Камиль ЗИГАНШИН. АРГЕНТИНА. Экспедиция 2008 года

 

Камиль ЗИГАНШИН

АРГЕНТИНА

Экспедиция 2008 года

 

Аргентина – площадь 2 780 400 кв. км, население – 43,6 млн. человек (2016 г.), столица Буэнос-Айрес.

Итак – Аргентина! К Буэнос-Айресу (в переводе с испанского «Чистый-Воздух») подлетали поздним вечером. Мириады суетливо мигающих «светлячков» делали город похожим на огромного осьминога, раскинувшего узкие щупальца улиц во все стороны.

В аэропорту порадовала чёткая организация паспортного контроля. Нашим рейсом прибыло почти четыреста человек, и я приготовился к часовому стоянию в очереди. Отнюдь, через десять минут мы уже пили в баре кофе (любимого мной чая в Аргентине не найти).

Стеклянно-бетонные джунгли городов не моя стихия, посему из достопримечательностей Буэнос-Айреса упомяну лишь Президентский дворец на Пласа де Майо, мемориальное кладбище Реколета, соседствующее с фешенебельными кварталами исторического центра, и Проспект 9 июля, который аргентинцы считают самым широким проспектом в мире.

Кладбище действительно поражает воображение: помпезные гробницы и склепы из мрамора больше похожи на дворцы. Необузданная роскошь и богатство отделки удивляют своей бессмысленностью – зачем всё это умершему?! К чему такие траты?! Они же не даруют бессмертие! Не разумнее ли пустить эти средства на то, чтобы построить, к примеру, приют для престарелых или, на худой конец, оставить деньги наследникам? Эх! Гонка тщеславий и амбиций продолжается!

На улицах столицы такое половодье такси, что достаточно остановиться и вопросительно глянуть на проезжающие авто, чтобы возле тебя тут тормознула пара машин. Садиться спереди здесь не принято – только сзади! Чтобы пассажиру было удобнее, переднее сиденье вообще придвинуто к панели.

Интересно было наблюдать, до чего трогательно не только женщины, но и мужчины приветствуют друг друга при встрече: нежно обнимаются, по нескольку раз по-настоящему целуются.

Перед вылетом из аэропорта местных авиалиний к самому крупному и красивому в мире водопаду Игуасу пошли искупаться в Атлантическом океане. Его мутно-коричневый цвет нас шокировал. Больше всех меня. Ещё бы! Специально вёз из Уфы маску со встроенными минусовыми линзами, чтобы полюбоваться подводным миром Атлантики, и на тебе – видимость в воде практически нулевая! Судов в заливе мало. Яхт вообще нет. Странно!

Женщины в городе страшненькие (прошу прощения, но, как честный путешественник, иного определения не могу подобрать). Николай Рундквист, четырёхкратный чемпионом России по спортивному туризму, руководитель нашей экспедиции, верно подметил: то, что мужчины на юге красивые, а женщины так себе, а на севере наоборот – это классика! Вывод напрашивается парадоксальный: тяжёлые природные условия делают женщин… краше.

 

До Игуасу, находящемуся на границе с Бразилией, долетели за полтора часа. Оставив рюкзаки в приюте, сразу отправились по холмистой, покрытой тропическим лесом равнине туда, откуда нёсся мощный утробный рокот. Шли, переступая через деловито снующих по красноватой земле двухсантиметровых муравьёв-отшельников и отбиваясь от настырных попрошаек – енотообразных коати.

Наконец пышные заросли расступились, и мы застыли от изумления: в два примыкающих друг к другу каньона, образовавшихся в результате тектонического разлома, низвергалось 275 (!!!) водопадов, разделённых базальтовыми лбами и грядами. Над каждым клубились столбы водяной пыли, ниспадающей искристым шлейфом, перетянутым сочной радугой.

Глядя на эту красоту, понимаешь, что водопад Игуасу попал в число семи чудес природы не случайно. Энергетика падающей с высоты семидесяти метров громадной массы воды была настолько мощной, что казалось, к нам подключили дополнительный источник энергии.

Если вы зададите кому-либо вопрос о том, какой водопад на нашей планете самый крупный, абсолютное большинство ответит: Ниагара в США (хотя он по преимуществу канадский – США принадлежит лишь 14% слива). Кто-то вспомнит африканский водопад Виктория (местные его называют куда образнее – Гремящий дым). И только единицы уточнят, что имеется в виду: ширина, высота или масса низвергающейся воды?

Если имеется в виду высота, то это венесуэльский Анхель (1 054 метра). Если ширина слива – водопад Кон в Лаосе (12 500 метров). Но самый мощный, самый зрелищный и ошеломляюще красивый – это, бесспорно, Игуасу! За сутки он низвергает в среднем один миллиард тонн воды! Недаром Игуасу переводится с испанского как «Большая вода». Съедая сантиметр за сантиметром от кромки слива, водопад «отползает» каждый год на два метра вверх по течению. Охватить его одним взглядом физически невозможно. Чтобы обойти и отснять под надзором вечно голодных крокодилов все ревущие и клокочущие сливы, нам понадобилось два дня!

 

ЛЕДНИКИ КАЛАФАТЕ. ГОРА ФИЦ-РОЙ

Летим вдоль атлантического побережья на юг Аргентины в Патагонию, к ледникам Эль-Калафате. С самолёта хорошо видно, что вода вдоль побережья на несколько сот километров по-прежнему жёлто-коричневая. Чем дальше на юг, тем чище становится она, приобретая привычный ультрамариновый цвет. Через полторы тысячи километров сворачиваем на запад – к заснеженным Андам, за которыми начинается саблевидная полоса Чили.

Пересекаем малозаселённую, бледно-бежевую, каменистую, с пятнами полузасохших озёр, степную пампу – Южную Патагонию. Различаем на ней одиночные кошары, пылинки то ли овец, то ли коров (никакая иная хозяйственная деятельность, кроме животноводства, на этих бедных безводных землях невозможна).

Интересно происхождение названия этого огромного края. Участники экспедиции Магеллана были до такой степени поражены размером ступней ног местных индейцев, что стали называть их Patagano – Большая Лапа.

Самолёт приземлился у подножья заснеженного хребта. Рассекающие его ущелья доверху заполнены льдом. Здешние глетчеры занимают третье место в мире по количеству замороженной пресной воды (уступают только Антарктиде и Гренландии). Не удивительно – отсюда до шестого континента рукой подать!

