Анатолий АРЕСТОВ 
Анатолий АРЕСТОВ
И ВЕТЕР ПРОШЕПЧЕТ КАКОЕ-ТО ИМЯ…
БАБЬЕ ЛЕТО
В полях пустота затяжная да осень,
туманная утром; часам к десяти
является миру холодная просинь
и солнечный диск освещает пути
отросшим побегам, наивным и хилым,
стремящимся к жизни!
Но что же теперь,
не тратить растеньям последние силы?
Увы, избежать не удастся потерь.
Растут, наслаждаясь последним моментом
бегущего солнца под осени кров.
И вьётся в пшенице покошенной лента
зелёной отметиной тёплых деньков.
* * *
Верю в Отечество, Родину славлю,
чувство презренья питаю к врагам
нашей России. С надеждой поставлю
жёлтую свечку к пречистым ногам
Сына распятого. Встань на защиту,
милость великую к нам изъяви!
Мысли взлетают к небесному скиту
дымкой нелёгкой, но верной любви.
* * *
– Спасибо, мама, за слова ученья,
спасибо, мама, за душевный свет,
даруй мне, мама, лишь своё прощенье
за то, что твой не принимал совет.
Исправлюсь я. Пойму твои упрёки
и перестану клясться пред тобой.
– Дай расцелую, вредина, я в щёки.
Тебе добра желаю, мальчик мой…
НА ЗАКАТЕ
Последние дни в предзакатном покое
цветут луговые цветы.
Закончится лето, и небо укроет
туманами. Чистой воды
плеснут облака напоследок в предзимье,
и белый окутает снег,
и ветер прошепчет какое-то имя –
ушёл навсегда человек…
И ветер прошепчет какое-то имя –
на свет появился малыш!
Плеснут облака с вышины в послезимье
и громко закапает с крыш.
И вновь зацветут луговые растенья,
бутоны приманят пчелу,
и поле в наряде отметит рожденье,
и скроется солнце в углу
у старой избушки закатом на брёвнах –
лучами счастливого дня!
И, красным пятном наигравшись на клёнах,
поманит в раздумья меня…
ОСЕНЬ ПРОЩЕНИЯ
С кем разделим мы печали? –
С жёлтыми листами.
Как давно мы не прощали? –
Долгими годами.
Мы печали разделили
с жёлтыми листами,
никого мы не простили,
не простим годами.
Осень тронет мир дождём,
разольются лужи,
от печали мы пойдём
в озлобленье стужи…
ВЕТРЕНО-ПЕЧНОЕ
В лучах осенних избы тонут.
Стрелой стремятся крыши вдаль.
Листок летящий душу тронет,
зальётся небо цветом «сталь».
Покой в округе. На задворках
заборы ловят ветер в сеть.
Не пойман ветер! Бьётся в створки
с желаньем в комнаты влететь
и тронуть цвет герани белой.
Завыл бедняга в щель окна,
ведь там у печки что-то грело,
ведь там у печки жизнь видна…
Огонь нагрел кружочки плитки,
на известь стен кидая свет.
Блины печёт бабуля Ритке –
любимой внучке десять лет!
Обнимет скатерть старый столик.
Варенье. Ложка. Блин чудной –
который комом.
– Первый нолик
в твоих годах, родной ты мой
ребёнок милый. Мажь погуще!
А сладость вон запей чайком.
Клади побольше! Пуще! Пуще!
Вот так, родная. Ох, комком
опять блиночек. Что-то бабке
твоей-то нынче не везёт.
Старухи сглазили на лавке!
(Смеётся.) Ладно, Бог спасёт…
Не тронул цвет герани белой
бедняга-ветер у окна,
ведь там у печки что-то грело,
ведь там у печки жизнь видна…
* * *
Синеет сверху небо.
Комбайны крутят жатки.
Бросает стебель шаткий
с зерном колосья хлеба.
Краснеет небо.
Вечер.
Соломы жёлтой клочья
глядят на звёзды ночью,
и поднимает ветер
с сухой земли остатки
изрубленных растений.
Летят, мелькают тени
над зеленью посадки.
Кряхтят комбайны шнеком,
зерно бежит в КАМАЗы –
родной земли алмазы
гранятся человеком.
Наутро светом греет
пучки соломы влажной
и грач с походкой важной
контроль ведёт.
Светлеет.
Синеет сверху небо.
Комбайны крутят жатки.
Бросает стебель шаткий
с зерном колосья хлеба…
* * *
Так тихо, так звонко, свежо у реки
в минуты вечерние после дневной
жары истощающей. Гнут старики –
дубы обречённые – к влаге речной
шершавые ветви, давнишний предлог
листами резными отведать воды!
Дождя не бывает в положенный срок –
на небе ни тучи. Остались следы
от облака белого, словно шантаж
иль дразнится небо? Ни капли дождя
за месяц июня! Когда же отдашь
законную влагу? Чуть-чуть погодя?
Листы шелестят и ведут диалог
с вечерней зарёй догорающей. Блик
на водах реки и журчание слов
уносится в ночь, и белеющий лик
Луны улыбается в сфере немой.
Так тихо, так звонко, свежо у реки
в минуты ночные, где после дневной
жары истощающей гнут старики –
дубы обречённые – ветви к воде…
ВЕСЁЛЫЙ ДРУГ
Капал летний дождь по лужам,
бегал Миша возле них:
– Дождик, дождик, ты мне нужен!
Дождик, дождик, что затих?
Посмотрела с неба тучка,
позвала своих подруг.
– Миша моет в луже ручки –
в грязь упал весёлый друг!
Согласились мигом тучки
помощь Мише оказать:
пусть помоет Миша ручки,
чтобы мама наказать
не смогла за грязь ребёнка!
Капли густо. Дождь косой –
словно мягкая гребёнка
причесала травостой.
Улыбаясь, Миша ручки
мыл под ласковым дождём.
– Вот спасибо, дождь и тучки!
– Обращайся, Миша. Ждём!
КЛЯТВА
Стихами зловещая клятва
подписана мной при Луне.
Доволен судьбою? – Вполне!
Откажешься? – Это навряд ли.
Строка протекает в тетради
лирическим тихим ручьём
иль чёрным безмолвным грачом
садится поэзии ради.
Я степью и полем пьянён
и соком полынным пропитан,
без бати лишь мамой воспитан
и в нашу Россию влюблён!
Влюблён бессловесно, не ради
награды, идеи, монет,
чего-то безумного. Нет!
Берёзовой Родины ради.
Рубцов Николай по душе,
что велик в степях остановит,
и что-то незримое вторит
моей одинокой душе…
ЛИСТОК ЗАОКОННЫЙ
Темнеет за окнами. Падают капли.
Бессмертная осень срывает листы,
отдавшие жизни – ступили на грабли,
поверив весенним призывам воды.
И так каждый год! Опрометчиво тянут
пластину зелёную к вечным лучам,
но есть приговор, как от выстрела грянут
и снова плывут по осенним ручьям…
Темнеет за окнами. Чай остывает.
Дымит сигарета в немой потолок.
«Чего только в жизни у нас не бывает!» –
«Бывает, бывает! – мне вторит поток
дождя, захватившего улицу с домом. –
Живи без оглядки, но знай наперёд –
ты в мире находишься малознакомом,
который подарит и вдруг отберёт,
как эти листы…».
Сигарета истлела,
но мысли дождливые пишут рукой –
в тетради рождается тихо новелла
«Листок заоконный, как вечный изгой…».