Алексей ФУНТ. ЛОВУШКА. Рассказы

 

Алексей ФУНТ

ЛОВУШКА

Рассказы

 

АШВАМЕДХА

 

Колхоз обанкротился...

Коля Гуток шёл мимо химсклада. Это здание пришло в запустение, аммиачный запах исходил, казалось, даже от грачей, которые вылетели из огромных распахнутых ворот. Рядом три большие цистерны, унылые и серые. Бог-владыка жатвы и кукурузы Юм-Кааш мог обитать в них, в этих чёрных полях, под силосом, под лязгом гусениц, и давать надежду на возрождение после умирания. Я был тогда маленький, был там и видел стены химсклада, они как колоссы серые и вокруг мокрый воздух; тянет борозду в далёкую даль трактор с плугом, пахнет удобрениями, грачи кричат…

Через год это здание рухнуло полностью. Агрохимикаты и пестициды оставили пятно в этом месте на долгие годы. Крыша из шифера продырявлена. Оставшийся шифер снимал местный мужик по прозвищу Пан Дурак: авось в хозяйстве пригодится. Он старательно спускал шиферные листы на землю, а когда укладывал их на телеге, то разбивал напополам, чтоб видеть колёса тележки. Рассказывали, что ночью он положил битый шифер в печь вперемешку с дровами, думал сэкономить дрова. И всю ночь в его хате стоял треск.

 

В 1992 году колхоз стал акционерным обществом закрытого типа, и в конце 90-х этот колхозный осколок обанкротился... Учётчица снюхалась с бригадиром. Документы в их руках и эти документы они стали перекраивать, что-то из исправной техники внезапно испарилось на бумаге и ушло в руки новых хозяев наяву, а учётчица с бригадиром стали богаче. Так и шли дела у них. Но всплыли другие документы, оказалось, что бесследно исчезли плуги и трактор ДТ-175 «Волгарь»... Начались суды... Выяснилось, что Коля работал на том тракторе и возил с бригады в село дубовые балки с развалин старой столовой... Если балки таскал, то значит и плуги, так говорили его недоброжелатели... Учётчица с бригадиром всячески постарались сделать Колю Гуткова виновником пропажи техники и главным расхитителем всей колхозной собственности...

В суд вызывали свидетелей. Свидетели не могли сказать, что видели, как Коля Гуток ворует технику.

– Зэчьё, алкаш! – кричала учётчица Лариса Пафнутьева.

– Ах ты, грымза! – разгневался Гуток, ведь по судам его затаскали, его – честного пахаря, честного человека, того, кто больше всех пахал, того, кто ни разу ещё не сидел в тюрьме. Он резко пошёл в её сторону, свалились стулья и стол от его движений.

– Это ты так к судье? Это он суд не уважает, это он на вас, – так Пафнутьева оговорила его.

Так Коля Гуток и получил первые 15 суток, затем и вторые.

Дело о краже сельхозтехники затянулось, явных доказательств против Гутка не имелось...

 

И вот Коля Гутков на воле, в его душе гнетущие мысли: всё же посадят...

Убогая каморка, тёмные углы, столешница с тёмными пятнами, это мозоли стола. Это он зашёл к старому приятелю Ванзэ. В тёмной от многих часов под зноем и мазута руке гранёный стакан с водкой, стекло в темноте отражает свет от керосиновой лампы. На стене под чёрной паутиной репродукция картины Финогенова «Ленин на испытании электроплуга Фаулера в октябре 1921 года». Лицо Ленина под пылью угрюмо, вокруг него хмуро, пыль и паутина.

Стены глиняные побелены. На плите стоит чайник.

– Слыхал о Зайцах, о сторожах? Склад с топливом рядом с трассой... и бог весть кого могло в тот день занести в наш уголок. Но обычно все едут мимо нас. Дорога за огородами... А в тот день Ромка Заяц ушёл домой. Когда вернулся, то увидел своего отца на полу. На нём не было живого места... Злые языки поговаривали, что это он его кокнул за то, что в одиночку весь кир выпил. Но всё же основная версия – это неудачная попытка ограбления склада... гастролёры видать орудовали, – говорил Ванзэ, являвшийся мужчиной лет семидесяти с глубокими морщинами на лбу и вокруг рта.

 

Вон над складом луч прожектора, густая тьма и синий налёт на черноте осенней ночи придаёт ей печали; как ворона эта осенняя ночь, невзрачная, над колеёй. А под складом в чёрной земле тело русского богатыря Вольги, век за веком глядит на поля.

– Тебя за что в кутузку сажали? За развал СССР?

– Из-за плугов. А я и не знаю, где они и у кого... Впереди ещё суды будут...

В разговоре прозвучало слово «ашвамедха», древнеиндийское жертвоприношение тысячи коней, благодаря которому можно или свергнуть Индру, властелина вселенной или получить от него... Разговор на этом прервался...

Коля собрался домой, он не был любителем кирять. Всё из-за судов... из-за них он сегодня взял тот стакан с водкой...

Он вышел из каморки и пошёл вдоль межи. На земле лежали чёрные шляпки подсолнухов, оставшиеся после уборки. Тьма и коричневый тлен в комьях земли, в копне...

Вдоль опустевших огородов он добрался до своей хаты... Свет не зажёг, лампочка перегорела, как и у Ванзэ. Зажёг свечу. Сел на табурет посреди хозяйственной пристройки и взял большую ржавую тёрку... Начал перетирать кормовую свёклу на корм скоту... Вокруг груды старой обуви... Старые ботинки, слабый свет свечки...

Агротехнические мероприятия в полях ещё не закончены. Начали убирать кукурузу... Гуток намеревался идти ночью с мешками в поля... Идти на дело – так он думал... Только ему не хватало велосипеда, на котором можно перевозить мешки с кукурузными початками или со свёклой.

Днём Коля Гуток решил сходить до Юраки, который жил со своей женой и двумя сыновьями... Забор у них сильно наклонился и создавалось впечатление, что он вот-вот упадёт. Посреди двора на пне крупорушка, давно вышедшая из строя и ржавая. Весь двор завален бутылками и тряпками.

Вышла Моника.

– Ты что дурак, Юрака уже месяц как дал дуба, помер мой благоверный, допился, вон на погост свезли... А велосипедов у нас давно нет.

Сын их, Лёня Бобёр, жил бобылём, его пассия Надя Египтянка умерла. Вместе с ней он пил бормотуху, снимал на окраине города фатеру, познал городскую жизнь. Она была блондинкой, пользовалась косметикой, носила красивые сетчатые чулки, старше него на 10 лет, умерла внезапно, не было и 55 лет даже. Лёня Бобёр после неё уже больше не мог найти себе женщину, в городе тоже больше не бывал... Хозяйка фатеры, которую они снимали, умерла сразу после смерти его любимой блондинки... Приехали внуки хозяйки, взяли Лёню за шкирку и прогнали на улицу. Так он и вернулся в родное село.

У Лёни был брат Кеша, но он погиб, выпал из кабины, когда трактор перевернулся... Этот Кеша поехал со своим соседом в тракторе МТЗ-52, в котором не предназначено место для пассажира. Что точно случилось, неизвестно. Могли оба быть под мухой, рухнули с высокой насыпи.

Юрака после этого случая начал пить... Однажды лежал поперёк дороги и по его ногам проехал трактор. Из-за тумана тракторист не заметил... Врачи сделали операцию, скрепили его кости штифтами.

