Валентина ЕРОФЕЕВА. РОД ОХРАНЯЮЩИЙ, ОБОГАЩАЮЩИЙ, БЛАГОСЛОВЛЯЮЩИЙ. К 50-летию Александра Леонидова (Филиппова)

 

Валентина ЕРОФЕЕВА

РОД ОХРАНЯЮЩИЙ, ОБОГАЩАЮЩИЙ, БЛАГОСЛОВЛЯЮЩИЙ

К 50-летию Александра Леонидова (Филиппова)

 

Александр Леонидов, урожденный Филиппов, вынужден был взять творческий свой псевдоним, скорее всего, лишь потому что прозаиков Филипповых в южноуральском литературном кусту (Оренбург-Уфа) – пруд пруди. Слегка отделившись от сего обилия псевдонимом-отчеством, он почувствовал себя свободнее и вышел в самостоятельное кругосветное творческое плавание.

Нулевая точка этого плавания – конечно же! – день сегодняшний, именно 19 октября, но 1974 года. Родился он в этот день 50 лет тому назад. Родился в столице благословенного Башкирского края Советской своей родины.

Родословным корням позавидует любой творческий человек, ведь род охраняет, обогащает, благословляет. В данном случае благословляет, минимум, на попытку осмыслить и проявить ту дорогу, которой шли, брели, скакали на конях и разъезжали в экзотически-редких по тем временам авто собственные драгоценные предки.

Итак, дед по отцовской линии – Пётр Филиппов, советский разведчик, один из прототипов героя фильма «Тегеран-43». Отец – известный конструктор-изобретатель Леонид Филиппов. Матушка – основоположница гастритной кумысологии Галина Филиппова (Журавлева).

Сам отпрыск сей знатной линии получил историческое образование в Башкирском госуниверситете. В годы учёбы не бездельничал, наслаждаясь жизнью, как почти все мы, студенты вольно-прохладных гуманитарных наук, а работал над монографией со сложным названием некоего «Луллубейства как феномена древней истории». Эта монография, скорее всего, и стала достойной прародительницей всего последующего творчества Леонидова как прозаика, поэта, публициста – глубокого, объёмного, философски выстроенного исследователя жизни как современной, так и ушедшей уже в историю чуть ли ни тех самых древних феноменальных времён.

Только на нашем сайте с 2016 года, когда он впервые вышел на издание, опубликовано около сотни разножанровых, но одинаково тщательно и глубоко тематически и художественно разработанных – и всегда проблемных! – его произведений. Александр Леонидов ярок, жарок, полемичен (даже для своих по духу) в художественных исследованиях и открытиях. И – мощно масштабен. География его повестей, романов, рассказов – всеобъёмна: на весь земной шарик хватает полёта его мысли, обогащённой философски-историческими изысками и творческой фантазией, подкреплённой глубокими знаниями, которые накапливаются и приобретаются ежемесячно, ежедневно, ежечасно. Если начать перечислять – основателем и разработчиком каких проектов он является, после того как отслужил срочную военную службу во внутренних войсках и стал лейтенантом запаса, – страницы убористого текста не хватит. Его – сначала как публициста, журналиста, а затем уже как исследователя и творца, перевоплощающего полученные знания в слово художественное, – интересовало и интересует объёмное количество проблем.

В частности, исследуя проблемы экономики и финансов, он выдвинул свою теорию психоцентризма, в которой предположил первичную зависимость всех экономических процессов от процессов мышления, сознания, веры и способа передачи информации. От экономического психоцентризма перешел в область политологии, создав новое ответвление – социопаталогию, изучающую психические расстройства коллективного разума. По определению Александра Леонидова, «социопатия – это мышление и поведение, ведущие к вымиранию рода своих носителей». С 2010 года он издавал свой журнал «Национальная безопасность и социопатология» (имеется интернет-версия), является одним из основателей ЕврАПИ – Евразийской Академии проблем интеграции (наряду с другими известными учёными, специалистами в этой области знаний).

На этой крепкой прочной основе состыковки многих наук – как гуманитарных, так и общественно-политических – и искусства произрастает ветвистое, плодоносящее, глубоко укоренённое в традиционной почве древо литературных поисков и достижений Александра Леонидова – крупнейшего явления в творческой копилке современной русской литературы.

Объёмного, широкомасштабно мыслящего человека, дорогого друга редакции Александра Леонидовича Филиппова – с полувековой датой его жизни! Пусть яркость и масштабность ваших помыслов, Александр, и их исполнение в литературной форме и дальше обогащают читателя, сподвигая и его не застывать в позе «ожидающего с моря погоды», а самому творить и корректировать эту морскую погоду жизни!