Остановились в небольшом, симпатичном городке Эль-Калафате, в простеньком однозвёздочном отеле. Дома здесь небольшие – одно-двухэтажные, но ухоженные и красивые по архитектуре. Улочки зелёные. Засажены в основном пирамидальными тополями, соснами и… белоствольными берёзками. Есть даже дубы с миниатюрными, размером с рублёвую монетку, листочками.

До шестидесятых годов прошлого столетия большинство горожан жило в вагончиках и домиках на колёсах. Капитальных домов было крайне мало. Но после того как правительство начало вкладывать огромные средства в развитие туриндустрии и поток туристов из года в год стал нарастать, у людей появились средства для строительства полноценного жилья.

Среди автомобилей часто видим наши «Нивы». Аргентинцев привлекает их непревзойдённая проходимость. Ещё бросилось в глаза обилие битых машин – так и ездят годами: кто с помятой, уже поржавевшей «мордой», кто с продавленным боком или развороченным задом. Дорог немного, но состояние основных автомагистралей безукоризненное: гладкий, без единой ямки асфальт, по бокам современные АЗС.

На улицах много собак. Все крупные, добродушные. Добродушные до такой степени, что даже для проформы не лают, не говоря уж о том, чтобы зарычать или оскалиться. Люди тоже приветливые, несуетливые. Продавцы в магазинах внимательны, но ненавязчивы. На каждом углу продаются местные сувениры. Особенно широкий выбор пончо, кожаных шляп, ремней с богатой отделкой металлом, но сами горожане национальные костюмы не носят, хотя то же пончо очень удобно и практично. Я купил одно и проходил в нём до самого возвращения домой. Про Аргентину можно сказать, что это наиболее европеизированная страна в Южной Америке.

В городе сушь и тридцатиградусная жара, а над Андами клубятся мощные облака, валит снег. Горы всю влагу, приносимую с Тихого океана, забирают себе. Природа устроила здесь поразительную по контрасту картину: раскалённая, выжженная пустыня соседствует с мощнейшими ледниками!

Воздух над Патагонией прозрачней слезы младенца: в этих краях обычной для Северного полушария серой дымки не бывает. Небесный свод что в зените, что вдоль горизонта – одного, сине-голубого, цвета. Вероятно, это связано с отсутствием в Южном полушарии развитой промышленности. Территория Южноамериканского континента между 46 и 51 градусами южной широты признана ЮНЕСКО самым экологически чистым районом на Земле.

 

Утром, взяв в аренду внедорожник, поехали в горы.

Дорога изрядно пощекотала нервы: крутые, ухабистые подъёмы, траверсы с жутким боковым наклоном, резкие, почти отвесные спуски. Повсюду валялись отполированные древними ледниками каменные глыбы. Сухая земля покрыта короткой, рыжеватого цвета, травой, растущей чахлыми пучками. В голове невольно вертится вопрос: как же тут домашние животные выживают? И не просто выживают, а ещё дают превосходнейшее по качеству мясо.

У груды потрескавшихся камней заметили выводок лисят. Остановились сфотографировать. Не боятся – подпускают метра на два. Если подходишь ближе, сразу прячутся в расщелины.

В предгорьях наткнулись на ранчо местного гаучо, пастуха. Оно огорожено столбиками, сквозь которые протянуто несколько рядов гладкой проволоки. Въезд на территорию через единственные ворота.

На склонах холмов пасутся табуны лошадей. Возле дома хозяина остовы старых повозок с громадными, до двух метров в диаметре, колёсами: в былые времена дороги отсутствовали, и чем больше размер колеса, тем легче было преодолевать здешнее бездорожье.

Гаучо Даминго – крупный бородатый парень в широкополой шляпе из толстой кожи и с платком на шее – встретил нас у ворот. С гордостью показав свой табун лошадей и стадо коров, повёл к кошаре, расположенной у подножья полуразрушенных скал, из-под которых бил родничок. Здесь под навесом стоял деревянный стол и скамейки. Тут мы в полной мере оценили вкус запечённой на углях патагонской говядины. На вид вроде обыкновенный пласт мяса, а во рту тает что-то божественное – кажется, ел бы и ел с утра до вечера. Видимо, сказывается чистота окружающей среды, благоприятный климат и особый состав растущих здесь трав.

Запивали эту вкуснятину домашним красным вином. Оно тоже понравилось. Прежде я не понимал, как можно ощутить вкус солнца в вине, а тут пил и чувствовал, что пью напиток, насыщенный теплом солнечных лучей.

Оказалось, что помимо выращивания лошадей и коров Доминго занимается по заказу правительства ещё и отловом гуанако для расселения там, где их в прежние годы выбили браконьеры. Для этого он использует оригинальное метательное устройство – болас. Оно представляет собой прочный и узкий, сплетённый из тонких полосок сыромятной кожи, ремень, на двух концах которого закреплены обшитые кожей два шарообразных камня. К середине этого ремня прикреплена плетёнка покороче с таким же каменным шаром. Во время охоты болас раскручивают и метают вслед убегающей добыче. В полёте ремень разворачивается во вращающуюся, туго натянутую струну и, обматывая ноги добычи, стреноживает животное. Таким же способом обездвиживают и страусов нанду при отлове их для зоопарков и зооферм. Некоторые гаучо используют болас и для поимки лошадей.

Доминго похвалился нам, что на самом высоком холме его участка уже много десятилетий наблюдается необъяснимое явление – громадные, размером с дом, «ползающие камни». Спустившись за несколько лет в ложбину, они за такой же срок заползают обратно на самую макушку. Мы с улыбкой переглянулись, но не стали оспаривать его легенду.

Возвращаясь в Эль-Калафате заметили необычную группу камней светло-серого цвета, на которых были разбросаны… коричневые шляпы. Остановились. Подошли поближе, пощупали – действительно, шляпы из коричневого мелкозернистого камня. Ощущение, будто это грибы, растущие на серых глыбах. Некоторые из них ещё совсем крохотные, а иные уже выросли до размеров обычной широкополой шляпы. И «шляп» этих здесь уже десятка три, а «зародышей» в разной степени вызревания – того больше. Вот очередная загадка природы Южной Америки!