Коля Гуток не стал заходить в дом... Лёня Бобёр увидел его через окно и помахал ему в знак приветствия рукой.

И вот снова он дома. Стемнело быстро. Кучи обуви вокруг табурета. Матица потемнела от копоти. А каморка убогая и мрак сгущается. Голову опустил и чистит лезвие топора от ржавчины. Блики холодного металла... Берёт фомку, гладит её...

– Шило в мешке не утаишь, – заметил он шило в углу.

Этой ночью он решил идти в поля. Совсем темно, ни одной звезды, ни капли призрачного света, трасса затихла. Глухая ночь... Пора выходить...

Стена и дверь обиты толью. Он тихо закрыл за собой дверь и с мешком за пазухой пошёл в сторону кладбища. За погостом начинается поле... Глаза его уже привыкли к темноте.

 

Первое поле убрано... Фатум, скоротечность, вечно уходящее в осенний мрак с полей, колебания воды в водохранилище – там далеко внизу... Так он стоял на высоком месте, на взлобке... А вокруг чёрная пустота... И над ним, и впереди, и позади. Но он знал, что впереди опушка леса... Вот-вот выбежит из подземелий индрик-зверь… Запах сена, там ночной простор, как почерневший булатный лист, снизу моль летела, как плесень на металле... Старинная казацкая песня про индрика сидела в голове... Впереди стоял бульдозер... Русская печаль поля на лопате бульдозера... Но индрик-зверь не выбежит...

Бульдозер, возможно, сломался и его оставили здесь до завтра.

На другом поле Гуток увидел полный кормовой свёклы мешок. Он стоял почти посреди поля, а вокруг ни души. Осень, как пар, села на этот мешок... Песчинка упала сверху, осенний ветер...

Не за этим Коля Гуток пришёл сюда... Потрогал мешковину, потрогал корнеплоды... У него с собой фомка и топорик... Нет, не за кормовыми культурами...

В голове Коли Гутка носились мысли об ашвамедхе, о том, что вместо тысячи коней можно тысячу домов или машин... Но все его замыслы были упрятаны надёжно, в его голове...

Коля Гуток перешёл через железную дорогу и ещё издалека приметил коттедж... Ему казалось, что это подходящий домик, большой, богатый...

Очень далеко лаяла собака, заунывно.

 

 

НА ПУТИ В АРЗРУМ

 

Гроб поставили на стулья посреди комнаты. В гробу лежал покойник. Это был Виталик Пентюхов. Два года назад он сгинул, ушёл воровать скот в сторону башкирских степей. Там колхозный пастух проклял его. Говорили, что с тех пор за ним по пятам ходил шайтан. А здесь в своём колхозе Виталик отсиживался у сожительницы. По ночам выходил и крал скот. Такого скотокрада ещё не видывал свет, говорили люди. Также он в последние годы значился в розыске. И вот он попался в руки людей, но уже полумёртвый, в поле. То ли шайтан его наградил за работу, то ли люди, у которых он украл коней и провёл их по глубокой балке по узкой тропе вдоль реки и продал, а на барыши они погулял знатно со своей сожительницей. То был его последний туй. Говорили, что у него были сломаны рёбра.

Ваня Гуток зашёл в дом старухи Пентюховой, посидел возле мёртвого, вспомнил былое, свою дружбу с ним вспомнил. Надел старый картуз на голову и пошёл к выходу. Он не проронил ни слова.

На улице грязь, сырость, белые мухи летают и падают, и тут же становятся чёрной жижей. Поздняя осень, как индюшка, наследила на чёрной зяблой земле. Ходят в калошах и сапогах.

Ване Гутку нужно было ехать в мастерскую. Ехал он по чёрной жиже. Заехал в большой двор и оставил свой трактор возле кранбалки. А сам зашёл внутрь мастерской. Поглядел в яму. Над ней стоял «Кировец». Никого не было. Пахло мазутом, топливом и ржавчиной. Эта часть мастерской представляла из себя гараж для ремонта тракторов.

Иван зашёл в комнату рядом с машинным залом и лёг там на большой стол. На этом столе он проспал весь рабочий день. Не впервой... Он поворочался. И под правым боком рукой нащупал металлический предмет. Это очень старая пряжка. Её нашёл Бубень в рытвине. Прямо под воротами мастерской. Эти ворота были обиты листом железа. Цвет этого листа тёмно-бурый. Будто запеклась кровь и под ней в гумусе искрошилась палица Джамсарана. Сейчас бурый металл молчал. Тихо зябли поля вокруг.

Бубень не стал очищать пряжку от земли, бросил на стол и ушёл. И отметку о том, что он работал, учётчица не поставила. А сейчас Ваня Гуток решил эту пряжку прицепить к своим штанам. Намотал алюминиевой проволоки и скрепил свои штаны. Его штаны постоянно спадали, пуговица оторвалась.

Сегодня утром его штаны упали в коровнике. Он поднял бидон. А штаны упали. А сзади стояла заведующая коровника Вера... Смеялась.

 

Ваня Гуток вышел из мастерской. Вокруг почернело и мрак как соломой гнилой пах, и лужи иногда мерцали от прожектора. Ветерок покачивал прожектор. Ваня во сне и не услышал, что кто-то приходил и включил прожектор. Вокруг никого не было. И он решил ехать на коровник. Там светилось окно в выступающей части здания по центру – значит, это свет в кабинете заведующей. Расстояние от мастерской до коровника полкилометра.

Ваня Гутков понёсся на своём колёсном тракторе до коровника по осенней слизи. Огонёк в кабинете Веры служил для него маяком.

Одна фара на тракторе не работала. Заморосил дождь. Огонёк на ферме стал косматым. Стекло покрылось водяной плёнкой. Звенела задняя навеска.

И вот Ваня Гуток подъехал к ферме и заглушил трактор. С крыши текла вода.

«Это я вовремя прибыл», – подумал Ваня Гуток, когда увидел бутылки с водкой на столе.

За столом сидело девять человек. Кабачковая икра, селёдка и гранёные стаканы – так выглядел стол.

– А Пушкин стоял и глядел в эти чёрные грустные поля. Вот здесь прямо. В этом грунте с известковым раствором остались следы. Застыли. Камнем засыпали потом. А наша советская власть здесь построила коровники. Следы его под этим бетонным полом законсервированы...

– Было это, когда он ехал на юг. После Курска он не поехал в Харьков, а поехал в наш край... Это когда он ехал на юг для того, чтобы принять участие в походе на Арзрум, – продолжал говорить Саша Губошлёп, человек с очками.

Саша Губошлёп держал в руке мятую газету и курил папиросу.

Ваня Гуток налил себе водки в стакан.

Слева от Веры сидел её муж Костя Последранов. Справа от неё сидела пьянчужка Тамарка.

Кроме них присутствовали: Лёня Горилла, Федя Репей, Женя Чубук, доярка Галя и Карлик Вамана.

– Здорова Иван! – поздоровался с Гутком Губошлёп. – Это же у тебя на пряжке древнеиндийское божество... Шива-разрушитель... – продолжил Губошлёп, показывая пальцем на пряжку Гутка.

– А вы знали, что гвозди можно дёргать булками? Дай-ка Галя мне батон. Лёнь, ты тоже дай, – говорил Федя Репей.

Федя Репей держал в руках два батона и смотрел на Ваню Гутка.