----------------------

ПРИЛОЖЕНИЕ:

Фрагменты из опубликованной на сайте прозы Александра Леонидова.

 

«Судебная ошибка», рассказ на основе реальных событий. 22.08.2016

«…Егор Наседов, атаман казачьей добровольческой части, пришлый, молчал и думал. Здесь, в лагере укро-военнопленных, в Дробеньках, очень напоминал он себе собственного деда, чем и гордился безмерно. И рубашка зелёная, армейского образца, и чай пьёт из подстаканника, как дед, и бандеровцев расстреливать – что деду, что внуку судьба выпала. Умом понимал Егор Наседов, что он с Урала приехал и на Урал уедет, а местным здесь жить, и оттого в священную их ненависть чужаку лучше не влазить. И всё же, и всё же…

Очень уж убедительно орал этот украинский паренёк из их «добробата» «Смерч», что и бабку и девчонку впервые в жизни видит! Всё против него: гадкий, сальный, склизкий, с чубом на зарастающем щетиной, ранее старательно бритом черепе, с умильной собачьей покорностью в голубых холопьих глазах… Суетился, выстуживался, вперёд забегал – всё начальству угодить старался. Снизу в глаза заглядывал: чего изволите, пан атаман? И все они такие, в пояснице изогнутые: поляк ли, немец ли, американец ли, еврей – заискивают, прислуживают, ластятся, как щенята…

Москалей резать? Та що же, резать… Попал в плен к москалям? Тю, делов-то! Теперь зарежет, кого москали скажут, они теперь хозяева, перед ними станет передком забегать… Кто Коломойскому в ермолке боты лизал, тот уж любому вылижет, все пороги-то сняты – только бы жить паны дозволили да ещё, глядишь, и грошик подкинули…

Пленные «смерчевцы» работали под командой Егора, которого после ранения «сослали» в тыл. Ранение пустяковое было, а ссылка всерьёз: на всякий рапорт ответ, что «заменить тебя, Наседов, некем»…

На фронт Егор рвался не столько от героизма, сколько от непосильной, тоскливой гадливости, возникающей при общении с украинскими военнопленными. Эти люди из нищих семей с окраин бывших советских городов, алкоголики и наркоманы, ничему не учившиеся, ни в какой работе себя не нашедшие, никакого будущего себе не знающие, со странной для вменяемого человека мечтой о «европейской халяве» – были, казалось бы, горьковскими челкашами, люмпенами, классическим трущобным отбросом умирающего города.

Но попав на фронт эти пришибленные беспросветной жизнью побирушки – неожиданным, волшебным образом преображались в лютых садистов, в каких-то запойных палачей. Кто они – кровь людскую пьющие, кровью хмелеющие и кровью же с утра опохмеляющиеся?

Мстят ли они народу Егора Наседова за собственную незадавшуюся жизнь, за собственную никчёмность, глянцевыми плакатами про Европу прикрывающие угаслую жизнь в ветшающих и давно не отапливаемых «хрущовках», где стёкла заменяет фанера? Почему мстят они за аборт своей судьбы шахтерским детишкам, а не Вальцману, не Коломойскому – акушерам черной приватизиции?

Ну ладно – думал Егор – допустим, они «мстюны». Им ходу никуда в жизни нет – вот они и отрываются, на ком позволили паны. Так почему же в таком случае, попав в плен, эти изверги, упитанные кровью, в мгновение ока превращаются в кротких овечек, льстивых к победителям, готовых хоть на карачках ползать, лишь бы выжить и снова «своё местечко при пане найти»? Это что, черта национального характера такая – спрашивал людей Егор: делать подлости, которым имени даже нет в человеческом языке, а потом круглить глаза и вопить:

– Братка! Козак! Та ты шо, обидився, чо ли?!

Как в одном и том же человеке, выбривающем голову вокруг опереточного чуба, могут жить такая ненависть и жестокость по отношению к безоружному, слабому – и одновременно такая угодливость, такая рептильность перед вооруженным конвоиром? И ведь они такими были всегда, и дед про них то же самое рассказывал, что и Егор увидел! Ведь сколько случаев, когда бандеровцы в ранге генералов попадали в плен, ползали в ногах у сталинских следователей, вылизывали себе жизнь…

Потом пятьдесят лет, как Василь Кук, писали книжки, обличающие бандеровщину… С лекциями ездили, каялись слёзно, перед народом лбом били в пол… Пятьдесят лет!!! А потом, дождавшись горбачёвщины, как ни в чём не бывало примыкали, старые перечники, к «своим» и успевали книжонку написать – как они страдали, заставленные писать о Бандере плохое! Если такое не видеть своими глазами – в такое же ни в жисть не поверишь!»

