Пётр ЧАЛЫЙ 
Пётр ЧАЛЫЙ
ШЛЯХ НА ДОН
Историческая версия
I.
Всё течет. Всё изменяется.
По словам Платона, так говорит Гераклит, «...всё движется и ничего не стоит, и, уподобляя сущее течению реки, прибавляет, что дважды в одну и ту же реку войти невозможно».
Мудрый грек из Эфеса, а ведь вы не правы. Входим, купаемся, как и предки, в кровавой водице.
Была страна, «светло светлая и украсно украшена». Огромная держава сплотила бескровно многие десятки племён и народов, вывела их из первобытного шалаша в храм Покрова-на-Нерли. С Русью Киевской или, кому как удобнее её нынче называть, Древней считались вся средневековая Европа, Восток и отдалённый Север. Отсюда прокладывали дороги прямоезжие во все стороны света, отсюда плыли корабли в края заморские. С великими князьями киевскими почитали за честь родниться короли английские, норвежские, французские.
И вот это цветущее государство в середине двенадцатого века распалось. Изначально – с благой целью, по отдельности жить богаче, ведь самостоятельное княжество равнялось крупному западноевропейскому королевству. Тогда-то Киев стал уже не прежней столицей, а «матерью городов русских».
Могучая держава распалась (заметьте цифру) на 15 княжеств. А далее – «процесс пошел» по-стахановски: в начале тринадцатого века Киевскую Русь представляло 50, в четырнадцатом – 250 удельных княжеств. По сему поводу народ высказался на веки вечные с едко привычной горечью: в Ростовской земле – князь в каждом селе, в Ростовской земле у семи князей один воин.
Что сталось с Русью в ходе этой перестройки-перекройки? Порабощённая Золотой Ордой она задержалась в развитии на два-три столетия.
Главное, не разделили судьбу «неразумных хазар», не исчезли бесследно. Из Киева снова вширь «пошла русьская земля!» Московское государство в двадцатом веке произросло Союзом Советских Социалистических Республик.
Была страна. Шагнула от крестьянской сохи в космос, «сквозь тернии к звездам». Опять-таки, считался с ней весь многоликий мир. Это не давало покоя тем, кто и вдалбливал в мозги правящей верхушке: Советский Союз – тюрьма народов, империя зла! разделитесь и (царствуйте – не произносилось, властвуйте – держалось в уме) – заживёт народ богаче. Позже в толпу лозунг был кинут приманчивей: каждому по две «Волги», не реки, конечно, она у всех одна, а легковухи, на каких катались отечественные начальники.
Зачарованные вороны выпустили сыр изо рта и каркнули из Беловежской пущи на весь мир: «Быть по сему!».
Державу размежевали – поразительное совпадение! – вновь на 15 незалежных-независимых государств, по образу и подобию – с президентами-князьками-вождями племени во главе. Дробить её и дальше на 50 самостийных штатов призывал ученый-физик, объявленный вдруг «умом, честью и совестью эпохи».
Как и наши далёкие предки, оказались мы в той же реке, кровью умытые.
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времён татары и монголы.
Как молитву повторяем вслед за поэтом-пророком: «Россия, Русь! Храни себя, храни!».
И не подсказку ли во спасение пытаемся отыскать в сокровищнице отечественной литературы. Прежде всего – в её жемчужине, в строках и между строк загадочного «Слова о полку Игореве». Во-первых, оно обращено и к нам сквозь толщу веков из буквально схожего предыгового золотоордынского времени. Во-вторых, можно предположить, что Игорь вышел в поход не только с целью «…отмщения за землю Русскую», он дал клятву памяти деда своего – «вернуть Руси некогда потерянную дедину, очень важное для всего Отечества Тьмутороканское княжество (по мысли писателя-исследователя «Слова» Юрия Сбитнева). В-третьих, грешно не слышать крик души – «призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ» (Карл Маркс в письме Фридриху Энгельсу из Лондона сразу после прочтения «Игоревой песни» 5 марта 1856 года). Призыв от имени русских князей и обращённый к русским князьям.
Прозвучал же он, напомним, так.