Вскоре сбоку от дороги увидели стайку гуанако. Немного отбежав, они принялись щипать пожухлую траву, то и дело с любопытством поглядывая на нас. Ножки точёные, как у скаковых лошадей, длинная шея напоминает жирафью. Большие, широко раскрытые глаза придают их милым мордочкам удивлённое, почти детское выражение.

Спустившись к ледниковому озеру Лаго-Архентино, проехали по совету Даминго к ранчо, на котором разводят овец. Пасти их хозяевам помогают неказистые собачки: они не дают подопечным далеко разбредаться и по команде гонят отару туда, куда прикажет гаучо. Самого крупного барана пёсики вдруг отсекли и загнали под навес, где его поджидал стригаль в белой рубашке с цветистым платком на шее. Он показал нам, как в этих местах стригут овец.

У нас в Башкирии, да, наверное, и по всей России, это делается по-другому. Берут барана, связывают задние и передние ноги. Потом валят его на землю. Один человек держит бьющееся в ужасе животное, а второй стрижёт ножницами. Бедный баран вырывается, истошно блеет. В итоге к концу этой экзекуции все трясутся от нервного и физического напряжения.

На просторах же Патагонии эта процедура протекает мирно и спокойно. Пастух берёт барана за передние ноги и подтягивает его к себе так, чтобы спина животного оказалась прижатой к его животу. После этого делает резкий рывок вверх – р-раз! От такой встряски баран почему-то сразу отключается – засыпает. Пока он «спит», мастер быстро состригает всю шерсть электрическими «ножницами». Через несколько минут баран начинает шевелиться, вертеть головой. В конце концов, вскакивает и голенький бежит в отару. Фантастика!

Почему бы нашим крестьянам не перенять столь простой и эффективный способ? Вес состриженной шерсти удивил – шесть килограммов! Причём волоски столь плотно прилегают друг к другу, что пласт шерсти выглядит так, словно перед нами снятая целиком шкура.

Пока наблюдали за работой стригаля, появились и стали плавно кружить над нами три кондора. Растопыренные веером и слегка загнутые вверх маховые перья придавали им сходство с чёрным блестящим планером. Отара сразу заволновалась, сбилась в плотную кучу. Эх, до чего глупые создания! До сих пор не возьмут в толк, что кондоры для них не опасны – они ж питаются только падалью.

Сегодня едем в царство белого безмолвия – к мощным ледникам Эль-Калафате. По дороге обогнали летящую над озером стаю розовых фламинго. Их было так много, что в какой-то момент возникла иллюзия, будто мимо нас проплывает подсвеченное восходящим солнцем облако.

На заросших жёсткой травой и колючими кустами холмах спокойно разгуливают викуньи. В связи с полным запретом охоты, они совершенно утратили страх перед людьми.

Когда идущая по берегу бирюзового озера дорога упёрлась в залив, мы пересели на катер и поплыли между айсбергов к одному из самых крупных на планете глетчеров – леднику Перито-Морено (его толщина местами достигает 700 метров).

Он «стекает» с Анд широкими лентами по трём соединяющимся у озера ущельям со скоростью два метра в сутки. Край ледника обрывается в воду отвесной шестидесятиметровой стеной. От неё время от времени с грохотом отваливаются многотонные глыбы. Иные такие крупные, что снопы брызг взлетают на десятки метров, а от места падения долго расходятся кругами высокие волны.

Верхний слой ледника тает неравномерно: с южной стороны интенсивно, а с северной – медленно. Поэтому его поверхность заставлена многометровыми остроконечными конусами-иглами, которые аргентинцы называют «кающимися монахами». Они наклонены в сторону полуденного светила, и это действительно придаёт им сходство с коленопреклонённой армией монахов в белых капюшонах.

Один из ледяных языков глетчера, «пропахав» озеро в самом узком месте, по-бычьи упёрся в скалы. Оттуда то и дело доносилось потрескивание раскалывающихся ледяных монолитов. Треск вдруг резко усилился, и «язык» под напором чудовищной массы на глазах стал дыбиться горбом. Ледовый таран покрылся трещинами и начал с грохотом рассыпаться на угловатые осколки. Как ни странно, все они были разного цвета. Одни совершенно белые, искристые; другие – голубые, как бы светящиеся изнутри; третьи – зеленоватые; четвёртые – прозрачные, как горный хрусталь; пятые – словно спрессованные из крупных, молочного цвета гранул. Со страшным шумом и плеском это всё рушится в воду, а через минут пять над озером воцаряется тишина.

Высадившись на боковой «отрог» Перито-Морено, обули кошки, взяли ледорубы и до вечера азартно лазили, перепрыгивая через трещины, по ледяным гребням и отвесным скатам. Спускались в «каньоны» с отполированными до зеркального блеска стенками. Текущая по их дну вода была исключительной чистоты. Плавные извивы «берегов» украшают ледяные гроты нежно-бирюзового цвета. Всё это выглядит красиво, но присыпанные снегом трещины не прощают легкомысленного пренебрежения техникой безопасности. Как рассказал наш проводник, за период с 1968 по 1988 годы здесь погибло 32 человека!

От глетчера веяло холодом, как от морозильной камеры, и к вечеру мы основательно продрогли. Зато Эль-Калафате встретил нас через два часа таким теплом, что мы сняли не только куртки, но и рубашки.

 

Проехав на следующий день двести километров вдоль хребта с юга на север, оказались в самом колоритном уголке Анд – горном массиве Фиц-Рой, представляющем собой безумное столпотворение иглоподобных пиков высотой три тысячи и более метров. Картина до того впечатляющая, что от восторга и восхищения перехватывало дыхание! Дождей здесь, похоже, выпадает с избытком: почва переувлажнена, нижний пояс гор покрыт лесом, состоящим из мощных обомшелых деревьев. Базой для походов на Фиц-Рой выбрали городок Эль-Чальтен. В отличие от Эль-Калафате, куда приезжают люди среднего и старшего возраста, тут одна молодёжь, по преимуществу альпинисты.

В первый день для разминки поднялись по карабкающейся по лесистым склонам извилистой тропе к их лагерю, расположенному на берегу большого живописного озера. Когда тропа проходила мимо дикорастущих вишен, останавливались и подкреплялись кисло-сладкими плодами. В лагере готовилось к восхождению несколько групп: у палаток лежали мотки верёвок, ледорубы, альпенштоки; на ближних скалах молодёжь отрабатывала технику скалолазания, на поляне горел костёр.

