Елена РУСАНОВА 
Елена РУСАНОВА
ЦАРСТВО ИВАН-ЧАЯ
Рассказы
ДОРОГОЙ ПОДАРОК
«И зачем перевёз меня сын в районный центр?» – грустит по временам Мария Павловна, глядя из окна на одинокую берёзку у глухой бетонной ограды. Живёт она на первом этаже двухэтажного панельного дома, а дворика своего теперь у неё нет. Несколько лет назад старший сын, беспокоясь о престарелой матери, привёз её поближе к себе. Но вскоре пришлось ему расстаться с первой женой и уехать за пятьдесят километров к новой хозяйке, а бывшая супруга особой любви к свекрови не испытывала. И осталась Мария Павловна совсем одна. В своей-то деревне, где многие годы она была заведующей детским садом, каждый её знал и уважал.
Здесь у неё верстах в двух от дома есть собственный огородик. И отводит она там душу, помогает невестке Инне и внуку от младшего сына, что живут в двухстах километрах от неё в большом городе. Да ещё и сестре невестки перепадает. Бывали времена, когда нуждались эти семьи не на шутку, а теперь-то они все со статусом. Вот, например, внук Евгений по следам отца пошёл – недавно назначен судьёй в областном центре.
Не чудно ли: старушке 86 лет, а она всё картошку сажает? Да не только картошку – ещё и морковь, капусту, свёклу и остальное по мелочи, даже перец разных сортов. Привыкла. Слава Богу, здоровье позволяет. Наезжают осенью ребята, собирают урожай и с собой полные багажники увозят экологически чистых овощей, к тому же – с любовью выращенных. Евгения – внука от младшего сына – любит она особой любовью, потому как он с пятнадцати лет сирота…
Невестка Марии Павловны Инна – моя хорошая знакомая. Как-то забежала я с ней повидаться, и мы разговорились.
– Ковид не ковид, а в суде дел всегда хоть отбавляй. Женечка мой всю неделю с документами трудится. А я вот с родными к матери ездила на Урал, она внуку подарок ко дню рождения послала. Посмотри, какие тёплые! – Инна бережно вытянула из небольшого подарочного пакета пару мужских зимних перчаток.
И вместе с ними выскользнул на стол вчетверо сложенный листок бумаги.
Перчатки были обычной фабричной вязки, двойные, светло-коричневые. Они действительно казались очень тёплыми и мягкими, и рядом с ними отчего-то радостнее становилось на душе. Но мы отправились пить чай в другую комнату, где Инна предалась вдруг воспоминаниям о своей молодости, муже и о его трагическом уходе: «По ночам к нам время от времени являлись нежданные гости. Сергей всегда раздражался, но виду не подавал. Набрасывал что-нибудь, выходил на площадку, несмотря на мой страх и просьбы не рисковать. Упрашивать приезжали или запугивать, он мне не рассказывал. Иногда я понимала, что разговор за дверью заканчивался конфликтом, слышала, как муж переходил на повышенные тона.
Арбитражным судьёй он стал по призванию, его и до сего времени в коллективе не забывают. Бескомпромиссность Сергея была удивительной. А годы-то шли девяностые – начало двухтысячных…
Так же, как у меня, душа его рвалась на природу – и мы часто выезжали с ним в лес, в поля. Нередко это случалось экспромтом. Крепко мы тогда друг друга любили!
Однажды зимой в сильный мороз почти в полночь собрался Сергей в гараж, обещав быстро вернуться. Но прошло больше часа – его нет. Я начала волноваться, позвонила брату. Решили мы с сыном сами идти к отцу – не случилось ли с ним чего. Издалека увидели, что в нашем блоке скорая стоит. Гараж открыт… Оказалось, что проезжавший сосед увидел: человек лежит – и вызвал медиков. Но было поздно. Сказали нам потом: сердце. А как там в действительности… Кто знает?.. Нервничал он сильно по работе в последние дни: суды тяжёлые шли.
