Валентина ЕРОФЕЕВА. НЕ АНТИПОД ЛИ «КОЛОДЦУ…»? О романе Юрия Козлова «Слепой трамвай»

 

Валентина ЕРОФЕЕВА

НЕ АНТИПОД ЛИ «КОЛОДЦУ…»?

О романе Юрия Козлова «Слепой трамвай»

 

Роман Юрия Козлова удивителен тем, что автор рискнул излагать нечто, вероятно очень значимое для себя, впрочем, не только для себя, устами главного персонажа – женщины. Это риск, достойный почтительного внимания и понимания цели именно такого метода изложения. Это не подвиг Флобера, утверждавшего, что «мадам Бовари – это я». Здесь нечто большее, но что же именно?

Интрига эта чётко и стойко подпитывается автором буквально до последней, заключительной фразы романа. Мудрый и внимательный читатель ближе к концу, возможно, уловит промельк задумки автора, его сверхидеи романа. Уловит – и не поверит сам себе. Не поверит от того, что автор долго и, честно признаться, кое-где до утомления читательского долго, будет водить «догадочного» вокруг да около. Лишний раз напоминая ему как о богатстве русского языка как такового, так и о богатстве литературных (и не только) ассоциативных реминисценций – нитей, из которых он ткёт мудро-премудрый пёстрый ковёр своих размышлений, наблюдений, печалей и радостей (впрочем, он крайне скуп на чувственные проявления, крайне сдержан на эмоции – так что к нему вряд ли в полной мере подойдут обе составные пушкинской формулы «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет»).

А жаль, возможно, это незапланированный, нечаянный просчёт его. Ведь персонаж-то главный романа – рупор мыслей и идей автора – женщина. Помнится, что в теории, да и на практике, женский пол наш в первую очередь эмоциями обогащает (или обедняет?!) мир.

Итак, сквозь какие же ткацкие заготовки протягивает-протаскивает свою романную героиню Юрий Козлов?

Она – одинока.

Далеко, очень далеко не юна, скорее, даже слишком зрела – как раз уже более чем достаточно для того, чтобы стать главной в столь сложном авторском изложении.

Нелюбима матерью и не любит её сама. Никак – напрочь… Тайна нелюбви этой – один из главных и интереснейших узоров ковра, так тщательно и конспиративно тканного мастерской рукой автора. Впрочем, иногда даже кажется, что кое-где – в некоторых местах – автор чаянно или нечаянно пользуется и машинным ковровым ткачеством по глубоко протоптанной колее-схеме вязания-плетения столь сложносочинённых изделий. И тогда призрак ИИ (искусственного интеллекта) начинает слегка назойливо витать в воздухе. К чести автора, он его в сей же секунд душит-глушит иронией, переходящей местами в еле сдерживаемый сарказм.

Но ирония авторская – опять же в некоторых местах, в неких совсем критических случаях бывает не совсем уместна: она лишает читающего площадки для взлёта тех самых чувств и эмоций ввысь в некое творческое – вернее даже, сотворческое с автором – пространство. Она возможный лёгкий – твой индивидуальный, собственный самолётик с красотой его высокого полёта превращает в жужжаще-гудящий шмелиный вертолёт с его чисто функциональной конструкцией, направленной на решение определённых приземлённых задач. Печально…

Итак, ковёр.

Цвет нитей, к счастью, не яростно масляно-жирный, а акварельный, приглушённый, даже слишком иногда – видимо, от обилия шифро-тайн, носителем которых является как сама героиня, так и окружающий её антураж, главная «деталь» которого – её платонический возлюбленный. Кстати, давайте же, наконец, и означим имя героини, ведь оно не последнюю роль играет в тканно-романной бытийности, а несёт недюжинную смысловую нагрузку (впрочем, может, это только показалось) – Ангелина Иосифовна.

И… Петя – притяжение её девичьих чаяний и помыслов. Да, именно девичьих, несмотря на столь солидную возрастную границу, сердито предопределённую для неё автором. Наша Ангелина Иосифовна – целомудренная дева. Отсюда платонические авторские цветы к её ногам весьма и весьма уместны. Уместны настолько, что финальные строки романа могут стопроцентно и органично быть приняты внимательным читателем – не перескочившим диагонально к ним со скоростью, нет, не самолётика собственного, и пусть даже не вертолётика тяжёленького, а просто перескочившим стремительными сверхскоростно читающими глазками своими, – за антипод похожей (хотя, возможно, лишь вид сбоку) ситуации в «Колодце пророков», романе, написанном Юрием Козловым глубоко раньше.

Неужели же иронический сарказм автора к нашей нескучной обыденщине, которой до корней волос – может быть! – заражён и он сам, не говоря уже о его многочисленных романных персонажах, настолько стал ему неприятен и отторгаем, что он рискнул здесь на вот такой – в белом плаще и с цветами – крылатый финал?!

Хочется верить именно в это, а не в очередной «колодец пророков» с антиподом в финале. И хочется надеяться, что депрессивно-акварельный фон романа – а он именно такой (поэтому не обольщайся, добрый читатель, лёгкой сюжетной канвой, прорисованной моей робкою рукою – дабы не испортить авторское ковровое изделие) – наконец-то взорван в финале той самой яркой красной точкой, ну ладно, не точкой, а целым цветком алым, без которого ни одна картина настоящего художника не обходится, выводя в финале всю себя к гармонии золотого сечения. Уверена – ведущей именно туда, куда стремится самолётик каждого из нас, живущих на этой грешной акварельной земле…