Марина ЕЛЕПОВА. «РОССИЯ! ВСТАНЬ И ВОЗВЫШАЙСЯ!». Пушкин о России, Польше и наших днях

 

Марина ЕЛЕПОВА

«РОССИЯ! ВСТАНЬ И ВОЗВЫШАЙСЯ!»

Пушкин о России, Польше и наших днях

 

Вот вы, наконец, и национальный поэт;
вы, наконец, угадали своё призвание.
Особенно изумительны стихи к врагам России.
В них мыслей больше,
чем было сказано и создано у нас в целый век.
Из письма Чаадаева к Пушкину
от 18 сентября 1831 г.

 

После смерти Пушкина известнейший польский поэт Адам Мицкевич так вспоминал о поэте: «Пушкин, коего талант поэтический удивлял читателей, увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума своего, был одарен необыкновенною памятью, суждением верным, вкусом утончённым и превосходным. Когда говорил он о политике внешней и отечественной, можно было думать, что слушаешь человека, заматеревшего в государственных делах и пропитанного ежедневным чтением парламентарных прений».

Мицкевичу вторит и Николай Гоголь в письме к П.А. Плетневу: «Ничего я не предпринимал без его совета. Ни одна строка не писалась без того, чтобы я не воображал его пред собою. Что скажет он, что заметит, чему посмеётся, чему изречёт неразрушимое и вечное одобрение своё, вот что меня только занимало и одушевляло мои силы. Тайный трепет невкушаемого на земле удовольствия обнимал мою душу...». В «Выбранных местах из переписки с друзьями» Гоголь писал о Пушкине: «В последнее время набрался он много русской жизни и говорил обо всём так метко и умно, что хоть записывай всякое слово: оно стоило его лучших стихов…». И Гоголь записывал! В.А. Жуковский, увидев как-то, что Гоголь делает запись пушкинских слов, горячо поддержал его: «Хорошо делаешь, что записываешь за Пушкиным: каждое его слово драгоценно…».

В.И. Шенрок приводит воспоминание А.С. Данилевского о знакомстве с поэтом: «Впечатление, произведенное на Данилевского Пушкиным, было то, что он и в обыкновенном разговоре являлся замечательным человеком, каждое слово его было веско и носило печать гениальности; в нем не было ни малейшей натянутости или жеманства…».

Вспомним и слова Николая I после откровенной беседы с Пушкиным на царской аудиенции в 1826 году: «Я сегодня говорил с самым умным человеком России!». Пушкин был не только человеком государственного ума, но и блестящим знатоком русской истории, равного которому не было в России. По существу дела он заступил на место умершего в 1825 году Н.М. Карамзина, автора знаменитой «Истории государства Российского», написал два замечательных по ёмкости и глубине исторических труда «Историю Пугачева» и «Историю Петра» (последний труд остался незавершенным).

С особой силой государственный ум и политическое предвидение Пушкина нашли проявление в его великодержавном цикле стихотворений 1831 года. Появление этих лирических произведений было связано с польским мятежом 1830-1831 гг.

Чтобы понять суть этого исторического события, на которое пламенно отозвался Пушкин, необходимо сделать небольшой экскурс в прошлое. После трех разделов Речи Посполитой в 1815 году на Венском конгрессе держав было решено восстановить Польшу, но в пределах Российской империи. Александр I даровал Царству Польскому неслыханную в то время по демократическим свободам конституцию, по которой фактически Польша сохраняла свою независимость, формально подчиняясь русскому царю: Польша имела собственную армию, свой сейм, административную и денежную систему, гарантированно сохранялось католичество. Царь короновался в Москве и в Варшаве. С восшествия на престол Николая I до 1830 года ею правил наместник великий князь Константин Павлович, родной брат императора. В эти годы Польша процветала. Развивались промышленность, торговля, земледелие, система образования (в том числе был учрежден Варшавский университет), польское население обрело долгожданный мир.

Тем не менее в Польше зрел заговор шовинистически настроенной шляхты.  Романтические поляки возмечтали о полной независимости, вознамерились свергнуть хотя и номинальную, но всё-таки власть русского царя и восстановить Польшу в границах Речи Посполитой. Одной из важнейших причин восстания стало решительное нежелание Николая I присоединять к Царству Польскому литовские, белорусские и украинские губернии. Их-то и хотели воссоединить с польскими землями заговорщики. В Варшаве открыто заявляли, что Балтийское море на севере, Черное море на юге, Днепр на востоке должны быть границами будущей «возрождённой» Польши.

