Светлана ЛЕОНТЬЕВА. СКОЛЬ НИ СНОСИ НАС, МЫ – НА ПЬЕДЕСТАЛЕ! Стихи

 

Светлана ЛЕОНТЬЕВА

СКОЛЬ НИ СНОСИ НАС, МЫ – НА ПЬЕДЕСТАЛЕ!

 

* * *

Не иссякнет душа, не утихнут молитвы

да не будет брат братом намеренно бит!

Посмотри: в шар земной сколько наших зарыто,

посмотри: пуля-дура и нас не щадит!

Двадцать первый наш век! Наковал ты железный

нашей Родине русской былинный хребет –

ни убить, ни взорвать, ни сломать! Бесполезно!

Ни в бетон закатать этот бронежилет!

Кто свободен от веку, тому про оковы,

кандалы и про цепи нужды нет пропеть!

Вот и слышится звук – тот знакомый, кондовый,

вот и видится сцепка, слияние, крепь!

Сколько прадедов наших вдоль берега Волги

понастроило верных  жилищ и церквей!

На три метра во глубь! Купола вдоль дороги!

Мы повязаны крепко историей всей.

Пережили мы столько эпох, потрясений,

кризис лет девяностых и нынешних лет.

Но запомни: одно есть, из многих, спасенье,

оберег от несчастий, исчадий и бед:

это то, чтоб едиными быть, как и прежде,

это чтоб друг за друга стоять нам горой!

Не продаться ни Западу – злому невежде,

не купиться за рубль, не увлечься игрой.

И чтоб заповедь знать – этим совесть богата –

от Царьградовой пушки в Сарову пустынь,

никогда воевать не пойти брат на брата,

не ударить, не плюнуть, не выдать!

Аминь!       

 

* * *

Царь-колокол. Императрица Анна

и белокрыл Архангельский собор.

История – велика,

                                многогранна

и, кажется, глядит на нас в упор!

Она сама, где хочет, ставит точку

и восклицательный, где хочет, ставит знак! 

…Царь-колокол был тяжестью вколочен,

к земле притянут, важностью набряк.

 

О, красотой спастись бы в этом мире!

Но красота не приподъёмна в высь!

Ни на канатах, на двойном шарнире

звучанием, звеня, не вознестись!

Лишь величальную пропеть косматой глыбе,

где пояски канвою да листки.

Молчи, молчи! В наш век,

                                           где мега-кибер,

где мега-власть, где мега-дураки!

 

Ну что ж, довольно нам былых и битых,

голов достаточно, порубленных как встарь! 

Молчи, молчи! Я не вчера убита

и не повешена, как твой звонарь!  

 

И нет во фресках, Житиях царёвых

простолюдинок, швей, избяных прях!

Всё – ровно.

                    Всё – размерено до слова,

до мерной фразы, рдяных строк в мирах.

 

Но отчего мне вопреки столетьям,

сквозь хмарь, сквозь немоту погибших нот

всё чудится: звонарь взбежит по клети

и красотою мир спасёт.

Вот-вот! 

 

* * *

Ты чья любовь, скажи, нижегородский кремль,

поэтов ли, певцов ли, музыкантов?

Ты столько повидал – царей, ветров, земель,

ты столько слышал – бездарей, талантов.

 

В твоих темницах был: разбойник, вор,

в твоих палатах: вождь и воевода.

И клад зарыт у Дятловых был гор,

библиотека  княжьего прихода.

 

Как оценить твой подвиг? Говорят,

что кровь и пот вобрал багряный камень.

Русь, на кресте распятая стократ, –

тобой жива, как памятью, веками!

 

Но снова клич раздастся – высший глас,

спасти не просто область, всю планету!

Сердца особенно заточены у нас

и оттого: сын за отца – к ответу!

 

Жестокий век – его хребет пролёг

по нашим спинам трепетно и яро!

Кто ляжет нынче в башню поперёк,

скажи, чьё тело вмуровать пристало?

 

Не просто в кладку древнего кремля,

не просто, чтобы замешать основу,

а в жёлтый брус оси, где вся земля

вращается, измеренная словом!