Больше всего мы боялись сообщить о случившемся матери его, Марии Павловне. Он в самый день её рождения умер. Думали, не переживёт она этого горя… И ведь тоже одна сыновей растила».
Рассказ Инны прервал телефонный звонок, после которого мы возвратились в зал.
– Очень рад будет Женя подарку, очень рад! – глядя на дорогие сердцу перчатки, с блеском от набежавших слезинок в глазах и с теплотой в голосе произнесла Инна. Потом развернула сложенную вчетверо записку и, уже улыбаясь, спросила: – Хочешь, я прочту, что она написала?
– Конечно. А можно, я посмотрю сама? Мне это очень интересно.
В записке, составленной крупным и разборчивым старческим почерком Марии Павловны, я прочла: «Женя, я на день рождения тебе дарю скромный подарочек. Это перчатки. Они такие мягкие, словно рука у твоего папы. Словно папа своей рукой будет жать твою ручку. Женя, два пакета смеси перцев – это для заправки супов. Берите ч.л. понемногу».
Эта записка так тронула моё сердце, что, вернувшись домой, я продолжала о ней думать. Мне представлялась Мария Павловна, коротающая одинокий осенний вечер в уральской глубинке, и присланные внуку перчатки. Они казались мне сказочными, как хрустальные башмачки или волшебный клубочек. А может быть, даже – живая вода…
Я и сейчас время от времени вспоминаю эту историю. И думаю о киберчеловеке, человеке будущего, на которого так надеется современная цивилизация. Интересно, как бы он оцифровал подобные события своей жизни? И понимаю, что он достоин жалости…
ЗВЁЗДНОЕ НЕБО
На дискотеке Олесю и Веру пригласили на медленный танец двое незнакомых молодых людей. Потом ребята на сцене заиграли быструю музыку. Танцевать уже не было настроения. Подруги отошли к краю площадки и разговорились с молодыми людьми. Они вызвались проводить девушек домой, потому как лето на юге отличается ранним наступлением темноты.
– Может быть, погуляем ещё в парке? – необычно кротким голосом спросил Олесю новый знакомый Алексей Кощеев, который так и представился, с фамилией.
– Да, мне хотелось бы ещё погулять. Вера, я приду позже, можешь меня не ждать! – к большому удивлению и неудовольствию подруги сказала Олеся решительно.
Не объясняясь, она развернулась и под руку со своим спутником удалилась вглубь вечернего парка.
Мириады цикад стрекотали вокруг, в свете фонарей мягко серебрилась листва тополей и шелковиц, прохожие на пути почти не встречались.
– Сегодня всё небо как на ладони. Смотри, как хорошо видна Большая Медведица! Звёздное небо затягивает…
– Да. А на земле, мне кажется, лучше, чем где-либо во всей Вселенной…
Они разговаривали, как старые друзья, качались на качелях, и вдруг Алексей замолчал. Наверное, он взвешивал, стоит ли делиться своей правдой.
– Ты знаешь, – произнёс он после нескольких минут раздумья, – я ведь в заключении. Мне ещё три года сидеть. По выходным меня отпускают в город.
Олеся, казалось, перестала дышать.
– Я человека убил.
– Как… человека?..
– Меня отец ещё в школьные годы так выучил водительскому делу, что я, когда в армию пришёл, сразу попал на привилегированное положение. Служил за границей, начальников возил. Как-то поехал по заданию, и встречный немецкий грузовик с высокопоставленными лицами на меня налетел. Не я виноват. Но генерал немецкий в пострадавшей машине сразу погиб. И меня из политических соображений нельзя было не наказать.
– Да…
У Олеси не было слов. Разные судьбы успела она повидать, но чтобы вот так ни за что ни про что, в двадцать один год…
– Сколько ещё следствие тянулось, пока дело до суда дошло…
– Давно ты уже не на свободе?
– Третий год пошёл.
– И никаких амнистий не ожидается?
– Под амнистию я не подхожу. Вот одному моему товарищу по заключению повезло – его раньше срока на волю выпускают.
– Почему так?
– Потому что он жениться собрался. Если есть жена, освобождают раньше, – сказал Алексей и грустно посмотрел на Олесю.
