Анатолий АНДРЕЕВ. ЛИТЕРАТУРА КАК СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ СМЫСЛАМИ. Доклад на конференции «Большой стиль»
Анатолий АНДРЕЕВ*
ЛИТЕРАТУРА КАК СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ СМЫСЛАМИ
Доклад на конференции «Большой стиль»
Что такое идеология
Я всю жизнь занимался литературой, чтобы понять, что никакой литературы, отлученной от идеологии, не существует. Если ты говоришь о литературе, то рано или поздно придешь к идеологии; а если не придешь, то ты говорил не о литературе.
Это может показаться шуткой. Так или иначе её смысл направлен вовсе не в шуточную сторону. Хочешь понять литературу – разберись с идеологией и культурой.
Предмет литературы складывается из двух составляющих: идей (смысла) и стиля (способа выражения смыслов, «красоты»). В классической традиции, восходящей еще к Аристотелю, – из содержания и формы.
Очевидно, что из двух составляющих чем-то специфически литературным – тем, что кроме как в литературе более нигде не присутствует, – является словесно-художественный стиль, способ подачи и организации ценностно-смыслового дискурса. Что касается содержания как такового (семантики, так или иначе связанной с природой человека, и философской антропологией, с ценностным ядром культуры), то литература не контролирует эту сферу жизни человека. Литература не производит ценности и смыслы и не управляет ими; ровно наоборот: ценности (содержание) управляют литературой (стилем). Если литература исчезнет, смысловые ценности не исчезнут вместе с ней; если исчезнут ценности, то почти вся литература, имеющая значение для мировой культуры, исчезнет вместе с ними.
При этом утверждать, что литература является «служанкой идеологии», – значит принизить культурный статус и потенциал литературы; отрицать «прислуживание», то есть зависимость, – глупо. «Служанка идеологии» – это идеологическая маркировка идеологии, направленная на дискредитацию литературы. Надо корректировать термины: литература – инструмент идеологии, что вовсе не унизительно; напротив, литература выполняет важнейшую культурную функцию.
Что такое идеология?
Идеологию мы трактуем как тип управления информацией, который позволяет превращать идеи в материальную силу. Идеология – это учение о вере в идеи (истинные или ложные), которые, обращаясь к каждому персонально, способны объединить общество, становясь при этом силой, предназначенной для изменения реального мира [Идеология как феномен культуры и цивилизационный ресурс России: Монография / А.Н. Андреев – М.: «Снежный ком», 2023. – 300 с. https://rospisatel.ru/andreev-ideologija.html].
Термин «идеология» в научный оборот ввёл французский философ Антуан Дестют де Траси в конце XVIII века. С тех пор количество трактовок этого термина стало запредельным, а качество не поддается внятной систематизации.
Понятие «идеология» образовано от двух греческих слов (греч. ἰδεολογία; от ἰδέα «прообраз, идея» + λόγος «логос, слово, разум, учение»). Следовательно, этимологически идеология является учением об идеях, о системах идей. Однако, с нашей точки зрения, такое определение в корне искажает сущность идеологии и ее предмет в сегодняшнем их понимании.
Мы будем придерживаться иной трактовки термина идеология. Идеология в нашем понимании – это не учение об идеях или о системах идей, несущих мировоззренческую нагрузку; это отчасти верно, но в целом дает искаженное представление о предмете. Идеология – это нарратив, с одной стороны, про связь личного и общественного, а с другой стороны – про связь двух языков культуры: веры и идей (познания).
Идеология – это научный контент, изложенный ненаучным (образным) языком. Если говорить о структуре, то идеологию как целостный, многоплановый и сложно устроенный антропологический нарратив можно с известной долей условности представить как взаимодействие трех уровней:
– Картина мира,
– Матрица,
– Технология.
Под «Картиной мира» мы подразумеваем систему ценностей человека, сознательно сформированные мировоззренческие установки, которые служат основой для формирования мотиваций и моделей поведения.
«Матрица» – система ценностей, данная в образной, чувственно воспринимаемой форме (в мироощущении).
«Технология» – инструмент перевода с языка «Картины мира» (мировоззрения) на язык «Матрицы» (мироощущения).
Вводим эти понятия как термины, поэтому пишем с большой буквы – с целью отделить термины от метафоры.