Надо заметить, что эта вековая фантасмагоричная мечта волнует и современных поляков, которые лелеют идею «возрождения» великой Польши «от можа до можа» (от Балтийского моря до Черного), при том что такого польского государства никогда не было. В период максимального могущества Речи Посполитой в неё входила, помимо Польши, Белоруссия, Украина и Литва по Люблинской унии, а побережье Черного моря, которое было частью Османской империи, новообразованное государство не контролировало. В настоящее время в Польше фигурирует проект «Новая Речь Посполитая» (Балтийско-Черноморский альянс), цель которого объединение в одно государство Польши, Литвы и Украины, в этом союзе необходима и Западная Белоруссия. В истории всё повторяется!

В 1830 году польские мятежники решили убить наместника, разоружить армию и захватить арсенал. В ночь на 17 ноября они захватили Бельведерский дворец в Варшаве – резиденцию наместника, но Константину Павловичу удалось бежать, убили несколько верных царю генералов, сейм объявил детронизацию Николая I. Поляки потребовали от Николая 8 воеводств (Литву, Украину, Белоруссию), он обещал лишь амнистию.  Началась война, вернее, подавление польского мятежа. 26 августа, в очередную годовщину Бородинской битвы, после ряда сражений под натиском русских войск, возглавляемых генералом И.Ф. Паскевичем, пала Варшава. В сентябре 1831 года бунт был окончательно подавлен. Поляки понесли немалые потери, лишились демократической конституции и многих привилегий.

Пушкин, которому было глубоко чуждо государственное безмыслие и равнодушие к политической ситуации в России, внимательно следил за событиями польского мятежа. Он негодовал на столичных аристократов-полонофилов: «Грустно было слышать толки м<осковского> общества во время после<днего> польск<ого> возму<щения>. Гадко было видеть бездушного читателя фр<анцузских> газет, улыбающегося при вести о наших неудачах». Поэт отлично сознавал вековую ненависть поляков к России, историческая память народа хранила воспоминания об их ужасных бесчинствах времен Смуты, о событиях недавнего прошлого – сражениях польских солдат на стороне Наполеона в годы войны 1812 года. Весть о мятеже глубоко взволновала его: «Известие о польском восстании меня совершенно потрясло. Итак, наши исконные враги будут окончательно истреблены...».

Но больше, чем бунт поляков, его встревожила реакция Европы на внутренние дела России. По всей Европе шли манифестации в поддержку Царства Польского, парламентарии, журналисты, известные поэты и писатели призывали к новому крестовому походу на Русь. Многие газеты и журналы пропитались антироссийской риторикой, Николая I изображали как жестокого тирана. Особенно отличилась захваченная революционными идеями Франция. Депутаты парламента, представители французской либеральной оппозиции, объявили Польшу оплотом Европы, утверждали, что она выступила за демократические европейские права и свободы, нарушенные Россией, и требовали выступить в защиту поляков и защитить их от русских варваров. По поводу взятия Варшавы в Париже в течение нескольких дней были бурные уличные выступления республиканцев, для усмирения которых были вызваны войска. Под окнами русского посольства демонстранты кричали: «Долой русских! Да здравствует Польша!» и выбили в нём окна. Беспорядки нарастали: строились баррикады, закрылись театры, прекратилась торговля, захватывалось оружие. Манифестации в поддержку поляков продолжались и в последующие месяцы. В декабре в Париже состоялась массовая демонстрация в честь французского генерала Раморино, который принимал участие в польском восстании. Французская общественность звала к войне. Депутат Лафайет призывал признать Польшу как независимое государство, оказать военную помощь через Балтийское море, он начал сбор денег, на которые закупалось оружие для поляков. Другой парламентарий Ф.Моген вторил Лафайету: требовал военной помощи полякам с помощью флота. Министр иностранных дел Себастиани возражал оппозиции: для этого «пришлось бы осуществить завоевание всей Северной Европы!», «Нам предлагают наполеоновские кампании!». Десять месяцев длилась острая схватка с правительством страны французских депутатов, журналистов, поэтов, рабочих, простых французов, которые требовали нашествия на Россию.  