С началом дележа Русь слабела на глазах как государство. «Невесёлая година настала»: у князей глаза оказались завидущими, а руки загребущими; брат заглядывал через межу к брату и говорил: «Се моё, а то моё же». Завязались междоусобные войны среди единокровных родичей. А где двое дерутся, там обязательно вмешается третий. Свары оказались на руку южному соседу. В то время им был степной кочевник «цвета половы-соломы» – половец. «Летучие люди, – так говорил византийский писатель, – и потому их нельзя поймать. Они не имеют ни городов, ни сёл, оттого за ними следует зверство. Не таковы даже коршуны, плотоядный род и всем ненавистный; таковы разве грифы, которых благодетельная природа удалила в места необитаемые». Половцы постепенно почувствовали себя хозяевами в азовских и причерноморских степях и уже наводили ужас «буйными набегами» на земледельцев Европы, а Руси отрезали дороги на восточные рынки.
До поры кочевники признавали силу. А теперь раздор меж князьями приносил им пользу. Половецкие ханы роднились с ними и уже на правах сородичей участвовали в боевых разборках, добиваясь собственной выгоды.
Русская земля жила большим военным лагерем. На курганах полыхнет сторожевой огонь – спящий с оружием воин уже на ногах, уже в седле, уже готов сразиться с нападающими. Только кто нынче несёт смерть, пепел пожарищ? брат восстал на брата? или из-под копыт коня-степняка поднята тучей горчливая пыль?
Правда, беда порой ещё объединяла русских князей. Когда в 1184 году половецкий хан Кобяк с неисчислимой ордой двинулся на Русь, великий князь киевский Святослав Всеволодович сумел сплотить боевые дружины в единый кулак. Кочевников разгромили и хана с сыновьями взяли в плен. А главное – освободили днепровский торговый путь.
Но неудача тоже сплотила половцев. Вернувшийся из плена Кончак вновь собирал новые силы на Русь. А окрылённый удачей Святослав в свою очередь рассчитывал добить врага. Только карты ему спутал двоюродный брат Игорь, княживший на земле черниговской в небольшом Новом городе Северской земли – в Новгород-Северском. Пока в Киеве трубили сбор на лето, Игорь опередил великого князя. В апреле 1185 года он «тихо» выступил в поход, взяв с собой самых близких – сына Владимира Путивльского, ему, кстати, и шестнадцати лет не исполнилось, племянника Святослава из Рыльска и брата Всеволода, правившего в Трубчевске и Курске.
Что заставило Игоря не прислушаться к гласу старшего? Не только и не столько жажда славы. В прошлом удачливом походе Игорь кровно рассорился с Владимиром Переяславским. Игорь тогда замещал великого князя и не позволил воинам Владимира выдвинуться в голову колонны, впереди идущим в случае победы всегда доставались лучшие трофеи. Разобиженный Владимир повернул свою дружину восвояси, но – не домой. Пока свои бились с половцами, «обрёк он мечом и пожаром» новгород-северян. Игорь ему в отместку позже предал огню переяславский город Глебов. Киевский Святослав постарался не заметить распри, не осудил Владимира, не окоротил Игоря.
Самолично кинула на половцев Игоря не безрассудная храбрость. Повёл он «свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую» на Дон не случайно. Князь знал, что Кончак с войском с марта кочевал по левобережью Днепра, видимо, оттуда готовил новый удар на Киев. Восточные становища половцев, предполагал, остаются беззащитными. Сам же Игорь по матери половец, с Кончаком жил в мире. Потому надеялся, что степняки не ждут от него нападения. Тем более – на Дону, где пусть и «конец поля Половецкого», зато синяя речная гладь открывает путь в желанную землю – Тмуторокань, в овеянное славой предков древнейшее княжество Святой Руси. Здесь ведь «она начиналась в своём неукоротном на долгие века движении на Север… Ведь древнее название града Тьмуторокань не что иное, как город тысячи дорог. «Тьму» – тысячи, «торока» – дорога»…
И всё же – Игорь просчитался, не смог «снова распахнуть окно в пределы южные, обретя тысячи дорог в иные страны мира». «Непроложенными» путями кочевники сумели сбежаться-собраться близ Дона.
Билися день,
билися другой;
на третий день к полудню пали стяги Игоревы.
«Чёрная земля под копытами костьми была засеяна и кровью полита: горем взошли они по Русской земле». Пять тысяч дружинников вместе с Игорем, его сыном, князьями и воеводами были взяты в плен. За них половцы затребуют большой денежный выкуп и обмен на своих томящихся в неволе русской соплеменников.
