ПОЭЗИЯ / Николай БОРСКИЙ. ВЕСЁЛЫЕ БАЛЛАДЫ (или злая сатира?). Поэзия
Николай БОРСКИЙ

Николай БОРСКИЙ. ВЕСЁЛЫЕ БАЛЛАДЫ (или злая сатира?). Поэзия

 

Николай БОРСКИЙ

ВЕСЁЛЫЕ БАЛЛАДЫ (или злая сатира?)

 

СМЕРТЕЛЬНЫЙ РЕЙД
             Кинобаллада

Упрёкам вняв, за хлебом я собрался:

Телеэкран со вздохом погасил,

Сквозь зубы с тёщей скорбно попрощался,

Обнял жену, детей благословил.

 

До магазина – целых два квартала.

Хоть не шестнадцать, как в боевике.

И, где бегом, где по-пластунски, стал я

Передвигаться к цели налегке.

 

Мелькнул в проулке Штирлиц с чемоданом,

Таща на явку рацию для Кэт.

Рука в штанах столкнулась с чем-то странным,

Но очень твёрдым – видно, пистолет.

 

Вот тут и началось, и замутило,

В мозгах затмилось, смялось, развезло,

Поволокло, забило, накатило,

Загрохотало, подняло, свело.

 

При двух навскидку бьющих в цель “береттах”,

С жестоким взглядом, острым, будто нож,

От полицейских, в штатское одетых,

Лысак рванул, на Стэтхэма похож.

 

Главарь горбатый снёс на остановке

Своим “Ниссаном” восемь человек,

И опера отважные с Петровки

Его валили мордою на снег.

 

Какой-то крендель в штатовской бандане

Троих амбалов пахтал, как Сигал,

Из минигана, точно на экране,

Прохожих Рембо с рёвом поливал.

 

Бандит под маской стрючил бабки в банке,

Через окно сразив охрану в лоб,

В тени берёз четыре наркоманки

Интеллигента брали на гоп-стоп.

 

Путан убийцы резали в подъездах

(По-поросячьи верещали мисс),

С карниза дома группа неизвестных,

Как лягушат, людей кидала вниз.

 

Таился киллер в сумерках окрестных,

Палил в кого-то кто-то из окна,

Вверху с балкона группа неизвестных

К жильцам ломилась с воплем: “Всем хана!”.

 

Два детектива вора из сарая

Вели к машине в отблесках огня

И внутрь пихали, в темя напирая.

Ох, слава богу, вроде не меня!

 

Маньяк серийный, расчленёнкой свежей

Набив мешок, валил его в кювет.

С опасной бритвой голый сумасшедший

До магазина брёл за мною вслед.

 

Хотел залечь я в луже за канавой

И затаиться, словно гавиал,

Но в ней внезапно захлебнулся пьяный –

Скорей всего, здесь тоже криминал.

 

Не помню, как купил ржаного хлеба,

Как сдачу взял трепещущей рукой…

Оплошка чёрта или милость неба –

Цел-невредим, с буханкою домой

 

Я весь в ознобе всё же воротился,

Трезв, как стекло, но с виду пьяный в хлам,

И, словно колос скошенный, свалился

К неумолимым тёщиным ногам.

 

Бригада “Скорой” вовремя поспела –

И я в постель на девять дней залёг,

Чтоб из-за двери слышать то и дело:

– Забей ты на блокбастеры, зятёк!

2013

 

НАКОНЕЦ-ТО СТЁРЛИСЬ ГРАНИ
             Баллада-кантри

В деревеньку еду, верность

Малой родине храня,

Где свою мне явит серость

Сиволапая родня.

 

Мерседес мой шестисотый –

Не какое-то “Камри”.

Обзаведшийся Тойотой,

От завидок не помри!

 

Всё при мне: смартфон сенсорный,

Навигатор, ноутбук,

От Версачи смокинг чёрный,

На конечностях – нубук.

 

Прикатил. Взглянули кисло.

Растерявшийся, молчу.

Поясняют: нету смысла

Подсыкаться к москвичу.

 

Хоть ужрись, на рынке пищи,

В телеблюдцах – отчий край,

Интернет в любом жилище,

Местность всю накрыл wi-fi.

 

И в подъездах достиженье –

Стыдно выйти в неглиже,

Ибо датчики движенья

Там на каждом этаже:

 

Шаг туда – и свет включился,

Шасть в квартиру – он погас.

Виден каждый, кто мочился

На ступеньки в поздний час.

 

А путаны – как в столице,

Даже краше иногда,

И жируют без стыда

Беззаботные счастливцы

С ними в качестве кота.