Все европейские полонофилы в один голос утверждали, что Польша, говоря словами того же Лафайета, является «барьером против нашествия северных варваров». О.Бартелеми: Варшава пала «в борьбе против варварских орд». Европейцы мыслят стереотипами: Русский монарх – новый Аттила, русские – гунны. Россия не может стать цивилизованной страной, это дикая азиатская деспотия.

Весьма многие зарубежные писатели и поэты, творчество которых наши русские филологи добросовестно изучают в университетах, произведения которых читают и любят наши читатели, на самом деле были отъявленными русофобами. Польский мятеж ярко подтвердил этот факт. Во Франции яростно выступили против России Виктор Гюго, Пьер Беранже, Огюст Бартелеми, Казимир Делавинь, Огюст Барбье; в Германии яростно обрушивались на Россию Людвиг Берне и Генрих Гейне; британские публицисты оттачивали свои подрядные перья, очерняя Николая I и обвиняя его во всех смертных грехах, создавая многочисленные карикатуры на Николая I, русскую армию, на саму Россию, которую традиционно изображали в виде безобразного и бешеного медведя.

Гюго пишет о России:

Когда ужасающий русский, упоённый своей яростью,

Насилует Варшаву, мёртвую и растерзанную,

И, оскверняя её саван, невинные и священные лоскутья,

Валится на деву, распростёртую на могиле;

Тогда, о! я шлю проклятия царям, на их дворах, в их логовах,

Царям, чьи кони по брюхо в крови!

Я чувствую тогда, что поэт – их судия!

Беранже угрожает Николаю I:

Кто слышит Польши стон кровавый, –

О царь! Бледней пред карой правой!

Держава пала бы твоя.

Поляки, бедные друзья!

Гейне стенает: «Мне кажется, что кровь Варшавы брызжет на мою бумагу…».

Другими словами, шла настоящая информационная борьба с Россией, которая грозила перейти в войну настоящую.

В 1831 году Пушкин откликнулся на эти события тремя стихотворениями: «Перед гробницею святой…», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина». Первые два стихотворения отражают глубокое волнение поэта за судьбы России в атмосфере сгущающейся ненависти к ней Европы, в ожидании возможного нового похода «двунадесяти языков» на Русь, как это было в 1812 году. В первом произведении Пушкин вспоминает о великом полководце и спасителе Отечества в войне 1812 года Кутузове. В духе высокой риторики поэт обращается к тени героя, призывая его спасти страну:

В твоем гробу восторг живёт!

Он русский глас нам издаёт;

Он нам твердит о той године,

Когда народной веры глас

Воззвал к святой твоей седине:

«Иди, спасай!». Ты встал – и спас…

Внемли ж и днесь наш верный глас,

Встань и спасай царя и нас,

О старец грозный! На мгновенье

Явись у двери гробовой,

Явись, вдохни восторг и рвенье

Полкам, оставленным тобой!

В финале произведения вопрос о его «наследнике», его «избранном» остается открытым. Поэт не видел среди современных ему военачальников (И.Дибич, И.Паскевич) равных Кутузову по масштабу военного гения. Невозможность увидеть преемника былой славы усиливает тревогу автора перед неопределенным будущим страны.

Стихотворение «Клеветникам России» – центральное в цикле. В нем сосредоточены историко-философские, геополитические идеи Пушкина. Адресаты произведения названы: «народные витии» – европейские парламентарии. Однако обращено оно и к журналистам, и к поэтам, и ко всем европейцам, ополчившимся на Русь. Кроме того, это воззрения, которые поэт предъявляет всему русскому миру. Сам русско-польский конфликт понимается Пушкиным как «домашний, старый спор» славян, непонятный и чуждый Западу. В одном из писем П.А. Вяземскому Пушкин отмечал: «Для нас мятеж Польши есть дело семейственное, старинная, наследственная распря, мы не можем судить её по впечатлениям европейским». В стихотворении Пушкин прозорливо ставит проблему, которая будет разрешена, наверное, в грядущих веках:

Кто устоит в неравном споре:

Кичливый лях, иль верный росс?

Славянские ль ручьи сольются в русском море?

Оно ль иссякнет? вот вопрос.