– Когда соседний коровник развалили... Карлик Вамана наш там бульдозером ломал стену... А доски с крыши одной пристройки разложили как длинный вал. А Иван подъехал и возмущался тому, что из досок гвозди огромные торчат. Он не захотел разбирать завал на своём пути, а решил хитро повырывать гвозди из верхних досок и проскочить по ним на своём МТЗ. Лень-матушка... И гвозди здоровые и брусы толстые – со всех сторон гвозди торчат острые. Не хотел колёса пробить. Возьми и раскидай, а ему нужно быстрее... А гвоздодёра не нашёл. Стал щипцы искать. И их нет. Вот он и решил булками... То бишь теми, которыми ходит... То бишь задом решил дёргать гвозди... – говорил Федя Репей.

Все засмеялись.

– Чиво, чиво? Какая лень-матушка? Я ни разу в жизни не ленился, ты что несёшь? Не было этого! – возмутился Ваня Гуток.

– Вера, а я ведь знаю, что твой муж под покровом тумана на горбу мешки с мукой таскал. Казённую муку. Злоупотребляете… – сделал выпад в адрес начальницы Веры Иван.

Костя Последранов перестал смеяться и молча смотрел на рюмку. На нём красный свитер. Спереди на его голове залысина, а сзади волосы почти до плеч, чёрные как смоль. Ему примерно пятьдесят лет.

– А ты, Федя... Всё Шляхово и Мельхово знают, что ты подельник Виталика Пентюха. Говорят, что сам шайтан его забрал с собой. И ты, гляди, отправишься по его стопам туда же, – продолжал Иван.

Федя Репей хотел взять бутылку и разбить её, но ему помешали. Затем он хотел броситься в угол за топором, но Чубук с Гориллой остановили его.

– Да я тебя голыми руками! Уложу! – ответил Гуток и ударил кулаком по столу.

Иван решил удалиться. Что хотел сказать, то сказал. Взял бутылку и пошёл к выходу.

Злые языки говорили про любовный треугольник, но этот треугольник являлся пятиугольником, но не все его участники знали о своей причастности к этому любовному пятиугольнику. В него входили Вера, её муж, Пентюх, Горилла и Ваня Гуток.

Вера выбежала вслед за Иваном и протянула ему его бушлат.

На следующий день Ваня Гуток тянул на своём МТЗ тракторный прицеп с соломой. Заднее стекло в его тракторе было выбито и ему за шиворот надуло много колючей соломенной трухи. Ветры дули со всех полей.

Устав чесаться, он поехал до реки. Доехал до искусственного резервного канала, по которому спускали лишнюю воду из водохранилища. Остановился. Перешёл по бревну на другой берег. А из кармана его бушлата выпало колечко.

Это колечко Виталик Пентюхов подарил Вере. Они были тайными любовниками. А вчерашние слова Гутка про шайтана и про мешки с мукой зацепили Веру и напугали даже. А может, проснулась совесть. Но она всё же и обиделась. И тайно засунула колечко из золота в карман Вани Гутка. Сбыла так вещь, которую теперь боялась.

А Ваня Гуток и не заметил даже, как кольцо утонуло в мутной воде.

На берегах канала возвышались чёрные кавальеры-бугры... Когда рыли канал, то землю оставляли поблизости, тут же. И вот они чёрные, сырые, как курганы-усыпальницы. А в них вечность сырая... Тучи чёрные бегут над ними. Из бушлата сыплется соломенная труха. Ветер подхватывает клочок газеты... В газете дата: 1998 год... А у Вани Гутка звучат слова пьянчужки Тамарки, которая вчера предсказала ему, что проживёт он всего лишь 53 года...

А танцующий Шива на пряжке Вани Гутка застыл во ржавчине навеки... Однажды здесь была стоянка Шивы... Может быть через 100 миллионов лет всё повторится...

 

 

ЛОВУШКА

 

Пустая силосная яма: две высокие бетонные стены, бетонные плиты под ногами – всё залито коричневой водой, здесь разбился человек. Метров 10 высота стен. Из воды торчат кочки. Крикну и звук отскакивает от стен. Как здесь разбился человек? Тракторист выпал из кабины и оказался под перевернувшимся трактором, когда трамбовал силос? Или со стены?.. Это место больше не используется по предназначению и пребывает в запустении. Прыгаю с кочки на кочку. Обрубки кукурузных стеблей и навозные остатки, причудливые силуэты под плёнкой на воде, солярка, пятна на стенах, красные пятна и серая толща над головой.

Я уже посередине, смотрю в воду, там картина с Приамом, испрашивающим тело Гектора у Ахиллеса, гул воронья с ветром гонит воду и силуэты Илиады теряются в тёмной воде. Ближе к стене под водой утопленный клочок газеты таит слова ушедшего века... Убийцы Николая-II, – гласит заголовок одного столбца в газете. Я за красных, за коллективизацию, – говорит интервьюируемый в другом столбце. Описывают байку о цистерне со спиртом, которая не дала казакам в годы Гражданской войны победить красных в станице... Другая часть газеты стала вместе с махоркой самокрутками-козьими копытцами и испарилась с дымом...

Дальше иду по воде, неглубоко. Железная кружка на дне, отражение стены... А когда я прошёл всю силосную яму, то встретился с сухим дудником и борщевиком... За спиной падение капель со стены. Внизу резиновые сапоги...

Из тумана сверкнули оранжевым огнём фары... Трасса – запоздалая змея. Слякоть, сеногной, покрышками и плёнкой накрыли стог. Перехожу через трассу. Иду в поля...

Моя цель – собрать энное количество мешков пожнивных остатков кукурузы. Поле убрано, но как Плюшкин накопило стеблей и початков и утрамбовано колёсами комбайнов... Но всё равно раскисло после дождя. Насобираю, оставлю мешки в лесополосе, а потом заберу. Я уже убедился, что и на машине, и на велосипеде не проехать там.

Туман рассосался... Глазам открылись моря задискованных полей. Жнивьё и чёрные комья, цвета солидола труха, нет мышей, похолодало... затухание пожара молодости в них, глухо горланит старый ворон в березняке... Стерня и запустение... Цвета солидола... Моря просторов, глаз не хватит обхватить... Мертвенно-бледные былки, чёрного перегноя плен для белой личинки хруща, железное колёсико культиватора пощадило её... накроет ботвой ветер... Абхая-мудра полей, сила анангу, устрашающая и пьянящая в пластах… и бежит полоска до дальних белых коровников...

А кукурузное поле убрано, но ещё не задисковано. До ближайшего населённого пункта километров десять. А город чуть дальше – там, впереди, за серией ложбин и крутояров. Там между лощинами на высоте чернеет лесопосадка, похожая на серп. А вокруг неё закультивированные поля. На бровке белёсое пятно, кто оставил его? Дует ветер, он это сделал? Стародавние известняковые блоки искрошило время? И могло стоять там селение северян...

Из низины движется точка, похоже на машину. Она быстро едет. Прямо по диагонали, а дорога через поле есть, и она змеистая. Почему-то эта машина едет прямо и как? По глудкам... Я уже засомневался, что это машина...

Посреди поля лежит мешок, и я решаю подойти к нему. Это оказывается мешок с бураком и наполнен он наполовину...

И смотрю снова в ту сторону... А тот объект пропал из виду... И я понимаю теперь, что это дрон. Это может быть квадрокоптер с системой сброса боеприпасов, таких как гранаты РГД-5, Ф-1 и РГО, или гранаты ВОГ от автоматического гранатомёта. Или это крупный аграрный дрон, способный нести и сбрасывать вещи покрупнее, такие как малая авиабомба времён Великой Отечественной войны ПТАБ-2.5 или мины от миномёта. А может и дрон-камикадзе со взрывчаткой внутри корпуса или с бомбой, прикреплённой снаружи... Все варианты не радуют.