 

Есть “Пятёрочки”, “Магниты”,

Бюрократы, как клопы,

Также водятся бандиты

И, само собой, попы.

 

Как повсюду, с безнадёги

Обивает бедный люд

По рабочим дням пороги

В “Центре занятости” тут.

 

Видел даже рэкетира –

Мэра кум, судьихи зять.

Только платного сортира

Не сумел я отыскать:

 

Мазы нет – кустов избыток.

Нерентабелен объект.

Здесь барыга тоже прыток,

Проявляет интеллект.

 

По дешёвке шнапс палёный,

Травки, гера до фига,

Школоты базар жаргонный,

Ни словца без матюга;

 

Речи с глупостью бездонной

От начальства свысока

И чуть что – стращанье зоной

По любой статье УК…

 

Восскорбел я, потрясённый,

В пиджаке из бутика

Над такой курьёзной смесью

Инноваций и прорех –

Между городом и весью

Стёрлись грани, как на грех.

2018

 

БАЛЛАДА О НЕСЧАСТНОЙ ЛЮБВИ
             В сопровождении балалайки

Душа моя парила, словно птица:

В родной конторе, где красавиц тьма,

В главбуха жизнь заставила влюбиться –

Невзрачную и в возрасте весьма.

 

Настолько чувство было неземное,

Что в эротизм возвышенный я впал

И, раньше срока выйдя из запоя,

Цензурность речи в целом соблюдал.

 

К ней в кабинет в своём треухе сальном,

В гуманитарном клетчатом пальто

Втирался я с лицом официальным:

Ждал – вдруг домой возьмёт с собой в авто?

 

Нальёт вина, нарежет булку с маком,

Потом затащит силою в кровать,

И я главбуха осчастливлю браком –

Гражданским, типа, часиков на пять.

 

А после, значит, за мою активность –

Оклад высокий, побоку налог…

Но подвела крестьянская наивность,

И избежать афронта я не смог.

 

На пьянку в офис Фукс однажды прибыл –

Весь из себя! Гитару, сволочь, взял.

И понеслось: пришёл, увидел, выпил,

Сел, закусил, запел, очаровал.

 

Дух перевёл – и начал всё по новой,

Представ в глазах мочалок за столом

Неотразимой, с понтом, Казановой,

А временами – даже Бельмондом!

 

Главбух меня сочла немедля гадом,

Начав молчком не узнавать в упор

(Когда-то так же сделала завскладом,

Сомлев под струнный пошлый перебор).

 

Отвергнутый, как ложное авизо,

Я загундел – однако же в момент

Небрежно Фуксом был направлен в Пизу,

Главбухом послан был на депонент,

Как, значит, это… В общем, экскремент.

 

Вотще, приняв кило аперитива,

Как гражданин и где-то патриот

Я вымогал поддержку коллектива –

На мой трагизм безмолвствовал народ.

 

И от обиды, что пошло иначе

И что мечта разбилась в пух и прах,

Изгрыз в слезах я свой треух крольчачий,

Порвал шнурки руками на ногах.

 

Расшматовал своё пальто на вате.

Но всё ж к утру, в конце концов, смекнул:

Напрасно Фукса я обвиноватил,

Зря кетчуп лил под зад ему на стул.

 

Фукс был совсем не главною причиной

Моих ланит поблёкнувших и уст.

В том, что я стал покинутой мужчиной –

Виной главбуха извращённый вкус.

 

И, взяв себя и балалайку в руки

(Средств на гитару не сумев иметь),

Я от безумной сексуальной муки

Частушки начал матерные петь.

 

Стал мой прикид с тех пор отнюдь не жалок –

Я инструментом в ручках озорных

Ввожу в экстаз закройщиц и доярок,

Свинарок, блин, и даже поварих.

 

Тем и кормлюсь, фольклору благодарный.

Затих в крови жестокой страсти хмель…

Вот только гадкий перебор гитарный

Не выношу, туды его в качель!

2000

 

ПОДОПЛЁКА ОДНОГО СКАНДАЛА
               Новосибирская баллада

С принуждением не спорит

До поры у нас народ:

Скажут: “Веруй!” – лоб расколет,

Скажут: “Рушь!” – собор взорвёт.

 

Лоб не только свой, к несчастью.

Да и храм – не дом родной.

Где уж тут бодаться с властью,

Что с небесной, что с земной!

 

Божий раб сегодня истов,

Вознося хвалу Христу:

“Распроклятых атеистов

Гнать за сотую версту!”.