Идеология – это нарратив про создание «Картины мира» (идеи, понимание, доказательство), переходящий в нарратив про веру в Картину мира («Матрицу») и информационную Технологию перевода понимания в веру. Картина мира доказывает, Матрица – убеждает.
Формулируем наш ПЕРВЫЙ ТЕЗИС. Литература – феномен идеологии, имеющий отношение не к производству идей, а к технологии их передачи. Литература – это, если продолжать пользоваться метафорой, не фабрика идей, а фабрика превращения идей в образы. Литература специализируется не на производстве идей, а на переводе идей в образы, на переводе языка понимания на язык веры (язык чувств).
Уже одно это обстоятельство заставляет задуматься над тем, что же такое литература и каковы ее функции в культуре.
Таким образом, литература в контексте идеологии и культуры, – это Технология. Но это особого рода Технология. Литература в плане информационном гораздо ближе к идеям, к Картине мира, по сравнению с иными видами искусств. Поэтому идеологический потенциал литературы неизмеримо выше.
Идеи, мысли и образы как языки культуры
Поскольку литература является «самым умным» (смыслонасыщенным, семантикоемким) из искусств, имеет смысл разобраться с этим самым «умом литературы». С помощью слова в литературе создаются образы, то есть передаются и воспринимаются чувства; но слово, основной рабочий литературный инструмент, одновременно является инструментом мышления, которому образы противопоказаны (мышление осуществляется с помощью понятий). Иначе говоря, художественное слово, с одной стороны, заточено на образность, а с другой – блокирует эмоциональность своим «понятийным» потенциалом. Слово в литературе – амбивалентно: оно умудряется создавать образы, задействовав при этом потенциал понятий.
Как это происходит?
Между идеями и образами существует некое связующее звено, – информационная единица, которую точнее всего обозначить термином мысль [Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен / Анатолий Андреев. – Москва: Издательство АСТ, 2022. – 692 с. – (Психология. Высший курс).
Чем отличаются мысли-смыслы от идей?
Идеи – это структурированные (систематизированные) смыслы в контексте четко обозначенного принципа познания мира (Картины мира). Идеи – это собранный из мыслей иерархически организованный паззл (объект познания), где каждая отдельно взятая мысль занимает свое, строго отведенное ей место.
Мысли, в отличие от идей, – это не привязанные к принципу познания смыслы, которые, словно кошка, гуляют сами по себе и никак не хотят складываться в паззл, в систему, в Картину мира. Мысли можно применить к любому принципу познания – потому что они живут вне контекста.
За идеи, за которыми стоит претензия на объективное отражение мира, то есть наука, приходится нести культурную ответственность; за взлет мысли, за томления и прозрения «духа», за субъективный взгляд на вещи никто не несет культурной ответственности (мыслить – значит, «не ведать, что творишь»).
Идеи ценятся за объективность, вольные мысли за оригинальность.
За оригинальные мысли и смыслы легко спрятаться (мыслители, малые сии, не ведают, что творят); идеи же разоблачают мыслителя донага, до фигового листочка.
Мысли – рабочий инструмент интеллекта; идеи – рабочий инструмент ума.
От произвольно собранных в кучу смыслов веет «свободой мысли»; от выстроенных идей за версту «несет законом», то есть ограничением свободы. Поэтому мысли и мыслителей люди любят, ибо «малые сии» дарят иллюзии (они «добрые»); идеи и тех, кто их вынашивает, ненавидят, ибо они безжалостно отбирают иллюзии (они «злые»).
Получается, что едва ли не само вещество гуманизма связано именно с мыслями, а идеи – смерть культуре. Это миф, созданный «мыслителями» в отместку за то, что они не умеют думать.
Главным здесь для нас является следующее. Мысли гораздо ближе к образам как языку информации, нежели идеи. Собственно, мысли есть не что иное как «разбавленные» образами идеи. Мысли – это аморфные идеи, «идеи в тумане», неотформатированные (отлученные от концепта) идеи. Мысли оказывают более сильное воздействие на чувства по сравнению с идеями. В «туманные» мысли легче поверить, нежели в идеи: в них каждый увидит то, что захочет.
Одно дело приглашение к размышлению (обо всем и ни о чем), приглашение присоединиться к процессу, и совсем другое – извлечение смыслов до такой степени ясности, которая превращает смыслы в идеи, а идеи – в руководство к действию, к принятию решений.