Над моей головой мгновенно мелькнуло чёрное пятно... Жужжание... Он видимо разряжается и до города ему заряда не хватило бы, и он решил лететь до ближайшего населённого пункта... Я решаю бежать до леса. Хоть это не лес, а лесок... Эта серёдка поля оказалась ловушкой, в обе стороны одинаково далеко бежать. Пока дрон не развернулся и не протаранил меня... А может совершить самоподрыв над моей головой... А может скинуть смертоносный груз... Я бегу... Хватаю мешок с бураком... Этим бураком можно прикрыться, это лучше, чем с пустыми руками. И дрон меня догонит, будь я с мешком или без мешка. Я бегу... Жужжание снова слышно... Я уже проник внутрь чащи с листвой... Тут я надеюсь на кроны и стволы потолще, за которыми можно укрыться... Молюсь и святым... мысленно и шёпотом...

Этот вражеский дрон, и правда, развернулся... И правда, решил на меня израсходовать боезапас... И правда, вражеский... И ему осталось недолго... А проник он сюда на сверхнизкой высоте... По речной долине, в глубокой балке... Я подумал про дрон «Бабу-ягу», к которому прикрепляют множество дронов помельче... которые как личинки-паразиты облепляют жука-носорога... и он их забрасывает в заданный квадрат... меня аж передёрнуло от мысли о дронах-личинках на дроне-носителе...

Я углубился в этот гай... Рельеф почти круто уходит вниз... Там ручей... Мелкий приток реки... Я решил, что вполне можно его перейти вброд. Я разбежался и швырнул мешок... Рассчитывал я перебросить его на другой берег, а сам бегу в воду.

И словно провалился... И ошарашен таким провалом... Оказалось, что глубина этого ручья мне почти по горло... А жужжание не замолкает. Он кружит где-то поблизости... Если лес жидкий, то он заметит меня... Гляжу вверх... Дрона не видно...

И тут замечаю, что вода красная, это река крови... Но сразу понимаю, что это из-за мешка с бураком, который от удара о землю всмятку... Он скатился по склону в воду. И он уже был переехан колесом и в нём скопилась дождевая вода, которая окрасилась... И я стою по горло в красной воде, в реке крови...

На берегу я подобрал ржавую гайку и привязал к ней тряпку. Как Кайдановский в фильме «Сталкер» 1979, года буду бросать гайку... Может причиню вред вражескому дрону...

По ту сторону им управляет один из боевиков украинской террористической бандитской группировки. Они армия зла... Они бьют дронами-убийцами по детским площадкам и по детским садам с белгородскими детьми. Они убивают мирных людей и просят финансирование у западной публики... плачутся и врут...

Слышен звук стекла... словно бокалами стукнулись... Так часть западной публики сидит и пьёт кровь из фужеров, сидят с масками диких зверей, смеются и смотрят видео, присланное боевиком-оператором дрона-убийцы... Им будто мало крови... И на месте Главного сидит у них с гребнем, как у петуха... с глазами, как у живого петуха... человеческого роста... По глазу пробегает мутная полоска... Он молчит и вот-вот закукарекает, но все ему подчиняются, пьют и смотрят на него... Макают яблоки Идунн в кровь... Абраксас встаёт из-за стола... А ноги – куриные лапы и змеи... Абраксас ведёт пивших кровь в другой зал для другого ритуала... В том зале вместо пола гуано... А на стенах тёрки, а через них перетирают союзников своих и предателей России... И перетёртые, они становятся гуано, а западная публика танцует на них, на их останках...

Я ныряю... С головой под воду... Выныриваю... Слышу взрыв... Дрон не нашёл меня и совершил самоподрыв... А может успел заснять реку крови и отправил видео западной публике...

 

Посреди ночи я проснулся от звуков сирены... Вой сирены, звуки от взрывов сбитых вражеских целей, тишина, снова вой сирены... Вспышки во мраке...

Боевики киевского режима – это обречённые... они не хотят верить в то, что победа России неизбежна... Памятник русской императрицы Екатерины-II будет восстановлен и будет выше того, который они так остервенело сбрасывали и кромсали... И Екатерина Великая написала бы, как тогда, «победителей не судят», но уже с огромной литерой Z.

А эта ночь наполнена тишиной и осенним мраком, кислый запах силоса, лай собаки, как во времена Ивана Андреевича Крылова; на берегу пруда под перегноем останки коровника с чугунными ковшами и бетонными балками, как белёсокаменный древний Ушмаль руины в грунте и майяйский бог Ах-Пуч в пятнах на старом бетоне оставил печать свою... В вечность плывёт шлях над прудом, и индустриальная археология когда-нибудь откопает руины XX века...

 

 

СТОП-КРАН

 

Серёжу Флюса убили в прошлом году. В конце ноября ночью к нему в кочегарку заходили Никита Хромой и Ромка Кукольник, и заходили с самогоном. Местные говорили и про политуру. Их видели там, но дело оставалось нераскрытым. Так Максимовна стала вдовой и ранней весной сошлась с Итальянцем. Он был простым местным трактористом, простым мужиком из села, а прозвище прилипло ещё с давних времён из-за курчавых волос. Не находил времени помыть голову, всё время в двигателях копался, вспотеет, а волосы засаленные под кепкой закучерявятся. Вот и прозвали все Итальянцем, а бывало и Корсиканцем звали.

Вот его широкое скуластое лицо, кепка-восьмиклинка на голове, кожа потемнела, ветер и мазут зноем и гарью машинных залов обвеяли. Крепкий подбородок, щетина, куртка пахнет топливом, на ботинках пятна от солярки. За его спиной «кировец» с сеялкой, чёрные борозды. Небо дышит паром от чёрной земли и тучами закрыто. Тучи – торфобрикеты, гонят себя, как чёрная дверь навалились на спины всем в этой деревне.

Итальянец задумался. Глядит на небо и на лозу в топком месте в низине. Из лозы он иногда плёл корзины и кресла, отдавал сожительнице, а та продавала их на базаре в райцентре. Сейчас не до лозы... В кабине сидел Витя Харчок... Его нужно отвезти в Игуменку на племзавод. На работу его отвезти... обещал... Там Харчок с быками работает. Сена подкинет... В бадью каши нальёт... И иногда выводит на убой скотину.

И повёз его он в соседнее село... Племзавод стоял немного в стороне от села...

– Тут до твоей скотофермы совсем чуть-чуть осталось идти. Вылазь. А я поеду. Из-за вас пьянчуг опаздываю, времени в обрез, – сказал Итальянец.

– Вань, с меня магарыч.

Итальянец поехал до наполовину разбитого коровника. Этот коровник последний функционирующий из трёх в этом селе. Второй располагался рядом и был уже давно снесён. Ваня Итальянец обещал расчистить двор от навоза.

Перед воротами здания из красного кирпича с белыми пятнами – остатками штукатурки лежала огромная навозная кучи, а вокруг расплылась навозная жижа. Он решил сначала разогнать жижу совковой лопатой. «Я мандрагора в фуфайке, пот и прилипла солома, как корень тот... И неуязвимый, сколько я этой прозрачной заразы через себя прогнал, – такие мысли закипели в его голове». Он достал из кармана бутылочку с красной пробкой...

