Сергей ШИЛКИН 
Сергей ШИЛКИН
В НЁМ СЛЕДЫ МГНОВЕНИЙ ПРЕЖНИХ…
ПАРИЖ
Висит над Сите в небесах апостроф –
Латунный дамоклов топор.
Колышется струями древних ветров,
Как знаменье, призрак – Собор.
Ещё не родился в Париже Гомер,
Воспевший бы – чёрт подери! –
Как с вечностью спорят дозоры химер,
Храня Нотр-Дам-де-Пари.
Степенные воды с изгибом волны
Оттенка смарагдовых спарж
Скрипят о причалы – и в этом вольны –
Бортами ржавеющих барж.
Над Сеной ажурный парит алконост,
Как в сказках Алён да Ерём, –
Меж Русью и Францией дружеский мост,
Построенный русским царём.
Но время нещадно, губительна даль –
Свалялся клубками ажур.
Осыпались медленно краска и сталь
Ошмётками ржавых кожур.
Под шелест волны и молчанье турбин
Во чревах дешёвых кают
Девчонки из русских дремучих глубин
Парижу себя продают.
И в небо, где россыпь далёких Стожар
Пульсирует сгустком бластом,
Тоскливо взирает парижский клошар
Из ямы под Русским мостом.
1994
ТАНГО С ПАРИЖЕМ
За стеною у соседа
Мучают клавир.
У меня в руках анкета –
Хоть сейчас в ОВиР.
Я решился, всем на зависть,
Умотать в Париж.
Осмотреть каштанов завязь,
Черепицу крыш,
Как крепчает в чанах круглых
Терпкое вино.
Но смущает – много смуглых,
«Голубых» полно…
Вдруг, как гуд басов фагота,
Рядом низкий глас:
«Прежде чем судить кого-то,
Вынь бревно из глаз»…
…Я в анкете всё «открыжу»,
Вытащу бревно.
Мчусь в мечтах я по Парижу
В голубом «Рено».
Едешь влево – там Сорбонна.
Вправо – будет Лувр.
В нём сушёная Горгона
И портреты курв.
Сгинул город в птичьей мантре.
Пейзажист-апрель
Взмахом кисти на Монмартре
Пишет акварель.
Как Полынь в пыли ураньей,
Тлеет в тьме каштан.
Распахнул порою ранней
Дверь кафешантан.
А в полях, где нет селений –
В местности Орли,
В медный рог трубя, оленей
Гнали короли.
По Булони, где овражный
В перелесках склон,
Ищет попусту вчерашний
День Ален Делон.
Издаёт сухой валежник
Под ногами хруст.
В нём следы мгновений прежних
Не отыщет Пруст.
ЗИМНИЙ ПАРИЖ
В Париже я, и вновь зимой –
Полвека пронеслось.
Я вспомнил год 68-й,
Студенческую злость.
Взвывали ветры в декабре,
Как сотня Мэй Ванесс.
С афиш былого – Жан Маре
И хитрый Де Фюнес,
«Самец» брутальный Бельмондо,
Красавчик А.Делон.
Летело Франции ландо
С эпохой под уклон.
Читая в книжках Ж.Кокто:
«Свободу выбирай!»,
Её хлебнули, как никто,
С той чаши через край.
«Глумись, смеясь, дерзи, шали –
Лишь сил не надорви».
Так и дожили до «Шарли» –
«газеты-на-крови».
Забыли вы – идёт ваш род
От киевской княжны.
Сегодня грустен ваш народ
И фильмы не смешны.
Смывает времени вода
Печальных лет амбре…
Я, помню, счастлив был тогда –
В далёком декабре.
НОТР-ДАМ
Хулите злобным воем в волчьем хоре
Вы русский Дух, Собор, избу, ярангу.
Но эта злоба в вас ударит вскоре,
Круг описав подобно бумерангу.
Из наблюдений опытного аборигена
Закрыться б давно испоганенным ртам,
Которые ложью точат.
Забыли вы что ль, как у стен Нотр-Дам
Сжигали красивых девчат?
Вы Веру свою превратили в кистень,
Кумиров себе изваяв.
Вы больше крови проливали за день,
Чем «Грозный» за годы своя…
Пришедшие с юга Махмуд и Хушнуд
(зачем им Флобер с «Бовари»?)
