Антон ЛУКИН 
Антон ЛУКИН
И ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ
Житейские истории
Бабушка Зоя знала немало историй. Как и многие её сверстницы жизненный путь она прошла нелегко. Родилась в огненные годы Великой Отечественной войны. Рано осиротела. Воспитывалась тёткой. С ранних лет трудилась и всю жизнь была в работе. Не сказать, чтобы она не любила рассказывать о своей жизни. Рассказывала. И интересно рассказывала. Но, прежде чем вывести бабушку Зою на разговор, нужно было ни много ни мало донять её расспросами. Сама, если не спрашивать, ворошить прошлое лишний раз не будет.
Многие годы бабушка работала поваром. Любила и, главное, умела готовить. Какие она варила супы, а какие фрикадельки мастерила и котлеты… а плов какой!.. Бабушкину кулинарию нахваливали все. Папка, потирая рыжие усы, приговаривал: «Борщ у мамы отменный». И просил добавки.
Но бабушка не всегда так умеючи и вкусно готовила. Каждый мастер своего дела, когда-то ходил в подмастерья. И это понятно. Я же нередко донимал бабушку расспросами именно тогда, когда она занималась готовкой. Бабушка лепит пельмени или же месит тесто для пирогов, а я уже тут как тут. Сколько себя помню – рос любознательным мальчишкой. Всё обо всём мне непременно нужно было знать. И лишний раз послушать байки старших было всегда за радость.
– Расскажи, как ты железную дорогу строила, – прошу я бабушку.
– Разве я её строила, – улыбается бабушка в ответ.
– Ещё бы! Сама же говорила. И мама говорила, – не унимался я.
– Так, – скромно отвечает бабушка. – Принимала участие.
А принимала бабушка участие в строительстве железнодорожной линии Абакан-Тайшет. Совсем юной девчонкой, оставив родное село, подалась в далёкие суровые края благоустраивать великую нашу страну.
– А ты, бабушка, Байкал видела? – спрашиваю.
Бабушка Зоя кивает:
– Широкий.
Меня всегда, даже будучи мальцом, манило и влекло путешествие. Как оно там в заморских краях, да в тридевятом царстве? Ежели серьёзно – было интересно всё: как живут люди в городах и других областях и регионах, какие животные водятся там, какие растения растут. Я любил разглядывать атлас, на страницах которого было указано, какие именно животные обитают в той или иной местности. Где водятся зубры, бурые и белые медведи, лоси, змеи и даже верблюды и тигры. Где растут папоротники, а где настоящие пальмы. Какая же всё-таки у нас большая, интересная и богатая страна. Мальчишкой я не раз твердил самому себе, что, когда подрасту, непременно отправлюсь в кругосветное путешествие. Возьму с собой этот самый атлас и буду кружочками обводить те места, в которых доведётся мне побывать. На теплоходах пройдусь по разным рекам, увижу водопады, перейду пустыню и покорю горы. И ещё искупаюсь в самом большом озере в мире. Обязательно!..
– Купалась? – спрашиваю я бабушку.
– Откуда, – отвечает та. – Проезжали мимо. Из окна поезда любовались Байкалом.
– Так не интересно… – говорю ей.
– Вот подрастёшь, съездишь и искупаешься, – улыбается бабушка.
Спрашиваю, кто ещё из дивеевских ребят и девчат работал с ней.
– Нет никого. Одна была.
– Зачем же поехала одна?
Бабушка шутит.
– Такой вот был отважный комсомолец, – улыбается. – Сама попросилась – на самую передовую точку. И что! Сунули в бригаду и отправили… лес валить. Посмотрел на меня бригадир, на маленькую, на худенькую, почесал затылок, поохал, повздыхал и назначил поваром.
– Готовить ты умеешь, я знаю.
– Ага. Эт я счас готовить мастерица. А тогда… Да на костре… Какой из меня повар?.. То переваришь, то сухое подашь.
– Ругались?