 

Агрессивны, сановиты,

Божью кротость позабыв,

В новоделах неофиты,

С их повадкой встрять в актив,

 

Сыплют опиум свой густо,

Обожают обличать,

Норовят подмять искусство,

Лезут с ладаном в печать:

 

“Нам “Тангейзера” не надоть,

Разогнать пора бедлам!” –

О театре судит лапоть,

Не бывавший сроду там.

 

Чтоб в пылу разборок сдуру

Не дошло до топоров,

Подпрягли прокуратуру,

Ублажили верунов.

 

Дорошевич Влас в памфлете

Сто пятнадцать лет назад

Написал про страсти эти –

“Демон” был со сцены снят.

 

Вновь фанатики горазды

Инквизиторствовать вскачь –

Аж гнилые либерасты

На весь мир подняли плач:

 

“Заигрались в Рашке с верой

Под малиновый трезвон.

Дайте творческой манерой

Нам паскудить без препон!”.

 

Где закопана собака?

На добычу каждый лих.

Конкуренция, однако –

Разный опиум у них.

 

Беспредел адептов веры.

Театральный выкоблёж.

Здравый смысл где? Чувство меры?

Квипрокво и глупость сплошь.

 

Креативно блудит с пиплом

Штатам преданная знать,

Чтоб тлетворным духом гиблым

Человеков уловлять.

 

Мракобесный кляп неволи –

Или западное дно.

Неужели лучшей доли

Русским людям не дано?

 

Липнет к ним креакл, как клейстер,

Льнёт кутейник с куличом.

А Спаситель и “Тангейзер”

Совершенно ни при чём.

 

Мутноваты оказались

И “Сибирские огни” –

Опус этот убоялись

Обнародовать они.

2015

 

СХОДИЛ НА ВЫБОРЫ, НАЗЫВАЕТСЯ
                 Электоральная баллада

Голосовать в осенний день погожий

Явился я. Но лысый, словно пень,

Предизбиркома с бюрократской рожей

Вновь нé дал мне заветный бюллетень.

 

Сотрудник их, хвативший лишку виски,

Опять меня в журнале исказил:

Был прошлый раз Боярским я в их списке,

А в позапрошлый даже Бродским был.

 

На этот раз – в кошмаре не приснится –

Член избиркома, неуч и нахал,

Мне сунул в нос на букву “Б” страницу,

И я – о ужас! – Борманом предстал.

 

Придя в себя, заверещал законно,

Но, из себя обратно выходя,

Стал обонять наличие ОМОНа

И превратился в кроткое дитя

 

От предвкушенья их кирзовой ласки,

Баланды, шконки, шмона и т.д.

Вдруг двое в штатском, строгих не по-штатски,

Прогнали вдаль быков из УВД,

 

В рукав негромко сообщив: “Попался,

В конце концов, нацистский старожил:

О том, что он в Мытищах окопался,

Вчера из Лэнгли Штирлиц доложил!”.

 

– Kommen sie, bitte, teuer Herr Reichsleiter! –

И повели. На мой истошный вой,

Что я, с ничтожной пенсией бухгалтер,

Отнюдь не Борман, а совсем другой,

 

Что в избиркоме – шляпы-верхогляды,

А председатель – форменный осёл,

И, куда надо, волочить не надо,

Никто из штатских ухом не повёл.

 

Предизбиркома ухмылялся криво,

Злорадно члены мне глядели вслед.

Тогда, как пошлый вор из детектива,

Я запросился с плачем в туалет.

 

Дверь на запор. Открыто вмиг окошко.

Изображая голосом понос,

Я спрыгнул вниз пружинисто, как кошка,

И, словно уж, в жильё своё пополз.

 

План “Перехват” в районе объявили.

Соседний дом зачем-то опера

В осаду взяли. И автомобили

Сверкали там и выли до утра.

 

Приказ секретный спущен был спецназу.

Но зря я трясся загнанным зверьком –

Мне даже в дверь не стукнули ни разу.

Да здравствует растяпа-избирком,

Где секретарь, безграмотный амбал,

И адрес мой в их списке переврал!

2013

 

КАК Я НЕ СТАЛ ИЗВЕСТНЫМ
                   Баллада-ретро

Будь ты хоть везучий-развезучий,

Фарт не любит вызовов на бис,

Как фортуну просьбами ни мучай.

Вот и мне разок лишь выпал случай

Осадить издательство “Совпис”.

 

Благ душой, как верующий в храме,

От волненья чуть не впавший в транс,

Я не знал, что в схватках с шулерами

Кукиш к ста – единственный мой шанс.

 

Верил я, что скоро буду с книжкой –

Эдак лет примерно через пять.

Шесть рецензий у меня под мышкой

С однозначным выводом: “Издать!”.