Литература в лучшем случае приглашает к размышлению, в худшем – призывает вообще не думать.
Формулируем наш ВТОРОЙ ТЕЗИС. Ценности – идеи – мысли – образ – стиль: таков идеологический дискурс литературы. В феномен литературы как таковой её превращает стиль.
Литература – инструмент идеологии
Как функционирует литература в качестве инструмента идеологии?
Чтобы разобраться в этом непростом вопросе, разберем «идеологическое» стихотворение Юлии Друниной «Комбат» (1943 г.).
Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули —
Всегда стрелял без промаха комбат.
Упали парни, ткнувшись в землю грудью,
А он, шатаясь, побежал вперед.
За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.
Потом в землянке полкового штаба,
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что… смертью храбрых пали их сыны.
И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!
Мысль (продукт интеллекта) поэтессы ясна: на войне как на войне, всякое бывает; на войне хорошо то, что работает на нашу победу. Сам человек – средство для достижения победы. Комбат сделал то, что однозначно работает на победу. Следовательно, «никто его не смеет осуждать». Вины комбата нет. Таков поэтический приговор.
За мыслью сквозит идея (продукт разума), которая для автора не актуальна, но которая заставляет посмотреть на мысль в контексте высших культурных ценностей (то есть с точки зрения разума). Приведем популярную аранжировку категорического императива Канта: «Человек всегда должен быть целью и никогда – средством». Это высший принцип нравственности. Кант, а не комбат, выступает подлинным субъектом культуры.
По Друниной получается иначе: если ты задался целью победить фашизм, то человек неизбежно превратится в средство. Не по вине комбата, а по логике вещей, по логике жизни. Хочешь победить врага? Надо скорректировать цель, сердцевину культуры. Вечную и, чего греха таить, несколько абстрактную цель-императив «Человек» придется заменить (временно, временно!) на сиюминутную и конкретную «Победа». При этом цель как таковая, на первый взгляд, никуда не исчезла, и она не противоречит императиву. Победим врага – вернемся к человеку.
Дьявол сокрыт в деталях, или, иначе, все на свете состоит из роковых нюансов: только комбатовская цель – победа над фашизмом! – развязывает руки тем, кто хочет добиться цели «по Канту». В таком случае комбат, готовый отдать жизнь за свои убеждения, становится субъектом культуры. Хотите мира по Канту – зовите на помощь комбата.
Но тут также сокрыт роковой нюанс. Комбатовская цель достигается любыми средствами, что означает: средства в принципе могут подменить цель. По Канту – не могут; по комбату – могут и должны.
Комбатовская цель (Победа над фашизмом) – это средство для кантовской цели (Человек); кантовская цель для комбата – пустая фикция, фантом, происки слюнтяев и врагов, проявление слабости. Никто не смеет осуждать комбата, даже Кант. А вот комбат Канта – смеет.
Ставим вопрос ребром. Кто является подлинным субъектом культуры? Кто прав: Друнина-комбат или Кант? В силе Бог или в правде? (Вопрос правоты и веры в нее – это уже чисто идеологический вопрос.)
Если прав Кант, то и у комбата появляется шанс. Если прав комбат, то «Победа» над фашизмом станет способом уничтожения «Человека». Если Кант прав, то комбат, хоть без вины, но «все же, все же, все же» виноват (чего нет в стихотворении Ю. Друниной). Тот, кто воюет за истину (Человека), а не только за Победу над фашизмом (в этом лишь толика истины), должен чувствовать свою вину за то, что пусть невольно, согласно бесчеловечной логике вещей, но все же предал императив Канта – суть гуманизма. Суть гуманизма не в Победе над фашизмом, а в том, что Человек – цель. Если в комбатовской цели не присутствует цель Канта, то комбат превращается в носителя зла; если присутствует – то в носителя добра. Таков культурный приговор комбату.
Кант, высший субъект культуры, прав как культурфилософ; Друнина права как поэт и бескомпромиссный антифашист. Кант прав с позиций разума, Друнина – эмоционально и интеллектуально. Перед читателем возникает проблема выбора. «Кант VS победоносный комбат».
Необходимо зафиксировать тот момент, который неизбежно делает литературу идеологией. Поэтесса не отвечает, не несет ответственности за качество Картины мира; я художник – я так вижу, как говорится. С поэта взятки гладки: какой с него спрос? Не читают поэты Канта, но почему-то считают себя вправе вступать с ним в спор. Малые сии не ведают, что творят. В реальности смыслы не бывают бесхозными, они всегда приведены в определенный идеологический порядок.