Признаюсь, когда я вижу человека, взбирающегося по отвесной каменной стене, у меня от ужаса и восхищения сердце сжимается. Какую крепкую нервную систему и до автоматизма отработанную технику надо иметь, чтобы подниматься по вбиваемым тобою же крючьям, зная, что под ногами бездна и малейшая ошибка может превратить тебя в груду костей! Снимаю шляпу перед отвагой и профессионализмом этих ребят!

После ночёвки отправились по сужающейся долине к ледниковому озеру Торро. Крупноствольный спелый лес чередовался с мелколесьем, изобилующим зайцами. Мы то и дело видели мелькавшие среди зелени их серые шубки. Шарики заячьего помёта покрывали землю столь густо, что местами по ним можно было кататься, как на роликах.

Верхняя часть долины в трёх местах перегорожена дугообразными, довольно высокими, в несколько десятков метров, моренными валами (морена – дугообразное отложение из валунов, суглинков, образующееся сползающим вниз ледником. При отступании ледника, на их месте остаются моренные валы дугообразной формы). Кусты успели вырасти только на нижнем, более старом. А верхний пока совершенно голый. Он-то и стал причиной рождения довольно большого озера Торро. Если эта «плотина» не выдержит напора скопившейся от таяния ледников воды, то по долине прокатится всесокрушающий сель.

Глетчер же продолжает ронять в озеро мини айсберги. Особенно активное таяние льда начинается во второй половине дня. В эти часы стекающие с ледника ручьи превращаются в бурные мутные потоки, с грохотом волокущие камни и гальку.

Вечером над горами прямо на наших глазах в течение двух-трёх секунд стали рождаться новые облака, а те, что были, – так же быстро исчезать: ощущение, будто смотришь фильм, в котором кадры мелькают в ускоренном режиме.

Заночевали на приозёрной террасе. С восходом солнца отправились через пологий, заросший высокоствольным лесом отрог к господствующему над всеми вершинами красавцу Фиц-Рою. Этот каменный перст, окружённый толпой игольчатых пиков пониже, напоминал одновременно и средневековую крепость с островерхой башней в центре, и оскаленную пасть разъярённого ягуара.

О восхождении на этот «клык» мы и не помышляли (он настолько крутой, что на нём даже снег не держится), однако на более низкий соседний пик поднялись. Между ними в глубоком, похожем на колодец цирке обнаружили бирюзовое озеро. В него с заснеженных склонов с шумом стекали десятки белопенных струй, сливающихся внизу в жемчужные бороды. С почти отвесных стен то и дело срывались в воду обломки скал, куски льда. Грохот от их падения многократным эхом метался в каменном колодце, словно испуганная птица в клетке.

Отсюда видно, как пилообразные зубцы Анд пропарывают наползающие со стороны Чили тяжёлые тучи, принуждая их сбрасывать огромные массы снега. Под лучами солнца он тает и бурными потоками скатывается на равнину Южной Патагонии, где, разливаясь по впадинам и ложбинам, образует цепь озёр.

На самом гребне пересеклись с группой альпинистов из Японии. У них к каждому рюкзаку приторочен сетчатый мешочек с мусором. Они вытряхнут его в крытые контейнеры, установленные возле троп, когда спустятся в долину. Мы же свой мусор закапываем в землю. Наш способ утилизации всё же менее экологичный.

Могу привести ещё более удивительный пример уважительного отношения к природе. Догоняем группу австрийцев. Один из парней, докурив и погасив окурок, убрал его… в карман! Вот это культура! Не встретишь здесь и глупых надписей: «Здесь был Федя».

 

***

Перелетев через извилистый, местами довольно узкий Магелланов пролив, похожий из-за сильного течения на полноводную реку, оказываемся над Огненной Землёй. Она покрыта невысокими беловерхими отрогами, разделёнными зелёными долинами и голубыми чашами озёр.

Самый южный город на планете Ушуайя (Ушуая) встретил нас, несмотря на разгар лета, как и полагается на крайнем севере, ой, простите на крайнем юге, снегом и лёгким морозцем. Всё же сказывается студёное дыхание Антарктиды: она рядом – сразу за проливом Дрейка.

К полудню потеплело, и снег плавно перешёл в дождь. Перепады температур в Аргентине из-за вытянутости страны, как и в России, довольно большие. Когда на севере плюс 35, на юге может быть минус 10!

 

ОГНЕННАЯ ЗЕМЛЯ

Ушуайя оказался весьма приличным и по архитектуре, и по численности (68 тысяч человек) поселением. До открытия Панамского канала он, благодаря активному судоходству, процветал, а затем несколько десятилетий хирел. К 1947 году в городке осталось всего 3 000 человек. Его возрождение связано с активизацией научных исследований Антарктиды и развитием антарктического туризма. Бурному росту в немалой степени способствовало и то, что в 1972 году город объявили свободной экономической зоной.

Он мало похож на южноамериканские города. Скорее, это городок из северной Норвегии: такие же фьорды и разноцветные одно-двухэтажные домики, окружённые пирамидальными горами, на которые взбегают крутые улицы. Цепи заснеженных гор с зелёной полоской леса вдоль подножья напомнили мне северо-восточную Якутию. Скупая, суровая земля!

Гуляя по центру, изобилующему отелями, ресторанчиками и сувенирными магазинами, мы радовались тому, что живём в России, – наши женщины, по сравнению с местными, все без исключения красавицы! То, что россиянки красивы, я отмечал и раньше, но таких, прошу прощения, страшных дам, как здесь, ещё не встречал.

Поскольку желающих ехать в эту холодную, неприютную глушь в начале ХХ века было мало, правительство Аргентины, по примеру Англии, отправлявшей осуждённых на каторжные работы в Австралию, использовало архипелаг Огненная Земля для ссылки преступников. Для них построили огромную тюрьму. Чтобы отапливать её и примыкающий к ней городок, заключённые круглый год вели лесозаготовки. Для вывоза древесины с делянок даже построили узкоколейку. С Большой земли по морю доставили грузовые платформы и чёрные паровозики со сверкающими латунными ручками (два из них по сей день стоят во дворе тюрьмы).

