Ирина ЗАХАРОВА. Я ПРЕДЧУВСТВУЮ КОЖЕЙ ДЫХАНЬЕ ТВОЁ. Лирика

 

Ирина ЗАХАРОВА

Я ПРЕДЧУВСТВУЮ КОЖЕЙ ДЫХАНЬЕ ТВОЁ

 

РОДИНА МАЛАЯ

Родина малая. Радость великая.

Тихое полюшко, тихая рощица.

Нежное солнце в ладошке с черникою,

Словно малиновка, в речке полощется.

 

Воздух рябиновый. Стаи гусиные.

Теплые ливни. Листва перепрелая.

Клюква в траве и грибы под осиною,

Дымка туманная, изморозь белая.

 

Полные вёдра с водою прозрачною,

Иней на окнах и печка протоплена.

С пылу и жару драники смачные

Маминой свежей сметаною сдобрены.

 

Ранней весною по росной околице

Трактор летит, над ухабами прыгая.

Колокол звонко поёт Богородице –

Родина малая. Радость великая!

 

* * *

Не долюбила. Нет. Как жаль.

И ты меня не долюбил.

Твердят клеветники – «москаль»,

Твердят ревнивцы – «русофил».

 

А я, ревнивая, шепчу,

Когда к груди твоей прижмусь,

Что даже если захочу,

Мне не затмить любовью Русь.

 

Не долюбил. И не таю –

Не долюбила. Долюблю.

Твою любовь, судьбу твою

Я только с Русью разделю.

 

* * *

Хочется вишен или вина,

Ягод под винным соусом.

Тётка моя, Любовь Ильина,

Запутала палец волосом.

 

Что ты ей скажешь? Вишни хочу

С рук твоих есть по горсточке!

Тётка кричит: «Я вас разлучу,

Вымою ваши косточки».

 

Вишни и губы смешивать грех...

Грешные вишни – к гибели.

Моль обожает норковый мех.

Ева живёт по Библии...

 

ПРЕДЧУВСТВИЕ

Переменная облачность. Всё переменно.

На веранде страдает сырое бельё.

Осязаю дыханье грозы внутривенно.

А ещё осязаю дыханье твоё.

 

И от сырости этой прогнили верёвки.

И синюшные веки, и сон отсырел

Высыхает быстрее всего мелочёвка,

А добротная вещь, как всегда, не у дел.

 

Беспризорные тучи не Бог весть откуда,

Распоясавшись, в мякоть вонзили клинок.

И сорвалось дыханье небес полногрудых,

Устремив на меня ледяной кровоток.

 

Переменное всё, а дыханье – подавно.

И твоё, и моё, и вот этих небес,

На которых, как крест из земли православной,

Кровоточит рубец, и мерцает эфес.

 

И промокла душа без того уж сырая,

И халатик насквозь, и сырое бельё.

Когда брови нахмурила ночь грозовая,

Я предчувствую кожей дыханье твоё.

 

* * *

Обречён на безголосье

Синий вечер в тишине.

Скрипнут вдалеке полозья

На заснеженной стерне.

 

Где-то охнет, где-то ухнет,

Свечка вспыхнет высоко.

Трепыхнётся и потухнет

От дыханья твоего.

 

Замурлыкает ли, фыркнет

В эту дрогнувшую синь

И наотмашь ветер чиркнет

Индевелую полынь.

 

Где-то хрустнет ненароком

Под осиной белый наст.

В безголосье одиноком

Столько слышится подчас.

 

То взмахнёт сухая ветка,

То болотные сычи,

Или дрогнет табуретка

У бормочущей печи.

 

Тишина. Какое счастье –

В синей сонной тишине

Это хрупкое безгласье

Безголосой слышать мне!

 

* * *

Сошли снега, дожди своё отлили.

Сирени белой впору зацветать.

Какие женщины вчера тебя любили?

Какие завтра будут целовать?

 

Опять весна в своём разгаре славном

Любовью дразнит первого птенца.

Скажи, пожалуйста, скажи о самом главном,

Чтоб комом в горле встала хрипотца.

 

И я прильну к щеке немного влажной,

Губами выпью с губ твоих вино.

И кто любил тебя вчера – совсем неважно,

Сегодня мне любить тебя дано.

 

* * *

Отсырели сосны-спички,

Ни тепла, ни огонька.

Вот бы сладкой землянички,

Вот бы нежность василька!

 

Прохудились, отсырели

Эти сирые места.

Заколдованные ели,

И сплошная глухота.

 

Глухомань слепее ночи,

И сырой-сырой окрест,

Где идти дорогой волчьей

Даже волку надоест.

 

* * *

Осинки да берёзки,

Туман приник к руке.

Стою на перекрестке,

А ты – на сквозняке.

 

Безликое раздолье

И сырость, хоть убей.

Осиновые колья

Скрипят еще больней.

 

Горластая ворона

Соврёт над головой

Вороньим баритоном –

Чужой, чужой, чужой…

 

Соврёт да не заврётся...

Туманы, сквозняки.