– Губит она меня, – сказал вслух. Но махнул рукой... Открутил пробку и поднёс эту бутыль ко рту...

Здание покорёженное и напоминает вихару. Белые пятна с сизыми на нём, выглядит как древняя постройка. И словно расплавили её древним оружием из Махабхараты... Такой этот коровник. Как колхозная древняя вихара.

Справа впереди небольшой холмик... Напоминает курган времён Батыя. А дальше по прямой ангар, белеют его стены на чёрной слякоти поля, от грязи тянется пар.

Слева дорога к реке. Ближе к низине работал грейдер. Место расчистили, но ничего не построили. Там вырыли котлован, оказалось, что в том месте очень давно булькало болото, доживающее свои дни... В иссиня-чёрной массе нашли белые косточки... не все сохранились фрагменты скелетов... целая четвёрка лошадей... Это квадрига Чернобога – в таком чёрном грунте загерметизирована... И мог очень давно стоять там чум.

Итальянец взял лом. Ломом он хотел ковырнуть верёвку. Она мешала лопатой подбирать. А земля на глубине ещё мёрзлая... Верёвка глубоко засела в грунте...

– Светка! – произнёс он, заметив окурок с помадой. – Витюша! Проклятый Витюша! Трётся с нею, мне грошей побольше, моя тогда стала бы хороша, как... Станок...

 Лом звонко стукнул о металл. Руки Итальянца осушило. Его руки тут же задрожали от неожиданности... Не мина ли? Сходил за топориком и начал расширять ямку. Ещё пару раз ударил ломиком и приступил к копке лопатой. И наконец на поверхности оказались куски чугунного котла... На одном куске дата то ли 1928 то ли 1929 год... А на дне котла замотанные в тряпке сегменты пояса из драгметаллов, пирит с латунно-медным блеском, похожим на золото, и он принял эти куски пирита за золото... Но там было и настоящее золото: фибула и диадема. Но диадема мятая, сильно покорёженная, будто гусеницей трактора...

Очень давно в том месте стоял бугор, а один из председателей сельсовета срыл его бульдозером, чтоб не мешал пахоте...

– Вот у меня и шиши завелись! Светку теперь очарую, и Максимовна и Светка – мой гарем! – торжествовал Итальянец.

Камни в куче за канавкой напомнили ему фонтан в Бахчисарайском ханском дворце... А из ворот коровника торчал жижеприёмник...

Найденный клад он завернул в тряпку и засунул в трещину в углу внутри коровника. А брошь из золота и с камнями положил в карман своих брюк. Ждал Светку, но она не пришла.

Итальянец уже дома узнал причину... На племзаводе бык убил Витюшу. Витюша тогда зашёл... А за столом все пили... Банку солёных огурцов открыли. Играл магнитофон... На стену наклеили плакат с Ириной Аллегровой.

Среди сидевших за столом: Бубень, за спиной которого был Харьковский институт и попойки в подвалах и на чердаках с одногруппниками, судьба занесла его в нашу деревню. Он устал от учёбы, бежал в село до своих двоюродных братьев Ерёмы и Олега... Лицо опухло сильнее... Разок брательники сажали его на цепь, чтоб не пил... Также брательники нашли ему бабу. О его женитьбе рассказывал Гундосый...

Перебрал он сильно. Проснулся посреди ночи и вышел во двор и сидел посреди двора. Не мог сообразить, где он... А Гундосый сказал, что он, Буба, напрудил в постели и убежал... Так он и остался одиночкой, плывущим по течению спирта...

– Все пьют, а Бубень уже отрубился, – говорил Гундосый.

– Жизнь на Землю попала извне... Теория панспермии гласит о попадании на кусочке метеорита в наш грунт личинок из космоса, – говорил Женя Капут. – А затем всё усложнилось... Про Арнаваз знаешь? Роковая женщина... – говорил он Гундосому.

А Гундосый застыл в табачном дыме, один глаз зажмуренным оставался с минуту... Это он так глубоко задумался и не слышал собутыльников...

– Алконавты что ли? Бегом за работу! – завопил хозяин этого племзавода. В этот день он решил зарезать крупного бычка... Но этот бык чуял... И разломал ясли и ограду и носился по коридорам... как Минотавр... Теперь нужно его усмирить...

– Не мужики? Витя ты не мужик! – орал хозяин. – Я в новом, мне в город срочно надо...

И сидел хозяин под потолком на лестнице. Бубень спал в каптёрке. Гундосый и Женя не решались также... Один Витя набрался смелости и пошёл на быка с арканом... Бык подбросил его, набежал и начал топтать... Рогом попал в лоб... Так произошла на скотоферме трагедия...

Итальянец спал дома... Ему снились куски пирита с ярким металлическим блеском в тёмном углу... Под ним дощатый пол и он подбирает пирит и идёт по тёмному коридору... Глядит, а вокруг непроглядный мрак... и угадываются очертания конусов-бугров... А стоит он на самом высоком конусе, под ногами пропасти и крутая тропа, змеистая, и ни зги не увидеть в этом... Наимрачнейший мрак вокруг... Итальянец разводит руки с кусками пирита в стороны. Пирит блестит, но не освещает... Итальянец наклоняется к тропе и пытается пиритом подсветить... Но не выходит...

– Я же упаду! Как я перейду на ту сторону перевала? Навернусь же...

Итальянец пытается бить пиритом о пирит... Высекает искры... Но тропу ими не выходит осветить... Ищет траву и листву... Гумус сырой, листогной влажный... сухой травы нет и не видно... Нагнулся к земле и бьёт пиритом о камень... Искры как перья изгибаются. Медленно летят над грунтом...

Итальянец идёт сквозь мрак наугад. Спускается...

– Твой югер? – говорит грубый голос...

Итальянец смотрит по сторонам... Вокруг чёрная земля, унавоженная... Навозные кочки и жижа... А в руках у него лопата... И он начинает швырять навоз во все стороны...

Он проснулся... Тикали часы... Тихо прокрался к выходу... Заглянул в кабину трактора и взял сумку...

– Глупо я оставил цацки там! Пойду пешком!

Вот сквозь серую хмару и тьму неподвижные камни коровника выглянули... И так тихо... Мёртвая тишина... А рядом кладбище...

– Витёк лежит в могиле, никаких проблем не знает уже, – пробурчал Итальянец.

В углу он достал свёрток и засунул в сумку, и направился было к выходу. Но нога попала в щель... А там вода и носок мокрым сразу стал... В том месте был старый колодец. До постройки коровника на пустыре здесь в дореволюционное время стояла усадьба барина. Барин сгинул и его хибарки и сад растворились во времени... Колодец засыпали, положили бетонные плиты... И вот он под коровником... Вода, видимо, сейчас поднялась, весна, почва перенасыщена влагой и грунтовые воды поднялись...

Итальянец достал свою ногу из провала... И заглянул туда...

А там несётся поезд, гудит. Итальянцу стало страшно, вдруг этот звук все в селе услышат и скрутят его как вора. Поезд несётся, железнодорожные костыли подпрыгивают. Из-под поезда летят искры, снопы искр... Оранжевый огонь... Искры обжигают руки... И он не может закрыть глаза, чтоб не видеть этого поезда... Искр всё больше, гудок ревёт, гудят двигатели... Сноп искр вырвался и ударил в потолок коровника... Стоп-кран сорван, поезд не может остановиться, рельсы сыплют огонь от трения... В этих снопах искр несущейся машины российской истории и сгинул барин... И в таких же искрах сгинули и коровники, где работал Итальянец.