 

Вот выкован клинок и возведён

на сто пространств твой жаркокрылый терем!

Нижегородский кремль, дождём студён,

готов сражаться с ворогом и зверем!

 

Но лишь одно, как сердце из груди,

что призвано присягою солдата,

ты своего не выдай, не суди,

ты не пойди войною брат на брата!

 

СКАЗ. ЯРОПОЛК

Рука устала меч держать,

разверзлось время вдоль.

Но всё равно –

                      за ратью рать,

щитом прикройся, что ль!

 

Мы все в ответе за отцов,

в ответе за мужей –

коль ядовитое кольцо

всё ближе и ясней!

 

А ворогов – косой коси,

а недругов не счесть!

Они клялись: от бед спасти.

Кричали: вот вам – крест!

 

Они свивали вдоль границ

змеиные тела,

они отрядами паслись

у города-села.

 

Чтоб мы забыли свой язык

на «о», на «а», на «и»,

певучий терем, Божий лик,

где мы костьми легли!

 

Чтоб иступился и умолк

былинный свет в глазах.

О, не склонись, бессмертный полк,

коси, пока роса!

 

* * *

                                   Пересаживают сердца…

Как зажжётся.

                        Как заполыхает.

Ты на этом свете ли, на том?

Пересадка сердца. Жизнь – вторая,

запасная, как аэродром!

Вот она – игра, как в детстве в прятки,

вот оно – крылатое моё,

улетело в пятки. Пересадка,

как растенье, на другую грядку

беспощадно, где полынь, репьё…

 

Хоть бы мне оставил половину,

четвертинку, капельку, просвет,

Соловья-разбойника, калину

или про дубинушку куплет.

Ничего! В тебе – средоточенье!

Все моря, все тверди, дым и смог!

Речь была, осталось изреченье,

не ступить, и вовсе нет дорог!

 

Неужели мне послали строфы,

я молилась им усердно так –

избежать чтоб автокатастрофы…

Поздно. Поздно. Просто рядом ляг!

Подержи ещё меня немного

на руках, мой милый, у груди,

доцелуй, донежь, доплачь, дотрогай,

долюби!

Я не знала, что так можно вольно

в чью-то жизнь, как в журавлиный звон,

корневище вскинув хлебосольно,

втечь, внедриться, будто в чернозём!

Но ты, непутёвое, старайся

быть смиренней, ласковей, умней,

сердце моё – лёгкий сгусток вальса,

мой цветок, порхающий в огне!

 

* * *

Мы выжили не только в девяностые!

Как наши души силой не ломали,

Кончину Света пережили просто мы,

назло календарям древнейшим Мая.

В двух тысяча четырнадцатом выжили,

растёртые в песок фашистским танком.

Так отдерите нас от зданий выжженных,

хоть выверните факты наизнанку!

Мы выживем и впредь!

                               Так, нас крестивший

Владимир – Красно солнышко, владыка,

тем самым мост навеки проложивший,

мы – вне времён отныне поелику!

По Красному мосту, по семицветью

туда-сюда мы ходим с туесками.

Потопу и пожару, лихолетью

мы – вопреки тому,

                             кто бросил камень!

Пустынно место, если выдрать с корнем

нас – москалёво семя! Жарче, крепче,

добрей людей, прекрасней, непокорней

не сыщет в мире Иоанн Предтеча!

Надрежут сердце – заживает за ночь!

Мы пережили все свои невзгоды,

ветрами поисхлёстанные напрочь

да под таким высоким небосводом!

Есть крепость в нас иного измеренья,

есть святость в нас, что высотою кличут.

Перпетум-мобиле завидует терпенью:

в нас Божий промысел общественный и личный!

 

* * *

Русские мыслят объёмно, глобально.

Что нам песчинка? Что хлебная крошка

та, что в кармане на фартуке сальном?

Если весь мир держим мы на ладошке!

 

Гром среди ясного неба – все думы!

Родину,

           сердце оттяпав, не сузишь!

Семь океанов под боком угрюмых –

ноша не тянет своя, не обуза!

«Тихо, идёт репетиция!» – Что вы!

