самое неприятное, что я остался без средств связи, – спохватился вдруг Нико, виновато взглянув на Ирочку ещё раз.

«Вот что бы на моём месте делал президент Америки, не имеющий права расставаться ни на минуту с «ядерным чемоданчиком»? – задумался он, и сам себе ответил, потирая лоб от напряжения: – Как всё-таки хорошо, что у меня его нет!» – словно большой ребёнок радовался Нико, бодро спускавшийся с каменистых кавказских предгорий в красивую Алазанскую долину на пару с хромавшим жалким князем Гиви Гомикадзе, тоскливо посмотревшим при расставании на трофейный кейс.    

---

[1] Только вперёд!

[2] Добрый день!