Вопрос о возможности всеславянского единства неоднократно поднимался в русской истории. О нём мечтал ещё Пётр I. Вековая мечта русских царей и императоров о Босфоре, о Константинополе, о Царьграде была одухотворена сакральной целью создания вселенской православной державы под эгидой русского царя, объединения славян. «Греческий проект» Екатерины II имел целью в будущем создание православного союза славянских народов. Во второй половине ХIХ века идеи панславизма горячо приветствовались славянскими народами на Балканах. Война за независимость Болгарии 1877-1878 гг. являлась проявлением всё той же мессианской политики русского государства. Идеи ранних и особенно поздних славянофилов, в частности, Н.Я. Данилевского, о всеславянском союзе для защиты от западной агрессии определили русскую внешнюю политику в XIX – начале XX века. Россия вступила в Первую мировую войну и во имя создания славянского единства. Советский Союз в иных формах воссоздал этот имперский дух и объединял славянские народы вокруг страны. Поляки сражались плечом к плечу с русскими на фронтах Великой Отечественной – Второй Мировой. На основе новой идеологии с помощью коммунистической партии Советский Союз объединил в единый социалистический лагерь Чехословакию, Польшу, Болгарию, Югославию, при этом Польша особо была предана СССР, в её честь был назван военно-политической блок – Организация Варшавского Договора в противостоянии с НАТО. В состав Совета экономической взаимопомощи под эгидой СССР входили Болгария, Польша, Чехословакия. 

В наши дни, когда украинцы заступили место мятежных поляков, а поляки воюют на стороне украинцев и претендуют на Западную Украину, а неблагодарная Болгария предаёт нас на дипломатическом поприще, невозможно представить какой-либо союз славянских племён. Верность России сохранила только православная Сербия. И тем не менее времена меняются и иногда самым неожиданным образом, и неизвестно, что ждет славянские народы в будущем.  Есть пророчество старца Серафима Саровского, который предвещал в беседах с Николаем Мотовиловым создание великого общеславянского царства: «Перед концом времен Россия сольётся в одно море великое с прочими землями и племенами славянскими, она составит одно море или тот громадный вселенский океан народный, о коем Господь Бог издревле изрёк устами всех святых: «Грозное и непобедимое царство всероссийское, всеславянское – Гога и Магога, пред которым в трепете все народы будут»». Так что, быть может, по слову поэта, «славянские ручьи сольются в русском море»!

Еще один важнейший момент. Пушкин первый сформулировал чётко и ясно суть отношения Запада к России:

Бессмысленно прельщает вас

Борьбы отчаянной отвага –

И ненавидите вы нас…

Слово сказано: русофобия! И мы на новом витке её, когда сняты все маски и неутолимая ненависть к России явлена в истинном свете! Запад, покорив в разное время все концы земли, так и не смог покорить Россию, это порождало страх и неутолимую ненависть к загадочной Московии. И как показывает время, ничего не изменилось. Пушкинский диагноз подтверждает каждая новая истерическая эпоха.

При этом поэт отмечает особенность взаимоотношений нашей страны с Европой, которая также повторяется из века в век:

И ненавидите вы нас…

За что ж? ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, под кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили

Мы тяготеющий над царствами кумир

И нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?..

Россия спасла Европу от ига Наполеона, ответом стала ненависть спасённых стран, а в 1853 году – Крымская, вернее, мировая война против нас. Век ХХ. Мы вновь спасаем Европу от еще более страшной болезни – фашизма. В ответ – чёрная неблагодарность и Британии и США, которых мы заслонили, а в наше время всей Европы, не помнящей благодеяний и страшных жертв Советской России. Ведь только за освобождение Польши мы положили почти полмиллиона русских солдат! (Безвозвратных потерь – 477 295 человек, санитарных – 1 636 165 человек, итого: 2 113 460 человек).

А далее Пушкин прославляет державную мощь Российской империи, её немеркнущую воинскую славу:

Вы грозны на словах – попробуйте на деле!

Иль старый богатырь, покойный на постеле,

Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?

Иль нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

От финских хладных скал до пламенной Колхиды,

От потрясённого Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанет русская земля?..

Так высылайте ж к нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.

Актуальней некуда! Пушкин утверждает: русская армия, Россия непобедимы! Недаром и в историческом контексте и в символическом смысле третье стихотворение «Бородинская годовщина» венчает образ великого Суворова, не только как усмирителя поляков в прежние времена, но и как полководца, не знающего ни одного поражения, воплощение русской воинской доблести и славы:

Восстав из гроба своего,

Суворов видит плен Варшавы;

Вострепетала тень его

От блеска им начатой славы!