– Никто слова не сказал, – ответила честно бабушка. – Бригадир у нас был хороший. Пожилой. Раньше всех просыпался и позже всех ложился. Мороз стоял трескучий. На два метра, бывало, закапывали еду и всё равно промерзала насквозь. Ребята возьмут хлеб, топором на кусочки порубят и в чай, как сухари, макают. Жили кто в палатках, кто в шалашах. Спали в одежде. Фуфайку, шапку, валенки не снимали. Утром высуну нос из-под одеяла, гляжу, а бригадир уже у костра сидит. Надо и самой выползать из лежанки, кашу ставить. А неохота. Так с горем пополам мало-мальски готовить научилась. А после и сама уже с мужиками лес валила. Дерево повалишь, распилишь, и в сторону.
– А с пнями что?
– Выкорчёвывали. Но этим другая бригада занималась. Что следом шла. Бригадир, помню, каждый раз приговаривал: «Ещё немного осталось до Абакана дойти. Мы на поезде проедем! Мы же строили».
– А тигров… Тигров, бабушка, видела?
– Каких ещё тигров?
– В тайге же тигры живут.
– В тайге много кто живёт. Да не каждый осмелится свой нос показать человеку. Много бригад трудилось. Днём и ночью топорами стучали. Костры жгли. Вся живность нас за десять вёрст стороной обходила.
– А рельсы таскала?
– Какие рельсы? – бабушка смеётся. – Раз мы впереди идём. Лес прорубаем. Мы дорогу прочищали, чтобы рельсы прокладывать за нами. Наша бригада только навалит лес. А остальные подчищают.
– Летом, поди, лучше работалось? – спрашиваю.
– Чай не зимой. В стужу эдакую… А летом зато… комарья!.. – бабушка кажет пальцами размер. – Я таких большущих в жизни не видела.
– И как от них спасались? – всегда недолюбливал этих маленьких надоедливых кровопийцев.
– Нет никак. Разве в лесу от них скроешься? – говорит бабушка. – Смирились со временем. Привыкли… А какой сок берёзовый в тайге! Нигде такой больше не пробовала.
Бабушка Зоя обожала берёзовый сок.
– Соберёмся вечером бригадой у костра, картошку печём. Ребята на гитаре играют. Истории всякие рассказываем. За день умаялись, а спать не ложимся. Бригадир нам: «Идите отдыхать. Ступайте. Спозаранку всех подниму». Все молодые. И поговорить хочется, и песни попеть, – объясняет бабушка Зоя. – А за нами уже посёлки образовались небольшие. Саранча. Назвали так. Двадцать пять километров в субботу идём туда за продуктами. Ребята мне, может, не пойдёшь, далеко всё-таки. Да разве я останусь? – бабушка вновь улыбается. Видно, что приятно ей вспомнить давно ушедшую юность. – Наберём крупы, хлеба, сухого молока, консервов и обратно. Ребята ещё папирос возьмут. Мне эти консервы за два года (столько бабушка трудилась в тайге) на всю жизнь запомнились. До сих пор на них смотреть не могу.
А ещё бабушка работала в городе Нижний Тагил и брала с собой маленького Генку. Дядю Гену – так мы с сестрёнкой его всегда величали, когда были мальцами. Бабушка в ранние годы осиротела. И её вместе с братом Юрой воспитала тётка по матери – Вавилова Марья Ивановна. У Марьи Ивановны был сын Иван и внук Генка. Бабушка Зоя, уже будучи зрелой девушкой, нянчилась и повсюду брала с собой двоюродного племянника. Даже в командировку с ним ездила и показывала Сибирь. Генка Вавилов подрастёт, уйдёт в армию и будет нести службу в столице нашей Родины – городе-герое Москве. Там и останется. Получит квартиру. Женится. Когда дядя Гена на автомобиле «Москвич 2141» приезжал с семьёй на малую родину к матери, в гости сбегалась вся родня. Мы тоже приходили. Вавилова Елизавета Михайловна (дяди Генина мама) поправляла платок (она всегда ходила в платке), замешивала тесто, пекла пироги и жарила блины. Обязательно шли на кладбище. Навещали могилы родных. Иногда у нас оставалась ночевать Анжелка, дяди Генина дочка. Сестрёнкина ровесница. С Анжелкой я постоянно ругался. На дню бранились по нескольку раз и тут же мирились. И всё-таки я любил, когда они приезжали в гости, и Анжелка оставалась у нас ночевать. Иной раз мы с Валюшей сами упрашивали дядю Гену, чтоб позволил ей остаться.