Друнина заражает своей верой в идеи-мысли (истинные или ложные). Вера в идеи (или праидеи – мысли), которые, обращаясь к каждому персонально, способны сплотить общество, становясь при этом реальной силой, делает литературу идеологией.
Существует иная идеологическая возможность. Некоторым особо чутким к поэтическому слову творцам удается «отделить» форму (стиль) от содержания, наделить форму функциями содержания (сделать стиль важнее смысла). В качестве примера укажем на стихотворение Б. Пастернака «Сумерки… Оруженосцы роз», 1913. Но бессодержательное «чистое искусство» (корифеи которого В. Набоков, С. Соколов) – не является исключением из правила «литература есть форма идеологии». Если стиль важнее содержания, следовательно, средство важнее цели. Человек уже не цель, а материал для Его Величества Искусства (стиля). Vita brevis est, ars longa. В результате мы имеем «Кант VS «эстетический» комбат». «Чистое искусство» – это также идеология, также весьма неоднозначная, дискуссионная и агрессивная. Сегодня эту идеологию взяли на вооружение либералы, чтобы нейтрализовать идеологический потенциал литературы, а на деле – уничтожить литературу как способ духовного производства, как носителя идеологии нашей русской цивилизации.
Так или иначе литература – всегда проводник идеологии. Качество идеологии – это уже философско-культурологический, а не литературоведческий вопрос.
Наш ТРЕТИЙ ТЕЗИС таков. Подлинный субъект культуры всегда ориентируется на категорический императив Канта как высшую культурную ценность; следовательно, любого комбата следует изображать и оценивать с позиций Канта.
Писатель почти всегда занимает позицию условного комбата, превращая литературу в служанку политики, патриотизма, красоты, религии, семьи, чего там еще.
Критик должен, обязан оценивать писателя с позиций Канта.
Вот зачем нужна критика.
Наш ЧЕТВЕРТЫЙ ТЕЗИС гласит: критика – это звено, которое связывает Картину мира и Матрицу (литературу).
А бывает ли так, что идеологическая Картина мира, которой придерживается художник, не противоречит научным (условно –кантианским) представлениям о ней? Бывает ли так, что Картина мира определенного художника ближе к истине, чем остальные? Бывает ли так, что художник и доказывает, и убеждает одновременно, делая это на пределе человеческих возможностей? Бывает ли так, что идеология, а вместе с ней и произведение, переживают свое время?
Конечно, бывает. Когда мы говорим о классике, мы имеем в виду именно это. В случае совпадения позиций ценности – идеи – мысли – образ – стиль мы получаем шедевр, подлинную гармонию смысла и стиля. Таких шедевров в литературе мало. Они возникают тогда, когда поэту удается за счет личного ресурса усвоить сложнейшую гуманистическую картину мира и поделиться своей верой в неё с читателем. Универсальность идеологической картины мира становится художественным качеством произведения. Никто не называет Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого или Чехова идеологами, а зря. Их творения в высшей степени идеологичны; но их идеологическая направленность незаметна именно потому, что универсальна: они включают в себя и библейский, и кантовский, и друнинский дискурсы. Все это мы видим, например, в стихотворении А.С. Пушкина «Я вас любил».
Ведь что такое «лишние люди», величайший феномен, открытый русской литературой, с точки зрения информационной технологии? Это личности, которые относились к себе, то есть к ресурсу человека в принципе, в кантианском ключе – как к цели; по этой причине для всех остальных, рассматривающих человека как средство, они были лишними, слишком умными. Тот, кто относится к себе и другим как к цели, обречен испытывать комплекс «горе от ума». Тип или модель «лишних людей» – колоссальный идеологический ресурс, дарованный нам великой литературой.
Наши классики дали потрясающие образцы умной литературы, которая пробуждает умные (противоречивые) чувства. Не игра интеллекта, а поиски Картины мира, которая стала культурным кодом русской цивилизации, – вот чем ценно творчество великих классиков.
Именно такая литература является элитарной. Именно такая литература необходима для изучения в школе и университете. Именно такая литература развивает мышление, и у учащегося, под чутким руководством учителя, появляется шанс обнаружить в себе личность.