На стене коровника кем-то нацарапан год 1997. Немота в ногах проходит, и Итальянец быстро идёт, спешит покинуть это место. Слева на стене он замечает тени... Становится совсем не по себе.

– Рома и Никита, – говорит низкий голос.

– Ааа… – закричал Итальянец. И побежал. Сердце бешено колотило... Вторая половина коровника не имела крыши... Тусклый неясный свет из туч. Серые камни похожи на арки – остатки стен боковых. Как руины аббатства... В одном из этих проёмов на мгновение мелькнул большой белый женский зад.

Итальянец кричал и бежал, пока не упал...

 

 

АНГЕЛ

 

Ночью деда Лёнчика укусило животное, больное бешенством.

Он был под парами и не разглядел, лиса или волк, или куница. Он перечислил мысленно список. И даже подумал о чупакабре. Этой ночью шум разбудил его около 2:00. Блеяли овцы... Он встал с панцирной кровати в кромешной тьме, пятками на коврик. И пошёл к окну... Ни зги не видать… И направился к выходу. Фонарь не взял... Во дворе под навесом печь – там варилось в большой бадье месиво для свиней... Из печи он решил достать полено подлиннее...

Красные угли мерцали и освещали жуткой красной палитрой двор. Со скрипом открылась дверь в хлев. Овечьи морды... Когда шёл назад в его руку впились острые зубы. Что-то размером с большую собаку начало полосовать зубами... Он вскрикнул и замахнулся поленом... Забежал в дом и запер дверь...

Залил раны водкой... Раны были и вблизи шеи. Через пару недель нашли его труп. Умер он от бешенства. Приехала его дочь, живущая в городе.

Она отдала овец Андрею. На прокорм и с условием в будущем забрать пару или чуть больше.

Ночью заблеяли овцы. Жена разбудила Андрея. Глухая ночь, шум в сарае, овцы обеспокоены... он светит фонариком, луч пробегает по мордам, освещает глаза... Жалобно блеет овца... Светит фонариком на потолочные балки... Ничего нет...

Овцы загрызенного зверем деда теперь в его сарае...

Андрей заметил в углу в каменной стене дыру... Болтается в ней старая грязная паутина, лохмотья эти колеблются от дуновения ветерка. Провёл пальцем по шлакоблоку – на пальце пыль. Воцарилась тишина... «Одень штаны, в одних трусах бежишь, – говорила ему жена перед этим».

Листы календаря в амбаре прогрызли насквозь пасюки. Пахнет смолой и гнилой листвой в щелях. Час быка, Андрей в каморке возится с сетью.

Он идёт на речку... Сеть не распутал, на речке у него в укромном месте спрятан «паук». Ещё темно... В корытообразной и глубокой балке за ним плелась лиса. Но слишком близко не подходила. Андрей подобрал чёрную палку, полугнилую, и замахнулся... То и дело озирался. Понял, что она может оказаться бешеной...

Заключённый в бетон участок реки – канаву перепрыгнул, опираясь на железный прут... Место это напоминает ворота, где ставят сеть во время отлова рыбы, а канава тогда кишит рыбой и её черпают клеткой... А сейчас лишь колючий ветер гуляет... Мутная вода бурлит, бьётся о шандоры, скука везде. Сивая жидкость в ямах – преет листва. Сумрак, как кучи гнилого бурака. А тучи катятся, как вагонетки с чёрным углём.

Вслед за Андреем в том месте перебрался на другой берег и незнакомец.

– Я там в буераковине странную лису патрикеевну видел. Шкандыбала за мной. Бешеная, видать, – сказал Андрей незнакомцу. – А тебе надо вон туда, – ответил Андрей незнакомцу на вопрос о том, как найти трассу, ведущую в город.

– А то золотоотвалы? – показал в сторону чёрных куч незнакомец. Улыбнулся металлическими вставными зубами...

В той стороне был город...

– А ты не помнишь, овцы – это семейство бычачьих?

– Я совсем ничего не помню... Не знаю откуда... Вот хожу... А как звать?..

Андрей не поверил ему. Шутит. Но и задумался, может, правда, амнезия... И стало ему его жалко даже.

– На нас и на наших домах оседает космическая пыль – криоконит. Это характерно для полярных стран, но и нас достаёт, думаю. Та лиса посыпана этой пылью тоже, думаю, – говорил Андрей.

Андрей ходил с «пауком» по берегу. А незнакомец среди ранеток подобрал белую фигурку ангела. Чья-то брошенная игрушка... Он разглядывал её...

Андрей в своём дворе возился с навозом.

– Да, удобрение, дефекат! Утучнение! – одобряюще говорил Сашка Маркиз, один из соседей, зашедший в надежде на рюмку.

Грязюка во дворе, ночью лил дождь. Осенние дожди сеют. Хрюкают свиньи. Кружево жёлтое на берёзе за забором, грач на чёрной пахоте держит в клюве розового червя, как последний огонёк-силу этого года... год вот-вот умрёт и белые мухи скоро... А овцы блеют из-за мокроты. Обшарпанность стен под мрачным небом, гадко на душе. Пока не вечер – решил Андрей идти на речку. Поел жареных рыбьих молок и пошёл.

На берегу реки, как зуб с дуплом, стояло руинированное здание. Сохранились деревянные брусы на крыше, как рёбра, а между ними дыры. Ближе к реке часть здания использовалась под склад, там хранились бочки и цистерны с топливом, и другие материалы. Там на дверях висел замок... Хотя приватизация и банкротство окончательно растворили в кислоте разрухи это место... и имена все забыты, связанные с ним...

В реке напротив этих руин видно арматуру, куски бетонных плит, жук-плавунец, водоросли машут... Одна арматурина торчит из воды как шест...

Ягоды ежевики перебродившие уже... Ежевика цепляется за штаны... На берегу канавка и земляной вал... Вербняк почти голый. Жёлтая листва на чёрном перегное... Год перегнивает, там впереди, как красная листва, загорятся бенгальские огни, там впереди пашня под помётом диких голубей... Между дамбой и мостом торфоболото и Андрею сквозь туман видно фары далёкие. Горят, глядят с дороги, тусклые глаза жёлтые, как у амбы-тигра. Этот лесок над торфоболотом почти голый. Туман гуляет как дымок, как беглый монах; нагие кустарники, трава как конские хвосты, не там ли Мстислав зарезал Редедю...

А на том берегу Андрей заметил дикого кабана. То огромный вепрь и у него голова спереди и сзади. Он напоминал чудище бинфэн из древнекитайских мифов... Одна голова тянет в одну сторону, а вторая сзади там, где зад тянет в другую... И шёл он поочерёдно то в одну, то в другую сторону... А из трубы в реку падают капли... Андрей испугался и долго лежал за земляным валом в канавке. «Никто не поверит, кому говорить об этом? – думал он». И незаметно стемнело... Кромешный мрак поглотил всё.

Пора домой, но детский плач... Андрей прислушался... А руины охвачены огнём. Он подумал, что туда внутрь склада залезли поиграться дети и произошёл пожар, может, спичку обронили в лужу под бочкой. Нужно было что-то делать. Андрей знал, что попасть на склад можно через пролом со стороны воды... Залез в реку и вначале шёл... Посреди реки поплыл. Ближе к берегу снова шёл, поднял полу куртки над головой... От здания летели искры и жар обдавал лицо. В воду текла жидкость красноватого цвета из одной из цистерн... Вода стала цвета крови... Горели деревянные элементы кровли, балки и стропила... То, что осталось от крыши, объято пламенем. Андрей проник внутрь и за его спиной пролом в стене тут же завалило горящими досками... Он ощутил безнадёжность своего положения...

