Юрий ЩЕРБАКОВ. ВЕНОК ЕСЕНИНУ. Поэзия

 

Юрий ЩЕРБАКОВ

ВЕНОК ЕСЕНИНУ

 

1.

Рифмы нет: «Россия» и «Есенин».

Что б вы понимали, знатоки!

Рифмы нет важнее и точнее!

И два слова те – как две руки

 

Одного измученного тела

И одной неистовой души.

Ты её заветные пределы

Мерить прежней рифмой не спеши!

 

Заповедность песенного дара,

Величавость, гордость, стать и прыть,

И мятежной нежности пожары –

Как в размер придуманный вместить?

 

Русь моя, тебе я благодарен

Каждым своим мигом, всей судьбой,

Что Есенин, Сталин и Гагарин

Навсегда рифмуются с тобой!

 

Что не стала лютая эпоха

Средоточьем страха и греха,

Что вместились в ней ракетный грохот

И святая искренность стиха.

 

В нём такая силища таится

Смерти, злобе, тьме наперекор,

Что не зря берёзового ситца

Так боится нечисть до сих пор!

 

О, Россия новых поколений,

Сохранись, поэзию любя!

С днём рождения, Сергей Есенин!

С днём рожденья, Родина, тебя!

 

2.

Неужто же канули в Лету

Творцы и мишени обид?

Посмертная маска поэта

Смиренно в музее лежит.

 

На все непростые вопросы

На гипсе написан ответ:

Там чудится на переносье

Удара смертельного след.

 

Как много досужего крика,

И сплетен, и споров вокруг.

Признайте, что это – улика,

И всё, замыкается круг!

 

И сразу вселенским пожаром

Становится вдруг уголёк.

Так, значит, родился недаром

В музее «нелепый» слушок,

 

Что будто бы хвастался кто-то,

Потомственной спесью согрет,

Что чисто когда-то сработал

Его засекреченный дед!

 

«Повесился? Ну, не смешите!

Сначала – наганом по лбу.

А там, господин сочинитель,

В «удавочку» – и на трубу…».

 

А тем, кто намять святотатцу

Готовился было бока,

Сказал, перестав улыбаться:

«ЧК – это вам не ЦК!».

 

И сгинул. Лишь чёрная птица

Закаркала там невпопад.

Нечистая сила гнездится,

Где память убить норовят!

 

Где бродят зловещие тени,

И шепчутся ветры во ржи,

Что был слишком русским Есенин,

Чтоб долго на свете прожить.

 

Как тело поэта убили –

Сегодня судить не берусь.

Да только подрезали крылья

Мечте под названием «Русь».

 

С того-то и тычется слепо

Сегодня по жизни народ,

Не видя, что выход из склепа

Находится там же, где вход.

 

А может, пожаров завесы

Мешают всерьёз обрести

Неведомый идол прогресса,

Который лелеют вожди?

 

Каким нам путём продираться,

Чтоб главное каждый постиг:

Ценнее любых инноваций

Сегодня есенинский стих!

 

Не в сказки, легенды и были –

В грядущее эта стезя.

А слово его не убили!

Убить это слово нельзя!

 

3.

В Охотском штормовал наш сейнер

Вторые сутки напролёт.

Сказал радист: «Сергей Есенин!».

И – наизусть! Притих народ.

 

Забыли шутки и подначки

И построжели рыбаки.

Слились в одно размахи качки

С размахом огненной строки.

 

Радист читал самозабвенно

Себе, судьбе и нам – «толпе»,

Пока: «Обкалываться. Смена», –

Наш капитан не прохрипел.

 

Когда к железу отовсюду

Бронёю льнёт солёный лёд,

Работаешь и веришь в чудо,

Которое произойдёт!

 

Для всех, родившихся в сорочке, –

А нас в команде – двадцать пять, –

Как заклинанье, бились строчки:

«Когда кипит морская гладь,

 

Корабль в плачевном состоянье...».

...А льду – конца и края нет.

Тогда в смертельном испытанье

Помог нам выстоять поэт.

 

Рвёт ветер времени страницы –

Пришли иные времена.

В метели штормовой стремится

К далёким берегам страна.

 

Кругом неверия сугробы.

Того гляди – перевернёт

Плавучий дом людская злоба,

Как тот охотский клятый лёд.

 

Дрейфует вновь России сейнер,

Опять сбивается с пути.

О, помоги, Сергей Есенин,

Нам нашу Родину спасти!

 

Сквозь беснованье штормовое

Осталось русским лишь одно:

Как лёд, обкалывать чужое,

Чтоб снова не пойти на дно!

 

4.

Был тот день, как будто день пасхальный!

Солнышком весёлым обогрет,

День любви и славы величальной

В том селе, где в мир пришёл Поэт.