Ключевые смыслы нашей идеологии
Если мы хотим поддерживать нашу культурную традицию, продвигать культурный код нашей цивилизации – добро пожаловать в кантианское измерение.
Теперь про кантианское измерение, про Картину мира подробнее.
Представление о сущности и структуре идеологии позволяет нам сравнить идеологические потенциалы Запада и России в ключе если не гарантированно объективном, то максимально удаленном от субъективности, – хочется думать, максимально научном (с поправкой на то обстоятельство, что ученые также подвержены идеологическому воздействию).
«Матрица» культивирует бессознательное отношение к миру; «Картина мира» – сознательное. При этом важно понимать, что качество «Картины мира» (качество системы) напрямую не определяет качество «Матрицы» (качество интуитивного восприятия системы). Определяет в конечном счете, но не обязательно здесь и сейчас.
Качество «Матрицы» может быть как выше, так и ниже качества «Картины мира».
Вот этот зазор между уровнями идеологии критически важно иметь в виду, когда мы сравниваем идеологический потенциал Запада и России.
Нам уже неоднократно приходилось писать, что зерно западной «Картины мира» можно описать с помощью формулы «не в Правде Бог, а в Силе». Их культурный код направлен на упрощение мира и человека – не на адекватное, а на упрощенное восприятие реальности. В данной статье нет места, чтобы комментировать и раскрывать культурфилософскую формулу, поэтому придется ограничиться сказанным.
Зерно нашей «картины мира» зеркально противоположно: «Не в силе Бог, а в Правде». Наш культурный код отражает сложность реального мира и амбивалентно устроенного человека. Наша «Картина мира» более сложна и при этом более объективна в силу своей ориентации на многомерность и противоречивость мира и человека. Следовательно, восприятие нашей «Картины мира» (Правда, Истина, Справедливость) требует больших умственных затрат и усилий – требует ресурсов не только интеллекта, воспринимающего мир (объект) как систему, но и ума, воспринимающего мир как внутренне противоречивую целостность.
Западная «Матрица» в силу своей «простоты» (цена которой – оторванность от реальности) оказалась привлекательнее нашей. Востребованность и популярность их storytelling’ов выше, чем наших. Они более технологичны, а кажется, что они умнее нас и вследствие этого более успешны. Пока что в сфере идеологического противостояния создается впечатление, что побеждает коллективный Запад, потому что их «матрица» громко говорит с миром простым, доходчивым, ярким и убедительным языком. Их storytelling (кино, литература, массовое искусство, массовая культура) весьма эффективно доносит смысловой посыл «не в правде Бог, а в Силе». Следует признать, что Голливуд (при всех нюансах) – это не столько фабрика грез, сколько фабрика идеологии, фабрика storytelling’ов, повествующих о торжестве Свободы, за которым стоит культ Силы.
Они научились преподносить свою идеологию как более успешную. Их «матрица» эффективнее, а кажется, что их идеология лучше, потому что они умнее. В идеологическом противостоянии они вывели из игры (нейтрализовали, низвели до уровня нулевой эффективности) главный компонент и высший уровень идеологии – работу над созданием «картины мира. Поэтому многим кажется, что они побеждают, что они успешнее.
Позволим себе продемонстрировать на одном примере, как «Картина мира» формирует «Матрицу» с помощью «Технологии». Если попытаться в трех словах изложить все, что мы сказали об идеологии (то есть технологично перевести нашу «картину мира» и «матрицу» в доступный всем лозунг), то применительно к России слова будут такими: «Родина. Правда. Победа». По виду это простой, но по содержанию сложный лозунг.
Родина – это концепт, идейная квинтэссенция «картины мира». Без Родины, которая несет миру свет Истины, все остальное теряет смысл. Понятие Истина глубинно связано с понятием Родина.
Правда – это квинтэссенция «матрицы», состоящей уже не из «вещества» идей, а из «вещества» убеждений. Правда – это вера в правоту Родины. Вот почему скульптура «Родина-мать зовет!» воспринимается нами как сакральная.
Победа – это цель и результат нашей идеологии, опорные точки которой Родина и Правда.
Локализуем понимание идеологии: это восприятие своей Родины в свете Правды, что позволяет всем и каждому стремиться к Победе. В данном случае идеология выступает в качестве философии патриотизма. Мы ратуем за торжество Правды (высших культурных ценностей), поэтому открыто выступаем за доминирование высших культурных ценностей, за диктатуру культуры. У нас есть моральное право выступать за диктатуру культуры, потому что мы открыты и честны перед собой, миром и наукой, инструментом познания истины.