 Со стороны рыбхоза во мраке к месту пожара ехал бульдозер. Бульдозер ДЗ-29(Д-535), гусеничный. В кабине над рычагами болталась белая фигурка ангела... Крылья разведены в стороны, руки прижаты к груди, напоминает крест эта фигурка...

 Когда бульдозер спустился с дамбы и подъезжал к руинам, дверь распахнулась. Грязная лиса с облезлым хвостом. Хвост как ёршик, как проволока, мех лишь на кончике... Эта лиса стала прыгать и вцепилась в локоть тракториста. Прокусила. Умудрилась укусить за лицо... Тракторист взял монтировку и выбил из неё прыть, закрыл дверь. Другая грязная бешеная лиса бросалась на гусеницу и грызла её. Нижняя челюсть этой лисы почти отвалилась, гнилостные изменения видны... Вирус толкал их на бессмысленные действия, толкал к новым потенциальным носителям, толкал на смерть, в слюне он попадает на раны и в кровь, древняя зараза... Сверху с кабины слезла енотовидная собака и билась в переднее стекло...

Тракторист достал чекушку и полил все раны водкой... На ладони пьяная трава из болота.

– Невидимкою луна бежит... Пень или волк... Путь осветит и пропадёт... – пытался он цитировать классика.

Бульдозер ворвался внутрь здания, сгрёб горящие доски и брусы в реку. Сбил замок и саму дверь склада – в той части, где застрял Андрей. Отвалом бульдозер ударил об угол кирпичного здания. Внутри в углу обвалилась штукатурка и оттуда смотрели уже строгие очи архистратига из средневековья... Строгий святой из далёких времён, которые так сильно забыли... А возле здания бульдозер лопатой взрыл землю и на поверхности оказались чёрные иконки...

Андрей сидел на табурете внутри сарая. Вдалеке лаяла собака, словно лай из алюминиевого бидона и пропах неясным винным запахом. Белые мухи начали падать... Горела лампа над входом, дверь раскрыта. Видно белых мух в грязи... Блеют овцы, глухая ночь...

 

 

ШТУРМ

                           

Сыро, дождик накрапывает, покатился по двору чурбак, как отрубленная голова, и пропал кот, и от сырости плохие предчувствия... Артём отгоняет от себя плохие мысли – он поднял в чулане газету и ему сразу бросилось в глаза слово «беда»... Кота нет второй день, третий, пятый, неделю – и всё нет. Ночью пришлось из-за шума проверять сарай с утками. Пару уток кто-то загрыз. «Хонорик или хорёк, – размышлял Артём, – вон щель, через щель вон там залез, крышу залатаю получше». Потом он полез на крышу, но никого и ничего там не нашёл. Светил фонариком в две стороны. В сторону пустующих дачных домиков и в сторону болота. Луч фонарика рассекал мокрую темнотищу. А как светил вверх, то луч упирался в густую стену темени. Осенняя грязь и капустные кочерыжки под стенами сарая... Водяная пыль в черноте ночного воздуха.

Днём Артём собрался идти в пустые дачные дома через дорогу, искать... Во дворе стояла тележка на боку, не успел заменить колесо. Лежал ржавый серп... Серп он нашёл в пахоте. Сзади огород и другая большая трасса... Проезжает большой белый грузовик. Морщится тент. Дует холодный ветер. Это было в конце сентябре или в октябре...

 По дороге вспомнил сон, во сне пришёл кот и гладился о его ногу.

– Рейнеке-лис это ты? – спросил он во сне.

Артём с женой ехали из города и увидели на обочине коробку с рыжим котёнком. Котёнок вырос, был игривым, подкрадывался со спины, нападал на ноги, много проделок вытворял.

– Рейнеке-лис ты! – говорил, бывало, Артём.

Теперь кот пропал и стало скучно и пусто. 

Край села справа. Там вдали он заметил Митю. Митя махнул рукой, поздоровался. Репутацию в селе Митя заработал себе как наполовину дурачок. Но был хорошим человеком. Он приехал до своей матери, видимо, ночью. На его улицу заворачивало такси, мимо кладбища.

И вот Артём зашёл в один из брошенных домиков. «Домом Ипатьева» мысленно окрестил его. Слышно шаги. Какое-то животное хрипит... Стёкла разбиты и поэтому можно выпрыгнуть в окно... И Артём запрыгнул на подоконник. Но ждал. Хотел увидеть, кто идёт в комнату...

Забежала большая собака. Облезлая, капает слюна, хвост облез, хрипит. Артём испугался, выпрыгнул наружу и побежал. Под ржавым бурьяном он увидел огромный гриб дождевик и метнул его за спину. Коричневая пыльца создала дымовую завесу...     

Он боялся укуса бешеной собаки. Убегая, набрёл на дом с целыми стёклами. Обошёл вокруг дома. Двери заперты изнутри – значит хозяин дома. Постучал... Низкий штакетник вокруг... Долго никто не выходит...

Поглядел вверх, тучи чёрные клубятся, чёрная от ржавчины железная труба-опора с антенной. Антенна как клин упёрлась в чёрные тучи...

Внезапно дверь скрипнула и распахнулась...

Вышел мужик средних лет в полосатой тельняшке...

– Я кота искал. А там за мной бешеная собака увязалась, – сказал Артём.

– Ты можешь пересидеть здесь, я могу тебя на своём «москвиче» отвезти. Но... но ты пойдёшь опять к тем домам... В другом месте застанет тебя... Надо её загонять, обезопасим округу, – продолжал мужик в тельняшке. – Она заразит ещё одну... Сегодня нет связи почему-то. Участковому или главе сельсовета не дозвониться. Мы сами её выследим. И к тому же у меня лицензия на ружьё. Садись, поедем! У меня тоже кот пропал, думаю, это та самая собака или лисы, – закончил он свою речь и сел за руль.

Ехали к болоту. Начался березняк, жёлтой листвой засыпало лужи. Грязная грунтовая дорога. Внезапно машина накренилась, произошёл хлопок. В ушах зазвенело. Произошло это неожиданно. «Москвич» погружался в воду. Здесь уже начиналось заболоченное озеро. Пришлось спешно покидать его.

– Что-то рвануло, или колесо пробили... Может слабая мина?! – взволнованно говорил товарищ Артёма. – Тут рядом домик одного деда, у него трактор и может запаска есть, к нему пойдём.

 

В дом деда уже зашли неизвестные в камуфляже. Пол запачкали грязными берцами. Главный в этой группе лиц плевался на пол, на стол. У одного грудь открыта, видно наколки-рисунки. У него там и свастика, и волчий крюк и «гитлер». На форме, на плече, шеврон с трезубом. В углу стояла икона с лампадой и он стрельнул из автомата по лампаде и иконе.

– Это РПЦ, – сказал он.

Один из вооружённых взял фотографию со стола.

– Бабы! Внучки и дочка хозяина этой избы, думаю. Мы их тут подкараулим, поиграем, – сказал этот человек.

– Никого нет, странно. А Тадеуш взял заложников, там у него есть трофеи. А у нас хибара на пути.

– Пройдёмся, осмотримся. Вернёмся сюда, – сказал главный.