Чужие незнакомцы,

И всё не по-людски

 

* * *

Не к добру и не к худу тучи –

Просто осень, и стынь, и мгла.

И луна о своем канючит,

Хоть я раньше луны легла.

 

И не видела света толком,

Только мглистые пятна луж,

Где опять, как волчица с волком,

Озверели жена и муж.

 

То ли жизнь покороче лета,

То ли осень длиною в жизнь…

У волков есть одна примета –

Вой не вой, а своих держись.

 

И лежишь себе – воешь, воешь…

Воет осень и мгла, и стынь.

А под утро, как солнце, взмоешь

С этих стылых немых простынь.

 

* * *

Тишина без тебя не то молотом,

Не то обухом бьёт по листу.

И слова, как роса перед холодом,

Высыхают в беспомощном рту.

 

Не звенит в разноцветном стеклярусе

Незажженный сегодня ночник,

И безмолвье моё в этом хаосе

В твой безмолвный вливается крик.

 

Я люблю. Но какое беззвучие,

Да и месяц в окне золотист.

Карандаш мой признанья певучие

Опрокинул на скомканный лист.

 

* * *

Скошен луг. Ковыль иссохший

Одиноко на посту,

Как нечаянный прохожий,

Засмотрелся в пустоту

 

Где-то сумрак на задворках,

Где-то осень на сносях.

Затухающая зорька

В перекрашенных сенях.

 

Запах яблочного дыма

И парного молока

Буслік, хата і Радзіма,

І матуліна рука.*

 

Солнце село. В поле дрёма.

Ночь таинственно тиха.

Напевает возле дома

Колыбельную ольха.

 

Лист к листочку еле-еле

В полуночной тишине.

Те листочки песню пели,

Словно мама в детстве мне.

-------------------------------
       *Аистёнок, дом и Родина,
        И мамина рука (бел.)

 

* * *

Мне стыдно, что о жизни знаю мало.

Еще стыдней, что мало понимаю,

Зачем с тобою рядом краской алой,

Как ветвь осины, вечером пылаю?

 

Я не умею справиться с дыханьем,

Как птицы с ним справляются в полёте,

И сердце голосит из закарманья

На самой оголённой гулкой ноте.

 

Мне стыдно, но в стыде своём неловком

Неловким словом с горечью рябины

Доверчивой непойманной воровкой

У женщины краду её мужчину.

 

Как те, что раньше, до меня, украли

И мучились, как я, на полувдохе…

Хороший мой, любимый мой, едва ли

Мне выжить в той бесчувственной эпохе.

 

Мне стыдно. Но стыднее многократно

За молодость мою и эту внешность,

За грёзы – возвратить хоть раз обратно

Июльскую полуденную нежность.

 

* * *

Не то и не так говорила несвязно

И белое платье надела я зря.

А белое-белое сделалось грязным,

И сделался узким разрез от бедра.

 

Не то и не так на куски разрывало

И белое платье, и белую грудь.

Как жаль, что так мало, немыслимо мало

И то на двоих нам осталось вздохнуть.

 

А белое платье порхает, как стая,

Слетевшая с плеч у худого плетня.

Не то и не так говорила другая,

Которая где-то внутри у меня.

 

* * *

Накрыло одиночество внезапно.

Как всякий раз случается со мной,

Когда иду дорогою ухабной,

Уставшая до чёртиков, домой.

 

Иду и спотыкаюсь в каждой яме.

Светло, а на ресницах пелена.

Целует лес холодными губами,

И тянет руки к горлу тишина.

 

Я шаркаю по пыльному просёлку.

И небо, утомленное, в пыли,

Как вкопанное, пялится подолгу

На маленькую девочку вдали.

 

Но руки те на горле ненароком

Затягивают намертво петлю.

И горько! Горько так и одиноко

Из горла вырывается: «Люблю».

 

Воробушек ли, ласточка ль при встрече –

И те меня обходят стороной.

Люблю! А возвращаюсь каждый вечер

К чужому и постылому… Домой...

 

* * *

Одним ребром стою в зените,

Вторым – напрасно тень ловлю.

Я вас люблю. И, как хотите.

И что хотите. Я люблю.

 

Напрасны тени в чистом поле,

Лукавый шёпот ковыля.

Люблю – и всё в одном глаголе:

И жажда жизни, и петля…

 

Не надо клятв, речей, укоров.

И век наш короток, к тому ж

Жена на ужин ждёт вас скоро,

На ужин ждёт меня мой муж.

 

Я вас люблю и, как хотите.

И это – меньшее из бед.

Теперь идите же, идите

И погасите в спальне свет…

 

НЕ БОЛЬНО

Ещё не тьма. Ещё не больно.

Едва коснулся сумрак плеч,

И той глуши моей окольной,

В которой света не зажечь,

 

Я вышла вся, как есть, босая,

В сорочке, вышитой до пят,

Туда, где косы расплетая,

Мои берёзы голосят.

 

О чём они во сне бедовом?

Скрипеньем ночь на части рвут.

И мне твердят безмолвным словом

Что так любимых не зовут…

 

Не больно. Нет. Ещё не больно.