 

=======

«Инферно», повесть. 15.03.2017

«…– Тут тоже своя история. Костя Ранаев в 1989 году создал фонд «Спортивные резервы» совместно с краевой федерацией тренеров. Ну, сам знаешь, спортсмены рано уходят, девать себя некуда… Ну, и для отставных спортсменов тоже вакансии открылись… Так что второй охранник у него из бывших спортсменов, через федерацию тренеров. А третий – обязательно офицер-отставник. В 1991 году наш Ранаев создал фонд поддержки ветеранов выводимых воинских частей, и набрал себе полон кузовок бывших разведчиков, спецназовцев, десантников, морских пехотинцев…

– А зачем так сложно?

– Хе, тут мысль глубокая: чтобы сговориться не смогли. У блатных свои расклады, у отставных офицеров свои, а у спортсменов свои. Но сходятся они все на Ранаеве. Как любит говорить наш дорогой Борис Николаевич – «безальтернативная фигура». Такой, знаешь, бизнес и политический тяжеловес… Непростой он человек, Андрей, постарайся с ним аккуратнее… У него кооператив назывался «Минотавр», представляешь… Ну, потом, естественно ЧИФ «Минотавр», банк «Минотавр», холдинг «Минотавр»…

– Я знавал одного дурака с Поволжья, – белозубо оскалился Бангор. – Он свою фирму назвал «Фобос»… Он по неграмотности смысла не понимал, а слово ему понравилось…

– Нет, Андрей, не обольщайся, мы проверяли: Ранаев прекрасно понимает смысл слов… И Минотавр этот – не потому, что ему блажь в извилины въехала… Продуманная такая фига в кармане… Его «папа» спрашивал, когда он тут в столице в Совете Федерации сенатором от Края заседал… Чё, грит, за фантазия такая – Минотавр?

– А он?

– Выкрутился. У него там в числе прочего консолидированная мясная компания, крупный рогатый скот, как и он сам… Типа, с неё начинал бизнес, отсюда и рога, и копыта…

– Ну, что я могу сказать? – улыбнулся Бангор, разглядывая холёные ногти на правой руке. – Весьма неглуп тот сенатор, который из всех имиджей предпочёл имидж мясника… Но я-то еду, надеюсь, не колхозное стадо скупать на корню? Не представляю себя в роли прасола…

– Ты поедешь выкупать каскад ГЭС на реках Края. Это не глиняные плотинки, Андрей, совокупная выработка «МТ-гидро» – 16 миллиардов киловатт/часов…

– Ого! – удивился Бангор. – Это же как у крупнейших гидростанций в мире…».

 

=======

«Плещут холодные волны…», или Где-то в середине девяностых. Рассказ. 1.07.2017

«Шли и шли в устья здешних рек лососи. Покрытые серебристой, легко оползающей чешуей, старики рыбьего мира с выпавшими зубами, плоские, как лещи, шли умирать и кормить своей плотью весь этот Богом забытый край....

Челюсти рыбо-старцев обросли костяными крюками, искривились, на спине вырос горб, чешуя врастала в плоть, словно пыталась скрыться обратно в теле. Шли лососи, потерявшие серебристую свою окраску, малиновые, как садовая ягода. Шли, как орда, как речные гунны. Еще первооткрыватель Владимир Атласов сообщал в своей «скаске»: «А рыба в тех реках морская, породою особая... И идет той рыбы из моря по тем рекам гораздо много и назад та рыба в море не возвращается, а помирает в тех реках и в заводях»...

Тут всё просто, без затей: закон – тайга, медведь – прокурор, лосось – красная икра, а красная икра – это мафия.

Нехитрая пищевая цепочка, до прихода плавучих консервных заводов «Роспромсоюза» заканчивавшаяся на местных криминальных «авторитетах». Не то что бы сжиравших всё – большей частью, всё портящих, но по-таёжному безнаказанных, разнузданных партизан приватизации. Их было некому унять.

Пока не прибыл из столицы в специальную командировку Валериан Шаров, с погонялом «Погон», – сделать так, чтобы консервированию икры никто в здешних краях не мешал...

Здешний представитель холдинга «Роспромсоюз», Алексей Зельба, из бывших, советских «молодых специалистов», заведовавший в прошлом отделением института ихтиологии АН СССР, – явно не справлялся. Уголовщина правила бал по всему побережью, разнузданная и дикая, жуткая своей звериной жестокостью и первобытной силой решимости.

