Николай БЕСЕДИН. ВЕЩАЯ ПТИЦА. Поэзия
Николай БЕСЕДИН
ВЕЩАЯ ПТИЦА
* * *
Ах, какая рябина горит за окном!
Всё горит и не гаснет ни ночью, ни днём,
Ни в дожди проливные, ни в звездную стынь,
Уж такая судьба у осенних рябин.
Приголубит ли солнце холодным лучом,
Отзовётся рябина веселым огнём.
Или стужа-обида хлестнёт по щекам,
Только ярче рябина назло холодам.
Ей и время – не время, печаль – не печаль.
Ей светить бы кому-то сквозь стылую даль,
И, сгорая самой, стать кому-то теплом…
Ах, какая рябина горит за окном!
* * *
Подняться в час, когда рассвет
Еще совсем не обозначен,
Когда в помине даже нет
Неуловимых тех примет,
В которых день грядущий зачат.
Идти по травам не спеша,
Туда, где оживает солнце,
Туда, где справа от Ковша,
Зари высокая душа
Над сонный полем распахнется.
Спешить, спешить навстречу к ней
В тоске по буйству ярких красок
И с каждым шагом все ясней
Предвидеть пиршество огней
И верить, верить… И напрасно…
А в час, когда уж ночь видна,
Когда все горестней утраты,
Когда усталость лишь одна
Жизнь исчерпала всю до дна,
Вдруг увидать салют заката.
И, вспомнив жизни круговерть,
Закрыть плотней у дома двери,
И ни о чем не пожалеть,
И на огонь в печи смотреть,
И душу в том не разуверить.
* * *
Те, кого мы любим, высоки
В помыслах своих и в каждом слове.
К их ногам приносим мы любови,
Словно неоплатные долги.
Те, кто любит нас, нам все простят,
Не тая обиды ни крупицы.
Ну, а если выпадет проститься,
Нас они вослед благословят.
Кто в любви соединил сердца,
Стали ветром и рекой, и вьюгой…
Обретая каждый миг друг в друге
Целый мир без края и конца.
ВЕТЕР В ГОРОДЕ
О, как желанна неба высота!
Но руки переломаны, и раны
Пронзает болью улиц теснота
И площадей бетонные капканы.
Цепляясь за карнизы, витражи,
В кровь изодрав упрямые ладони,
Он рвется вверх,
туда, где этажи
Устали от бессмысленной погони.
Но в этой схватке все предрешено.
И падает он навзничь на ограды,
И, приподнявшись чуть, стучит в окно,
Как будто просит у людей пощады.
* * *
Вот из-под крон взлетела птица
И крик тревожный взвился ввысь.
– Не бойся, малая! Продлится
Птенцов беспомощная жизнь.
Не бойся, птаха, человека.
Зачем ему твоя беда?
Храни от птичьего набега
Благополучие гнезда.
Храни его от сов ночами,
А днём от ястребов храни.
Ведь нам приходятся врагами
Те существа, что нам сродни.
Вот и тебе совсем не надо,
Чтоб не стихала боль во мне.
Но никогда не жди пощады
От самых ближних на земле.
* * *
Я красоту во всем искал
И находил, не жалуясь.
И то в большом её встречал,
То в незаметной малости.
Она то броска, то скромна,
То изнутри просвечена…
Шумит в проталинах весна,
Идет навстречу женщина.
Кусочек неба на плечах,
В цветах веселых платьице,
И свет доверчивый в очах
К любой травинке ластится.
Как будто ей на много лет
Лишь радости обещаны…
О, ничего прекрасней нет
Лица счастливой женщины.
ЖЕНЩИНА В ГОЛУБОМ
Сколько было начал?
Ты стоишь одиноко
За поземкою дней, за словами, за встречами,
И уводит к тебе не земная дорога,
А пути, что светлей и туманней, чем млечные.
Исповедую жизнь ни последний, ни первый,
Не надежду, а хлеб подавая голодному,
Я к тебе прикасаюсь, как страждущий веры
Прикасается к Гробу Господнему.
Я к тебе прихожу не в реальности буден,
А как в сказку приходят уснувшие дети.
И стучат монотонно в раскрашенный бубен,
Как шаманы несбывшиеся рассветы.
Сколько было начал?
Вот опять все по-старому,
Я иду. Ты все ближе и ближе. И кажется
Не дойти до тебя можно разве что слабому,
Ну а слабый к тебе и пойти не отважится.
Я в глазах узнаю твоих сполохи радости,
Эти линии гордых мадонн Рафаэля,
Только это скитающиеся туманности,
Только это играют со мною метели.