Произошло то, чего так боялся Святослав: поражением Игорь открыл ворота «детям бесовым» на Русь. Великий князь сумел отстоять правобережье Днепра, а левобережье половцы опустошили. В Переяславле Кончак, не ведая о том, расправился с Владимиром, обидчик Игоря скончался от ран. А у Путивля погиб сын хана Гзы. Убитый горем отец хотел свести счёты с дорогим заложником, голова Игоря была оценена в две тысячи гривен, деньги по тому времени громадные. Старый «друг» Кончак отстоял князя. А позже тому удалось благополучно бежать из неволи. А сын возвратится домой позже с молодой невестой Кончаковной, в православии её нарекут Настасьей.
Игорю шел тридцать шестой год в пору трагического похода. И хоть в сорок девять лет по старшинству наследника он станет князем Черниговским, будет править княжеством до кончины четыре года, но то неудачное сражение с половцами останется главным делом в его жизни. Сходных битв русских князей со степняками историки насчитывают десятки. Игорева же битва и спустя века не канула в Лету. Сражение обстоятельно описано в летописях, а также в художественном «Слове о полку Игореве». Остающийся доныне неизвестным автор (а таковым называют и самого Игоря, и его племянницу Болеславу, дочь князя черниговского Святослава Всеволодовича) не просто пересказывает события. Он старается достучаться к уму и сердцу каждого князя: прочь распри! будьте выше личных интересов! только вместе вы сила! лишь сообща спасёте Русь!
За обиду сего времени,
за землю Русскую...
Дон тебя, князь, кличет
и зовёт князей на победу.
Игорь завоевал себе славу не собственным мечом, а пером автора «Слова» – так порой говорят историки.
Увы, даже золотое и вовремя сказанное слово не вразумило тех, кому нужно было его услышать. Даже – написанное кровью сердца. Сам Ярослав не предполагал, как обернется его завет сыновьям – жить в любви и согласии. Князья продолжали враждовать, и крепкий державный дом продолжал на глазах распадаться на множество малых и слабых.
«И была между братьями распря», от которой страдали, прежде всего, простолюдины; вся страна обессиливала, слабела. Сорок раз опустошали её половцы «значительными набегами, а мелких и не перечесть». Как покарает за то половцев Золотая Орда – развеет в небытие. Но кто бы мог подумать, что и Киев, славный стольный Киев после удара кочевников усохнет в городок о двести дворов...
А что же ждет нас?
Не потому ли внимательно вглядываемся в наше прошлое, пытаемся узнать всё точно, всё, как было, – чтобы провидеть будущее.
А нас снова и снова стараются обеспамятеть – газетным, сенсационным «открытием» (хан Батый – славянин), вкрадчивым радиоголосом (никакая не героиня Зоя Космодемьянская, а «Молодая гвардия» придумана энкэвэдистами), телевизионным кинорассказом или страничкой в Интернете (Ленин, Сталин, Гитлер – главные преступники века. Сбросивший на мирные японские города атомные бомбы Трумэн, конечно, не в счёт). Тот, кто капает нам на мозги сладким ядом, вешает на уши не лапшу, а спагетти, хорошо знает: без исторической памяти народ уже не народ, а население, с коим управляются, как со скотом...
II.
«Князь Игорь» в Россоши появился летом 1976 года. Невысокий крепыш с выправкой военного. Держался молодцевато, хотя крупные залысины выдавали возраст. Предложил напечатать в газете небольшую статью о том, что, возможно, в здешних местах произошло сражение войска князя Игоря с половцами, описанное в знаменитом «Слове о полку Игореве». Он обращался к читателям с просьбой сообщать о случайных исторических находках, которые могут быть бесценными для науки.
Явление гостя из Москвы у разговаривающих с ним вызывало в ту пору улыбку. Каяла в Россоши?! Да о месте битвы русичей с половцами столько споров, столько копий сломано – великими историками, большими учёными. Авторитетными в науке людьми! Тут же какой-то инженер-строитель. Скучно стало не выработанному отставному военному пенсионеру? Заглазно его сразу окрестили: князь Игорь. К тому же он вслух гордился своим дворянским происхождением, расхваливал свой род Поливановых.
Заметку москвича напечатали в районках Россоши, Ольховатки, Алексеевки – по предполагаемому маршруту похода. С моей подачи, как собственного корреспондента, материал появился в областной воронежской «Коммуне».