Вас криками с башен гнать скоро начнут
В мечеть Нотр-Дам-де-Пари.
Магриб согревая (натяг тетивы!),
Как яйца зозули удод,
Сегодня и спорить не будете вы –
Париж, очевидно, не тот…
Веками ваш блуд прикрывался Крестом,
Кровавый готовя замес…
И я не согласен впредь с Генрихом в том,
Что стоит Париж всё же месс.
ВИНСЕНТ
В глухом краю, вдали от Бога,
Где травы пахнут, как абсент,
Жил под фамилией Ван Гога
Художник с именем Винсент.
Невесть откудова пришедший
Из дальних далей налегке,
Наивный милый сумасшедший
В потёртом старом сюртуке.
Звон тишины. Дорога к Арлю.
Диск, освещающий простор,
Лучей растрескавшихся марлю
К земле таинственно простёр.
По чину сельского уклада
Посадки выстроены в ряд.
И знойно всполохами злата
В полях подсолнухи горят.
В его картинах праздник света.
В душе понуро и серо.
На мир глядят с автопортрета
Глаза тоскливые Пьеро.
И душу, видимо, не греет
С плеча чужого пальтецо.
Бинта повязкою белеет
Его безухое лицо.
В стенах клинической палаты
(Не хочется об этом вслух)
Отсёк он ухо для оплаты
Услуги сердобольных шлюх.
Ну что ты натворил, безбожник?!
Теперь ведь уха не пришить.
Прославил Францию художник,
Хотя пытался просто жить…
РИО
Как на марсовой рее смотрящий матрос,
С побелевшим от соли лицом,
Глыбокаменно реет над Рио Христос,
Освящённый терновым Венцом.
В этом солнечном городе добрая суть,
Каждый встречный – товарищ и брат,
Руку дружбы готовый в беде протянуть,
Будь ты трижды креол и мулат.
Нет на празднике жизни заплаканных лиц,
Карнавалам не видно конца.
В небе кружатся стаи таинственных птиц
Под всевидящим оком Творца.
В диких зарослях буйно цветущих дерев,
Благодатно сгущающих тень,
Молодые влюбляются, старость презрев.
В Рио царствуют нега и лень.
Растекаясь по склонам, велик и мастит,
Город к ночи немножечко пьян.
Вдоль рокады прибоем своим шелестит
Ат-ланти-ческий океан.
Я готов здесь работать, любить и страдать
Своей жизни последний этап.
(Это чудо когда-то мечтал повидать
Наш российский романтик Остап.)
И, прочувствовав классика мудрый совет –
Мне пока ещё нет и полста, –
Прожить в Рио остаток отпущенных лет
Под священною сенью Креста.
ИСПАНСКИЕ МОТИВЫ
Мне снова вспомнилось то лето,
Когда над плацем Маргариты
Витали запахи Толедо
С кровавым привкусом корриды.
В ночи мерцая, тлели астры.
Рвались на бой быки Памплоны.
И в древней лавке на пиастры
Меняли стёртые дублоны,
На стол рассыпав их из банки,
Давно заржавленной от хлорки.
А на балконе две испанки
Сидели с томиками Лорки.
Их тени яркими пучками
Отбросил к стенке зной янтарный.
Такт выбивая каблучками
Под страсти наигрыш гитарный,
Стремглав, как дикие гепарды,
Кружилась огненная хота.
И всюду с древком алебарды
Маячил призрак Дон Кихота –
Блажного стража Реконкисты, –
Как зыбкий пар над капучино.
А там, где вглубь аквалангисты
Ныряли, пенилась пучина –
Так салютуя каравеллам,
Навек застрявшим в иле плотном.
И время, в ритме чёрно-белом,
Стекало в вечность по полотнам
Неукротимого Дали…
НОЧЬ
Вновь по графику Вселенной Землю чудо посетило.
Ватой стелется в низинах дым потушенных костров.
Растворилось в вечном мраке наше малое светило,
Нас оставив с ощущеньем неизбежных катастроф.
Шебурша в подстилке прелой прошлогоднею листвою,
Кто-то рыскает по лесу в тяжких поисках харчей.
