Светлана ЧЕРНЫШЁВА. ЧУДО. Рассказы

 

Светлана ЧЕРНЫШЁВА

ЧУДО

Рассказы

 

БОЖЬЯ КОРОВКА

 

В нашей деревне профессор живёт. По прозвищу Кислий Кислиевич. А назвали его так потому, что он кислый-прекислый по деревне бродит и эту лесную травку, кислицу, собирает. Каждое лето – по огромному мешку. Это снадобье ему нужно – ни больше, ни меньше – для запуска «машины времени». В деревне так говорят. Машину такую, конечно, хорошо бы заиметь, только путешествие во времени не каждый выдержит, можно и скислиться...

А Мишка, мой друг, всё всегда разузнает.

– Видал, – говорит, – у профессора дом еле держится, креном пошёл? Это его изнутри динозавр толкает... Но, избу развалить не так-то просто.

«Хорошо, – думаю, – если динозавр! А вдруг там целый кавалерийский взвод шашками машет? С историей не забалуешь!».

Но Мишку ничьи мысли не интересуют.

– Лучше один раз увидеть... – пословицей шпарит. – Ты, – говорит, – будешь лестницу держать, чтобы динозавр мне хвостом не влепил через окно. Сами всё разузнаем.

В профессорское окошко он смотрел внимательно. Я даже позавидовал – лестницу-то держать не так интересно. Только и видно, как Мишка головой крутит в разные стороны.

– Ну, – говорю, – рассказывай, как обещал.

Он шмыгнул носом и всё выдал. Нет там ничего, кроме брякающего буквами по бумаге агрегата, который пишущей машинкой называется...

– Ух ты! – говорю. – Может, это и есть машинка-путешественница? Пойдём, профессора расспросим!

И только мы в избу без приглашения заявились, осмотрелись, тут «кислого» профессора и обнаружили. Сидит себе на полу, кислицу жуёт и ворчит себе под нос.

– Вот, – говорит, – раньше в деревне много овец, лошадей и коров было – их еще кормилицами называли...

Странно все это? Может, он на своей «машине времени» в прошлом побывал?

Тут мы с Мишкой загрустили. Так как ни лошадей и ни коров в нашей деревне давным-давно нет – только пакеты с молоком в магазине, из города привозят...

– Знаешь, – говорит Мишка, – вот бы завести корову!

И он стал двигаться вперевалочку, забавно округляя, то один бок, то другой, словно превратился в кого-то. А потом разбежался и бухнулся в траву, задавив нечаянно штук десять не отцветших одуванчиков. И они тут же залились белыми слезами, густыми и нестирающимися...

И мы опять заскучали. Но грустить в траве было не очень удобно, ведь она постоянно лезла в глаза. К тому же Мишка вертелся и трепыхался, так что я решил посмотреть, что с ним происходит. И ничего особенного, Мишка как Мишка, только на его кислой физиономии – жирная красная точка. Вроде как оцарапался, до крови. Я осторожно провёл рукой по красному пятнышку и почувствовал в ладошке, будто что-то расцвело и ожило. А когда вспорхнуло, я даже вздрогнул от неожиданности.

Мы стояли и смотрели, как это чудо улетало, быстро-быстро набирая высоту. Разом вспомнилась забытая песенка про божью коровку и деток с конфетками. И стало очень светло. Мишка подпрыгивал, махал руками и кричал изо всех сил: «Божья коровка, лети на небеса!». А я стоял и жевал кислую-прекислую траву, и всё равно радовался. Потому что чувствовал, что она вернётся. Маленькая звёздочка... Божья коровка!

 

ГЕНИЙ

 

Мой брат настоящий гений...

Он решает сложные задачки на олимпиадах и пишет стихи собственным размером. Все говорят, что это очень хорошо, настолько, что расшифровать его научные прорывы и творческие таланты смогут только через много-много лет. Гришин снимок даже в школе поместили на доску почёта. Я смотрю теперь на него на каждой перемене. Иногда по несколько раз. Потому что брат там улыбается и подмигивает мне, понарошку. Правда, этого никто не видит, только я. А по-серьезному, мой брат на этой фотографии похож на отца… Одно лицо! Папин взгляд всегда в моём сердце. Я мысленно научилась его представлять, и даже говорю иногда с самым дорогим человеком на свете, которого больше нет. Папа работал врачом и спасал людей от нового вируса, а себя... не смог. Со временем боль стала тише, она не исчезла, а превратилась в воспоминания. Тоскливые, но очень важные. Без них никуда…

«Маленькие девочки часто бывают сентиментальными, но редко умными», – любит повторять мой брат. И он прав. Я абсолютно обыкновенная. Даже хуже, среднестатистическая троечница. Поэтому в нашей семье вся надежда на Гришу.