Тогда же дотошно памятливый журналист из Ольховатки Григорий Филиппович Ворона припомнил: в годы молодости, в канун Великой Отечественной, перед учащимися педучилища, каковым был и он сам, выступал лектор из Москвы. Он тоже доказывал: Игорь с половцами бился здесь, на месте теперешней Россоши. Кто-то из зала нетерпеливо поставил вопрос ребром: укажите точнее – где именно? Лектор замялся, краёк в междуречье назывался неблагозвучно «матня» (словечко означало ширинку в штанах). Гость культурно нашёлся, как ответить: «В районе городской бани».
Зал захохотал.
Смех смехом, а сообщение было принято и всерьёз. Переселившиеся в провинциальную глубинку вместе с птицеинститутом преподаватели из Ленинграда в часы досуга ставили серьёзные концерты. Любитель классического пения перед исполнением арии из оперы «Князь Игорь» всякий раз подчёркивал, что в здешнем крае произошло сражение с половцами.
Шутки шутками, а «князь Игорь», он же – Алексей Матвеевич Поливанов возвращался в Москву из Россоши не с пустыми руками. Он вёз на научную экспертизу изъеденное ржой древнее копьё. А ведь найдено оно было вездесущим мальчишкой на дне речки Россоши близ той «городской бани». Находкой удивит Алексей Матвеевич и близких. Отправляясь в путь, он обещал им «копьё князя Игоря». Обещал не голословно: вычислил – из всего тогдашнего оружия и доспехов сохранность выше у копья. Поливанов, конечно, несказанно обрадовался, когда краевед Алим Морозов выложил ему на стол проржавленный кусок металла, в котором проступали очертания наконечника. «Подобный тип копий хорошо представлен в домонгольских памятниках Древней Руси», – такое заключение сделают специалисты Государственного исторического музея в Москве и укажут возраст находки – XII или XIII век.
Кстати, рассказы о поиске москвича в местной печати настраивают людей внимательнее и бережнее относиться к тому, что случайно попадается в руки. На поле у хутора Перещепного выпахали схожий наконечник копья древнерусского воина хорошо сохранившимся. На огороде в селе Ивановка вместе с картошкой выкопали наконечник стрелы, выкованный русичем до нашествия золотоордынцев. Эти драгоценные свидетели старины далекой хранятся в краеведческом музее, не выкинуты на свалку за ненадобностью, как это нередко случается. Теперь только приходится вспоминать о безвозвратно утраченных кольчугах, шлемах.
Сам Поливанов же оказался родичем – племянником запомнившегося старожилам Россоши лектора из довоенной поры. Его дядя Николай Николаевич, всесторонне образованный человек, глубоко изучал «Слово», написал драматическую трилогию «Внук Бояна». В 1939 году Государственный литературный музей организовал экспедицию по установлению наиболее вероятного маршрута похода Игоря. Она выехала в донецкую степь. А Поливанов, видимо, самостоятельно направился ближе к Дону. Изыскания прервала не только война. После тяжелой болезни Николай Николаевич ослеп, поводырём его был до самой кончины в 1943 году племянник. Алексею Матвеевичу по наследству осталась рукопись «Похода» и завет – довести начатую работу до ума. Основательно заняться ею младший Поливанов смог, спустя много лет.
III.
Историческая наука на сегодня вроде и близка к разрешению одной из сложных загадок «Слова» – где происходили описываемые в повести-поэме события? – и далека. В летописях и в «песне» чётко прописан путь, каким шло войско. Он довольно ясен и сейчас любому читателю – от теперешнего районного городка Новгород-Северского, что на Черниговщине, до Оскола-реки. А вот дальше маршрут и, главное, место битвы вызывает споры у исследователей на протяжении уже почти двух столетий. С той поры, как граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин в 1800 году опубликовал найденную древнюю рукопись «Слова о полку Игореве».
С течением времени изменились названия малых речек, на берегах которых сражались русичи с половцами.
Где теперь ты, Каяла? Где Сальница с Сюурлией? Вот в чём вопрос.
Пушкинским домом Российской академии наук в Санкт-Петербурге в 1995 году издана пятитомная «Энциклопедия «Слова о полку Игореве». В статье «Поход» перечисляются основные версии маршрута убористым текстом на... девяти страницах. Десятки вариантов, один убедительнее другого. Выбирай, пока не закружится голова. А чтобы этого не случилось, проще выделить три направления: нижнедонское, междуречье Северского Донца и Днепра, верхнедонское.