И внимая с тайным страхом дух корёжащему вою,
Я смотрю усталым взглядом в тьму безлунную ночей.
В миг, когда песок истает мерой временных отлучек,
Заскрежещут в высших сферах великаны-валуны,
И блеснёт слепящей риской, как в душе надежды лучик,
Развернувшись на орбите, край потерянной луны.
В небесах обетованных над рекою у избушки,
Где когда-то нелюдимо проживал один бобыль,
Мглу пугая тихим светом серебристой погремушки,
Утонул в пучине неба новый месяца горбыль.
Серп, растущий на востоке, набирает обороты.
А под ним, как будто жемчуг, вырастая на грязи,
Драгоценными дарами неразгаданной природы
Тихо спят в озёрных водах золотые караси.
Засверкал во тьме кромешной миллиард алмазных крошек.
Твердь Вселенной загремела. Как же ей не загреметь?
Это, выброшенный кем-то, покатился лунный грошик.
Свет его струится с неба, как расплавленная медь.
Снова в небе убывает наш космический попутчик.
Пахнет древнею бедою дым реликтовых костров.
Исчезает вечный спутник, словно вражеский лазутчик,
Оставляя нам эпоху наступивших катастроф.
ОХОТА
П.Гладилину
Был вчера я на охоте, на плече держал двустволку.
Темень падала, съедая солнца бронзовый послед,
Что мазнул кровавым бликом в лёд закованную Волгу.
Я шагал, не замечая за спиной прошедших лет.
Слева снежные заносы и террасы гололедей.
Справа с гребня крутояра запорошенный трамплин.
Тихо тикали «Брегеты», отмеряя ход столетий…
Тут, как чёрт из табакерки, вдруг повис, упав на плети
Ив согбенных и плакучих из-за тучи, медный блин.
В паутине чёрных веток с филигранною резьбою
Зыбкий отсвет трепыхнулся, тронув липкую камедь.
От тоски Луна, заплакав, умоляла взять с собою.
С веток капала слезами пламенеющая медь.
Перепуганный немало этой редкостной добычей –
В белый снег её не бросишь, не подаришь, не продашь –
Я, поддерживая свято древний егерский обычай,
Сняв голицы, аккуратно положил Луну в ягдташ.
Мы пошли по крутояру, ночь во тьму следы вплетала.
Заводь звёздная сгустилась запредельной синевой.
По лесам дремучим где-то баба древняя летала
И неслась куда-то в ступе вдоль тропинки стержневой.
У промоины прибрежной волн холодных тихий выплеск
Заглушал собой гуденье трансвселенской пустоты.
В дикой чаще грозно вспыхнул двух звериных зраков выблеск,
Озирая совершенство первобытной простоты.
У меня свело дыханье. Кровь вскипела духом бражным…
Незаметно подготовив дню грядущему причал,
Ночь прошла, как жизнь проходит, сгинув в Лету с днём вчерашним.
Вещий Феникс в вышнем небе зов бессмертья прокричал…
НГОРО-НГОРО
В глубине саванны площадь,
Что зовётся Нгоро-Нгоро.
Полосатой бродит лошадь
У такого же забора.
Бродит лошадь без опаски,
Травку ест, орехов сростки.
Я-то думал, зебра – краски,
Что лежат на перекрёстке.
Нгоро – это звёздный кратер.
В Африканском сердце Нгоро.
И сюда не ходит катер –
Нет от моря коридора.
Раньше звери здесь страдали
От ранений и увечий –
Заповедник им создали,
Жили чтоб «по-человечьи».
Бродят стайками по дебрям
Безмятежно зебры эти,
И совсем не нужно зебрам
Уходить на Серенгети.
Серенгети – вроде рая.
С Нгоро рядом Серенгети.
Только там трава сухая,
Словно на другой планете.
Солнце жарит над саванной,
Чтоб скорей бананы спели,
Потому что павианы
Их давно уже не ели.
Жизнь течёт здесь, как при Ное –
Передать нельзя словами.
Вечный мир при вечном зное,
Лишь не дружат зебры с львами.
Я советую вам, дети, –
Не откладывайте сбора.
Приезжайте в Серенгети.
Посетите Нгоро-Нгоро.