Николай БОРСКИЙ. ВЕСЁЛЫЕ БАЛЛАДЫ (или злая сатира?). Поэзия
Николай БОРСКИЙ
ВЕСЁЛЫЕ БАЛЛАДЫ (или злая сатира?)
СМЕРТЕЛЬНЫЙ РЕЙД
Кинобаллада
Упрёкам вняв, за хлебом я собрался:
Телеэкран со вздохом погасил,
Сквозь зубы с тёщей скорбно попрощался,
Обнял жену, детей благословил.
До магазина – целых два квартала.
Хоть не шестнадцать, как в боевике.
И, где бегом, где по-пластунски, стал я
Передвигаться к цели налегке.
Мелькнул в проулке Штирлиц с чемоданом,
Таща на явку рацию для Кэт.
Рука в штанах столкнулась с чем-то странным,
Но очень твёрдым – видно, пистолет.
Вот тут и началось, и замутило,
В мозгах затмилось, смялось, развезло,
Поволокло, забило, накатило,
Загрохотало, подняло, свело.
При двух навскидку бьющих в цель “береттах”,
С жестоким взглядом, острым, будто нож,
От полицейских, в штатское одетых,
Лысак рванул, на Стэтхэма похож.
Главарь горбатый снёс на остановке
Своим “Ниссаном” восемь человек,
И опера отважные с Петровки
Его валили мордою на снег.
Какой-то крендель в штатовской бандане
Троих амбалов пахтал, как Сигал,
Из минигана, точно на экране,
Прохожих Рембо с рёвом поливал.
Бандит под маской стрючил бабки в банке,
Через окно сразив охрану в лоб,
В тени берёз четыре наркоманки
Интеллигента брали на гоп-стоп.
Путан убийцы резали в подъездах
(По-поросячьи верещали мисс),
С карниза дома группа неизвестных,
Как лягушат, людей кидала вниз.
Таился киллер в сумерках окрестных,
Палил в кого-то кто-то из окна,
Вверху с балкона группа неизвестных
К жильцам ломилась с воплем: “Всем хана!”.
Два детектива вора из сарая
Вели к машине в отблесках огня
И внутрь пихали, в темя напирая.
Ох, слава богу, вроде не меня!
Маньяк серийный, расчленёнкой свежей
Набив мешок, валил его в кювет.
С опасной бритвой голый сумасшедший
До магазина брёл за мною вслед.
Хотел залечь я в луже за канавой
И затаиться, словно гавиал,
Но в ней внезапно захлебнулся пьяный –
Скорей всего, здесь тоже криминал.
Не помню, как купил ржаного хлеба,
Как сдачу взял трепещущей рукой…
Оплошка чёрта или милость неба –
Цел-невредим, с буханкою домой
Я весь в ознобе всё же воротился,
Трезв, как стекло, но с виду пьяный в хлам,
И, словно колос скошенный, свалился
К неумолимым тёщиным ногам.
Бригада “Скорой” вовремя поспела –
И я в постель на девять дней залёг,
Чтоб из-за двери слышать то и дело:
– Забей ты на блокбастеры, зятёк!
2013
НАКОНЕЦ-ТО СТЁРЛИСЬ ГРАНИ
Баллада-кантри
В деревеньку еду, верность
Малой родине храня,
Где свою мне явит серость
Сиволапая родня.
Мерседес мой шестисотый –
Не какое-то “Камри”.
Обзаведшийся Тойотой,
От завидок не помри!
Всё при мне: смартфон сенсорный,
Навигатор, ноутбук,
От Версачи смокинг чёрный,
На конечностях – нубук.
Прикатил. Взглянули кисло.
Растерявшийся, молчу.
Поясняют: нету смысла
Подсыкаться к москвичу.
Хоть ужрись, на рынке пищи,
В телеблюдцах – отчий край,
Интернет в любом жилище,
Местность всю накрыл wi-fi.
И в подъездах достиженье –
Стыдно выйти в неглиже,
Ибо датчики движенья
Там на каждом этаже:
Шаг туда – и свет включился,
Шасть в квартиру – он погас.
Виден каждый, кто мочился
На ступеньки в поздний час.
А путаны – как в столице,
Даже краше иногда,
И жируют без стыда
Беззаботные счастливцы
С ними в качестве кота.
Есть “Пятёрочки”, “Магниты”,
Бюрократы, как клопы,
Также водятся бандиты
И, само собой, попы.