– Поборешь на руках, так и быть, – улыбался мне дядя Гена.
– Соглашайся, – говорила Анжелка.
Мы боролись на руках. Победить дядю Гену было не так просто. Я старался изо всех сил. Не получалось. Но и меня дядя Гена не борол тоже. Была как бы ничья. Затем дядя Гена боролся с сестрёнкой и проигрывал Валюше. Я знал, что он ей поддаётся.
– А ты чего?.. Не можешь, – дразнила меня Анжелка.
– Сама попробуй, – сердился я в ответ.
Анжелка пыталась побороть отца, но и ей не удавалось это сделать. Тогда мы с Анжелкой вдвоём брались за дядь Генину ладонь и из последних сил наконец-то одерживали победу.
– Так и поступайте всегда, – хвалил нас дядя Гена. – А то… ругаетесь по делу и без дела. А вместе… друг за дружку… никто вам не страшен.
– Мы и не ругаемся, – обнимались мы с Анжелкой.
Укладывались каждый раз поздно. И всё равно сразу было не уснуть. Родители с дядь Геной пили на кухне чай, беседовали. Мы в спальне, лёжа в кроватях, тоже вели разговор шёпотом. Обязательно нужно было рассказать какую-нибудь страшилку.
– В одном тёмном-тёмном городе стоит тёмный-тёмный дом. В этом тёмном-тёмном доме есть тёмная-тёмная дверь… – я пугающе растягиваю голос.
– Совсем не страшно, – дразнится Анжелка. – Я такие истории ещё с детского сада знаю.
Пытаюсь что-то придумать своё. Очень мне хочется эту хвастливую девчонку запугать до икоты. Сочинять на ходу я любил. Анжелка смеётся.
– Чего ты?
– Это по-твоему страшилка? – спрашивает шёпотом. – А я думала комедия. Ни капельки не страшно.
– Тогда сама расскажи, – я начинаю сердиться.
Анжелка пересказывает какой-то фильм. Я нарочно перебиваю, тоже смеюсь невпопад. Снова вступаем с ней в перебранку. С кухни доносятся шаги. В комнату входит мама. Делаем вид, что спим.
А когда я учился в первом классе и в моей жизни были первые зимние каникулы, дядя Гена уговорил родителей погостить у него в Москве. Когда мама согласилась, нашей с Валюшей радости не было предела. Что для сельского ребёнка увидеть город? И не просто город, а столицу. Восторг и мечта! И в самом начале января 1993 года мы все вместе отправились в Москву. В поезде я, сестрёнка и Анжелка взбирались на верхнюю полку и оттуда шпионили за другими пассажирами. Кто-то отгадывал кроссворды, кто-то трапезничал, кто-то глядел в окно, в котором мелькали заснеженные деревья.
Помню, как гуляли по Красной площади. Ходили в зоопарк. В террариуме запомнились большие зубастые аллигаторы и толстые питоны. Белые медведи за решёткой. А вот полосатого тигра не было. Был пустой вольер. А нам так хотелось его увидеть. Помню, как ели сладкую вату и леденцы на палочке. А ещё, как я боялся приблизиться к двугорбому верблюду. Мне казалось, что он в меня непременно плюнет. Помню, как катались на трамваях и ездили на такси по ночной новогодней Москве. Столица, как рождественская ель, сияла огнями. Повсюду рекламные щиты, витрины магазинов переливаются в световой гамме, повсюду фонари. А в магазине игрушек гуляли долго, как по музею. Каких только игрушек не было. Солдатики и куклы в человеческий рост. Паровозы и машины. Лодки и самолёты. Игрушечные кукольные домики. Не магазин, а сказка. И хоть мы ничего не покупали, походить по такому игрушечному волшебному царству был уже праздник. И я искренне жалел, что такого магазина нет у нас в Дивееве. Уж я бы точно в него захаживал каждый день. И не по одному разу. А ещё мне запомнилось, как дядя Гена заказывал по телефону для нас мультфильмы.