 

Боже мой, как ясно и как просто –

Радость жизни дарит нам ответ:

Во Есенине все братья мы и сёстры,

И кощунства в этой фразе нет!

 

Радости в груди сегодня тесно,

Плещет, словно окская вода!

Что? Его поэзия воскресла?

Нет! Не умирала никогда!

 

Кажется, приплясывают клёны –

Музыка плывёт со всех сторон.

И горланит всласть у микрофона

Всероссийский депутат Кобзон.

 

Что Кобзон! Беззубый побирушка –

Вон и тот – совсем не от обид –

«Ты жива ещё моя старушка»

У крыльца музея голосит!

 

Может, для него дороже нету

Этих Константиновских минут…

Всё бы хорошо, да вот поэтам

Выступить сегодня не дают.

 

Чудятся кому-то, видно, тучи

И возможный громовой раскат:

Вдруг да виршеплёты отчебучат

Что-нибудь начальству невпопад!

 

Пусть цветут безоблачные дали,

А смутьянов – ну их, – от греха…

А Есенин, верно б, заскандалил

За боязнь свободного стиха!

 

Как без воли, без рисковых крыльев

Высоту полёта обрести?

Может, и его б не допустили –

Вольнодумцы нынче не в чести…

 

Станет время бабкой повивальной

Или душегубом – всё от нас!

Константиново. И день почти пасхальный.

Не забудем этот светлый час.

 

5.

Чем измерить пространство минут,

Где хватает бахвальства и чести,

А из гулкого зала текут

Восхищенье и ненависть вместе?

 

И стоишь ты дурак дураком –

Одинокий оратор на вече.

Этот жребий – плыть в море людском –

Называется «авторский вечер».

 

Отправляясь в неведомый путь,

Оглядеться и перекреститься:

Ненароком бы не утонуть

В переменчивой этой водице!

 

Где он, добрый спасительный брод

На стремнине потока лихого?

Усыпит, обнадёжит, взорвёт

Или камнем на дно канет слово,

 

Что летит безответное в зал

По волнам неизбежных мгновений…

Разве так бы на сцене стоял,

Озираясь и горбясь, Есенин!

 

Он сказал бы, поди: «Распрямись!

Не пристало поэту быть жалким!

Над тобой бесконечная высь,

А не только чердачные балки!

 

Пой, поэт, о родной стороне!

Пой светло! И за тучами – солнце!

Ждать оваций – как знать о цене

Русской правды, что не продаётся!

 

Трудно вырасти в богатыря

На чужих, понимаешь, объедках…».

Догорай, третий день октября,

Чтоб остаться в потомках и предках!

 

Предназначен единственный путь

Нам в тревожной есенинской сини.

И с него не уйти, не свернуть –

А иначе не сбыться России!

 

6.

Петь стихи любил Есенин

На один простой мотив:

«Ах, вы сени, мои сени,

Сени новые мои!».

 

И сегодня, мне сдаётся,

Было это неспроста, –

Как вода в святом колодце,

Песня русская чиста!

 

Из настоя на печали

Ржи, берёзы и ольхи

С той водицы вырастали

Настоящие стихи!

 

С неприкаянною грустью

В перекрестье страшных лет

Бредил уходящей Русью,

Грезил новою поэт.

 

Где ж вы, новенькие сени

С новым домом, гой еси!

Где ж ты, чудо обновленья

Той есенинской Руси?

Что взамен раздольной песни

Мы пустили на порог?

Неужели Русь воскреснет

Под какой-нибудь там рок?

 

Как Емелям-лежебокам

Наконец-то слезть с печи,

Чтоб припасть к родным истокам?

О, Есенин, научи!

 

Только вместо откровений

Слышится – поют ручьи:

«Ах, вы, сени мои, сени,

Сени новые мои!»

 

7.

 Мечтая о могучем даре
       Того, кто русской стал судьбой,
       Стою я на Тверском бульваре,
       Стою и говорю с тобой.
         С.Есенин. Александру Пушкину

Тверской бульвар живёт своим законом,

И смотрит Пушкин с бронзовых высот

Наискосок, где утренний «Макдоналдс»

Толпу людей размеренно жуёт.

 

Шумит, гудит, рычит, дымит столица

Стадами новоявленных авто.

И редкою экзотикой глядится

Поэт в своём обличии литом.

 

Не здесь ли написал рязанский парень –

России неохватная душа –

В стихах: «Стою я на Тверском бульваре…».

И я стою, чужой Москвой дыша.

 

Неужто здесь, как павшего героя,

Как верного заступника земли,

Холодною далёкою зимою

Есенина круг Пушкина несли?

 

Беспамятного времени примета:

Понять святое – бесполезный труд,

Что памятники – вовсе не поэты,

Поэты – те, кого ещё поют.