Некоторое время они шли по аллее молча. Парк опустел. В домах гасли последние огоньки. Олесе очень захотелось обнять этого человека. Когда они остановились, не зная, куда идти дальше, девушка крепко его обняла.
– Нет-нет… Так нельзя, – осторожно отстраняясь, тихо произнёс Алексей. – Ты совсем глупая… Тебе не нужно со мной гулять. Это опасно.
– Да не опасно! – рассмеялась Олеся в ответ.
Чувствовалось, что Алексею не до шуток. Была почти полночь – пришло время возвращаться каждому в свой удел.
– Смотри, кто-то идёт навстречу, как будто это к нам, – насторожился Алексей.
– Ой, это же мой дедушка, не выдержал и отправился меня искать! Ну, мне сейчас попадёт! – Торопливо попрощавшись, через минуту Олеся была уже рядом с взволнованным дедушкой и выслушивала порицание.
– Да ничего не долго, нет, это мой старый знакомый… не стоило так волноваться…
Фигура Алексея скрылась в глубине ночной улицы.
В следующие выходные Алексей на дискотеку не приходил. Олеся с нетерпением ждала очередного воскресенья, самые разнообразные догадки не давали ей покоя. То ей представлялось, что Алексей заболел (на юге летом легко подхватить любую инфекцию, стоит только выпить не той воды), то казалось, что он в наказание за какую-то мелочь (опять не по своей вине!) надолго лишён права выходить в город. А может быть, в тот самый вечер, когда они встретились, он не дошёл обратно: какой-то несчастный случай произошёл по дороге (всякое бывает!), и ему теперь очень нужна помощь…
– Ну, Вера, давай сходим за город, поищем этого парня, пожалуйста, – целую неделю не отставала Олеся от подруги, – а то я одна пойду!
– Ты ненормальная! – возмущалась Вера, но дружба и любопытство взяли своё.
И вот девушки оказались в пустынном пригороде, около пропускного пункта одной из местных зон.
– Нам нужен Кощеев Алексей! – уверенно, безо всякого стеснения обратились они к дежурному охраннику.
– А кем вы ему доводитесь? – окинув девушек изучающим взглядом, спросил сонный охранник.
– Никем не доводимся. Просто знакомые, – ответили они, немного оробев.
– Здесь таких нет.
– Как нет? Он сказал, что находится именно здесь!
– Не находится, а находился. Позавчера перевели его отсюда, а куда – никому неизвестно, – бесстрастным голосом сообщил охранник и отвернулся.
Сразу возвращаться домой не хотелось. Подруги немного прошлись по залитой солнцем грунтовой дороге в сторону дач. Вокруг на поверхности пышущей жаром земли желтела выгоревшая трава, перелетали с места на место краснокрылые кузнечики, щебетали весёлые ласточки, усаживаясь на провода высоковольтной линии, у высокого забора припорошённые степной пылью томились солончаковые астры. Вера виновато улыбалась. А Алексея – не было…
Через несколько месяцев Олеся обнаружила в почтовом ящике странный конверт на своё имя. Пробежав глазами по небольшому письму, она с удивлением поняла, что пришло оно от Алексея. Девушка вспомнила, как успела оставить ему на всякий случай свой адрес.
Алексей писал, что его перевели в Саратовскую область, совсем недавно умерла мама, а отец теперь серьёзно болен.
Отвечать на письмо Олеся почему-то не стала. Но долго хранила конверт и время от времени вспоминала о его отправителе.
ЦАРСТВО ИВАН-ЧАЯ
Прямо к железнодорожной насыпи примыкал крохотный пруд. На допотопных квадратных мостках стоял на коленях мужчина и поддерживал белокожего мальчонку, который барахтался у берега в надувных нарукавниках. Эта незатейливая провинциальная картина в ореоле солнечного света излучала флюиды несуетливой радости и блаженства.