Спрашивал, что именно мы желаем посмотреть, а после куда-то звонил и по телевизору, как взмахом волшебной палочки, показывали те самые мультики.
Баба Лиза, дяди Генина мама, до первой половины девяностых годов жила в синем корпусе. Когда я был у неё в гостях, то со стены, у зеркала, на меня глядел из-под фоторамки молодой Вавилов Гена. На одной из фотографий он был в военной форме. Мне очень нравилась эта фотография. А ещё над кроватью висел ковёр, на котором красовалась во весь стан семиструнная гитара. Помню, как разглядывал её и осторожно касался пальцем струн. Как же мне тогда хотелось, чтобы и у меня была такая же гитара. Настоящая. Я упрашивал маму купить.
– Подрастёшь, купим, – отвечала мне мама. – А пока… Ведь не будешь учиться играть. Побалуешься день-другой и забросишь.
– Буду, – не сдавался я.
Гитару купить согласилась бабушка Зоя. С пенсии. Про бабушкину пенсию нужно поведать отдельно. Мы с Валюшей знали, когда именно к бабушке приходит почтальон. И когда этот день приближался, мы его трепетно ждали. Бабушка брала нас с собой в магазин, и мы выбирали себе сладости. Это уже была традиция. Посещали кулинарию. Так местные жители прозвали кафе, где когда-то была обычная пивнушка. Теперь там продавались сладости. В кулинарии работала наша соседка Сорокина Нина. Мы с сестрёнкой выбирали себе пирожные. Я очень любил эклеры. А ещё покупали сырые семечки и дома жарили их на сковороде и посыпали солью. Рядом с кулинарией стояла бочка с квасом. На втором этаже располагался ресторан. А по правую сторону, всё в этом же здании, был универмаг, где продавались велосипеды, хоккейные коньки, клюшки и прочие спортивные товары. Там же были и шестиструнные гитары с нейлоновыми струнами.
– Останется память обо мне, – сказала мне бабушка Зоя, когда мы шли за гитарой.
В день покупки я не мог налюбоваться своим подарком. Брал её в руки, аккуратно водил пальцем по струнам, и мне очень нравился её ненастроенный звон. С гитарой выходил во двор, вопреки маминым запретам, усаживался на лавку и водил пальцем по струнам. Гитара звучала, а я восхищался. Хотелось всем и каждому похвастаться.
– Да ты никак артист, – подтрунивал меня соседский старик Василий.
– А то, – важно отвечал я ему.
– А ну… сыграй что-нибудь.
Я водил пальцами по струнам и на полном серьёзе что-то напевал.
– Молодец, – хвалил меня дядя Вася. Я гордился собой ещё больше. – А эту… знаешь?
Дядя Вася называл песню.
– Пожалуйста, – я всё так же водил пальцами по струнам.
– Что-то у тебя, парень, как погляжу, на любую песню один и тот же мотив, – по-доброму улыбался старик. – А чего-сь аккорды не зажимаешь?
– Я и без них могу.
– Батюшки. Никак передо мной вундеркинд сидит, – дядя Вася тихонько посмеивался.
И как бы я в ту минуту ни серчал на старика, а аккорды выучить всё же пришлось. В нашем доме, на втором этаже, жил Варнавин Андрей. Он был постарше меня годков на восемь. Худой и жилистый, весёлый и порой задиристый парень. На гитаре играл так, что струны рвались. Играть Варнавин умел, знал в этом толк. И голос красивый. Андрея нередко приглашали выступить в Доме культуры. Тот иногда выступал со своим товарищем Владимиром Ермаковым, который тоже чудесно играл на гитаре и так же красиво пел. Заслушаешься. Ермаков жил в одном доме с моим одноклассником и другом детства Женькой Царьковым. С Женькой мы иногда заводили серьёзный спор. Кто лучше играет на гитаре и поёт. Варнавин или Ермаков. Я утверждал, что мой сосед Варнавин. Женька доказывал обратное. Каждый хвастался своим соседом. Сейчас с Владимиром Ермаковым мы работаем вместе на одном предприятии, в одной смене. А Варнавин… Летом 2013 года тело Андрея найдут в Ардатовском районе, где-то в посадке. Много будет ходить домыслов о его гибели... Он был, действительно, весёлый малый. Искренне было его жаль.