Три ключевых кодовых слова, выражающих суть идеологии Запада, их credo, будут совершенно другими. Наши «партнеры» не спешат их афишировать, произносить вслух. Попытаемся объективно перевести их реальный идеологический контент в адекватный лозунг. По нашей версии слова должны быть такими: «Свобода. Сила. Удовольствие» (как вариант «Свобода. Деньги. Кайф»). За ними скрывается установка на диктатуру натуры, диктатуру «религии наоборот».
Что сообщают о себе наши идеологические противники и что утаивают?
1. Их сообщение звучит настолько шокирующе цинично, что они, избегая репутационных рисков, никогда не озвучивают все составляющие формулы, и ограничиваются только первой, наиболее привлекательной частью: Свобода. Они манипулируют информацией. С какой целью? С целью скрыть главную, содержательную часть: Силу. Под брэндом Свобода, увековеченном в статуе Свободы на острове Свободы, они продают Силу и Удовольствие. За ценностью культуры (Свобода) они скрывают ценности натуры (Силу и Удовольствие). При этом имеют имидж лидера цивилизации. Стоит признать: это триумф манипуляции.
2. Полная формула успеха – Свобода. Сила. Удовольствие – являет себя во всем блеске не для всех, а только для тех, кто согласен так жить. Кто не согласен, того силой заставляют жить в соответствии с заявленным credo или силой уничтожают. Ничего личного, только Сила.
3. Почему они прибегают к манипуляции? Потому что на самом деле ницшеанская идея абсолютизации Силы является аморальной, несправедливой, докультурной, не соответствующей интересам большинства, и идею могут заставить работать только силой. То, что начинается как культ Силы, заканчивается культом фашизма. Они хотят сделать всех одинаковыми, одинаково послушными, гребут всех под одну гребенку, не давая ни единого шанса инакомыслящим. Они могут предложить только «инклюзивный капитализм» как вариант вечного торжества Силы и «цифровое рабство» как следствие. Никакого иного «образа будущего» наши «партнеры» предложить не в состоянии. Это индивидоцентрический тоталитаризм, тоталитаризм во имя Силы, который является условием их победы. Иначе говоря, наши противники скрыто выступают за диктатуру натуры (Силы), прикрываясь Свободой как лозунгом из арсенала культуры.
4. Будущее мало заботит индивида, который искренне убежден в том, что после него хоть потоп. Будущее для индивида – это категория, которая способна ограничить сегодняшнюю Свободу. Поэтому «долой будущее» – это неписаный лозунг «либерального индивида», наивный и беспощадный одновременно. Что значит «долой будущее»?
Это сакральное «остановись, мгновение», тот самый «конец истории», который провозгласили либеральные философы. И индивид точно знает, когда он даст команду мгновению остановиться: тогда, когда за свои деньги он приобретет бессмертие. Для тех, кто исповедует культ денег и силы, бессмертие в XXI веке стало новой религией, «религией наоборот». Идея бессмертия – вот новая смертельная опасность.
5. Надо адекватно воспринять скрытый (реальный) смысл сообщения «сильных мира сего», который они, впрочем, уже давно не скрывают. Он сводится к тому, что мир может быть исключительно однополярным, кто силен – тот и прав, никакой иной идеологии, кроме индивидоцентризма, Запад не примет. Верить в Правду Силы и при этом не применять Силу невозможно. Их «Картина мира» не предполагает мирного существования. Их «Картина мира» предполагает тотальное доминирование – войну и победу сильного над слабым.
В принципе это все, что необходимо знать об их «Картине мира».
А теперь присмотримся, как работают некоторые идеологические механизмы. Если предложить миру одно ключевое кодовое слово, выражающее суть идеологии, то мы получаем «Родина» vs «Свобода». И в такой «рамке» мы проигрываем на ринге, бой в котором оценивает массовое (матричное) сознание. Они так и делают, и мы проигрываем.
Но если предложить миру три ключевых слова, выражающих суть идеологии, то мы получаем «Родина. Правда. Победа» vs «Свобода. Сила. Удовольствие». И если мы сумеем навязать им свои правила игры (три вместо одного), то, несомненно, на глазах всего мира победим мы. И самое интересное: если мы сумеем это сделать, то мы их переиграем, используя их же технологии. Ведь эта троичность (тезис-антитезис-синтез), зерно научного диалектического дискурса, – дело рук их технологичной цивилизации.