Сегодня этот казённый дом – популярнейший туристический объект. Называется он «Самая южная тюрьма в мире». (В Ушуайе всё самое южное: и парикмахерская, и банк, и ресторан, и школа и т. д.)

Зайдя в сие мрачное заведение, мы как-то сразу притихли и долго молча бродили по бесконечным коридорам, заглядывая в камеры. Теперь только мощные неприступные стены, ржавые решётки, вылитые из бронзы надзиратели, восковые муляжи арестантов, сидящие на нарах в полосатых робах, и их эпистолярные «творения» на стенах напоминали о временах, когда здесь отбывали срок отъявленные головорезы.

Я впервые оказался в тюрьме и всё время, пока ребята обедали в соседней таверне, просидел в «одиночке» – хотелось хоть немного побыть в шкуре заключённого. Ощущения, честно признаюсь, малоприятные. Холодно, сумрачно, в крохотное окошко под самым потолком даже неба не видно.

 

Знакомство с природой Огненной Земли начали с восхождения на одну из вершин ближнего хребта. Для этого пришлось несколько километров прошагать под мелким дождём по шпалам допотопной узкоколейки (ширина колеи всего 60 сантиметров), а затем взбираться по травянистому склону и камням на водораздельный гребень. По нему проходила хорошо набитая тропа, выведшая нас на господствующий пик. Вдоволь насладившись открывшимися далями: океан на юге и замысловатый набор отрогов и скалистых пиков на севере, долго спускаемся сквозь буреломный лес к реке.

Сопровождавший нас проводник рассказал, что в этих местах под землёй растут грибы того же семейства, что и европейские трюфели. Местные называют их индейским хлебом. Они похожи на тёмно-коричневые сморщенные яблоки. Мы же видели только ярко-оранжевые гроздья древесных грибов, живописно свисавших с толстых обомшелых веток.

Выйдя на берег полноводной реки, сели в поджидавшие нас каяки и сплавились, щекоча нервы на порогах, до бухты Лопатина (и тут русский след!). Посреди бухты хорошо различима граница между пресной речной и солёной морской водой.

У пролива Бигль наш маршрут завершился: плыть дальше было опасно – вода в проливе с напором перетекает из Атлантического океана в Тихий и течением легко может унести в открытый океан. Кстати, пролив Бигль – это единственный, не подверженный штормам проход, связывающий два океана, но из-за обилия мелей и крутых извивов он мало пригоден для судоходства. Следующий за ним широченный и глубокий пролив Дрейка являет собой самое негостеприимное место на Земле. Поскольку между Огненной Землёй и Антарктидой для ветров нет никаких преград, вдоль этого пролива постоянно гуляют свирепые шторма, отправившие на дно не одну сотню кораблей. Не случайно моряки, обогнувшие мыс Горн, получают право носить золотую серьгу в мочке левого уха.

 

Утром следующего дня отправились в двухдневный пеший поход по центральной части архипелага. Наша цель – озеро Эсмеральдо у подножья ледника Охо де Альбино. Горы на Огненной Земле уже на высоте 200-250 метров лишены какой-либо растительности и даже летом покрыты снегом. Межгорные впадины густо усеяны озёрами. По ложбинам и распадкам текут многочисленные ручьи. Деревья здесь такие корявые и уродливые, а ветви так перекручены, что лес больше похож на декорацию к фильму ужасов. Это впечатление усиливают буреломы из поваленных ураганными ветрами стволов. Несмотря на высокую влажность, они так и лежат десятилетиями, а может, и веками, не перегнивая. Дело в том, что из-за круглогодично низкой температуры древесина на Огненной Земле разлагается крайне медленно.

Обширное, покрытое красноватым торфяником плато, за которым начиналось озеро Эсмеральдо, сильно заболочено из-за бобров, понастроивших дугообразные (до километра длиной) плотины везде, где только возможно. На залитых водой участках теперь торчат рукастые скелеты деревьев. Грустная картина!

Завезённым в 1955 году из Канады пятидесяти бобрам здесь так понравилось, что их численность за эти годы выросла в десять тысяч раз (!!!) и достигла полумиллиона особей. Вред от этих необычайно трудолюбивых грызунов достиг таких размеров, что теперь стоит вопрос о сокращении популяции. Из иной живности в изобилии зайцы и лисы – их завезли из Патагонии. Из доморощенных – только гуанаки.

 

До появления европейцев архипелаг населяли три индейских племени: морские кочевники яганы, алакалуфы и сухопутные – самые многочисленные в прошлом огнеземельцы – селькнамы. Последние жили только во внутренних районах. Прибрежные индейцы отличались малым ростом, слабо развитыми ногами: постоянно плавая вдоль островов архипелага, они почти не покидали свои каноэ. Занимались промыслом рыбы, тюленей, морских львов, собирали моллюсков и съедобные водоросли. В относительно тёплое время года ходили практически нагими, тела ярко раскрашивали, носили длинные волосы.

Их организм был великолепно приспособлен к выживанию в условиях пронизывающих ветров, дождей. Благодаря наличию жировой прослойки, они могли спать даже на камнях. С приходом морозов морские кочевники жгли костры у своих жилищ, а когда плавали – прямо в каноэ на площадке из глины.

Проходя по проливу октябрьскими ночами 1519 года, капитан Фернандо Магеллан, увидев такое множество костров, дал острову весьма странное для одного из самых влажных на Земле мест название – «Огненная Земля».

Селькнамы, в отличие от прибрежных индейцев, были более рослыми и пропорционально сложенными. Питались они мясом гуанак, которых добывали луком со стрелами, имеющими каменные или костяные наконечники. Поскольку они вели кочевой образ жизни, жилища у них были временными и представляли собой шалаши из шестов, покрытых шкурами. В холодное время года носили меховые накидки и тёплые шапки конической формы. Их семьи, как писали первые колонисты, отличались сплочённостью и взаимовыручкой. Женщины – скромностью, а матери – привязанностью и нежностью к своим детям.

Языкам огнеземельцев присуще редкое смысловое богатство, содержащееся в одном слове. Так, самоназвание прибрежных яганов – «ямана» означало «жить, дышать, быть счастливым».