Он, вероятно, станет президентом роботов. Машины с мозгами будут исполнять все его желания. Мне жаль, так как им придётся с утра до вечера жарить Грише котлеты и зарабатывать деньги на репетиторов. Когда я думаю, что президентским роботам нужно ему ещё и аплодировать, то сразу почему-то начинаю жалеть маму. Она бы безусловно похвалила его лучше. Но что поделаешь!

В тот день, когда мама была еще на работе, а Гриша учил новые компьютерные программы, я решила потихонечку смотаться на горку.

– Ты куда? – раздался нервный голос брата. – Опять накатаешься и мокрая до макушки домой завалишься? А потом начнешь с рукавицами на верёвке носиться по комнатам, думая, что они песик и кошечка. Сумасшедшая девчонка!

– Не буду… – уверила я. А сама подумала, что лучше приведу домой настоящую псину или бездомного кота…

На улице, как назло, было холодно, поэтому каталась только Аська на жутком снегоходе, а я пошла на другой конец горы. Очень уж боялась столкнуться на своей тоненькой фанере с этой новомодной техникой. И только потом, когда прошло время, я поняла, что я уходила от близкого человека. Но тогда Аська была просто девочкой из соседнего подъезда…

Все время, пока я каталась в гордом одиночестве, я мечтала, чтобы что-нибудь произошло. Нет, я конечно не хотела услышать громкие крики: как они меня тогда напугали. Зачем было так истошно орать, например, Аське, если она неслась на крутом снегоходе. Едешь, красотой зимы любуешься, если только – ой! А ведь Аська могла свалиться и больно ушибиться. И я сразу понеслась на другой конец горы.

Все оказалось не так страшно. Просто она съехала в речку и провалилась под лёд.

– Выбирайся? – говорю. – Долго собираешься плавать.

– Долго! – запрокинув голову, прокричала Аська. – Потому что снегоход и лёд меня не отпускают! Забирайся-ка, посмотришь, как здесь хорошо.

И я ловко подскочила к разлому.

И что вы думаете? Аська, действительно, сидела в речке и улыбалась. Я, конечно, понимаю, что водоёмчик так себе, по колено дяде Стёпе… А прошлой весной – так вообще! Наверно, до великанского плеча вода добиралась. Только, вот беда, нас тогда и близко к этому месту не подпускали. Даже загородку с красно-белыми палками поставили – нельзя!

«Вот наступит зима и мы на эту речку налюбуемся. Так-то…» – подумала тогда я.

Ну, и получается, что мечты сбываются…

В этот момент подул ветер, и Аська начала стучать зубами и дрожать. В общем, я решила, что пора её из речки вытаскивать и домой доставлять. Может быть, и снегоходу не очень-то хорошо в студеной воде болтаться.

«Какие они тяжёлые!» – подумала я, когда снегоход и Аську домой по горе везла. В один момент даже подумала, что не удержу за верёвку и выпущу их из рук. Тогда я придумала обмотаться бечёвкой сама, а потом заползать на горку, словно альпинист: чем меньше в руках груза, тем скорее поднимешься. В ушах шумело и свистело, а сердце чуть не выпрыгнуло и не покатилось вниз... в речку. Нет, не так. Боялась я просто за Аську и всё. Слава Богу, их домой доставила! А там Асина мама принялась нас обнимать и слова теплые шептать. Вот как раз из-за этого я сначала покраснела, а потом побледнела и вспомнила, что меня дома ждут...

 

– Ну-у, сумасшедшая девчонка, ты меня нисколько не удивила! –сказал брат, как только я стала стаскивать сырые валенки и варежки. – Разве можно было ожидать, что ты явишься в нормальном виде. И потом… Должна же ты хоть когда-нибудь головой думать…

После этого я даже не одного слова не произнесла, ничего объяснять не стала.