Как повсюду, с безнадёги
Обивает бедный люд
По рабочим дням пороги
В “Центре занятости” тут.
Видел даже рэкетира –
Мэра кум, судьихи зять.
Только платного сортира
Не сумел я отыскать:
Мазы нет – кустов избыток.
Нерентабелен объект.
Здесь барыга тоже прыток,
Проявляет интеллект.
По дешёвке шнапс палёный,
Травки, гера до фига,
Школоты базар жаргонный,
Ни словца без матюга;
Речи с глупостью бездонной
От начальства свысока
И чуть что – стращанье зоной
По любой статье УК…
Восскорбел я, потрясённый,
В пиджаке из бутика
Над такой курьёзной смесью
Инноваций и прорех –
Между городом и весью
Стёрлись грани, как на грех.
2018
БАЛЛАДА О НЕСЧАСТНОЙ ЛЮБВИ
В сопровождении балалайки
Душа моя парила, словно птица:
В родной конторе, где красавиц тьма,
В главбуха жизнь заставила влюбиться –
Невзрачную и в возрасте весьма.
Настолько чувство было неземное,
Что в эротизм возвышенный я впал
И, раньше срока выйдя из запоя,
Цензурность речи в целом соблюдал.
К ней в кабинет в своём треухе сальном,
В гуманитарном клетчатом пальто
Втирался я с лицом официальным:
Ждал – вдруг домой возьмёт с собой в авто?
Нальёт вина, нарежет булку с маком,
Потом затащит силою в кровать,
И я главбуха осчастливлю браком –
Гражданским, типа, часиков на пять.
А после, значит, за мою активность –
Оклад высокий, побоку налог…
Но подвела крестьянская наивность,
И избежать афронта я не смог.
На пьянку в офис Фукс однажды прибыл –
Весь из себя! Гитару, сволочь, взял.
И понеслось: пришёл, увидел, выпил,
Сел, закусил, запел, очаровал.
Дух перевёл – и начал всё по новой,
Представ в глазах мочалок за столом
Неотразимой, с понтом, Казановой,
А временами – даже Бельмондом!
Главбух меня сочла немедля гадом,
Начав молчком не узнавать в упор
(Когда-то так же сделала завскладом,
Сомлев под струнный пошлый перебор).
Отвергнутый, как ложное авизо,
Я загундел – однако же в момент
Небрежно Фуксом был направлен в Пизу,
Главбухом послан был на депонент,
Как, значит, это… В общем, экскремент.
Вотще, приняв кило аперитива,
Как гражданин и где-то патриот
Я вымогал поддержку коллектива –
На мой трагизм безмолвствовал народ.
И от обиды, что пошло иначе
И что мечта разбилась в пух и прах,
Изгрыз в слезах я свой треух крольчачий,
Порвал шнурки руками на ногах.
Расшматовал своё пальто на вате.
Но всё ж к утру, в конце концов, смекнул:
Напрасно Фукса я обвиноватил,
Зря кетчуп лил под зад ему на стул.
Фукс был совсем не главною причиной
Моих ланит поблёкнувших и уст.
В том, что я стал покинутой мужчиной –
Виной главбуха извращённый вкус.
И, взяв себя и балалайку в руки
(Средств на гитару не сумев иметь),
Я от безумной сексуальной муки
Частушки начал матерные петь.
Стал мой прикид с тех пор отнюдь не жалок –
Я инструментом в ручках озорных
Ввожу в экстаз закройщиц и доярок,
Свинарок, блин, и даже поварих.
Тем и кормлюсь, фольклору благодарный.
Затих в крови жестокой страсти хмель…
Вот только гадкий перебор гитарный
Не выношу, туды его в качель!
2000
ПОДОПЛЁКА ОДНОГО СКАНДАЛА
Новосибирская баллада
С принуждением не спорит
До поры у нас народ:
Скажут: “Веруй!” – лоб расколет,
Скажут: “Рушь!” – собор взорвёт.
Лоб не только свой, к несчастью.
Да и храм – не дом родной.
Где уж тут бодаться с властью,
Что с небесной, что с земной!
Божий раб сегодня истов,
Вознося хвалу Христу:
“Распроклятых атеистов
Гнать за сотую версту!”.
Агрессивны, сановиты,
Божью кротость позабыв,
В новоделах неофиты,
С их повадкой встрять в актив,
Сыплют опиум свой густо,
Обожают обличать,
Норовят подмять искусство,
Лезут с ладаном в печать:
“Нам “Тангейзера” не надоть,
Разогнать пора бедлам!” –
О театре судит лапоть,
Не бывавший сроду там.