Давай поспорим,
что река станет морем…
И станешь со мной
танцевать под луной.
А когда будем в ссоре.
Снова поспорим…
Варнавин любил исполнять эту песню. Горбинкой нос (от множества переломов) глядел в сторону, с губ лилась задористо песня, пальцы умеючи плясали по струнам. В секундную долю перерыва, между куплетом и припевом, Андрей лихо стучал ладонью по корпусу гитары и, весело исполняя припев, подёргивал ногой. Теперь каждый раз, когда я слышу эту песню, всегда вспоминаю Варнавина.
Я носил Андрею настраивать гитару. Андрей обучил меня нескольким аккордам и показал, как правильно играть боем и перебором. Дома я старался правильно поставить аккорд. Зажимал пальцами струны так, что через несколько минут пальцы начинали ныть, пока со временем не появились мозоли. От моего боя гитара быстро расстраивалась, и я шёл к Варнавину. Тот настраивал гитару, исполнял две-три песни и отдавал мне инструмент обратно.
– Учись, – говорил мне Андрей. – И если что, заходи… не стесняйся.
Как и все дети, мы с сестрёнкой любили где-нибудь напроказничать и как-нибудь набедокурить. Валюша с радостью со мной хулиганила, а когда осознавала, что маминой ругани не избежать, бежала на меня ябедничать. Каждый раз накатывала обида. Я обижался на сестру, сердился и даже ругался.
– А зачем ты её плохому учишь? Ты мальчик. Ты постарше. Ты должен сестрёнку оберегать, а не учить не знай чему, – стыдила меня мама. – Не дуйся. На меня эти уловки не действуют.
Каждый раз мне ставили в пример бабушкиного брата – дядю Юру. Дядя Юра был старше бабушки на четыре года. Со слов родственников, в юные годы он был отважный малый. Часто дрался и всегда до конца отстаивал своё «я». Ребята, что были постарше, уважали его за это и при встрече жали руку, угощали папиросой. Дядя Юра всегда был справедлив. Презирал трусость и подхалимство. Бабушка Зоя, с её слов, ходила по улице королевой. Никто её не задирал и не трогал. Знали, что Юрки Кулакова младшая сестра. Однажды бабушка без спроса взяла у брата велосипед, пока того не было дома. И умудрилась навернуться с горы. Колесо восьмёркой, руль в обратную сторону… Бабушка боялась идти домой. Было страшно и стыдно, что без спроса взяла чужую вещь. До позднего вечера гуляла за деревней, ждала, когда тётя придёт с работы. А когда вернулась домой с поломанным велосипедом, на крыльце её давно поджидал Юрка.
– Я, Юр… вот… сломала чуть-чуть, – виновато призналась бабушка.
Дядя Юра молча осмотрел велосипед и сестру.
– Главное, что сама не убилась. А железяке чего будет! Её всегда починить можно, – сказал дядя Юра и принялся чинить поломку. – Ступай в избу. Проголодалась поди.
Дядя Юра сразу после армии поехал за невестой… в Запорожье. Там и остался. Пока дядя Юра нёс службу в Вооружённых силах СССР, его невеста Аннушка из Дивеева перебралась в Запорожье, куда на заработки уехала её старшая сестра. Вместе с дядей Юрой они трудились на металлургическом заводе «Запорожсталь». В далёком 1956 году кинорежиссёр Марлен Хуциев снял художественный фильм «Весна на Заречной улице» о рабочей молодёжи этого самого завода. Жили на съёмных квартирах, в общежитиях. Поженились. Получили квартиру. И стали городскими жителями. Воспитали двух сыновей: Александра и Андрея.