Не вся в глаза упала тьма.

Молчащий голос колокольный

И я, молчальница сама.

 

Под сердцем шёлк ночной сминая,

Ещё молчу. Уже молчу…

А где-то он и та, другая,

Прильнёт во сне к его плечу.

 

* * *

Приснится же такое.

Я девочкой в саду,

Как солнце наливное,

По сумеркам иду

 

И поступью босою,

По темени кружа,

Не вижу за собою

Я чёрного ножа.

 

Не вижу дальше носа.

А дальше – та же тьма

Подмигивает косо:

«Иди, иди сама

 

В чернеющую пропасть,

Где гаснет белый свет,

И солнечная лёгкость

Чернеет от клевет».

 

Приснится же такое.

Сорочка вся влажна.

А ночь сегодня вдвое

Приснившейся черна.

 

* * *

Бредёт дорогой беспокойной

В тени июньской тишина.

Но только там, над высью хвойной,

Она от шума спасена.

 

А снизу люди, пересуды...

Откуда столько их взялось?

Мне туфли жмут, а там разутый

Идёт мальчишка, как Христос.

 

И люди... люди, вы откуда?

Вопрос, конечно же, не к ним.

А туфли снять – опять простуда

И ненавистный мне режим.

 

А здесь, с тобой такая сладость

И в тот же миг такая боль.

Мгновенен час, безмерна тягость.

А люди мимо ходят – вдоль.

 

Не то что ходят, сторонятся,

Едва метнув скользящий взгляд.

А туфли... туфли не годятся.

А губы... губы-то горят.

 

* * *

Забыться сном к заре неспешной,

Когда нарочно ночь светла.

Не помнить губ, ладони нежной...

Забыть? Ну как бы я смогла?

 

Огарок лунный еле тлеет.

Но, Боже, сколько можно тлеть?

Пусть сном моим любовь владеет,

Но даст мне в нём тебя узреть,

 

К груди твоей прижаться крепче,

И всё смотреть, смотреть в глаза,

Как солнце смотрит в тёплый вечер,

Как в душу смотрят образа.

 

Забыться сном. Но как забыться?

Будильник. Чайник. Бог со сном.

И только день мне будет сниться

Одним невидимым пятном.

 

* * *

И снова полночь, как обычно,

Нас по домам вернёт к родным.

Уснёшь с женой ты безразличной,

Усну я с мужем ледяным.

 

И время с бешеною прытью

Сквозь наши пальцы пробежит,

Пока мы кружим по наитью

Над нашей пропастью во ржи.

 

И ты не скажешь: «Полночь, полно!

Остановись, мгновенье, вспять!

Позволь в безумии любовном

Нам необъятное объять,

 

Когда луна, совсем нагая,

Пред ночью чувственной горит…».

С тобою спит жена родная,

Со мною муж законный спит.

 

* * *

Я думала, что некуда прекрасней,

А выяснилось – некуда и хуже.

Бессвязный голос стал ещё бессвязней.

Внутри ещё противней, чем снаружи.

 

«Курлы-курлы»… Доносится откуда?

Откуда веет ветер расставаний?

Выходит, что и счастья нет без худа,

Без долгих нестерпимых ожиданий?

 

Не сжалится безжалостная дата,

Не смилуется вечная минута.

Я думала – от радости крылата.

А выяснилось – горечью согнута.

 

* * *

Какая нежность в утренней заре

И легкое дыхание у сосен,

Когда мечты не отданы жаре,

И день еще не сделался несносен.

 

Когда росою кормишься с руки

Минуты благодушной, как вот эта,

И мысли, словно сосны, велики

В блаженном предвкушении рассвета.

 

И вьётся вслед таинственная нить,

Отмеченная линией межбровной.

Как сладко мне и тягостно любить –

Нигде, ни в чем, ни разу не виновной.

 

* * *

Распорет мгла ночные вены,

И над изломанным листком

Повиснет почерк тяжеленный,

Как русский молот над виском.

 

И чиркнет что-то непослушно

Незаострённый карандаш.

Ах, как мне тесно! Как мне душно

Глядеть на почерк беглый ваш!

 

Писать ответ, когда безгласна,

И мой ответ застыл у рта.

Когда на всё, на всё согласна!

А напишу: «Я занята».

 

* * *

Гляжу я в дремлющую высь,

Где задымлённые макушки

Телами пышными сплелись,

Как тени в нашей комнатушке.

 

Гляжу. И кажется, что там,

Где высота невозмутима,

Мы к этим призрачным телам

Сейчас поднимемся из дыма.

 

Темно, и комната пуста.

Упала тень на подоконник.

На тело белого листа

Упал ненужный женский сонник.

 

* * *

Слишком громко было сказано.

Слишком много гомона.

Никому я не обязана

И никем не сломана.

 

Слишком долгое молчанье,

Безголосье мнимое.

Не на жизнь – на выживанье

Быть тобой любимою.

 

Слишком частое биенье.

Слишком сердце наголо.

От звенящего волненья

Тишина заплакала…

 

Минск, Беларусь