Это – Дальний Восток, край муссонов и круглых булыжников пустых побережий. Тут всё свое – даже растения тут не такие, как везде. Пьяный Шаров, почти сошедший с ума от сахалинского ветра, сдувающего с ног и звенящего в винтах, страшно избивал коллегу Зельбу...

– Вы не понимаете... – пытался что-то объяснить обанкротивший промыслы управляющий Зельба. – Я писал... Я просил... Я ихтиолог... Я не могу с этой уголовщиной... Я ихтиолог...

– Вот что, Ихтиандр... – по-доброму советовал Валериан Шаров, кликомый «Погоном». – Ты эти совковые свои спецухи и заморочки забудь... Ты пойми, ты должен урок убить... Если ты этого не сделаешь – просто я тебя убью, вот и всё...

– Меня не учили... кадров нет у меня, убивать... Я ихтиолог... Я в Академии наук стажировался...

– Надоел ты мне, Ихтиандр, – поводил головой на бычьей шее в «цепурах» авторитет Погон. И снова, внезапным хуком снизу, в подбородок, как-то лихо, по-клоунски, с переворотом, кувыркал кандидата наук Зельбу.

– Не бейте меня! – уже с плаксивой угрозой ныл местный облажавшийся манагер долбанного холдинга, законопатившего Валеру Шарова в такую жуткую и неуютную даль, на край света. – Вы не имеете права, Валериан Петрович... Какое право вы имеете меня...

– Я не только право... – отвечал Погон, всаживая кулак обухом в живот Зельбе. – Я и обязанность такую имею... От самого председателя совета директоров, если тебе интересно...

Валера Погон врал. Председатель Виталий Совенко был из обоймы ЦК КПСС; интеллигентнейший, суховатый и корректный бюрократ, он не велел своему спецпосланцу избивать Лёшу Зельбу.

Он велел только «разобраться по обстановке», чтобы «морепродукты пошли».

Как это сделает Валера Шаров, через сколько трупов – не вопрос кремлёвского завсегдатая, главы огромного «Роспромсоюза», протянувшего щупальца от среднеазиатских республик до Ухты и от стольного града (где с его благословения гнали водку «Стольная») «до самых до окраин», о серые валуны которых разбиваются волны Тихого океана...

Никому не интересно, что тут, в устье реки Усолени, будет делать Шаров. Если «морепродукты пойдут» – миссию Шарова следует считать успешной. Если не пойдут – тогда неуспешной. И всё. Никаких иных директив или ограничений Валере не дали.

Поэтому Валера и полагал, что вправе колотить, как Арлекин – Пьеро, бедного менеджера промыслов, кандидата биологических наук за его «профнепригодность» – неумение убивать конкурентов».

 

=======

«Керенский бульвар», повесть, 13.01.2018

«...И вот, хоть это и дешёвый, постановочный кадр – но он главный кадр памяти Имбирёва: когда они выходили, как им казалось, на грядущие бои за свою страну (которую развалят потом без них и без боя) из железных ворот своего казачьего гаража-кичмана…

Да, именно на ржаво-скрипучем выходе… Она, совершенно по-детски не понимая, о чем идёт речь, выскочила вперед на гарцующем жеребце Кешке. И прямо с седла задорно прокричала:

– Чего вы там цыплят в штанах греете?! Из всех я одна что ли мущинка?!

Она не очень понимала это новообразованное казачье движение – что, кто, зачем, куда, – но вся её музыкальная, чувственная, ветреная натура впитывала направленные на неё флюиды восхищения и боготворения, наивных «книжных детей» ХХ века.

Она наслаждалась этим вниманием: очень по-женски, гарцуя, и гарцуя не только в седле клубного коня. Ей непонятен был смысл и итог запланированного казаками «ледяного похода» на Москву, «вешать Ельцина»; но ей безумно нравился сам процесс…

Как заправская артистка – раз уж взялась из-за парня своего играть в этом мюзикле – она прокричала, поднимая узкую ладонь флажком:

– Мы русские! С нами Бог!

Рядом был «князь»Трефлонский – человек, старательно игравший в аристократа, как все в перестройку в кого-то играли… Так и играл, до самой своей непонятной смерти, которая, хоть и настоящей стала, – не исключено, была следствием его упорной игры…

«Князь» Трефлонский всегда знал, что эта вот девушка, его нордическая подруга Ольга – идеал для воинствующего ботаника. А тут особенно остро это прочувствовал…».