Уже в рамках триады они нам проигрывают. Вот мы и предлагаем: индивидоцентризм (тезис) – социоцентризм (антитезис) – персоноцентризм (синтез). Мы предлагаем выигрышный для себя вариант.
А если предложить миру противостояние концептов, выражающих суть идеологии, то мы получаем «Не в силе Бог, а в Правде» vs «Не в правде Бог, а в Силе». Мы предлагаем честный бой, за которым будет следить весь мир. Чем больше информации, тем меньше у них шансов.
А если пойти еще дальше и предложить битву «Картин мира» («персоноцентрическая Картина мира» vs «индивидоцентрическая Картина мира»), то шансов у них нет никаких.
Делаем вывод (ПЯТЫЙ ТЕЗИС): западные идеологи переигрывают нас не потому, что они умнее и дальше нас продвинуты в научном плане, а потому, что хитрее, то есть потому, что тяготеют к манипуляции, технологичному мошенничеству. Следовательно, секрет нашей победы заключается в том, чтобы навязать идеологическое соперничество в максимально открытом и содержательном формате. Понятно, что они никогда на это не пойдут, ограничившись противоборством в рамках «Матрицы». Им выгоднее отменить русскую культуру и идеологию, что они и делают.
Какая идеология нужна России?
России нужна эффективная и победоносная идеология: «Родина. Правда. Победа».
Нам нужна такая идеология, которая рано или поздно заставит Запад уйти в глухую оборону. Нам нужен персоноцентризм. Такой вариант идеологии можно рассматривать как универсальный; вместе с тем в нем присутствует аспект (идеологический угол зрения), который можно назвать военно-мобилизационным. Он помогал нам побеждать во всех Отечественных войнах. Однако на смену времени военному неизбежно приходит мирное время: собственно, за это и воюем. Мирная жизнь, казалось бы, должна доказать справедливость и преимущества нашей идеологии. В реальности же наша мирная «матрица» оказалась не очень жизнеспособной. Лозунг «Родина. Правда. Победа» работает в военное время, во время героев, поэтому «горячую» Великую Отечественную войну мы выиграли; но вот последовавшую затем войну «холодную» проиграли. Почему?
Корень проблемы в том, что мы попали в гносеологическую и психологическую ловушку. Мы победили, и после этого поколение победителей (героев) получило право «расслабиться», превратиться в мирных обывателей – поесть, поспать, повеселиться, получить удовольствие от мирной жизни. Таков был неписанный общественный договор. За что мы воевали, смотрели смерти в глаза? За то, чтобы не воевать, а наслаждаться мирной жизнью. Если понимать наслаждение мирной жизнью как потребление и потребительство, то мы в мгновение ока проигрываем Западу, ибо он является мировым чемпионом и законодателем мод в выстраивании общества потребления, «матрицы потребления». Мы победили – чтобы тут же проиграть. Запад выигрывает у нас гонку в проекте «мир как потребление», потому что потребление (удовольствие, кайф) – это проекция индивидоцентризма.
Потребление как главный итог и главная цель нашей Победы: вот наша коренная идеологическая ошибка. Определение качества жизни уровнем потребления, то есть определение ценностей культуры мерками индивида, – это «игра по правилам индивида» и по праву сильного.
Таким образом, их «Матрица» показала свою эффективность и успешность именно в мирное время, которое на деле является всего лишь фазой военного времени. Лозунг «Родина, Правда, Победа» в мирное время работает уже не так эффективно, потому что это военно-мобилизационный лозунг. Как адаптировать лозунг «Родина. Правда. Победа» под задачи мирного строительства? Если не потребление, то что следует рассматривать в качестве главного итога и главной цели нашей Победы?
Это идеологический вызов, и его необходимо принимать.
Если в качестве главного итога и главной цели нашей Победы рассматривать не потребление, а раскрытие человеческого потенциала, то приоритетной становится проблема личностного роста. Главный социальный ресурс – личностный рост человека. Это информационный ресурс, который определяет экономику, политику и ценностные приоритеты общества. При такой постановке вопроса понятия «победа», «мобилизация», «потребление» меняют свой смысл. Военная мобилизация должна гибко трансформироваться, чтобы уступить место культурной мобилизации. Не расслаблению и потреблению – а мобилизации, только другой. Полагаем, что лозунг мирного времени может быть таким: «Родина. Личность. Счастье». Борьбу за Победу как условие Счастья должна сменить борьба за Счастье как условие Победы.