«Неужели я такая никудышная? – с огорчением думала я, закрывшись в своей комнате. – Или просто есть люди, которым суждено вечно мешать гениям? Нет, но должны же во мне быть хоть какие-то таланты. Я, например, умею сушить на батарее валенки и рукавички, представляя, что они живые и тоже мечтают о тепле. Я часто жарю котлеты в обсыпке на сливочном масле и умею печь оладушки. А ещё я вижу… в Гришином портрете папу…».

 

ПАЛАТА

 

В палату меня привели после обеда. Чем больше осмотров и стояний в тесных больничных очередях, тем понятнее, что закончится именно этим.

«Операция, – думала я, – как-нибудь переживу, тем более что мама собралась со мной ложиться в больницу…». Я сразу вспомнила вытянутое лицо врача. Склонившись над столом, он что-то искал в моей карточке, потом взволнованно начал объяснять, что мест и так не хватает.

 Но закон есть закон, мать имеет право быть со своим ребёнком в горе и радости. Тем более, что я в последнее время часто болела, и мы тогда непременно усыпали на одной кровати, в детской комнате. Я от присутствия её рядом, а мама – от усталости. Однако мне уже десять. И я только на первый взгляд могла показаться ребёнком, потому что имела невысокий рост и красила чёлку в зелёный цвет.

«Хорошо, не будем спорить», – эти слова врача почему-то крутились в голове, когда я оглядывала своё новое место пребывания. В палате беспощадно пахло лекарством, будто полы и окна мыли не хлоркой и хозяйственным мылом, а йодно-спиртным составом. На почетных местах у окон лежали три девицы.

– Всем приветик! – произнесла я.

Но, вероятно, сказала это как-то неуверенно, потому что две довольно взрослые девчушки даже не пошевелились. Мол, мы не обязаны общаться с каждой мелюзгой.

Мама вбежала в палату через несколько минут. Собственно, я ожидала, что с её появлением ситуация изменится, так и произошло. Уверена, что на обычных родителей девицы явно бы отреагировали грубо или бы проигнорировали. Но моя мама, поскольку работала в детской библиотеке, умела стать близким другом каждому малышу и подростку.

– Здравствуйте! – закричали хором однопалаточницы в ответ на мамино приветствие.

– А вы как сюда попали? – взволнованно спросила мама, ибо её узнали.

Открою вам секрет: мама, как ни старалась, не могла запомнить имена всех детей – читателей библиотеки. Но всегда начинала общаться так, будто очень хорошо знала того или иного ребенка. Как она сама мне признавалась, делала это специально, чтобы не обидеть никого. Кстати, моя мама какая-то суматошная. Мы с ней неслись как угорелые в театр, запрыгивали, почти на ходу, в поезд или шили в последнюю ночь бальное платье. Она всегда старалась быть всем людям важной и нужной, поэтому постоянно куда-то торопилась.

Я любила маму и жалела, что она растрачивает так много своих душевных сил направо и налево. Вот и девицы сразу почувствовали человеческое тепло. Сейчас их выслушают и поймут. Теперь, когда они вскочили со своих кроватей, я смогла с ними поближе познакомиться. У каждой были свои истории жизни.

Справа у окна расположилась вместе со своими новомодными юбками и брюками Инга. Она была крупная, даже больше моей мамы. И с утра до вечера, надев наушники, слушала сказки по интернету. Инга не любила школу и решила подольше полежать в больнице. Она специально прыгнула с крыши гаража, чтобы получить сотрясение мозга, а вместе с ним и отсрочку от учебы. Инга была даже готова забеременеть, лишь бы не ходить в школу.

В отличие от других взрослых, моя мама никогда не охала и не падала в обморок от таких откровенных новостей. И хотя она, как говорится, была в шоке, но виду не показала:

– Это, конечно, хорошо, Инга, что ты хочешь стать мамой. Только ребенок – не игрушка, его ни на минуту одного не оставишь. Да и ты сама еще ребенок, тебя кто будет воспитывать? Вон смотри, Людмилка картины рисует. Как же я люблю шедевры начинающих художников!

По правде говоря, Людмилка нам сказала, что рисует она постоянно, потому что к ней уже вторую неделю родители не приходили. Её мама отделывалась редкими звонками, так как застряла в очередной командировке, а папа давно потерял контакт с дочкой. Он был прекрасным архитектором и хорошо понимал, как устроены самые сложные строения. Но Людмилка не была ни двенадцатиэтажным домом, ни памятником времен Петра. Поэтому папа не понимал её совсем, и когда в их дом приходили гости, он пытался рассовать по дальним углам квартиры Людины абстрактные картинки. «А вдруг они увидят что-нибудь не то? – убеждал себя папа. – Настоящий художник всегда реалист».