Чтоб в пылу разборок сдуру
Не дошло до топоров,
Подпрягли прокуратуру,
Ублажили верунов.
Дорошевич Влас в памфлете
Сто пятнадцать лет назад
Написал про страсти эти –
“Демон” был со сцены снят.
Вновь фанатики горазды
Инквизиторствовать вскачь –
Аж гнилые либерасты
На весь мир подняли плач:
“Заигрались в Рашке с верой
Под малиновый трезвон.
Дайте творческой манерой
Нам паскудить без препон!”.
Где закопана собака?
На добычу каждый лих.
Конкуренция, однако –
Разный опиум у них.
Беспредел адептов веры.
Театральный выкоблёж.
Здравый смысл где? Чувство меры?
Квипрокво и глупость сплошь.
Креативно блудит с пиплом
Штатам преданная знать,
Чтоб тлетворным духом гиблым
Человеков уловлять.
Мракобесный кляп неволи –
Или западное дно.
Неужели лучшей доли
Русским людям не дано?
Липнет к ним креакл, как клейстер,
Льнёт кутейник с куличом.
А Спаситель и “Тангейзер”
Совершенно ни при чём.
Мутноваты оказались
И “Сибирские огни” –
Опус этот убоялись
Обнародовать они.
2015
СХОДИЛ НА ВЫБОРЫ, НАЗЫВАЕТСЯ
Электоральная баллада
Голосовать в осенний день погожий
Явился я. Но лысый, словно пень,
Предизбиркома с бюрократской рожей
Вновь нé дал мне заветный бюллетень.
Сотрудник их, хвативший лишку виски,
Опять меня в журнале исказил:
Был прошлый раз Боярским я в их списке,
А в позапрошлый даже Бродским был.
На этот раз – в кошмаре не приснится –
Член избиркома, неуч и нахал,
Мне сунул в нос на букву “Б” страницу,
И я – о ужас! – Борманом предстал.
Придя в себя, заверещал законно,
Но, из себя обратно выходя,
Стал обонять наличие ОМОНа
И превратился в кроткое дитя
От предвкушенья их кирзовой ласки,
Баланды, шконки, шмона и т.д.
Вдруг двое в штатском, строгих не по-штатски,
Прогнали вдаль быков из УВД,
В рукав негромко сообщив: “Попался,
В конце концов, нацистский старожил:
О том, что он в Мытищах окопался,
Вчера из Лэнгли Штирлиц доложил!”.
– Kommen sie, bitte, teuer Herr Reichsleiter! –
И повели. На мой истошный вой,
Что я, с ничтожной пенсией бухгалтер,
Отнюдь не Борман, а совсем другой,
Что в избиркоме – шляпы-верхогляды,
А председатель – форменный осёл,
И, куда надо, волочить не надо,
Никто из штатских ухом не повёл.
Предизбиркома ухмылялся криво,
Злорадно члены мне глядели вслед.
Тогда, как пошлый вор из детектива,
Я запросился с плачем в туалет.
Дверь на запор. Открыто вмиг окошко.
Изображая голосом понос,
Я спрыгнул вниз пружинисто, как кошка,
И, словно уж, в жильё своё пополз.
План “Перехват” в районе объявили.
Соседний дом зачем-то опера
В осаду взяли. И автомобили
Сверкали там и выли до утра.
Приказ секретный спущен был спецназу.
Но зря я трясся загнанным зверьком –
Мне даже в дверь не стукнули ни разу.
Да здравствует растяпа-избирком,
Где секретарь, безграмотный амбал,
И адрес мой в их списке переврал!
2013
КАК Я НЕ СТАЛ ИЗВЕСТНЫМ
Баллада-ретро
Будь ты хоть везучий-развезучий,
Фарт не любит вызовов на бис,
Как фортуну просьбами ни мучай.
Вот и мне разок лишь выпал случай
Осадить издательство “Совпис”.
Благ душой, как верующий в храме,
От волненья чуть не впавший в транс,
Я не знал, что в схватках с шулерами
Кукиш к ста – единственный мой шанс.
Верил я, что скоро буду с книжкой –
Эдак лет примерно через пять.
Шесть рецензий у меня под мышкой
С однозначным выводом: “Издать!”.