Дед стоял в нише в чулане. Ниша закрывалась ковром и старыми сетями. Его и не заметили... Он слышал все их разговоры. Слова боевиков про его дочь и внучек напугали его... «А если они сегодня приедут», – думал он.

Боевики ушли. Пол в грязи. Накурено, окурки, бутылки из-под пива. Из шкафов выброшены книги и школьный исторический атлас с картами. На картах Курская дуга, стрелки, Прохоровская битва, разгром немецко-фашистских группировок.

Пожилой человек старался унять дрожь... Начал готовиться к их приходу. Во дворе лежала пристреленная боевиками собака...

Дед возился с проводом. Длины провода хватало лишь до сарая. Он смирился с этим. А вблизи сетки-забора у калитки зарыл старые мины и шашки тротила и динамита. Под навесом достал ящик. Поставил вертикально и накрыл ковром. Сам спрятался в этом ящике с карабином и подрывной машинкой. Эту подрывную машинку производства 1943 года он нашёл, когда участвовал в раскопках по местам боёв времён Великой Отечественной войны.

Артём с товарищем чуть не столкнулись с этими боевиками. Но вовремя легли в зарослях ежевики в канаву.

– Это ДРГ. Граница рядом, просочились. Готовятся сделать что-то плохое. Они бы нас в живых не оставили, – сказал товарищ Артёму.

– Связи нет, – сказал Артём.

– Это «туман войны», они глушат... Либо взорвали вышку.

В камышах заболоченного озера торчало дуло и башня танка...

– Я раньше его не замечал, – сказал мужик в тельняшке. – Заметно следы от свастики. Может ковырнём люк. Он может и не заперт. Точно, немецкий. А там и гранаты или патроны с порохом. Мои патроны в «москвиче» отсырели... Чем от боевиков отбиваться? И свастику сотру.

На берегу подняли ржавый длинный тросик. Решили тросик прикрепить к люку танка. Чтобы потом легче до него добираться с ломиком... А ломик планировали принести из машины. Мужик в тельняшке прикрепил один конец троса к ветхому мостику. Этот мостик доходил до серёдки болота и исчезал в зелёной тине. Вода холодная. Артём пошёл разводить костёр, чтобы друг после заплыва в такой воде согрелся.

Прозвучали выстрелы вдали.

Артём побежал по хлипкому мостику... Его друга нигде не видно... И он увидел внизу сквозь небольшое оконце в ряске лицо своего товарища. Он и не спросил даже, как его зовут. Внизу в мутной воде опускалось всё ниже и ниже лицо человека. Артём опускал руки и пытался достать его. Но тщетно. Мостик шатался. Тина засосала лицо. «Не умел плавать и полез, зачем полез?» – расстроенный, размышлял он от досады.

Дед дождался боевиков. Ковёр упал... Дед выстрел в главного.

– Я тебя на хате распну! – крикнул один из боевиков.

Дед схватился за рукоятку подрывной машинки. Под ногами ДРГешников вспыхнуло. Огнём объяло весь двор. По периметру было разлито горючее. Один осколок скосил деда.

Артём пришёл, когда дед уже не дышал. Дом горел. Артём подобрал карабин.

В руках деда была одна динамитная шашка. Эту шашку Артём заложил под люк танка и поджёг фитиль... Взрывом люк не сорвало... Но танк резко пошёл на дно. Словно его и не было... Словно провалился в преисподнюю. И остатки свастики уже не выглядывали.

Уже совсем темно. Нужно выбираться. Вокруг топкая грязь. В руках Артёма один карабин с одним патроном. Артём лёг на живот. Весь чёрный от грязи. «Звери рядом», – думал он. Услышал хруст сучьев.

– Ты говорил тогда, что это не пуговица, а украшение конской упряжи. И ты говорил, что это не 19-й век. Ты говорил, что это Золотая Орда. Вот я здесь такую же нашёл. В безвылазном болоте. Ты мечтал найти материальные следы Золотой Орды здесь, я тоже искал… – проговорил Артём вслух, вспомнив слова отца.

В чёрной жиже блеснула металлическая пластина. Сплав серебра, должно быть. Он повесил её на шею. Встал и побрёл. Сквозь густую чащу. Весь чёрный. Лицо чёрное от грязи. Лишь белки глаз белые. Он держал перед собой карабин. Готовился к встрече с боевиком. Так он выбрался из болота. На отшибе села беспокойный лай...

Артём шёл к брошенным дачам. Возле одной из дач боевик заметил его и бросил что-то. Артём лёг. Никакого взрыва не последовало.

Боевик развернулся и пошёл на него. Артём забежал за стену из кирпича. Остатки разваленного дома... Услышал выстрел... Спереди низкий сарай для инструментов. Боевик уже стоял и заглядывал туда.

Артём видел, как здоровый малый Митя толкает в этот сарай боевика и закрывает за ним дверь. Митя пришёл на шум... Пытается засунуть штырь, чтоб запереть. Но автоматная очередь прошивает дверь, и Митя падает, окровавленный. Артём решает спрятаться и ждать момента. Нужно не промахнуться. Патрон всего лишь один...

Боевик выбил дверь. И снова уходит в сторону болот. В глазах Артёма муть, попала грязь. Но он продолжает погоню. Начинаются кочки. Артём прицеливается. Стреляет... Но боевик не падает. Идёт. Пропадает из виду... Кругом темень...

Спецназовцы освободили заложников. Некий Тадеуш смеялся над заложниками, подошёл к окну и упал. Во лбу пуля... Все боевики были ликвидированы. Оставалась одна странная постройка. Люди в балаклавах стояли рядом. Собака боялась входить внутрь. Дверь распахнута. Тепловизор ничего не показывал. И тут главный всех отозвал, приказал отбегать подальше.

Боевик лежал под антитепловизорной накидкой... Произошла детонация... Они притащили с собой кассетный боеприпас. Взрывом разнесло всю ту постройку...

Один из спецназовцев лежал и тёр глаз. Это не осколок. Сор или земля попала в глаз. Осколками сбило ветки. Стружка могла попасть. Но крови нет. Глаз слезился.

Но нужно идти дальше. По рации передали, что остался всего лишь один боевик. Нужно достать его. Догнать.

Спецназовец идёт один по пятам боевика. Боевик залазит на башню-опору ЛЭП. Хочет связаться с дружками по ту сторону границы. Хочет поддержки, хочет боеприпасов или эвакуацию просит... Лезет наверх... Связи нет у него. Импровизированную антенну лепит из подручных материалов. Уже на самой верхушке... Спецназовец притаился за остатками стены разрушенного здания. Треск рации... Глаз заплыл... Слезится... В руках винтовка... Прицел ночного видения. Готов стрелять... Боевик зацепился антенной за провода. Вспышка во мраке. Яркая вспышка и искры. Тело падает... Лежит и горит. Сгорает трезуб на вражеской камуфляжной форме.

Спецназовец держит обгорелую страницу из книги с пепелища... Лемносский бог тебя сковал... Строки про кинжал... И за потаённым замком ты достанешь... И в кругу семьи и во сне...

Снимает ночной прицел. Из ночного мрака выходит белая овца. Вокруг темь, чёрная мокредь, осенний мрак. А тут одна овца, совсем белая, бродит по полю. Отару снарядом разделило, часть овец погибла.

Глаз заплыл, низ лица скрыт маской-балаклавой. Дело сделано, вражеское ДРГ разбито.

Впереди во мраке вспышки. Каждую секунду рождается бессмертие. А в обрывке из книги классика, обгорелом, о родной земле строки...