Честно сказать, быть реалистом юной художнице не хотелось. Слишком суровой была эта действительность. С утра – школа для одаренных детей с углубленным изучением английского языка, потом – художка с вечными натюрмортами, а ближе к ночи надо было успеть сделать домашнее задание. Людмилка последний раз ходила в кино три года назад, а каталась на коньках еще в детском саду. Когда она рассказывала об этих зимних забавах, то её голос становился тихим и очень тоскливым. И может быть, это потому, что другая однопалаточница Катя была известной в области фигуристкой. Я её сразу узнала. «Ничего себе!» – удивилась я, когда увидела по областному телевидению, как выступают юниоры.

Мама, конечно, тоже была знакома с Катей и очень переживала, что девушка сломала ключицу. Через две недели у Кати соревнования! Что поделать, но выздоравливать нужно быстрее, вот только врачи считают, что это нереально. Моя мама тоже убеждала спортсменку:

– Ни одна медаль не стоит твоего здоровья, тем более, когда жизнь только начинается.

Первые две ночи мы с девицами, быстро подружившись, просто болтали. Казалось, девчонки готовы были рассказывать о своих проблемах бесконечно. Мне нравилось за ними наблюдать. Катя очень красивая, стройная, с подвижными руками, а Людмилка изумительно рассказывала, словно рисовала картину или писала книгу. Я часто вспоминала её фразы: «Сердце не имеет права рыдать… Нельзя забывать себя прежних…». Я никогда не придумала бы ничего подобного, а Люда делала это как бы между прочим. Инга мне нравилась больше всех, она подкупала своей искренностью, смелостью и добротой. И она ещё умела вести блог в интернете. И для меня было очевидно, что Инга смогла бы стать хорошей мамой, так как очень любила жизнь (не любила она только школу). Инга не только сразу бежала всем на помощь, но и в самом деле растворялась в чужом счастье или беде: подхватывала на руки возле перевязочной малыша и постоянно раздавала детишкам конфеты, вытаскивая из своих растопыренных карманов.

Однажды к нам в палату ворвался разъяренный мужчина.

– Что случилось? – воскликнула моя мама.

– Эта девчонка, – он показал на Ингу, – фотографировала меня тут, в больнице, а потом выложила фото в интернете. Что за глупая шутка?!

– Я просто хотела показать своим подписчикам заботливого отца. Ведь именно вы, а не ваша жена, ухаживаете за своим сыном, сидящим на инвалидной коляске, – пыталась оправдаться Инга и пообещала удалить снимок.

Мужчина, вероятно, поверил ей, потому что тут же исчез. И при встрече с Ингой больше никогда не повышал на неё голос. Это и понятно, ведь она была единственным человеком, так высоко и всенародно оценившим его как хорошего отца.

…Вскоре нам всем сделали операции. Меня выписали первой. И я даже завидовала девчонкам, потому что они еще оставались в нашей уютной палатке, пахнущей лекарствами, и вместе переживали горе и радость. Мне не хотелось расставаться со своими больничными подругами. «Эх, больше не будет наших душевных разговоров», – сожалела я и даже плакала. Но что ж поделать! Когда что-то теряешь, то первое время всегда плохо, и с этим трудно смириться. Но именно тогда, как сказала мама, я стала взрослой!

 

ЧУДО

 

– Леночка, давай догоняй! Мы опоздаем... нужно ещё сделать причёску!.. – торопила мама. – Это будет необычный праздник, потому что ты поёшь на главной городской площади.

Я представила, как сначала мне вплетают бантики, потом напяливают ужасно жёсткое бальное платье, и я пою про снежинки, которых совсем нет. Одни сплошные лужи, превращающиеся в гололёд. И совсем стало грустно, потому что вспомнился другой Новый год, когда с нами был папа… Показалось, что это было сто лет назад. Тогда я впервые увидела живую ёлку, прямо в лесу. Её не нужно было украшать, она и так была снежно-красивая. Мы «остановились» – как говорила мама – на старой турбазе, недалеко от домика лесника. Я уже знала, что мне подарят замечательного рыжего хомяка, и было интересно кататься на лыжах и спать на одной кровати с мамой и папой. Здесь всё было похоже на сказку. Разве не чудо?..