И это лозунг не героя и не индивида, а личности. Одна мобилизация должна сменять другую, образуя некий непрерывный мобилизационный цикл. Именно так: жизнь как мобилизация, как максимальная самоотдача: это не благое пожелание, это условие выживания. Смысл жизни в борьбе. Кто перестал бороться, тот проиграл.
Победа – это заслуженное право не на отдых и кайф от ничегонеделания, право на уклонение от мобилизации; прежде всего это право на счастье, и это право необходимо реализовать с помощью культурной мобилизации. Это закон, информационный закон, который становится идеологическим законом. А отдыхать когда же?
Отдых в структуре потребностей личности нельзя рассматривать как образ жизни; скорее, отдых представляет собой некий переходный этап-эпизод, где ценится искусство накапливания сил перед последующим мобилизационным рывком, военным или культурным (военно-культурным). Как только отдых становится образом жизни, отдыхом ради отдыха, как только голова ничем не занята, а воля пребывает в расслабленном состоянии, как только эпизод превращается в этап жизни, наступает время «матрицы индивида». Приходит время поражения. Не наше время. Время наших врагов.
Наша «Матрица» всегда должна пребывать в активном, деятельном состоянии. В этом и есть суть персоноцентризма. Личность – это и про Победу, и про Счастье, и про Родину. Где Родина, там и Счастье, где Счастье, там и Победа. Если победители не ориентируются на общество, в котором права личности выше прав потребителя-индивида, они проиграют борьбу за мир, доставшийся в результате Великой Победы. Пример СССР доказывает это со всей очевидностью. Иногда кажется, что СССР и нужен был затем, чтобы доказать необходимость персоноцентризма. Что развалило Советский Союз?
Отсутствие идеологии персоноцентризма. Отсутствие культурной мобилизации. Отсутствие нашей «Матрицы», и это «свято место» мгновенно заняла индивидоцентрическая «Матрица» врага. Мы получили культ потребления вместо культа личности (в хорошем смысле этого понятия). Индивидоцентризм побеждает, если ему не противостоит персоноцентризм. Пусть этот трагический эпизод нашей истории будет нам уроком.
ШЕСТОЙ ТЕЗИС: нам нужна эффективная и победоносная идеология, ориентированная на диктатуру культуры, которая существует в двух вариантах: военном и мирном. Одна мобилизация (культурная) должна сменять другую (военную), образуя непрерывный мобилизационный цикл, который можно назвать социальной мобилизацией.
Что такое литература и литературная критика
В заключение предложим свое – персоноцентрическое – определение литературы. Художественная литература – это форма идеологии, которая представляет собой информационную технологию превращения идей в мыслеобразы (смысла – в чувство) с помощью стиля; в таком своем качестве литература является наиболее эффективным способом духовного производства человека, способом превращения индивида в личность, способом утверждения категорического нравственного императива.
Литературная критика – это оперативное литературоведение, цель которого с помощью определенной методологии выявить в литературе культурно значимое (ценностное) и эстетическое (стилевое) начала. Такая критика наиболее объективна, но вместе с тем идеологична.
Эссеистическая критика, которая существует как литература по поводу литературы, как впечатления по поводу впечатлений, как произвольное дублирование Матрицы, не является деятельностью, совместимой с культурной ответственностью. Цель такой критики – привлечь внимание к произведению (явлению), а не исследовать его сущность. Такая критика в значительной мере субъективна, поэтому откровенно идеологична.
Наконец, критика, выполняющая функцию рецензирования, ставит себе целью привлечь внимание к произведению по сугубо прагматическим причинам: за деньги, во имя корпоративных интересов и т.д. Рецензирование зачастую является способом откровенной манипуляции читательским вниманием. Такая критика представляет собой «низший» вид критики, если можно так выразиться.
--------------------
*Анатолий Николаевич Андреев (Москва) – профессор ФГБОУ ВО МГУТУ им. К.Г. Разумовского (ПКУ), доктор филологических наук, профессор, писатель, поэт, критик.