С появлением европейцев численность индейцев стала заметно сокращаться не только от занесённых переселенцами эпидемий оспы, но и в результате их сознательного истребления в начале ХХ века, когда на Огненной Земле нашли золото и на острова архипелага хлынули тысячи искателей лёгкой наживы.

Помимо этого численность сокращалась ещё и потому, что промышлявшие охотой селькнамы считали овец, завезённых и выращиваемых европейцами, своей законной добычей и охотились на «белых гуанако» голыми руками. Колонисты, чтобы защитить поголовье своих отар, стали отстреливать индейцев наравне с пумами, которые тоже переключились с гуанак на более лёгкую добычу – овец. В результате пумы поднялись в горы, а чистокровных аборигенов на сегодняшний день можно увидеть только на фотографиях в музее. Последний индеец племени селькнам умер в 1974 году, последний яган – в 1999.

 

После ночёвки на берегу высокогорного озера Эсмеральдо, напоминающего чашу, из которой на равнину шумным ступенчатым потоком льётся бирюзовая вода, прошли по долине Терра Майер сначала к озеру Фагнано, потом, перевалив по узенькой тропке невысокую лесистую гряду, к вытянутому лентой озеру Бомбило, поразившему нас атласной гладью воды. По ней густо расходились круги от кормящихся рыб. Здесь мы с азартом порыбачили. Форели наловили столько, что половину выпустить обратно. На следующий день вышли к дороге и на попутной машине вернулись в город.

Рассказывая про Аргентину, нельзя не упомянуть про любимый напиток аргентинцев – матэ. Как минимум каждый второй носит с собой термос с горячей водой, мешочек с чаем матэ, калебасу из высушенной тыковки-горлянки, в которой его заваривают, и металлическую, слегка изогнутую трубочку – бомбилье с мундштуком и ситечком на конце. Через неё пьют, вернее, посасывают круто заваренный, горьковатый, с лёгким привкусом сладости тонизирующий настой.

Сам чай готовится из измельчённых листьев и стебельков кустарника парагвайского падуба. Аргентинцы уверяют, что он улучшает настроение, повышает иммунитет, умственную и физическую активность, одновременно ослабляя чувство тревоги. При этом воздействует мягко. Для людей с избыточным весом немаловажно то, что этот чай притупляет чувство голода.

В течение дня аргентинец по нескольку раз засыпает в тыковку молотый матэ и заливает в неё из термоса тоненькой струйкой горячую воду с температурой около 80 градусов так, чтобы она как можно меньше смачивала верхний слой чая. К матэпитию приступают минуты через три.

Когда встречаются друзья, калебасу с бомбилье пускают по кругу, как трубку мира у североамериканских индейцев. Считается, что поделиться матэ с собеседником – значит выразить к нему свою симпатию и доверие.

Гурманы со стажем советуют чай в калебасу засыпать на две трети объёма (я попробовал, мне кажется, достаточно и четверти). Первый раз этот горько-сладкий напиток мало кому нравится, но со временем к нему развивается стойкая тяга.

Каждую порцию матэ можно заваривать несколько раз. Кстати, должен предупредить, будете в Аргентине, говорите – матэ. Делать ударение на втором слоге – матэ – в Южной Америке не только недопустимо, но и опасно, ибо может быть спутано со словом мате, означающим «я убил».

 

Утром, несмотря на сильное волнение, отправились на катере к скалистым островам, на одном из которых находится мыс Горн – край земли! Острова встретили нас оглушительным гвалтом. Тучи птиц сновали за рыбой к морю и обратно, без умолку галдя и шурша крыльями. Целый день они так курсируют, чтобы прокормить своих прожорливых, быстро растущих птенцов, сидящих в гнёздах среди камней. На террасах смешно топтались подле своих малышей десятки тысяч чёрно-белых бакланов, издали очень похожих на пингвинов. Над ними закладывали немыслимые виражи острокрылые буревестники, альбатросы, мельтешили стремительные утки.

Огромное лежбище морских львов на столообразном острове с отвесными берегами встретило нас раскатистым рёвом (оооуррр… ооууррр) и нестерпимой вонью. Могучие, как гранитные утёсы, хозяева гаремов полулежали, высоко подняв непропорционально маленькие головы, и бдительно обозревали подступы к своим «дамам». Если кто-то из самцов пытался приблизиться к ним, гневно мычали и смотрели с такой испепеляющей злобой, что самонадеянный наглец тут же отступал. Львицы же, распластавшись на угловатых глыбах в самых немыслимых позах, в большинстве спали. Издали они походили на эластичные, светло-коричневые мешки, точно повторяющие изгибы камней.

Мы с восхищением наблюдали за тем, с какой ловкостью карабкаются по почти отвесной стене к своему лежбищу вынырнувшие из воды самки. Выстраиваясь перед «лестницей» в очередь, они, быстро-быстро работая ластами, каким-то образом умудряются «взлетать» наверх, а оказавшись среди подруг, блаженно развалиться рядом.

Следующий остров оккупировали облачённые в длиннополые фраки пингвины. Прибрежная полоса временами буквально вскипала от прыгающих в воду и вылетающих из неё столбиками этих коротконогих птиц. Вода здесь прозрачная, и когда пингвин «пролетал», слегка помахивая крыльями, рядом с катером, казалось, что это летит остроконечная пуля.

По земле же эти милые и потешные крепыши ходят неуклюже, вразвалку. Наблюдать за ними было забавно, поскольку их поведение очень напоминает наше. Те, кто уже утолил голод, собирались в кружок на «митинг». Деловито обмениваясь новостями, они одобрительно похлопывали друг друга крыльями-плавниками, целовались, галдели, улыбались. Пообщавшись, разбредались по двое-трое и опять «митинговали» уже у «крылечка» перед своими земляными норами, в которых живут годами. Наконец, раскланивались и исчезали в них для отдыха. Набравшись сил, выходили и вновь шлёпали на «рыбалку».

Детёныши размером уже с родителей, только облачены не в чёрно-белые костюмы, а в бежево-серые шубки. Кричат, тоже будь здоров, пронзительно, как вороны, разве что протяжней и помягче. Людей пингвины не боятся, напротив, если приближаешься, сердятся: запрокидывают голову, выпячивают грудь и, широко раскрыв клюв, издают несоответствующий их добродушной внешности злобный визг-свист.