В этом многосмысленном произведении Пушкин определяет и важнейший принцип внешней политики России: миловать поверженного врага, что касается Польши, то и не вспоминать те ужасы, которые поляки творили в России в прежние времена, а также и свою личную позицию по отношению к Польше и полякам.

В боренье падший невредим;

Врагов мы в прахе не топтали;

Мы не напомним ныне им

Того, что старые скрижали

Хранят в преданиях немых;

Мы не сожжём Варшавы их;

Они народной Немезиды

Не узрят гневного лица

И не услышат песнь обиды

От лиры русского певца.

Вот так было и летом 1945 года: русские воины кормили голодных жителей Берлина.

О «песни обиды». Основания для такой песни были, и исходили они в числе прочих и от Адама Мицкевича. В 1831 году стихотворения «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина» вместе с патриотическим произведением В.А. Жуковского «Старая песня на новый лад» были опубликованы в одной брошюре. На Пушкина шипели русские либералы-западники. Однако стихи стали известны и в Европе, они были очень быстро переведены на европейские языки, скорее всего, Мицкевич читал их в немецком переводе. Кроме того, в Германии, а затем в Париже он мог слышать разговоры польских и русских эмигрантов о Пушкине, якобы прославлявшем царя и русскую победу из каких-то низких расчетов. В ответ на поэтический манифест поэта Мицкевич написал стихотворение «Русским друзьям», в котором обвиняет Пушкина, хотя и не называя его по имени, в низменном корыстолюбии, стремлении заполучить чины и награды. О стихотворении Мицкевича поэт узнал не ранее июля 1833 года, а ответил через год в августе 1834 года, ответил с неизменным своим благородством в произведении «Он между нами жил…», которое осталось незавершенным и не было опубликовано при жизни Пушкина, поэт не мог его публиковать, так как Мицкевич был гоним. Пушкин вспоминает о Мицкевиче времён его пребывания в Петербурге с восхищением и любовью, но несправедливые обвинения и озлобление былого друга, измена их возвышенной дружбе больно ранят его:

…Мы жадно слушали поэта. Он

Ушёл на запад – и благословеньем

Его мы проводили. Но теперь

Наш мирный гость нам стал врагом – и ядом

Стихи свои, в угоду черни буйной,

Он напояет. Издали до нас

Доходит голос злобного поэта,

Знакомый голос!.. Боже! Освяти

В нём сердце правдою твоей и миром,

И возврати ему...

Однако «песнь обиды от лиры русского певца» так и не прозвучала, её действительно не услышали. После смерти Пушкина Мицкевич забыл былые разногласия и написал прекрасный некролог, с цитаты из которого и началась наша статья.

В последнем стихотворении цикла Пушкин также ставит и важнейшие проблемы геоистории, извечную проблему огромной России – проблему территориальной целостности страны:

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

Признав мятежные права,

От нас отторгнется ль Литва?

Литва – здесь: Польша, так как Польшу иногда называли Литвой, памятуя о Речи Посполитой, объединяющей некогда эти земли. Река Ворскла начинает свой путь на Белгородчине, течет по землям Сумской и Полтавской областей и впадает в Днепр. Буг (Западный Буг) протекает по территории Западной Украины. Волынь тоже относится к Западным землям Украины, граничит с Польшей. Так что речь идет о возможности отторжения от России Польши и о судьбе Западной Украины в исторической перспективе. Волнует Пушкина и будущее «пращура русских городов», «златоглавого» Киева, на который также претендовала Варшава, а теперь мы должны отвоевать его и спасти расхищаемые святыни Киево-Печерской Лавры в борьбе с украинскими националистами. Польша (Литва) отторгнута от России. Вопрос о землях Западной Украины решается на наших глазах в СВО. Вопрос «куда отодвинем строй твердынь» получил в наше время невероятную остроту, и стихотворения Пушкина 1831 года вдруг обрели современнейшее звучание.

Так что же предрекает нам великий русский поэт?

Сильна ли Русь? Война, и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Её, беснуясь, потрясали –

Смотрите ж: всё стоит она!

…

Победа! сердцу сладкий час!

Россия! встань и возвышайся!