 

Аки зверь, без всяких сантиментов

На меня редактор натравил

Самых злых зоилов-рецензентов –

Ни один душой не покривил.

 

На приём тьма-тьмущая народа.

В кабинет прорваться бы скорей,

Чтоб на стол редакторский с разлёта

Бросить шесть убойных козырей!

 

Да куда уж! Здесь клиент серьёзный:

Трубки, трости, веники бород,

На меня наставленные грозно –

Дескать, что ещё за обормот?

 

И топчусь я рядом с неким Саввой,

Перегар терплю его густой,

Соблюдая очередь за славой,

Как за водкой или колбасой.

 

Там внутри без комплексов ребята:

Не упустят собственный профит

(Каждый тиснуть сборник норовит) –

Пусть с талантом личным слабовато,

Строг любой и праведен на вид.

 

Неспроста же в каждом визитёре

Из разряда очередничков

Жалкую искательность во взоре

И в фигуре видно без очков.

 

Ну, а мимо мнущихся у стенки –

Тут и я столбом стою, хоть дой –

Прут Фазили, Рейны, Евтушенки,

Открывая дверь туда ногой –

 

На глазах безропотных баранов…

Вот и вечер. Время по домам.

И в предбанник, словно бог, Е.Храмов

Вышел, чуть покряхтывая, сам.

 

По-медвежьи потоптался. Грозный!

Деловито запер кабинет.

От рецензий отмахнулся: – Поздно,

Свёрстан план вперёд на десять лет.

 

И пошёл я, солнцем не палимый,

По Арбату к станции метро

Мимо славы, даже кассы мимо,

Где кассирша щурилась хитро:

 

Примиряйся, горемыка, с ролью –

Рваным штемпом быть у шулеров…

А стихи вернул мне бандеролью,

Чтоб не знаться с перекатной голью,

Через год какой-то А.Бобров.

2013

 

==================

ОТВЯЗНЫЕ ГАСТРОЛИ

Искусство – в жизнь! Культуру – в массы!

Бомонд самарский сбился с ног.

Аншлаг. С утра закрыты кассы,

Последний слышится звонок.

 

Не пожалели фаны денег

За свой культурный интерес:

Театр московский “Современник” –

Не фунт изюму на развес.

 

Ефремов прибыл на гастроли,

Фрондёрист, славен, даровит,

Неподражаем в каждой роли –

Умри от зависти, Брэд Питт!

 

Театр уж полон, ложи блещут,

Но целых тридцать пять минут

Вотще поклонницы трепещут –

Нигде кумира не найдут.

 

Дождались всё-таки пролога:

В нетрезвом виде Михаил,

С клюкой мотаясь колченого,

Самарцев всласть обматерил.

 

На стол с ногами влез парняга,

Другой столичный остолоп,

И там уселся, как макака,

Изображать британца чтоб.

 

Премьер ещё подкинул жару –

И расползающийся зал,

А заодно и всю Самару

Раз шесть, как следует, послал.

 

“Какие это театралы?

Темны и тупы, точно пни –

Зулусы, половцы, вандалы,

Апачи, гунны, маргиналы,

Команчи, варвары они!

 

За бабки плёвые быкуют,

Не догоняют божий дар,

Базар в партере не фильтруют

И даже в ложе бенуар.

 

Несёт пургу, толкнув маляву

В Минкульт, блатная борзота.

По контрамаркам на халяву

У них козырные места.

 

Теперь корячься из-за хрени,

Давись предъявой и ботвой…” –

Ну, и так далее по фене,

По нотам музыки блатной.

 

Таков у нас язык элиты,

Сплошь криминалом заражён,

Слова нормальные забыты,

В фаворе лагерный жаргон.

 

Хорош артист, аж плюнуть хотца!

Глашатай быковских острот

Потом зарвётся и нарвётся,

И попадёт-таки в острог.

 

Куда бежать сегодня массам,

Как, бедным, катарсис поймать?

– Верните деньги! “Шиш вам с маслом!!

Бабло такое отдавать

Неблагодарным папуасам?

Ступайте лучше восвояси

Читать Такидзи Кобаяси”,

И вслед со сцены – “мать” да “мать”.

2018, 2020

 

* * *

Уже не тот я стал, и нет во мне огня,
        Которым я горел пред нежною Цинарой.

                                    Quintus Horatius Flaccus

Уж не тот я, что был при Цинаре моей

В пору вешнюю жизни самарской:

Похудел, побледнел, в жилах кровь холодней,

И лицо стало сморщенной маской.

 

Был я весь, как рондель, мадригал и сонет,

А теперь, словно скучный подстрочник.