Ветер тем временем усиливался. В нём всё явственней ощущалось холодное дыхание Антарктики. Доплыв до маяка, установленного на крохотном скалистом островке, повернули обратно. Отсюда оставалось несколько часов до изъеденного ветрами и пропитанного солью мыса Горн. Там, на высоком базальтовом пятачке, тоже стоит маяк, рядом небольшая, длиной не более пяти метров, деревянная часовня и прилепившийся к ней дом смотрителя.

Мыс Горн – одно из знаковых, овеянное многими легендами, место на Земле: кроме того, что это самая южная точка шести континентов, здесь встречаются волны двух океанов и заканчивается обитаемая земля. Отсюда на север тянутся более двадцати тысяч километров горных цепей Анд и Кордильер, упирающихся на севере в мыс Принца Уэльского.

Все путешественники и моряки сходятся во мнении, что мыс Горн – самое дикое, самое непредсказуемое и беспокойное место на планете: здесь почти круглый год туманы, дожди, а ветер достигает скорости 70 метров в секунду. До 1914 года, когда Атлантический и Тихий океан соединил Панамский канал, маяк на мысе Горн играл важную роль для безопасности мореплавания. Сейчас пролив Дрейка утратил своё прежнее значение.

 

МАР-ДЕЛЬ-ПЛАТА

Перед вылетом на Родину решили после холодной Огненной Земли погреться на пляжах самого популярного аргентинского курорта Мар-дель-Плата. Он нас разочаровал: оказывается, вовсе это не курорт в нашем понимании, а большой город с отелями и песчаным пляжем, вытянувшимся стометровой полосой на десятки километров. Второе, к сожалению, ещё более неприятное разочарование – вода здесь была такая же мутно-жёлтая, как в Буэнос-Айресе.

На пляже валялись десятки тысяч людей, но… никто не плавал. Стояли по колено или по пояс в воде и поджидали пенистый вал. Когда он накатывал, одни с визгом выбегали на песок, другие ныряли под волну. Её гребень у берега закручивался и, «заглотив» воздух, становился ослепительно белым. Пенные буруны торопливо окатывали песок и возвращались в океан.

Наблюдая за этим безостановочным, длящимся сотни миллионов лет процессом, невольно испытываешь сожаление от того, что такая колоссальная мощь расходуется не на созидание, а на разрушение. Когда же учёные изобретут экономичный и простой преобразователь этой неистощимой энергии в электричество?!

Единственный плюс Мар-дель-Плата в том, что цены здесь в два-три раза ниже, чем в Эль-Калафате или Ушуайе. Дело в том, что тут нет иностранных туристов. Да и чего ради им сюда ехать? В мире полно мест, где пляж не хуже, а вода прозрачна, как слеза.

На второй день со мной приключилось крупное ЧП, в результате которого я должен был надолго застрять в Аргентине. А произошло следующее. Позагорав и покупавшись, я отправился по магазинам, чтобы прикупить к уже лежащим в рюкзаке экзотическим экспонатам (костюм гаучо, пончо, метательный снаряд болас) подарки для близких и друзей. Зная, что в сувенирных лавках постоянно пасутся карманники, портмоне с кредитными карточками, валютой, билетом и обоими российскими паспортами (заграничный и внутренний) затолкал в наколенный карман на шортах и тщательно застегнул его на тугой пластиковый замок. Кошелёк с небольшой суммой наличных положил в нагрудный карман. Купив вырезанную из натурального камня пуму, пяток пингвинов и красиво отделанную калебасу с бомбилье, отправился в отель. По пути по привычке хлопаю рукой по ноге и… о ужас! Пусто!!!

Замок аккуратно застёгнут, а внутри ничего нет!

Взяв себя в руки, раз пять обшарил все остальные карманы, перерыл содержимое рюкзачка, но, увы, – портмоне с документами и карточками исчезло. Я не могу в это поверить. Ещё раз всё предельно внимательно прощупываю – результат тот же! Но голова отказывается воспринимать очевидное. Она вопит: расстегнуть тугой замок и незаметно вынуть такой толстый бумажник невозможно! Я соглашаюсь и опять тщательно прощупываю каждый миллиметр, каждую складку шорт и рубашки, но ничего не нахожу. Последние сомнения исчезли – да, меня ограбили!

Анализируя, где и когда это могло произойти, вспомнил, что в толчее у прилавка на меня слегка надавили сзади, и я коснулся кого-то коленом. Видимо, в тот момент и вытащили…

Надо признать, карманники сработали безукоризненно. Расстегнуть тугой замок, вынуть портмоне, а затем ещё, словно в насмешку, застегнуть, и всё это за одну-две секунды – это высший пилотаж!

Ситуация для меня складывалась критическая, точнее – трагическая: из гражданина России я превратился в господина НИКТО. А утром рейс в Москву! Что делать? На ум почему-то пришло изречение: «Деньги потерял – ничего не потерял, друзей потерял – много потерял, здоровье потерял – всё потерял».

Оно успокаивает. У меня всё же не худший вариант. Здоровье не потерял! Друзей не потерял! Так что, без паники! Надо действовать!

Ребята вызвали полицию. Выслушав и записав мой сбивчивый рассказ, сержант как-то неуверенно пообещал поискать. Понимая, что шансов на успех практически нет, садимся в такси и едем с Николаем Рундквистом в российское посольство. Оно располагалось в самом респектабельном районе Буэнос Айреса и представляло собой солидный серый особняк с массивными дубовыми дверями, тяжеловесной мебелью 80-х годов. От всего этого на нас как бы пахнуло мощью страны под гордым и вызывающим уважение названием СССР. Даже бакинский кондиционер 1986 года выпуска до сих пор исправно гнал в фойе прохладный воздух. Пока сидели в очереди, дежурный рассказал, что несколько лет назад перешли было на местные кондиционеры, но они часто ломались. Пришлось поставить обратно свои бакинские.

Нас принял вице-консул Литвиненко Роман Борисович, молодой дипломат лет двадцати восьми. Внимательно выслушав меня, он спросил: «Как докажете, что вы гражданин России?».

– Я здесь в составе группы российских туристов. Они могут подтвердить.

– Мне нужно документальное подтверждение. Я направлю запрос в Москву.

– Но самолёт завтра. Если я не улечу, то могу надолго застрять здесь – у меня же и деньги украли.

– Извините. Я обязан исполнять установленные правила.