Первому начало положил главный русский летописец Николай Михайлович Карамзин: «соединясь на берегах Оскола, войско обратилось к югу, к рекам Дону и Салу, феатру блестящих побед Мономаховых». Предположение уязвимо – с 23 апреля по 9 мая русичи не могли столь быстро и без боя прорваться в глубь земли Половецкой.
Второе направление разработано наиболее весомо академиком, «живым классиком» в современной истории Борисом Александровичем Рыбаковым. Доктор наук из Харькова Михаил Федосеевич Гетманец очень убедительно и доказательно «вывел» Игоревы дружины по древней Торовской дороге к речке Макатихе-Каяле меж нынешними городами Изюмом и Славянском. Учёный смог подвигнуть молодёжь. Ребята «выверили» путь воинов в конном походе. Эти и другие предположения хорошо вписываются в канву повествования «Слова» и летописей, если верно замечание отца русской истории Василия Никитича Татищева о том, что в древних манускриптах «Донец Северский... Доном называли». Исследователей смущает одна заковыка: в поэме различаются эти реки. Дон Великий, Синий упоминается 15 раз, Донец – 3 раза. А ещё князь Игорь «мыслию поля мерил от Дона Великого до Донца», когда хочет бежать, «не быть в плену!»
Верхнедонское – третье направление. Утверждая свою «восточную» версию, Николай Николаевич Поливанов не знал, возможно, что она существует с прошлого века. Автором её был видный историк русского права Иван Дмитриевич Беляев. Он считал, что дорога на восток долгое время оставалась хорошо «знаемой» русичами. Раз подбрюшьем у Руси «половецкие кочевья были рассыпаны по всему степному пространству от Урала до Дуная», то «русские полки удачно могли дойти до нынешнего Урала... Не с одними придонскими и приволжскими степями знакомились приднепровские Руссы, воюя с Половцами», Что касается похода 1185 года, то Беляев утверждал: «Игорь держал свой путь на Донец, потом на Оскол и далее к Сальнице (вероятно, нынешний Богучар, – П.Ч.)».
IV.
Алексей Матвеевич выполнил наказ дяди, можно сказать, сполна. Корпел над «Словом», над страницами Лаврентьевской и Ипатьевской летописей. Анализировал труды предшественников. В собственном поиске использовал – математику, географию, топонимику, демографию, астрономию, гидрологию, почвоведение, народные предания, лингвистику, обычаи культовых погребений, средства связи и информации, доступные человеку, жившему в XII веке. Итог – научные доклады, один из которых прочитан в Русском историческом обществе Союза писателей России.
«Версия признана реальной и близкой к истине». Она, как уже говорилось, занесена в «Энциклопедию «Слова».
Результат – книжечка «Где ты, Каяла?». Издана в 1999 году «Московским Парнасом».
Поливанову-младшему его труд теперь дорог, как матери родимое дитё. Для него он, как и для любого исследователя, собственная точка зрения, – «прост и доступен, как правда».
Итак, во вторник, 23 апреля 1185 года, дружина князя Игоря выступила в поход из Новгорода-Северского и через девять дней, к исходу 1 мая, подошла к Северскому Донцу, переправившись через реку, следует к Осколу-реке. Там ждёт два дня, до 6 мая, князя Всеволода.
Лучший знаток земли Половецкой, историк и археолог Светлана Александровна Плетнёва считает, что встреча князей состоялась в окраинной древнерусской крепости Холки (ныне Чернянский район Белгородской области). Здесь ещё в первом тысячелетии до новой эры, в эпоху раннего железного века, существовало укреплённое поселение. Располагалось оно на правобережном высоком меловом мысу. С трёх сторон неприступное крутосклонье, с четвёртой – поле отрезано выдолбленным в материке рвом глубиной в четыре метра, а шириной в семь-восемь, ограждено глиняным валом с деревянным срубом-стеной, заполненным землёй.