Нам с тобою одни лишь разлуки обещаны.
Потому и придумано расстояние,
Чтоб воскресла легенда о верности женщины,
Чтоб о Сольвейг ожило бы снова предание.
Сколько было начал?
Гаснут лампы неловко.
Вот еще один день утомительно прожит.
И любовь, как удачливая торговка
Свое сытое тело приносит на ложе.
И сквозь стены квартир сны удушливо ломятся.
Но над ночью глухой
на неверность не сетуя.
Над тревогами быта,
над болью бессонницы
Вновь являешься ты, в голубое одетая.
И опять мне пути открываются млечные,
И опять эта сказка мне с нами обещана,
Где за далью разлук, за словами, за встречами
Воскресает, как утро,
легенда о женщине.
ВАЛУНЫ
Плечом к плечу, смыкая строй,
Они лежат среди песчинок,
Верша свой вечный поединок
С веками, небом и собой.
И в час, когда всего темней,
Когда все звуки ночи глуше,
Вздыхают камни, словно души
Неведомых богатырей.
Что их когда-то потрясло
Так, что они окаменели?
Русь защитить ли не поспели,
Иль так велело ремесло?
Что значат сколы и рубцы?
Следы минувших ли сражений
Иль тяжесть правды и сомнений,
Что не осилили бойцы?
Или Обида-дева вдруг
Вселилась в души исполинов,
Что не позвали их, былинных,
Когда врагов смыкался круг?
И там, где их застал закат
На русском поле бездорожном,
Они уснули сном тревожным
И с той поры поныне спят.
Но в день России роковой
Они поднимутся стоверстно,
Шеломом упираясь в звезды
И в океан ступив стопой.
Сны, отряхнув, они придут,
Чтоб отвести в своем всесилье
Не только горести России,
Но мира общую беду.
У БРАТСКОЙ ПЛОТИНЫ
Через поселок медленно к плотине
Я шел, раскрыв рубашки отворот.
Сентябрь был. Но не было в помине
Осенней стужи северных широт.
Горели листья пламенем усталым
На молодых осинах у тропы,
И шли навстречу по заросшим скалам
Ко мне высоковольтные столбы.
Я всматривался в землю под ногами,
Как будто ждал увидеть вдруг на ней
Легенды, превратившиеся в камни,
И камни, ставшие легендой наших дней.
Я вслушивался в ровный и покорный
Гул Ангары у горла Падуна,
Чтобы услыхать победные аккорды,
Которыми заполнена страна.
Но шаг за шагом подходя к плотине,
Я видел, как сквозь глянцеватый блеск
Мерцали тускло валуны, как спины
Строителей легенды-ГЭС.
Я видел, как бетонная громада
Смотрела, вскинув козырек моста,
Таким усталым, равнодушным взглядом
На эти знаменитые места.
И на граните по-мужски суровом
Я видел пальцев содранных следы,
Я видел сосны тихие, как вдовы,
У покоренной все-таки воды.
…Романтика, таежные легенды,
Вам не нужны высокие слова.
Вы не из тех, кто ждет аплодисменты
И праздников лихие торжества.
Вы там, где снова бесприютной птицей
Взлетел над глухоманью непокой,
Где свежий ветер высекает лица
Из серого гранита над рекой.
…А здесь у Братска тишина.
Туристы
Торопятся в автобусный салон.
Летят с осины бронзовые листья
На клумбами украшенный бетон.
ПЕРЕД БУРЕЙ
День посуровел.
И тайга
Ряды передние сомкнула.
И заворошилась на скулах
Крутая тяжесть желвака.
У строя лиственниц сошлись
Березы, словно ополченье,
Стоят, готовые к сраженью
За каждый ствол, за каждый лист.
…Утихнет битва.
На краю
Заря победно вскинет знамя,
И тишина придет, как память,
О павших в яростном бою.
* * *
Это вечное солнце Рериха,
Это гордая вера его
В красоту и её торжество,
В непреложность земли и лемеха.
Это гор взгромождённых величие
И тревожно дымящийся день,
И Христа упавшая тень
На застывшее в камне язычество.
Ты прими всё вокруг, как видится,
Ты узнай эту тайную страсть –
Верить в слабость и верить во власть
Неразгаданного Провидца.
Пусть тебя уведёт долблёнка
По густой кровавой реке,
Чтобы где-нибудь вдалеке
Мир узнал ты сердцем ребёнка.
Чтобы древних стен безмятежность
Ты за истину принял вдруг,
И на миг хоть замкнулся круг
Бесконечных дорог надежды.