Затянуло ледком, замело пылью лет

Вдохновения тайный источник.

 

Как в смолу муравей, я в любовь сдуру влип,

Увязая сильней год от года.

У Цинары моей был земной прототип –

Особь взрослая женского рода.

 

В синей дымке вдали за рекой Жигули

Вкупе с ней полонили мне душу.

Но её увели, мою Аннабель Ли,

В новгородскую зимнюю стужу.

 

Я вином исцелял свой сердечный угар,

Я тянул к ней беспомощно руки,

Хоть придумал её, как придумал Эдгар

Эту Аннабель в творческой муке.

 

Аж гибридом Ромео и Гамлета стал

В опасенье развязки кровавой

И на левую руку уже надевал

Я галошу с ноги моей правой.

 

Невзирая на то, что кругом стукачи,

Выражал свои чувства публично,

И за это меня, аки тати в ночи,

Активисты накрыли с поличным.

 

Повредившись умом, оклемался с трудом.

Время волжскою чайкою мчалось.

Поросло всё быльём. Лишь о времени том

Пара снимков на память осталась.

 

Снится мне яркий зал, чей-то свадебный бал,

В танце огненном гибкое тело...

Сам не верю, что стал я морщинист и вял

И ослаб, знамо где, до предела.

 

Вдруг она мне звонит, помню всё, говорит,

Овдовела, одна, дескать, дома.

А меня, как назло, не пускает артрит

Да ещё – как её? – аденома.

2011

 

СТИХОТВОРЕЦ

Влюблён в себя сильней Нарцисса,

Эгоистичен, говорлив,

Трындит, как старая актриса,

То в раж впадая, то в наив –

 

Но с виду смирненько, прилично.

И где же людям рассмотреть,

Что маска скромника прилипла

К лицу, отвыкшему краснеть?

 

Мастак гражданочкам в колени

Разгорячённым ткнуться лбом

В пылу туманных откровений,

Что он в раздрае роковом,

 

Что, не как прочие, он сделан.

Псевдолюбя, псевдоскорбя,

Вчера стрезва страну жалел он,

Сегодня спьяну – лишь себя.

 

Спец на эстраде и в печати

К игре эмоций и словес

Аплодисментов жидких ради

Привлечь народный интерес.

 

И, на ходули влезши цепко,

Хотя до славы, как до звёзд,

Ходули плюс свой чубчик с кепкой

Спешит за личный выдать рост.

 

Объят гражданственной кручиной,

Взывает к жизни не по лжи,

Старатель нервный и кичливый

Иссякших недр своей души –

 

То здешний, то потусторонний…

Да уж не сам ли я такой,

Когда к сердцам без церемоний

Тянусь рифмованной строкой?

2012

 

Комментарии

Комментарий #42864 30.09.2024 в 17:32

Да, подправил Борский классика, в ряде случаев, действительно, бывает, что "Человек - это звучит горько". Творчество поэта мне знакомо с Литинститута, его стихо "Русский Икар" тогда наизусть повторяли, давно дело было. Потом в романе Вайнеров "Эра милосердия" (он же "Место встречи изменить нельзя") Володя Шарапов уважительно отозвался о поэте Николае Борском при допросе Фукса. В кинофильме, правда, Говорухин заменил Борского на Сперанского. А Николай продолжал творить, всегда на основе державности, религиозности и народности. До сих пор так пишет, хотя и очень старый, ведь Союз писателей СССР его приняли вскоре после института. Позднее он как-то пропал с радаров, появился уже в веке интернета, новая творческая серия началась - на более высоком уровне, но по-прежнему в духе законопослушания и нравственного благочестия. Разве что иногда с налётом ностальгии о советских временах, но тоже умеренно. Читаю его с интересом. Эта публикация не исключение.
Инок Пётр, его брат во Христе.

Комментарий #42856 27.09.2024 в 20:35

На мой взгляд, ничего весёлого тут и не злая сатира это, а так, свой ответ на достоевский вопрос: "Тварь ли я дрожащая или право имею?" Вот автор, показывая злоключения своего главного персонажа, и отвечает на этот вопрос однозначно: "Да, я тварь дрожащая, никак иначе". Даже будучи вполне состоятельным, при "Мерседесе" и в смокинге из бутика, он сознаёт, что его по прихоти местного начальства запросто могут ни за что притянуть "по любой статье УК". Такое уж у него виктимное самоощущение, сформировавшееся на основе личного опыта. Тут не злость, не злоба, а просто беспросветное отчаяние. Ну, никак не выходит у него выдавить из себя: "Человек - это звучит гордо". Простим горемыку, чего уж там...