Аки зверь, без всяких сантиментов
На меня редактор натравил
Самых злых зоилов-рецензентов –
Ни один душой не покривил.
На приём тьма-тьмущая народа.
В кабинет прорваться бы скорей,
Чтоб на стол редакторский с разлёта
Бросить шесть убойных козырей!
Да куда уж! Здесь клиент серьёзный:
Трубки, трости, веники бород,
На меня наставленные грозно –
Дескать, что ещё за обормот?
И топчусь я рядом с неким Саввой,
Перегар терплю его густой,
Соблюдая очередь за славой,
Как за водкой или колбасой.
Там внутри без комплексов ребята:
Не упустят собственный профит
(Каждый тиснуть сборник норовит) –
Пусть с талантом личным слабовато,
Строг любой и праведен на вид.
Неспроста же в каждом визитёре
Из разряда очередничков
Жалкую искательность во взоре
И в фигуре видно без очков.
Ну, а мимо мнущихся у стенки –
Тут и я столбом стою, хоть дой –
Прут Фазили, Рейны, Евтушенки,
Открывая дверь туда ногой –
На глазах безропотных баранов…
Вот и вечер. Время по домам.
И в предбанник, словно бог, Е.Храмов
Вышел, чуть покряхтывая, сам.
По-медвежьи потоптался. Грозный!
Деловито запер кабинет.
От рецензий отмахнулся: – Поздно,
Свёрстан план вперёд на десять лет.
И пошёл я, солнцем не палимый,
По Арбату к станции метро
Мимо славы, даже кассы мимо,
Где кассирша щурилась хитро:
Примиряйся, горемыка, с ролью –
Рваным штемпом быть у шулеров…
А стихи вернул мне бандеролью,
Чтоб не знаться с перекатной голью,
Через год какой-то А.Бобров.
2013
==================
ОТВЯЗНЫЕ ГАСТРОЛИ
Искусство – в жизнь! Культуру – в массы!
Бомонд самарский сбился с ног.
Аншлаг. С утра закрыты кассы,
Последний слышится звонок.
Не пожалели фаны денег
За свой культурный интерес:
Театр московский “Современник” –
Не фунт изюму на развес.
Ефремов прибыл на гастроли,
Фрондёрист, славен, даровит,
Неподражаем в каждой роли –
Умри от зависти, Брэд Питт!
Театр уж полон, ложи блещут,
Но целых тридцать пять минут
Вотще поклонницы трепещут –
Нигде кумира не найдут.
Дождались всё-таки пролога:
В нетрезвом виде Михаил,
С клюкой мотаясь колченого,
Самарцев всласть обматерил.
На стол с ногами влез парняга,
Другой столичный остолоп,
И там уселся, как макака,
Изображать британца чтоб.
Премьер ещё подкинул жару –
И расползающийся зал,
А заодно и всю Самару
Раз шесть, как следует, послал.
“Какие это театралы?
Темны и тупы, точно пни –
Зулусы, половцы, вандалы,
Апачи, гунны, маргиналы,
Команчи, варвары они!
За бабки плёвые быкуют,
Не догоняют божий дар,
Базар в партере не фильтруют
И даже в ложе бенуар.
Несёт пургу, толкнув маляву
В Минкульт, блатная борзота.
По контрамаркам на халяву
У них козырные места.
Теперь корячься из-за хрени,
Давись предъявой и ботвой…” –
Ну, и так далее по фене,
По нотам музыки блатной.
Таков у нас язык элиты,
Сплошь криминалом заражён,
Слова нормальные забыты,
В фаворе лагерный жаргон.
Хорош артист, аж плюнуть хотца!
Глашатай быковских острот
Потом зарвётся и нарвётся,
И попадёт-таки в острог.
Куда бежать сегодня массам,
Как, бедным, катарсис поймать?
– Верните деньги! “Шиш вам с маслом!!
Бабло такое отдавать
Неблагодарным папуасам?
Ступайте лучше восвояси
Читать Такидзи Кобаяси”,
И вслед со сцены – “мать” да “мать”.
2018, 2020
* * *
Уже не тот я стал, и нет во мне огня,
Которым я горел пред нежною Цинарой.
Quintus Horatius Flaccus
Уж не тот я, что был при Цинаре моей
В пору вешнюю жизни самарской:
Похудел, побледнел, в жилах кровь холодней,
И лицо стало сморщенной маской.
Был я весь, как рондель, мадригал и сонет,
А теперь, словно скучный подстрочник.