Хорошо помню, как с Украины приходили от дяди Юры посылки. Целые коробки грецких орехов. Пока мама с бабушкой читали письмо, мы с сестрёнкой вовсю уже колупали и колотили чем попало орехи. Иногда дядя Юра и сам приезжал на малую родину погостить, наведать родных и близких. Останавливался нередко в Москве у дяди Гены, а затем поездом держал путь до Арзамаса и уже на автобусе в Дивеево. Мне нравилось гулять с дядей Юрой. Слушать его. Был он рассудительный, нетороплив в движении и в разговоре, был правильным. Всегда опрятный. В грудном кармане носил расчёску. Я хотел быть на него похожим. И не дай бог, кто-нибудь сказал бы ему тогда о моих проказах. Я бы точно сгорел со стыда. Я даже вёл себя при нём намного скромнее и тише. Помню, как весной убирали с ним с крыши сарая снег. И дядя Юра рассказывал о Запорожье, про реку Днепр (в которой после довелось мне не раз искупаться), о том, что грецкие орехи у них растут, как у нас яблоки. Никто на них уже не обращает внимания. Хочешь, осенью мешками собирай. А на его даче спелый виноград. И ещё про Чёрное море, про горы. Я, всегда мечтавший о большом путешествии, с раскрытым ртом, затаив дыхание, слушал его истории. Вечерами мы с дядей Юрой глядели бокс, и я вновь донимал его расспросами.
– Подрастёшь малость, – говорил мне дядя Юра. – И приедешь ко мне в гости. Непременно всё тебе покажу и расскажу.
– Обязательно приеду.
– Город у нас красивый. Днепрогэс увидишь. Такого масштаба конструкция, сооружённая руками человеческими. Диву даёшься!.. И до моря недалеко, – улыбался дядя Юра. – Надо будет, и туда съездим.
Как же я грезил тогда этой поездкой. Ночи не спал. Знал, что обязательно ей суждено быть. Так и случилось. В Запорожье я ездил три раза.
В июле 2008 года я и бабушка Зоя направились к дяде Юре в гости. Познакомились с красивым городом (правда, бабушка там уже была, ещё в советские годы), погостили на даче, прошлись по Днепру на теплоходе, порыбачили, посетили остров Хортица. И даже из Запорожья на несколько дней поездом рванули в Крым. В Евпаторию. С бабушкой море мы тогда увидели впервые. Крик чаек, шум набежавшей волны, голубое небо, сливавшееся с водой у горизонта, и множество кораблей… Не опишешь двумя словами тот восторг, что мы испытали в первую минуту, когда увидели море!..
Следующая поездка состоялась через два года. В марте 2010 года глава города Белицкое Донецкой области Заварзин пригласил родственников погибших в бою воинов-освободителей города отпраздновать День Победы. С бабушкой Зоей навестили дядю Юру в Запорожье, и оттуда все вместе отправились в Донецкую область, где когда-то в далёком 1943 году, освобождая землю от фашистов, героически пал в бою мой прадедушка – Кулаков Александр Алексеевич. 9 мая мы с бабушкой Зоей рассыпали на братскую могилу, привезённую из Дивеева, землю. Горсть земли с родины положили на могилу деда.
В третий раз, вновь через два года, в феврале 2012, мы с бабушкой Зоей отправились в Запорожье, чтобы проститься с дядей Юрой. Рак победил его за несколько месяцев. Дядя Юра сильно похудел, утратил силу, практически не вставал с постели. Тётя Аня (его супруга) позвонила нам, попросила приехать, сказала, что время идёт на часы. И мы с бабушкой сразу же поспешили на поезд. В Москве на Курском вокзале я узнал, что дядя Юра умер. Не стал об этом говорить бабушке. Дорога дальняя. Не знал, как она перенесёт эту весть. Сердце рвалось на части, когда я беседовал с бабушкой, смотрел в её грустные глаза, в которых отражалась надежда. В её мыслях она ехала к живому брату. И ещё не знала, какая страшная новость ожидает её в скором времени… А через пару лет не станет и бабушки Зои. Рано утром 4 ноября 2014 года бабушка, как обычно заварив на кухне кофе, включит телевизор, приляжет на диван и больше не проснётся.
Каждая человеческая жизнь – это книга. С многочисленными историями и своим сюжетом. И радость, и боль, любовь и обида, дружба и предательство, разочарование и смех… Всё в этих книгах жизни встречается сполна. Разные эти книги жизни. Короткие. Длинные. Полные интриг и авантюр. Или же до однообразия скучные. Одно могу сказать точно: жизнь у бабушки Зои и дяди Юры была непростой, но интересной и честной. А это самое главное.