Пруд находился в окружении густой дикой зелени. Словно в чаше, на дне этого буйного разнотравья располагался рядом с прудом небольшой огородик и совсем низенький домишко. Кое-где в отдалении виднелись подобные земельные участки, тонущие в массиве высоких трав, белели платки хозяек, которые копошились на грядках, невзирая на несносную жару июльского полудня.
Пока я раздумывала о значении отмеченного мной эпизода, пролетел час, и состав выехал на железнодорожный мост, воздвигнутый над неширокой в тех местах Волгой. Внизу сверкала рыбья чешуя солнечных бликов, по сторонам появились маковки церквей. «Андрей Рублёв», – пронеслось в голове. Мы проскочили речушку Которосль с невероятно сказочными храмами на берегах.
Преобладающая застройка тех мест, которую пассажиры могли лицезреть, – архитектура советских времён являла собой зрелище унылое и примитивное. «Останки» действующих когда-то промышленных строений повсюду освежал граффити доморощенных виртуозов.
Невольно пришли на память строки любимого Дмитрия Кедрина, поэма его – «Зодчие». Что-то чудовищное невидимо нависло с незапамятных времён над Великой и ныне Русью. Никто не ослепляет сегодня мастеров в буквальном смысле этого слова, однако потребительское отношение к людям остаётся нечеловеческим.
«Прямо-таки литературной получается нынешняя поездка», – думалось мне. Я вспомнила поднимающихся на пригорок девушку лет двадцати и её немолодого отца в одном из совершенно пустынных населённых пунктов по пути следования поезда. Девушка, по всей видимости, уезжала в столицу из родного дома. От её светлого нежного облика веяло свежестью и чистотой, как это бывает, когда видишь прекрасные дикие цветы, например, ирисы, купальницы или речные лилии. Прекрасные и привлекающие взгляд сердца ещё тем, что не несут на себе никакого отпечатка развращённой цивилизации.
Заметив эту неспешно приближающуюся пару – словно устремившуюся всей душой в счастливое будущее и в то же время осторожную, как молодая олениха, – дочь и её грустного стареющего родителя, я долго не могла освободиться от литературных ассоциаций. То приходил на ум «Станционный смотритель» Александра Сергеевича Пушкина, то «Телеграмма» Константина Георгиевича Паустовского. Чтобы не расплакаться от набежавшего волнения, я набирала полный рот воздуха, надувала щёки, как лягушка в басне Крылова, имитируя перед соседями по купе гимнастику для лица.
Мечты, надежды, опыт, мудрость... О чём думал провожающий девушку, наученный опытом жизни на своей ослепительно красивой и блистательно беспощадной Родине отец?..
Пересекая Россию вдоль и поперёк, я всегда обращаю внимание на водонапорные башни и жилые дома, построенные для железнодорожников ещё до Октябрьской революции. Дома эти однотипные, возведённые из шпал, пропитанных креозотом, и обшитые снаружи деревом, с давних пор приобрели особый тёмно-коричневый цвет. Обычно их можно увидеть поблизости от железнодорожного вокзала или станции. Башни же могут находиться и поодаль, кое-где их уже не осталось. Они, как сыновья одной матери, похожи между собой и, как существующие ещё старожилы, утешают и обнадёживают, что прошлое окончательно не исчезло, оно пока здесь, с нами.
За окном под прямыми лучами солнца золотились макушки деревьев, соревнующихся в росте. В тёмной от густоты лесополосе рядом с насыпью серебрилась листва берёз и низких кустарников, блики на ней казались крупными брызгами воды. А лесок вдалеке на взгорке словно вырастал из сиреневого ковра бушующего иван-чая. Он преследовал нас всю дорогу – видимо, это было время его власти.
Как немного нужно для счастья нашему человеку! Да почти всё уже есть, казалось бы, только бери, – сокрушался наивный ребёнок загнанной в угол души. Жизнь пролетает быстрее, чем скорый поезд...
Вот мы и проехали Ярославль – сердце русской истории. Купола его строгих смиренных храмов – как воздетые к небесам руки молящихся. И олицетворяют они всю надежду и всё страдание беззащитных пред лицом непреходящих мирских сует жителей нашей земли.