Александр БАЛТИН. ПОЭЗИЯ – СЛИШКОМ СИЛЬНАЯ ВЛАСТЬ. К 70-летию Юрия Полякова
Александр БАЛТИН
ПОЭЗИЯ – СЛИШКОМ СИЛЬНАЯ ВЛАСТЬ
К 70-летию Юрия Полякова
Распадающийся комсомол, перенасыщенный карьеризмом, застигнутый окуляром поляковской прозы в тот момент, когда любое идейное уже ушло на задний план, а на первом – всё ради себя…
«ЧП районного масштаба», долго отфутболиваемое редакциями, взорвалось, наконец, в «Юности», сделав Полякова знаменитым…
Читается ли сейчас?
Но история литературы ценна сама по себе.
…До того – была поэзия Полякова: сочетавшая меру таинственности и глубины, ровно развивающаяся: ибо классические корни дают достойные питательные соки; поэзия, красиво мерцающая смыслами бытия, истолкованными по-своему, пропущенными через фильтры собственной уникальной одарённости:
Мальчик видит,
как заходит солнце,
Сверстники растут,
седеет мать,
Знает: это временем зовется.
Все так просто!
Что здесь понимать?
Позже он поймет,
он убедится:
В мире нет энергии сильней
Той, что в ходе времени таится!
…И душа работает над ней.
Прозаик и драматург Поляков превзошёл себя поэта: повести следовали одна за другой, и в каждой пульсировал раскалённый нерв современности: Поляков касался острия проблем, и кровь, добываемая из сердца, наполняла образный строй книг.
Юмор его виртуозен.
Он блестящ: и – без него не строится никакое повествование.
Очень живые герои: их естественная вписанность в обстоятельства словно определяет меру участия литературы в жизни.
Поляков весь из жизни: и она, отвечая, плещет и блещет в его книгах…
Как интересно ничто превращается в нечто в «Козлёнке в молоке», как интересно строятся культурологические фантомы, и сколь остро продрана литературная среда, знакомая Полякову наизусть…
Занятно – стих его безметофорный, как правило, а сравнения, предлагаемые в прозе, достаточно интересны, живоречивы…
Объёмы ширятся: в «Гипсовом трубаче» и «Грибном царе» Поляков исследует пласты пространств весьма значительные, уходя в ретроспекцию, работая с современностью, сочащейся сарказмом, исследуя, исследуя через суммы художественных образов реальность…
Публицист и прозаик сочетаются естественно: пороховая и огненная публицистика Полякова работает широко, предлагая свежий взгляд на вещи.
Он неустанен.
Новые книги, пьесы, статьи…
«Литературная газета» – фактически сделанная им заново: ведь едва теплилась, когда Поляков стал главным…
Он неустанен.
Он любит жизнь – и она благодарно ответила ему успехом.
Юрий Поляков, мощно затмивший себя поэта собственной популярнейшей прозой, остался именно поэтом: и в прозе берущим силы именно у поэзии, её лирической составляющей, тонкости её звукового рисунка.
Поэзия – слишком сильная власть, чтобы можно было из-под неё выйти, и, дебютировав именно стихами, Юрий Поляков продолжает их сочинять и по сей день.
…И возникают, выплывая из тумана советских, по-разному ныне вспоминаемых времён, строфы: ажурные, снежные, нежные:
Где-то там, в конце пятидесятых, –
Мальчик «Я» с веснушчатым лицом,
В курточке, в сандалях рыжеватых,
Еле поспевает за отцом.
Сероглазый, с уймою вопросов
(«Почему?» – и нет иных забот)
Мальчик «Я», пошмыгивая носом,
Улицей Басманною идёт.
Прошедшее ушло, что ему ещё, собственно, делать?
Оно не уходит никогда, оно оседает в сознанье едкой солью, оно диктует образы, чей трепет не оспорить, раз можно прикоснуться к стихам…
Поляков – поэт интонации и вместе обезоруживающей ясности: той, за которой и стоит подлинность жизни, со всею её переусложнённостью огнями, перспективами и ретроспекциями…
Лёгкое – как туше – касание звука рисует картины полновесно: и мы видим мальчика, еле поспевающего за отцом.
Сами такими были. Как сами такое испытывали:
У религий классовые корни.
Высшей силы не было и нет.
Я, как атеист, конечно, помню,
Что материален белый свет.
Так о чём же речь? Зачем же в ступе
Воду очевидности толочь?
Это днём…
А ночью вдруг подступит…
Сядешь на кровати: страх и ночь.
Каждый испытал этот антрацитовый провал в никуда, ужас, сжимающий аорту, яд, струящийся в бедных венах.
Каждый испытал, но поэт высказался за всех: мощно, точно.
Точность и изящество, как формулы поэзии Полякова.
Поэзии, уступающей в известности его прозе, но никак не отстающей в качестве от оной.