– Леночка, хватит хандрить! – печально сказала мама. – Подумаешь, потерялся хомяк. Знаешь, маленьким зверям иногда хочется убежать. Это бывает.

– От людей?

«Как странно! – думала я. – Новый год мы давным-давно празднуем в новой квартире. Так давно, что она уже стала старой. Да и папа постоянно в командировках… Теперь ещё и Рыжик пропал. Наверно, он убежал потому, что я постоянно выступаю и редко рассказываю ему сказки. А ещё он любил гулять по квартире и спать в кукольном домике. И ему хотелось кукурузных хлопьев, которых давать нельзя…».

– Я верю в тебя! – поспешно произнесла мама на пороге парикмахерской. – Ты – самая музыкальная девочка, пять октав берут избранные. Талант есть талант!

Как сложно быть девочкой! Нельзя есть, что захочется. А ещё больно заплетают волосы, чтобы сделать непохожей на себя. Нужно носить нарядные платья и банты. И даже представить невозможно, чтобы выпросить в подарок лыжный костюм защитного цвета. Понимаешь же, что талантливой девочке вручат что-нибудь для развития таланта. Раньше я и не думала, что стану совсем одинокой. Хорошо бы убежать туда, где живут рыжие хомяки, есть лесная ёлка и папа. Мы с Рыжиком построили бы маленький дом из круглых снежных комочков... для всей семьи...

Мама была немного нервной и настроенной на причёсывание. Мне стало чуть-чуть стыдно, поэтому я отвела глаза. На железной двери, которую мы уже открывали, висело объявление: «Найден рыжий хомяк. Просьба обращаться в салон красоты «Чудо»».

– Ничего себе! Рыжик нашёлся! Чудо!

– Ну, конечно! – заспорила мама. – Это не наш хомяк! Как бы он сюда прибежал, за два квартала? И вообще его больше нет…

Но сколько бы мама ни рассуждала, ей всё равно захотелось тоже посмотреть на хомяка в стеклянной банке. Рыжик немного поправился, но ведь его, наверно, кормили кукурузными хлопьями. Теперь я готова была вытерпеть любое причесывание, только бы вернуть друга. И мама всё же согласилась его забрать, хотя не могла поверить, что хомяки находятся.

 «Главное – пережить выступление на площади, – мечтала я. – А дома я залезу под стол, где в самодельном кукольном домике будет дремать Рыжик. Я должна рассказать ему сказку и научить любить людей, чтобы он никуда больше не убегал. Когда я вырасту, обязательно построю ему в лесу домик. И буду жить рядом, на старой турбазе или в доме лесника».

Через несколько часов я была уже дома. Мама кому-то хвасталась по телефону, что я получила главный приз. Можно было расплести волосы, стащить тесное платье с мишурой, под которым, чтобы не замёрзнуть на площади, был шерстяной джемпер... И спрятаться под столом, чтобы рассказать рыжему другу свою мечту. А ещё очень хотелось дождаться боя курантов и загадать... Первое, что нужно сказать, – попросить прощения за прошлые желания. Давно, у лесной ёлки, я очень мечтала, чтобы мы жили в большом городе в огромной квартире. Это чудо сбылось! Наша квартира – как необитаемый остров. Ещё я хотела красиво петь, чтобы мне все аплодировали и кричали: «Браво!». Сегодня кричали так громко, что я даже вздрагивала.

Я тогда мечтала так глупо, потому что «людям свойственно ошибаться», – как говорил папа. Я видела только одно настоящее чудо. Там, в лесу… Мне захотелось обратно… в сказку, где падал снег, а потом сильный ветер сдувал его с верхушек елей. Где низко летали красногрудые птицы, и оставляли следы неизвестные звери... Там рождались звуки, а я была всего лишь стотысячной октавой, тихой-тихой…

– Леночка, ты ещё не спишь? – прошептала мама, заглядывая под стол. – Папа приехал!

– Ах, вот где моя дочка! – нежно улыбаясь, сказал папа.

– Спит, устала, – вздохнула мама. – Очень ждала...

– Ничего, пусть спит... Больше никаких командировок. Я купил вам лыжи и настоящие лыжные костюмы.

Он ещё сказал, что мы поедем на старую турбазу к настоящим заснеженным ёлкам…