 

Поют не здесь, а там – за дальним долом,

В провинции, где Русь ещё жива.

У поколенья бургера и колы

Иные ритмы, песни и слова.

 

Чужая речь, чужой недобрый берег.

Чужие нам, родные – молодым.

И всё-таки так хочется поверить,

Что «всё пройдёт, как с белых яблонь дым»!

 

Что, бабьим летом родины согретый,

Глаза поднимет мальчик на бегу

И вдруг увидит памятник поэту,

И вдруг услышит вещую строку!

 

8.              

                       Я был участником последнего
                Всесоюзного Есенинского праздника.

Шёл тёплый дождик в Константиново,

Кропя водицею святой

Нас, «представителей единого

СССР»... Ах, Боже мой!

 

Давно ли это в Лету кануло?

А над разорванной страной

Привычно царствует отравленный

Кровавый ливень обложной.

 

Шестая часть земли... Невольница –

Былой Руси худая тень.

Но верю я, что свято помнится

Тот дождевой октябрьский день

 

Теперь уж иноземным жителям,

Гражданство поменявшим враз.

Тот дождь – как слёзы Вседержителя

О нераскаявшихся нас.

 

Они – дорога к покаянию

Сквозь неприкаянные дни.

Через года и расстояния

Прольются светлые они

 

И над Рязанью, и над Волгою,

И над свихнувшейся Москвой...

Осилим вместе эту долгую

Дорогу русскую домой!

 

В день озарения осеннего

Так верить хочется судьбе,

Что мы, пришедшие к Есенину,

Придём когда-нибудь к себе!

1990 год

 

9.

Есенин, Есенин, Есенин…

Три раза вот так повтори.

И чудо прекрасных мгновений

Тебя озарит изнутри.

 

Конечно, коль не зачерствела

Душа твоя прочно уже.

А тело… Что бренное тело?

Оно – приложенье к душе!

 

Пусть тела судьба интересней

Досужей стоустой молве.

Поэты становятся песней

Совсем не в кабацкой Москве.

 

Не пьяною фальшью застолий

Наполнены вещие дни.

Из чудных рязанских раздолий

Являются в сердце они.

 

Свет радости, русскую вечность

Несёт настоящий поэт.

Но злобствует липкая нечисть

И застит ему белый свет.

 

Пропойцей, шутом, забулдыгой

Его окрестить норовит.

О, гнусные эти интриги!

О, яростный блуд на крови!

 

Как радостно лютые звери

Глумятся над русской землёй,

Чтоб песню её в «Англетере»

Прервать смертоносной петлёй!

 

Но разве убить эту песню,

Её светозарный полёт?

Она возродится, воскреснет,

Пока существует народ!

 

Пока есть Россия на свете,

Не сбудется царствие тьмы!

Пока верят в свет наши дети,

И внуки, и правнуки – Мы!

 

Покуда для всех поколений

И счастье, и радость, и боль –

Есенин, Есенин, Есенин –

Звучит, как заветный пароль!

 

10.

Тадеуш РУЖЕВИЧ, с польского

В ГОСТИНИЦЕ

Причудилось однажды мне,

Как в гулком номере пустом

То ль на шнуре, то ль на струне

Качается под потолком

Тот самый «чёрный человек»,

Что был с Есениным знаком

И с жутким, проклятым навек,

Тем ленинградским декабрём.

Жестокий мир, где нет чудес,

Где на руке поэта – вот –

Кроваво скалится порез,

Как будто хищный женский рот.

Земные раны за окном

Врачуют хлопьев мотыльки…

Коснуться б ими, как бинтом,

Поэта русского руки!

Но тает быстро первый снег,

Как невозвратные года…

Есенин жил, как человек.

И он остался навсегда

В царстве невиданных стихов!

Чёрный двойник, исчезни, сгинь!

Пусть на земле средь всех цветов

Царит Есенинская синь!

 

11.

Есть у октября одна примета –

Повторением из года в год

Золотые русские куплеты

Осень по-есенински поёт.

 

В Астрахани, Омске и Рязани –

На Руси в провинции любой

Листопад заветными слезами

Плачет над великою судьбой.

 

Сколько в ней мелодий недопето!

Божья дудка, вещая свирель,

Узорочье, чудо бела света,

Удалая пьяная метель.

 

Русская душа моей Вселенной,

И сегодня, и вчера, и впредь

«Будь же ты навек благословенна,

Что пришла процвесть и умереть!».

 

Нет, не умереть, а жить повсюду –

От ракетодрома до стрехи,

В каждом, если в этом миру будут

Красота, Россия и стихи!

 

В заповедном воздухе осеннем

Каждый год рождаются слова:

Вечно жив для нас Сергей Есенин –

Значит, наша Родина жива!