Если отсюда мысленно циркулем очертить круг, то ближайший по радиусу путь к Дону ложится на восток. Шлях тот натоптан во тьме веков. Студенты и учёные под началом профессора Воронежского педагогического университета Арсена Тиграновича Синюка на Куть-поле под селом Новохарьковка в Ольховатском районе отрыли-открыли «кузницу» кремниевых дел мастера. Жил он в среднем каменном веке – мезолите, отдалённом от нас примерно на двенадцать тысяч лет. Тогдашний кузнец уже «после ледника» выручал охотников. От камня-кремния откалывал острые пластины. А они служили наконечником стрелы, лезвием ножа, скребком и иным инструментом или оружием. В этой мастерской у Ольховатки-речки археологи обнаружили немало кремния. И удивились: камень оказался родом из Оскольского месторождения. Местный уступал ему в крепости-стойкости. С неблизкого для путника Оскола ещё когда приносили не готовые ножи-пластины, а кремень!
«Не тот ли это шлях, где Игоря обозы проходили на синий Дон?».
Поливанов убеждён: тот.
В придонской степи, где «плыл горизонт», начиналось и поле Половецкое. Молчаливо напоминают о том каменные «бабы», бесприютно и неприкаянно стоящие во дворике Воронежского краеведческого музея. Им бы вернуться на родину. Как встарь вознестись на кургане у нынешней Марьевки – села на тракте из Оскола к Дону.
И на том же богатом историку Куть-поле сущий клад найден студентами вместе с профессором Воронежского университета Анатолием Захаровичем Винниковым. В раскопе приоткрылось время Золотой Орды. Заселено довольно плотно древнее кладбище, как нынешнее городское. Скорбный обряд однообразен. Изучено больше сотни погребений. Большинство – женские. Изредка попадаются дети. Где мужчины? Воевали и гибли в далекой стороне?
Жили тут и довольно долго – половцы?! аланы?!
«Игорь пронзил свой ум крепким намерением, заострил своё сердце
мужеством и, преисполнившись боевого духа,
повёл свои храбрые полки на Половецкую землю за землю
Русскую... добиться Великого Дону...
Хочу с вами, русские, либо голову
свою сложить, либо напиться шлемом из Дона».
Шестого мая полки князей Игоря и Всеволода направляются от реки Оскола в степь половецкую. «А Игорь к Дону воинов ведёт!» В обеденное время, 10 мая, у речки Сюурлия встретились половцы.
Сюурлия – это Ольховатка-речка, приток Сальницы-Чёрной Калитвы. Это мнение Поливановых. Ряд учёных прочитывает «сюурлию» с тюркского языка, как «разлив воды, быстрый». Такое с речкой случается, когда в верховье Дона скоро тают глубокие снега. Второе половодье поднимает уровень воды в притоках. Случаются «разливы рек, подобные морям». Разно толкуется название Сальницы. В тюркском есть слово «сал» – приток. Поливановы считают имя речки славянским, «дано оно по специфике воды в реке – «сальной». Кстати, академик Олег Николаевич Трубачёв неразгаданную пока «Калитву» числил древнерусским водным названием «самобытного славянского вида» в перечне с Непрядвой, что у поля Куликова.
Во второй половине дня 10 мая русичи разгромили половцев. «Мы сами к половцам пришли; их самих разбили. Ныне пойдём на них за Дон и до конца изобьём их: если нам будет и там победа, то пойдем на них и в луку моря, где не ходили и деды наши». Но наутро в субботу удача отвернулась. Половецкие полки взяли в кольцо войско Игорево. Неравная битва закончилась в день Святого Воскресенья 12 мая на реке Каяле у великого Дона. «Побеждены были наши»,
Не о том ли сражении молва из рода в род хранит предание: за крутым речным обрывом – «Вылыкым Прыстином» – на самой горе были болота и озёра. Там давным-давно день, ночь и ещё день шла битва, и все люди были побиты. Много людей, оружия и золота потоплено в болотах. Стон по ночам из-под земли идёт...
Присядь у тихой заводи. Признается ли и тебе речушка Россошь, еле пробивающаяся порой сквозь заросли осоки-кияка, что она-то и есть Каяла?
V.
Откроется, возможно, что шлях князя Игоря пролегал в иной стороне. Но труды учёных, исследователей, таких как Поливановы, не окажутся напрасными. Отрицательный результат в науке тоже результат, который подвигает к истине.
VI.
Князь Игорь, князь Игорь, не ты ли утвердил: один в поле не воин? Услышим ли мы тебя? Или – «нам не дано предугадать, как «Слово» наше отзовётся»...