Тут меня осенило:

– Роман Борисович, у вас есть интернет?

– Конечно.

– Можете набрать в поисковиках, «ziganshin kamil» или просто кириллицей – «зиганшин камиль».

– Нет проблем!

Через несколько секунд на экране монитора высвечивается множество строчек с моей фамилией. Самая верхняя – «Сайт писателя Камиля Зиганшина». Зайдя на него, вице-консул по книгам, фотографиям и размещённой там биографии убедился в правдивости моих слов. Через пару часов временное удостоверение личности было в кармане. Ура! Слава интернету! Спасибо и нашим дипломатам, не слепо следующим инструкциям!

Пока помощник оформлял необходимые бумаги и заполнял удостоверение, мы обменивались впечатлениями с сотрудниками консульства о стране и людях. По мнению вице-консула, аргентинцы бесшабашней и безответственней россиян. В то же время в них много апломба, так, например, они убеждены, что их страна превосходит по уровню жизни и порядку все южноамериканские страны.

 

По иронии судьбы в этот день у меня был день рождения (так уж повелось, что я его встречаю в экспедициях). Вернувшись в гостиницу, наскрёб в карманах 100 долларов и пригласил ребят в кафе поужинать. Зайдя в полупустой зал с необычным для питейного заведения названием «Финанс», стали осматриваться.

– Куда бы сесть? – задумчиво произнёс Петя Захаров.

– Да вот тут, в уголке присаживайтесь. Тихо, никто не помешает, – как-то совсем по-домашнему произнесла молодая русоволосая официантка.

Мы разинули рты от изумления, настолько неожиданно прозвучала здесь русская речь. Познакомились. Оказалось, Наташа родом из Керчи. Живёт тут уже одиннадцатый год. Она быстро принесла наш заказ, и я сходу осушил полный бокал водки. Прошло пять минут – ни в одном глазу.

– Всё правильно – организм испытывает сильнейший стресс, – успокоил Коля и налил ещё.

После второй порции немного отпустило. Попросил налить третью, но командор изрёк:

– Лишка.

Посидели душевно. Я даже на время забыл о ЧП. Наташа, выбрав момент, когда не было посетителей, подошла и спросила:

– Можно с вами посидеть? Соскучилась по своим. Они тут редко бывают.

Мы предложили выпить и ей, но она отказалась:

– Нельзя, я на работе.

И стала расспрашивать, что нового в России. Потом рассказала про свою жизнь в Аргентине. Привожу её историю дословно:

«У нас с мужем две дочери. В начале 90-х мы, как и многие, занялись бизнесом. Дела пошли хорошо, да рэкет стал доставать. Вот и подались в поисках лучшей доли на край света – на родину аргентинского танго. Выучили испанский язык, нашли работу, потихоньку встали на ноги. В квартире появилась бытовая техника, компьютер. Однажды приходим домой, а там голые стены – вынесли всё подчистую. За год опять подкупили самое необходимое. И снова всё вынесли, пока мы на работе были. Теперь ничего не покупаем: спим на матрацах, обходимся минимумом посуды. Денег поднакопим, и домой вернёмся».

После этого Наташа отошла обслуживать новых клиентов. Когда мы рассчитывались с ней, её прорвало:

«Ребята, вы живете в России и не понимаете, что нет ничего красивее нашей страны! Столько лесов, рек! Уезжая, мы думали, что едем в рай, а выясняется, что эмигранты тут второй сорт, и мы вынуждены вкалывать на чёрных, самых низкооплачиваемых работах. Особенно обидно, что работаешь, работаешь, а в итоге у тебя всё отнимают. У нас в России одни проблемы, тут другие. Адаптироваться сложно. Многие из наших стали бомжами. Русская церковь некоторых принимает и помогает встать на ноги. Кто-то находит работу, но большинство опять опускается.

Только первые два года интересно было. Тепло, красиво, а потом на родину стало тянуть. Проходит не так много времени, и все мечтают обратно вернуться. Наши школы лучшие: дети, что учились в России, здесь первые. Учителя то и дело бастуют, к детям равнодушны».

Что к этому добавить? Верно сказано: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем».

 

Увы, всё имеет своё начало и конец. Оттого, что очередная экспедиция завершена, и радостно, и грустно. Радостно от предвкушения встречи с родиной, близкими, а грустно оттого, что закрывается очередная страничка «энциклопедии» по географии и истории нашей планеты.

За спиной тысячи километров, одаривших меня впечатлениями и информацией настолько щедро, что время, проведённое в Южной Америке, воспринимается как целая вечность! Невольно задумался, в чём причина такого несоответствия?

Поразмыслив, пришёл к выводу, что время для человека – это не только секунды и часы, но и то, что осталось в памяти. Чем больше впечатлений и эмоций (информационных блоков) «записано» в ней, тем более длительным воспринимается отрезок времени. Случается, что в иной минуте умещается час!

Чтобы сделать понятней эту мысль, приведу простой пример: человек, пролежавший в коме два года, придя в сознание, уверен, что прошло не более суток. Причина проста – мозг не фиксировал происходящих событий. И ещё: как вы думаете, почему в детстве время течёт медленно-медленно, а по мере взросления его бег ускоряется? Да потому, что в детстве всё происходит ВПЕРВЫЕ и мозг фиксирует ВСЁ, что окружает ребёнка. Благодаря этому, объём усваиваемой «чистым» детским мозгом информации за единицу времени на порядок больше, чем у человека в преклонном возрасте. Поэтому у того, кто прожил и проработал всю жизнь на одном месте, жизнь в разы короче (по ощущениям), чем у того, кто прожил столько же календарных лет, но много ездил, путешествовал.

Объехав практически все страны Южной Америки, я увидел, насколько разнообразна и уникальна природа этого континента. И нельзя сравнивать её природу с природой Азии, а природу Европы – с Австралией. Она везде неповторима и уникальна. У каждого континента своё лицо и свои особенности. Единственное что объединяет их – это населяющие её люди. Оказывается, в своих желаниях мы все одинаковые. Все хотим одного и того же: мира, работы и детей. И ещё я понял, что для успеха путешествия необходимо уважать традиции и культуру посещаемых стран.

На этом, дорогие друзья, завершаю. Надеюсь, не разочаровал.

г. Уфа, декабрь 2016 года