Эта табличка для тех – слабонервных…

Нет, мы замешаны грубо, кондово,

каждый в рубашке рождённым был первым!

 

Мы, как дорога – хребет выпирает

между полями, лесами, равниной!

Мы – первопуток, тропинка, что с краю

горькою пахнет кровавой рябиной.

 

Мимо Европы спешим проржавелой

грузовичком, чьи истёрты колёса,

тряской, в колдобинах, в глине дебелой,

пешим да конным, лихим, безголосым!

 

Не отодрать нас уже от асфальта

Гитлеру, Геббельсу, злому Бандере,

с неба не снять, мы налипли повально,

мы – это совести светлая мера!

Сколько бы в нас ни стреляли ракеты,

сколько бы танки нас ни растирали,

мы – это свет, что родится от света!

Сколь ни сноси нас, мы – на пьедестале!

 

Нам же – раз плюнуть – как Феникс из пепла,

чтоб возродиться, привычное дело!

Мы – это Крепость, чья крепь не померкла,

общевселенского духа и тела!

 

ЛЕТОПИСЬ. 947 год

 

1.

«Готовьте мёды!» – Хмельно, бражно

древляне получили весть,

был день такой же – воздух влажный,

всё злее и настырней месть!

Чем залечить на сердце раны?

Когда – не сердце, лоскуты

внутри знобящие?

                                  Древляне,

зачем – в такой-то день? –

                                            сваты?

Ах, неразумные! Так больно,

так нестерпимо! Звуков – тьма…

И – смерть бывает хлебосольной!

И – жаркой, от обид, зима!

Три голубя – вот всё богатство,

три воробья – полюдья дань!

Гори, гори, коль не погасло:

вся чернь земная, солнца рвань,

всё это – горькое, всё – бабье,

шмотьё, тряпьё истлей, растай!

Четвёртый раз, на те же грабли,

ступить, как будто лепота?

Лицом к окну прильнула Ольга,

но дождик смыл лицо водой.

Надела бусы, стёкол дольки

рассыпались перед бедой.

– Верните мужа! – воскричала.

За око – око, зуб – за зуб.

Но нет у вечности – начала.

Был пресен день. Не вкусен суп.

О, мести сладкая услада!

Возмездия всё зрящий зрак!

…А я так сделать –

                           не смогла бы,

хотя и надо было – так!

 

2.

Десятый век. Земля ещё – тепла.

Насыпал август в листья спелых яблок.

Рожаю сына – Божьего посла.

Рожаю ангелочка в муках бабьих.

В палатах царских – крики, суета.

И повитуха толстыми руками

ощупывает тело мне. Снята

в крови вся юбка с влажными краями.

 

Или я брежу?

                        Ночь. Автозавод –

роддом, посёлок Северный…

                                     Да, брежу!

А повитуха молвит:

                                   «Настаёт.

Дыши почаще. А теперь – пореже».

Несут тазы – серебряные все.

В них отражаются так больно и так остро

под Боричевым спуском в полосе

лесостепной сожженные погосты!

Какой победой заплатить за жизнь?

И нет платка – упрятать слёзы эти!

«Лежи, княгиня, – молвят мне, – лежи!

Как никогда ещё на белом свете!».

 

Ну, что роддом?

                          Ну, что, Автозавод?

С твоей огромной – с небосвод – палатой?

…Вот, золотой мой, мой родной народ,

Псков и Десна сплотились вешней датой!

 

И возвернутся рати на ладьях.

Причалят их сурны гудящей гимны!

… Любимый сын, кровинушка, дитя

вселенной всей!

                          О, Боже, помоги мне!

 

Молитвенно – откуда взять слова,

как не из Божьего Писания? – шепчу я!

Что я – жива.

                        Что Русь моя – жива!

Она во мне – в полубреду – кочует!

 

О, голенькое тельце малыша,

прижатое ко мне! Я – стала мамой!

И всей земли крещёная душа

равноапостольски предстала православной!

 

О, птицы те, что вытканы во снах!

О, листья те, что вышиты на ткани!

Со мною – сын.

Теперь я не одна.

 

О, трепещите –

грозен век! – древляне!