Владимир ХОМЯКОВ. «ЭТО ФИЛОСОФСКАЯ ВЕЩЬ». К столетию поэмы Есенина «Цветы»
Владимир ХОМЯКОВ
«ЭТО ФИЛОСОФСКАЯ ВЕЩЬ»
К столетию поэмы Есенина «Цветы»
Зацветающий луг.
Юный голос берёз…
Сном предзоревым вдруг
грянет резкий мороз.
Птичий съёжится гам,
затаится гроза.
…Ветер мёртвым цветам
закрывает глаза.
Автор
За два месяца до своей гибели, 27 октября 1925 года, Сергей Есенин завершил стихотворение «Цветы мне говорят – прощай…»:
Цветы мне говорят – прощай,
Головками склоняясь ниже,
Что я навеки не увижу
Её лицо и отчий край.
Любимая, ну, что ж! Ну, что ж,
Я видел их и видел землю,
И эту гробовую дрожь
Как ласку новую приемлю.
И потому, что я постиг
Всю жизнь, пройдя с улыбкой мимо, –
Я говорю на каждый миг,
Что всё на свете повторимо.
Не всё ль равно – придёт другой,
Печаль ушедшего не сгложет,
Оставленной и дорогой
Пришедший лучше песню сложит.
И, песне внемля в тишине,
Любимая с другим любимым,
Быть может, вспомнит обо мне,
Как о цветке неповторимом.
Спустя некоторое время этот лирический шедевр в подборках с другими, незадолго до того написанными, произведениями поэта был опубликован в декабрьских номерах популярных столичных журналов «Красная нива» и «Красная новь». Они тут же разошлись по всей стране. Читая эти журналы, бакинские любители поэзии удивились: новое стихотворение «Цветы мне говорят – прощай…» некоторыми строчками напомнило им есенинскую поэму «Цветы», напечатанную 4 января 1925 года в однодневной газете «Арена» («Работники печати – работникам цирка»). Издание вышло в поддержку местных артистов. За неделю до этого в Баку произошёл пожар, уничтоживший здание республиканского цирка. Ответственным за выпуск газеты «Арена» был Пётр Чагин, второй секретарь ЦК компартии Азербайджана, редактор газеты «Бакинский рабочий», друг Сергея Есенина. Именно этому известному журналисту поэт отправил 14 декабря 1924 года «новую хорошую» поэму «Цветы», о которой отзывался: «Это, пожалуй, лучше всего, что я написал… Это философская вещь. Её нужно читать так: выпить немного, подумать о звёздах, о том, что ты такое в пространстве, и т.д., тогда она будет понятна».
Однако, вопреки ожиданиям автора, поэма встретила холодный приём и в «Бакинском рабочем», и в журнале «Красная новь», где увидела свет только через 11 месяцев после смерти Есенина, уже в ноябре 1926 года. Правда, Пётр Чагин, воспользовавшись тем, что комиссией по оказанию помощи погорельцам было принято решение о выпуске однодневной благотворительной газеты «Арена», сумел опубликовать в этом номере «Цветы». В поэме всего 12 главок, около сотни строк. Первые девять и заключительная главки «Цветов» наполнены лирическими раздумьями автора о неповторимости человеческих чувств и повторимости бытия. Героями поэмы становятся левкой, резеда, колокольчик, василёк, рябиновый цвет, золотая роза:
А эта разве голова
Тебе не роза золотая?
Подобный образ возникнет у Есенина и в стихотворении мая 1925 года «Прощай, Баку! Тебя я не увижу…», посвящённом младшему брату Петра Чагина, сотруднику советского посольства в Тегеране Василию Болдовкину:
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
Десятая и одиннадцатая главки поэмы романтически отражают революционные события Октября 1917 года:
Цветы сражалися друг с другом,
И красный цвет был всех бойчей.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Октябрь! Октябрь!
Мне страшно жаль
Те красные цветы, что пали.
Примечательно, что октябрьская тематика получила яркое развитие в есенинской поэме «Анна Снегина», созданной вскоре после «Цветов».
А образ «Цветы ходячие земли!» относит нас к стихотворению 1924 года из цикла «Персидские мотивы»:
Свет вечерний шафранного края,
Тихо розы бегут по полям.
И всё же Есенин, как великий мастер стиха, пророчески сгустил образы «Цветов» в стихотворении октября 1925 года «Цветы мне говорят – прощай…». Здесь использованы в несколько изменённом виде три строфы поэмы:
Цветы мне говорят прощай,
Головками кивая низко.
Ты больше не увидишь близко
Родное поле, отчий край.
Любимые! Ну что ж, ну что ж!
Я видел вас и видел землю
И эту гробовую дрожь
Как ласку новую приемлю
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И потому, что я постиг,
Что мир мне не монашья схима,
Я ласково влагаю в стих,
Что всё на свете повторимо.
Возникает в поэме и мысль, ставшая предтечей прекрасной концовки стихотворения («Любимая с другим любимым, /Быть может, вспомнит обо мне, /Как о цветке неповторимом»):
Любовь моя! Прости, прости.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Неповторимы ты и я.
Помрём – за нас придут другие.
Но это всё же не такие –
Уж я не твой, ты не моя.
Поэма «Цветы», не получившая должного признания у современников Есенина и, после написания им на её основе стихотворения «Цветы мне говорят – прощай…», не включённая великим лириком в его трёхтомное Собрание стихотворений, уже в 70-е годы минувшего века была высоко оценена известными литературоведами Анатолием Волковым и Юрием Прокушевым. Первый в книге «Художественные искания Есенина» (издательство «Советский писатель», 1976) так отозвался об этом произведении: «Любовь к родине и к той единственной, которая была создана мечтой лирического героя многочисленных стихов, сложилась постепенно в единое целое… Любовь к родине как бы оживляет мечты лирического героя о личном счастье, которое ему не суждено было познать, поддерживает его веру в преображение родной земли».
А вот отклик Юрия Прокушева в его книге «Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха» (издательство «Современник», 1975): «…без особых колебаний соглашаешься со столь высокой оценкой «Цветов» самим автором… Человек – дивное творение природы, прекрасный, неповторимый цветок живой жизни, сам себе необъятная Вселенная своей души. В поэме «Цветы» Есенин сумел обо всём этом сказать по-своему, в высшей степени художественно впечатляюще и самобытно… Общечеловеческое содержание, казалось бы, глубоко личных, индивидуальных образов, за которыми чаще всего угадывается фигура самого автора, его мир дум и чувств; дерзкая, самобытнейшая метафоричность стиха; наконец, сочетание в поэме земной конкретной романтической реальности с вселенско-глобальным охватом явлений действительности – таковы характерные черты и особенности новаторской поэтики «Цветов»… «Цветы» создавали ту «просветлённость» и «сосредоточенность в себе», ту возвышенную атмосферу нравственной чистоты и сердечности, которые были так необходимы поэту в ту радостную пору…».
Но какие бы звонкие оценки ни давали критики полюбившемуся им произведению, главным, конечно же, остаётся волшебство поэтических строк. И вслед за Сергеем Есениным так и хочется вновь и вновь повторять заключительные слова его «Цветов»:
Я милой голову мою
Отдам, как розу золотую.