Затянуло ледком, замело пылью лет
Вдохновения тайный источник.
Как в смолу муравей, я в любовь сдуру влип,
Увязая сильней год от года.
У Цинары моей был земной прототип –
Особь взрослая женского рода.
В синей дымке вдали за рекой Жигули
Вкупе с ней полонили мне душу.
Но её увели, мою Аннабель Ли,
В новгородскую зимнюю стужу.
Я вином исцелял свой сердечный угар,
Я тянул к ней беспомощно руки,
Хоть придумал её, как придумал Эдгар
Эту Аннабель в творческой муке.
Аж гибридом Ромео и Гамлета стал
В опасенье развязки кровавой
И на левую руку уже надевал
Я галошу с ноги моей правой.
Невзирая на то, что кругом стукачи,
Выражал свои чувства публично,
И за это меня, аки тати в ночи,
Активисты накрыли с поличным.
Повредившись умом, оклемался с трудом.
Время волжскою чайкою мчалось.
Поросло всё быльём. Лишь о времени том
Пара снимков на память осталась.
Снится мне яркий зал, чей-то свадебный бал,
В танце огненном гибкое тело...
Сам не верю, что стал я морщинист и вял
И ослаб, знамо где, до предела.
Вдруг она мне звонит, помню всё, говорит,
Овдовела, одна, дескать, дома.
А меня, как назло, не пускает артрит
Да ещё – как её? – аденома.
2011
СТИХОТВОРЕЦ
Влюблён в себя сильней Нарцисса,
Эгоистичен, говорлив,
Трындит, как старая актриса,
То в раж впадая, то в наив –
Но с виду смирненько, прилично.
И где же людям рассмотреть,
Что маска скромника прилипла
К лицу, отвыкшему краснеть?
Мастак гражданочкам в колени
Разгорячённым ткнуться лбом
В пылу туманных откровений,
Что он в раздрае роковом,
Что, не как прочие, он сделан.
Псевдолюбя, псевдоскорбя,
Вчера стрезва страну жалел он,
Сегодня спьяну – лишь себя.
Спец на эстраде и в печати
К игре эмоций и словес
Аплодисментов жидких ради
Привлечь народный интерес.
И, на ходули влезши цепко,
Хотя до славы, как до звёзд,
Ходули плюс свой чубчик с кепкой
Спешит за личный выдать рост.
Объят гражданственной кручиной,
Взывает к жизни не по лжи,
Старатель нервный и кичливый
Иссякших недр своей души –
То здешний, то потусторонний…
Да уж не сам ли я такой,
Когда к сердцам без церемоний
Тянусь рифмованной строкой?
2012
Да, подправил Борский классика, в ряде случаев, действительно, бывает, что "Человек - это звучит горько". Творчество поэта мне знакомо с Литинститута, его стихо "Русский Икар" тогда наизусть повторяли, давно дело было. Потом в романе Вайнеров "Эра милосердия" (он же "Место встречи изменить нельзя") Володя Шарапов уважительно отозвался о поэте Николае Борском при допросе Фукса. В кинофильме, правда, Говорухин заменил Борского на Сперанского. А Николай продолжал творить, всегда на основе державности, религиозности и народности. До сих пор так пишет, хотя и очень старый, ведь Союз писателей СССР его приняли вскоре после института. Позднее он как-то пропал с радаров, появился уже в веке интернета, новая творческая серия началась - на более высоком уровне, но по-прежнему в духе законопослушания и нравственного благочестия. Разве что иногда с налётом ностальгии о советских временах, но тоже умеренно. Читаю его с интересом. Эта публикация не исключение.
Инок Пётр, его брат во Христе.
На мой взгляд, ничего весёлого тут и не злая сатира это, а так, свой ответ на достоевский вопрос: "Тварь ли я дрожащая или право имею?" Вот автор, показывая злоключения своего главного персонажа, и отвечает на этот вопрос однозначно: "Да, я тварь дрожащая, никак иначе". Даже будучи вполне состоятельным, при "Мерседесе" и в смокинге из бутика, он сознаёт, что его по прихоти местного начальства запросто могут ни за что притянуть "по любой статье УК". Такое уж у него виктимное самоощущение, сформировавшееся на основе личного опыта. Тут не злость, не злоба, а просто беспросветное отчаяние. Ну, никак не выходит у него выдавить из себя: "Человек - это звучит гордо". Простим горемыку, чего уж там...