А потом, возвратясь в действительность
И наивности посмеясь,
Ты увидишь другую связь
И другую узнаешь истинность,
Мир откроет новые дальности
И надежд, и мыслей, и слов…
Но останется тайный зов
В эту сказочную реальность.
* * *
К Престолу Божьему, влача свои крыла,
Душа уснувшего однажды приползла.
– Смотри, Господь, за малый срок земной
Что оболочка сделала со мной. –
Глубокий вздох потряс святую рать. –
А скоро ль срок ей, бренной, помирать?
Архангел, книгу полистав судеб,
Печально рек:
– Поест, однако, хлеб.
И ангелы взмолились:
– Отче наш!
Приют ей, грешной, днесь и присно дашь?
Исчадье ада – тело усмири!
Зачем оно, коль нет души внутри?
Всевышний подождал, пока умолкнет речь.
– Что тело бренное. Игра не стоит свеч.
Продли, архангел, оболочке дни.
А ты, душа, себя токмо вини.
Ступай назад, судьбе не прекословь.
В смирении обрящешь ты любовь.
И поползла обратно в свой удел,
Который улыбался и храпел,
Протиснулась меж рёбер, чуть дыша,
И услыхала:
– Ну, держись, душа!
* * *
Вздрагивают листья на деревьях,
Дождь идет который день подряд.
Как гласит народное поверье:
Это предки с нами говорят.
Их язык разнообразно тёмен,
Даже капля таинством полна,
Словно взгляд святого на иконе,
Как виденье утреннего сна.
Мне совсем непостижимо свойство –
Понимать посланье с небеси,
Но меня терзает беспокойство
За судьбу деревни на Руси.
Отзовется шорохом ракита,
Сбрасывая сумерки с ветвей.
И тогда послышится молитва
О спасенье брошенных полей.
На дороге мутных луж разливы,
Спит река в заросших берегах.
Разве они не были счастливы –
Бабушки в вигоневых платках?
Разве под гармони не плясали,
Молодость теряя в трудоднях?
Разве нам любить не завещали
Родину на русских росстанях?
Знать бы, что послания их значат,
И тогда грядущее поймешь.
Тихо так, как будто в полуплаче,
Затихает на рассвете дождь.
ВЕЩАЯ ПТИЦА
В запредельных краях с незапамятных лет
Начинался полёт этой птицы-вещуньи.
Над пустынной землёй загорался рассвет,
И божественный замысел замер в раздумье.
А когда стал незыблемым времени счёт,
И наполнился хаос бессмертным твореньем,
Из невидимых сфер возникает полёт
Вещей птицы то в знаках, то в снах, то в знаменьях.
Разгадать их значенье бессилен наш ум,
Может быть, лишь душа, порождённая духом,
Вдруг поймёт тайный смысл в напряжении дум
Тем открытым пророку божественным слухом.
Сколько было таких откровений дано
Человеку, чтоб в истинах не заблудиться,
То посланием неба, то тайным числом
Говорила о будущем вещая птица.
И над тьмой поднимался спасительный крест,
Лик Земли изменялся в бессонной работе.
Но всё чаще и чаще небесная весть
Растворялась в земных наслаждениях плоти.
Мир не верил, смеясь, в роковое число,
Но не знала усталости вещая птица:
Сто пророков и сто ясновидцев звало
С покаянием грешной душе помолиться.
А над русской землёй полыхала звезда
От полярных широт до пустынных барханов,
И мистической тайной казалась судьба
Поднебесной России меж трёх океанов.
От столетья к столетью сквозь гнёт и разлад
Шёл народ её с верою в светлое братство,
Что наступят навек справедливость и лад,
И сподобятся совести власть и богатство.
Год за годом монах о прозренье молил.
И как знак, как знаменье, как странное что-то,
На кремлёвской стене у надгробья могил
Села птица, исторгнув всю тяжесть полёта.
Беспощадное время стирает следы,
Мир наживы и страсти забудет пророков.
И на Землю падёт тень грядущей беды,
И звезда пролетит чёрной меткой с Востока.
Классика!
"Вещая птица" восходит до пророчества. Предостерегающего. Уже откуда-то сверху - с высоты возраста, опыта, мудрости, таланта. Боли и любви. Памяти о прошлом... настоящем... будущем... И какая стойкая, крепкая метафора предпоследней строфы:
...И как знак, как знаменье, как странное что-то,
На кремлёвской стене у надгробья могил
Села птица, исторгнув всю тяжесть полёта.
Жизнь как вера, слово, дело... Талант - до гениальности. Поэзия сильнейшего накала.